Через забвение

Утром в понедельник в мою дверь постучали. На работу я по согласованию с Эдом не пошел. Уезжал он только послезавтра, а на ближайшие два дня дал мне неоплачиваемый отпуск с наказом уладить все мои дела, снабдил телефоном проверенного (и, по его уверениям, не баснословно дорогого) адвоката и пообещал прислать врача (который, как и многие в Фолкерке, был кое-чем ему обязан) как можно быстрее. Так что теперь я сидел как на иголках и ждал. Воскресный день и следующая за ним ночь прошли беспокойно. Гарри то забывался тревожным сном, то просыпался, мечась по кровати и жалуясь на боли во всем теле, у него поднялась высокая температура, его периодически рвало. Он по-прежнему смотрел на меня как на абсолютно незнакомого ему человека и несколько раз со слезами на глазах умолял достать ему дозу. Около шести утра его свалил сон, больше похожий на обморок, а я уселся в кресло, разрываясь между желанием поспать и невеселыми мыслями о будущем, нерасторжимо связанным с моим прошлым. Прошлым, в котором я — Северус Снейп, а ныне Себастьян Эванс, бывший профессор зельеварения, декан факультета Слизерин и директор школы чародейства и волшебства Хогвартс — был магом. И как считалось — довольно сильным. Казалось, что с тех пор минули миллионы лет, но еще ни разу за все полтора года моей жизни среди магглов я не жалел так глубоко, что напрочь лишился магии. «Будь я волшебником, — думал я, — вполне возможно, что мне по плечу было бы справиться с нынешней ситуацией самому, а не сидеть здесь, мучаясь от беспокойства и чувства собственной беспомощности». Но так уж распорядилась судьба, а она никогда не была особенно благосклонна ко мне, ибо выйдя из Национальной шотландской королевской больницы Фолкерка после долгих месяцев лечения со все еще плохо смыкающимися связками и голосом, напоминавшим воронье карканье, я обнаружил полное отсутствие магии. Я заподозрил неладное, еще находясь в госпитале, когда не сумел применить простейшие беспалочковые чары Акцио (разумеется, я не рисковал и предпринимал попытки, лишь оставшись в палате в одиночестве) и был вынужден каждый раз тащиться за стаканом воды самостоятельно. Вначале я списывал утрату волшебства на все еще продолжавшуюся слабость из-за укуса змеи Волдеморта, колоссальной кровопотери (которая, несомненно, стала бы причиной моей смерти, не прими я заранее изрядную дозу Кроветворного) и перемещения посредством портключа в полумертвом состоянии. Все это было способно абсолютно истощить магическое ядро, поэтому не удивительно, что беспалочковая магия перестала меня слушаться. Пробовать колдовать с помощью палочки тоже не представлялось возможным. Когда я очнулся в больничной палате, ее со мной не оказалось, вероятнее всего, просто выпала из ослабевших пальцев, а может быть, ее забрали себе переодевавшие меня санитары. Конечно, такого развития событий не мог предусмотреть даже я, хотя, как мне казалось, принял все мыслимые меры предосторожности, собираясь на встречу со своим «милейшим» хозяином: неделю до того пил антидот от яда Нагайны (образец которого достался мне чисто случайно, когда она на моих глазах сожрала бывшую коллегу по Хогвартсу, преподавательницу маггловедения Чарити Бербидж), перед тем как отправиться в Визжащую хижину, выпил Кроветворное, а в карман мантии положил портключ до Фолкерка. Почему я выбрал конкретно этот город — оставалось для меня загадкой до сих пор. Я рассчитывал на пару укусов и среднюю кровопотерю. Но эта тварь так разодрала мне горло, что я еще несколько месяцев после этого был не в состоянии произнести ни единого слова. В полицейском протоколе я значился как «неизвестный пациент, пострадавший в пьяной драке и перенесший операцию на связках». Это было именно то, что я написал двум представителям власти, явившимся расспросить меня об обстоятельствах получения мной подобных повреждений. Выйдя из больницы три месяца спустя, я очутился в незнакомом городе: без денег, документов, друзей и, разумеется, без магии. Даже с собственным именем пришлось пока проститься. Чутье двойного агента подсказывало мне, что, оказавшись в такой дали от волшебного мира, было бы просто глупо остаться Северусом Снейпом и тем самым, возможно, привлечь к себе ненужное внимание. В больнице мне как раз попалась под руку книга Конан Дойла, и увиденное в ней имя Себастьян прочно застряло в памяти. Когда меня выписывали, я без раздумий назвался секретарше Себастьяном Эвансом. Почему первой всплыла фамилия Лили, я не мог объяснить себе ни тогда, ни потом. Первые пару недель существования в маггловском мире меня не раз подмывало напиться до кровавых пикси и броситься под колеса чего-нибудь покрупнее, желательно автобуса, но, в конце концов, я