Февральский вечер

      Февраль в этом году выдался на редкость противным. Ледяные порывы ветра пронизывали насквозь, наплевав на теплое пальто, шерстяной шарф и даже согревающие чары, и каким-то неведомым образом проникали прямо в душу, замораживая все чувства и эмоции. По сравнению с этим ощущением холодной пустоты внутри, острые, мелкие капли то ли дождя, то ли снега, беспрерывно сыплющие с темного, затянутого хмурыми тучами неба и оседающие на плечах и волосах, уже не казались проблемой. Скорее наоборот. Они помогали удерживать ощущение реальности, когда своевольный ветер в очередной раз бросал в лицо колючие льдинки, отрезвляя и не давая окончательно погрузиться в состояние ледяного анабиоза, кажущегося таким заманчивым. Особенно иногда.       Северус Снейп с трудом оторвал взгляд от кружащейся в воздухе мороси, отчетливо заметной в тусклом оранжевом свете уличного фонаря, и засунув онемевшие от холода руки в карманы длинного черного пальто, медленно двинулся вперед по улице, туда, где на перекрестке призывно мерцало яркой вывеской самое обыкновенное маггловское кафе. Почему-то вдруг очень захотелось горячего шоколада.       Тонкие бледные губы искривились в усмешке. Северус представил себе выражения лиц своих бывших учеников, а то и коллег, скажи им кто-нибудь, что ненавистный профессор Снейп, признанный «Ужас подземелий» может вот так прогуливаться вечерами по маггловскому Лондону, сменив вечную траурную мантию на обыкновенную одежду, и отогреваться горячим шоколадом с корицей в уютных кафе с круглыми столиками и веселыми красными занавесками.       А, между тем, он мог. Мог гулять, пить, есть и даже — о, Мерлин — улыбаться дружелюбно приветствовавшим его официантам. Мог, потому что, вопреки популярному мнению, являлся человеком. Замкнутым, нелюдимым, озлобленным, временами не в меру язвительным и саркастичным, но всего лишь человеком, прожившим всю свою жизнь в ожидании чуда, но так и не дождавшимся ничего, кроме всеобщего презрения, ненависти и безобразного шрама от укуса змеи на шее. А ведь он надеялся… Гнал от себя эти мысли, убеждая себя в том, что ему безразлично, что будет дальше, и почти убедил, но подсознательно продолжал надеяться, что когда наконец закончится вся эта безумная игра с противостоянием Дамблдора и Темного Лорда, растянувшаяся на десятилетия, когда наконец враг будет уничтожен и исчезнет необходимость постоянно лгать и изворачиваться, все изменится. Что, возможно, когда все долги будут розданы, а вина за совершенные в молодости ошибки искуплена, все еще может быть по-другому…       Как оказалось, не может. И теперь, спустя пять лет после Великой Победы, Северус искренне жалел, что не умер тогда, в Визжащей хижине. Похоже, это было бы наилучшим выходом для него. Но судьба распорядилась иначе, прислав спасение в лице, как бы смешно это ни звучало, Луны Лавгуд тогда, когда он уже был одной ногой за Гранью и надеялся только, что когда яд Нагайны наконец доконает его, он встретится на том свете с Лили.       Каким образом эта странная, явно не от мира сего девица ухитрилась доставить его полутруп в Мунго, осталось загадкой. В себя он пришел уже в палате, чем несказанно изумил дежурного колдомедика, которому понадобилось около пяти минут, чтобы подобрать с пола отпавшую челюсть, и еще около получаса, чтобы донести до Северуса мысль, что с момента, когда он потерял сознание, успев увидеть растрепанную белокурую макушку и сюрреалистичные серьги-редиски, прошло уже три года. На вопрос: с какой стати его — предателя, убийцу и вообще редкостную сволочь — решили лечить, вместо того, чтобы прикопать по-тихому где-нибудь на заднем дворе, последовала возмущенная тирада колдомедика о клятве, долге и прочей чепухе, а под конец, выпустив пар, он сообщил, что Северус Тобиас Снейп официально оправдан, вот уже как два с половиной года и даже награжден орденом Мерлина второй степени, как человек, внесший значительный вклад в победу.       