столько лет «жил на грани», служа одновременно двум самым могущественным волшебникам всех времен и умудрившись убить одного (правда, по его собственной инициативе) и не умереть от руки другого, не для того, чтобы так пошло покончить с собой... Нет, надо было выкарабкиваться из этого дерьма. Отсутствие документов представляло огромную проблему, но, несмотря на это, мне удалось устроиться на работу сначала грузчиком в большой продуктовый магазин (с условием, что мне дадут спать в подсобке, где уже ютились пять-шесть нелегалов из какой-то африканской страны), а затем судьба наконец повернулась ко мне лицом, и я встретил Эда. Эдвард Уоллес мнил себя прямым потомком легендарного национального героя Шотландии Уильяма Уоллеса*, но, в отличие от своего героического пра-пра-прадеда, сердце имел скорее доброе, чем храброе**. Высокий (практически на голову выше меня, а это что-нибудь да значит!), рыжеволосый, с абсолютно Дамблдоровского оттенка голубыми глазами, в молодости он, судя по всему, был писаным красавцем. Даже сейчас, в свои почти пятьдесят лет, он считался очень интересным мужчиной, и многие посетительницы ресторана до сих пор на него заглядывались. Совершенно напрасно, надо заметить. Кроме того, что Эд являлся ревностным католиком и старостой местной церкви, он был тайным гомосексуалистом (о чем знали, наверное, только два человека: я и он). Заведение Эда славилось вкусной и по-настоящему домашней пищей в итальянском стиле, что приятно разбавляло простоту меню в прочих здешних ресторанах. Познакомились мы, как это часто бывает, совсем случайно. Накануне мойщик посуды в его ресторане сбежал, прихватив дневную выручку, и Эду срочно требовался новый. Хозяин супермаркета, в котором я работал грузчиком, был его приятелем и позволил заглянуть в подсобку, где в этот момент отдыхали пара африканских нелегалов и я. На предложение после смены в супермаркете пойти чернорабочим в его кафе, за три фунта в час с гарантированной одноразовой кормежкой, подняли руки лишь я и парень из Кении. Эд внимательно посмотрел на него и кивнул мне. В общем, так я стал мойщиком посуды в одном из немногих популярных заведений квартала. Вместо обещанных трех фунтов Эд платил мне четыре, а еще помог снять вот эту самую квартиру. Через пару месяцев наш су-шеф Майкл приболел, и Эд, мечась по кухне как подстреленный и не успевая с заказами, рявкнул, ни к кому, в сущности, не обращаясь: — Кто-нибудь может уже помешать крем Патисьер, сгорит ведь на фиг! Я молча закрыл кран, подошел к плите, на которой варился крем, и, не веря своему счастью, взял в руки деревянную ложку и начал совершать знакомые до боли круговые помешивания: десять раз по часовой стрелке, десять — против. Крем похвалили. Пока Майкл болел, Эдди научил меня готовить лазанью, соус бешамель, болоньезе и ризотто с грибами. Кулинария оказалась сродни зельеварению: точность и аккуратность в сочетании с выверенным временем приготовления почти всегда приносили отличные (и вкусные) результаты. Впервые с тех пор, как я очутился в мире магглов, я получал удовольствие от жизни, а Эдди приобрел су-шефа за четыре фунта в час. Майкла он с превеликим наслаждением уволил — тот постоянно требовал повышения зарплаты и частенько болел. Как ни странно, вскоре меня с Эдом связала крепкая дружба, хотя я с ранней юности тяжело сходился с людьми. Во время коротких перекуров мы много беседовали, и как-то невзначай разговор зашел о женщинах. Эд женился практически сразу после школы и, несмотря на отсутствие детей, раньше считал свой брак счастливым. Но в последние несколько лет сексуальные отношения с женой у него разладились. Он попробовал завести любовницу, страшно при этом переживая, но ничего из данной авантюры не вышло. Не зная, куда себя деть от смущения, Эд сообщил мне, что ему, видимо, нравятся мужчины. И был несказанно удивлен, когда я ответил: — Мне тоже. Через пару дней, вечером после закрытия ресторана, я пригласил его к себе. Мы яростно целовались, периодически стукаясь носами и разражаясь при этом хохотом, помогли друг другу раздеться и распалились до такой степени, что уже мало соображали, но когда встала вечная дилемма «кто снизу — кто сверху?», оказалось, что желающих быть снизу — нет. Для меня этот вопрос решился сам собой очень много лет назад, а Эд просто не представлял себя в пассивной роли. Ситуация, конечно, не из приятных, но мы оба являлись взрослыми разумными людьми. Так что Эд ушел из моей квартиры, имея в зачете первый в своей жизни и довольно-таки неплохо исполненный минет, а заодно утвердившись в уверенности, что когда твой член ласкают сильные мужские руки — это может доставлять море удовольствия. Романа у нас не получилось, но дружбе это не помешало, скорее наоборот. В чем я и убеждался в течение событий последних двадцати четырех часов... * * * Доктор Кэмпбелл оказался настоящим сокровищем. Небольшого роста, лысый, чуть полноватый, с добродушной улыбкой, прячущейся в седых усах и бороде, он напоминал Санта-Клауса, но его диктаторский и уверенный тон, каким он начал отдавать МНЕ распоряжения, после того как внимательно осмотрел Гарри, заставил меня почувствовать к нему уважение. Я даже в своей новой маггловской ипостаси отнюдь не выглядел человеком, которым можно вот так запросто командовать. На несколько часов доктор Кэмпбелл превратил меня в образцового мальчика на побегушках. — Тряпки — долой! И я послушно стянул с Гарри вонючие джинсы, свитер и — не без некоторого содрогания — трусы и выкинул все это в мусорный пакет. — Искупать. Отволок полубесчувственного, постанывающего от боли Поттера отмокать в горячей воде. Потом поменял постель. Поставил возле нее ведро (дойти до туалета Гарри, разумеется, не успевал). Наконец, когда чистый и немного пришедший в себя после укола обезболивающего Гарри лежал в перестеленной кровати, закутанный в мой любимый халат, у нас с доктором освободилось время для беседы. Предлагать выпивку наркологу было бы несколько странно, поэтому я пошел варить кофе. — Спасибо! — он с удовольствием почмокал губами. — Кстати, сварен на славу. «Ну хоть что-то я еще умею «варить»!» — Себастьян, — он бросил на меня быстрый проницательный взгляд, — я ведь могу называть вас Себастьяном? Я молча кивнул. — Кто он вам? Простите за мой вопрос, но это отнюдь не праздное любопытство. Судя по состоянию одежды мальчика, вы подобрали его на улице совсем недавно. Мне нужно знать — каковы ваши намерения и в курсе ли вы, с чем придется столкнуться? Я добросовестно скормил ему сказку про сбежавшего из дома сына школьных приятелей. Кажется, его удовлетворила такая версия. — В таком случае, извините за бестактность, — он окинул взглядом убогую обстановку моего жилища, — все мои визиты оплачены мистером Уоллесом, но на ближайшие пару недель вам потребуется профессиональная сиделка, особенно если вас большую часть дня нет дома. Мальчика ни на минуту нельзя оставлять одного. У меня есть на примете очень порядочная медсестра. Она год назад вышла на пенсию, но сил и здоровья у нее на четверых хватит, а берет она относительно недорого. Двести фунтов в неделю. Двести фунтов!!! Треть отложенных мной сбережений, а ведь надо было еще заплатить пятьсот фунтов за паспорта! Впрочем, деваться было некуда. Я попросил доктора подождать, набрал телефон ресторана и пообещал Эду работать за половину зарплаты весь следующий месяц, если он даст мне ссуду на приобретение документов. Через пять минут дело было улажено. Я получил телефон Марши и заверил, что договорюсь с ней сегодня же, пока она не нашла другой приработок. — Так, с этим вопросом мы разобрались. Поговорим непосредственно о лечении. Что вы знаете о наркомании? — Немного, ну… то есть почти ничего, — честно ответил я. Его брови удивленно поползли вверх. Вероятно, в мире магглов этой теме уделялось особое внимание. — Ладно, я постараюсь объяснить в двух словах. Зависимость обычно возникает как на физическом, так и на психологическом уровне... Минут пятнадцать он читал мне лекцию о природе наркомании, и я понял, что одним лишь снятием симптомов ломки дело не обойдется. — Вам придется в прямом смысле возвращать его с того света. Вам известно, к чему или к кому он привязан, что он любит? «Квиддич», — едва не вырвалось у меня, попутно я пытался вспомнить более привычные для маггловского уха увлечения Поттера. К сожалению, ничего, кроме любви трепать мне нервы, на ум не приходило. — Я не настолько хорошо знал его до побега из дома, — признался я. — Тогда у нас дополнительная проблема. Видите ли, имея диплом нарколога, я еще и специализируюсь в детской и юношеской психиатрии, и боюсь — молодой человек страдает не только от наркозависимости, у него явно выраженная полная амнезия. Из короткой беседы с ним я уяснил, что он, в сущности, ничего о себе не помнит. ____________________________ * Сэр Уи́льям Уо́ллес (гэльск. Uilleam Uallas, англ. sir William Wallace; 1270, Пейсли — 23 августа 1305, Лондон) — шотландский рыцарь, один из военачальников в войне за независимость от Англии. Хранитель Шотландии (регент) в 1297— 1298 годах. Почитается в Шотландии как патриот и народный герой. https://ru.wikipedia.org/wiki/Уоллес,_Уильям ** «Храброе сердце» (англ. Braveheart) — фильм, рассказывающий о борьбе Шотландии за независимость против английского господства. Главный герой фильма — Уильям Уоллес, предводитель шотландцев, в исполнении Мела Гибсона. https://ru.wikipedia.org/wiki/Храброе_сердце_(фильм)