Следующие несколько дней Северус медленно приходил в себя, после длительной магической комы, буквально захлебываясь в лавине обрушившейся на него информации. Оказалось, что Поттер, вопреки его опасениям, все же посмотрел отданные ему воспоминания, после чего благополучно сыграл роль жертвенного барана, оправдав расчеты Дамблдора, и даже умудрился прикончить-таки Волдеморта, в очередной раз подтвердив свою репутацию Мальчика-Который-Выживает-Вопреки-Всем-Законам-Здравого-Смысла. Впрочем, радоваться победе Герою пришлось недолго, потому что буквально сразу же началась длинная вереница разбирательств, судов над выжившими Пожирателями и прочие малоприятные процессы, ни один из которых, разумеется, не мог быть проведен без личного присутствия Поттера. А сам Поттер, по каким-то необъяснимым, одному ему известным причинам, неожиданно начал выступать в защиту некоторых Пожирателей, чем вызвал искреннее изумление, а затем и праведное негодование всего магического сообщества, включая Визенгамот и руководство министерства.       Читая газетные статьи трехлетней давности, Снейп только качал головой, натыкаясь на очередную «сенсацию». Учитывая, что министерству в то время жизненно необходимо было в срочном порядке восстанавливать упавший ниже плинтуса авторитет, только невероятным упрямством Поттера можно было объяснить, что ему удалось заставить этих твердолобых чиновников вынести ему, Северусу, оправдательный приговор. Читая короткий репортаж об этом процессе, Снейп с некоторым дискомфортом поймал себя на мысли, что испытывает благодарность к этому зеленоглазому недоразумению, отстаивавшему его доброе имя с поистине непробиваемым упорством. Остальным повезло гораздо меньше. К изумлению Северуса, Поттеру со скрипом удалось отмазать от Азкабана Нарциссу Малфой, которая, как оказалось, спасла ему жизнь в Запретном лесу, но зато Люциус, а вместе с ним Лейстрендж, Нотт, Макнейр и прочие были приговорены к пожизненному заключению с конфискацией имущества и без права на апелляцию.       На этом разбирательства были завершены, и вроде бы, все наконец вошло в колею. Жить, да радоваться, восстанавливая разрушения и строя светлое будущее, но и здесь Поттер умудрился в очередной раз поставить всех в тупик, неожиданно заявив, что уходит из магического мира. Вот так. Без объяснений. Нет, официально объяснения, конечно, были. Якобы надоела Герою слава, навоевался он на всю жизнь, да и вообще, отстаньте все от меня, хочу мира и покоя, желательно в одиночестве, где-нибудь в маленьком домике в лесу. Но если вдуматься… А министерство, разумеется, было счастливо, устроив в честь Героя грандиозный прием, на котором сам Герой почему-то не появился, и заявив, что полностью одобряют его скромность и уважают выбор. Ну еще бы. Живые герои вообще создают больше проблем, чем пользы, а особенно такие, как Поттер.       А вот Северуса эта новость двухгодичной давности совершенно не обрадовала. Нельзя сказать, чтобы он скучал по невозможному Поттеру, наоборот был рад, что шансы случайно столкнуться где-нибудь с бывшим учеником свелись к нулю, но вот отсутствие возможности сказать банальное «спасибо» за свою восстановленную репутацию оставляла на душе неприятный осадок. Быть должным кому-то Снейп ненавидел, а потому хотелось найти этого самоустранившегося героя и побыстрее разделаться с противным чувством недосказанности, возникшим внутри. Но, очевидно, кто-то наверху решил, что Северус не достоин подобной чести, поскольку найти Поттера оказалось не просто трудно, а невозможно.       Едва выйдя из больницы, Снейп, к тому времени уже составивший четкий план по глобальной реконструкции своей рассыпавшейся в прах жизни, решил, что разговор с Поттером станет в нем первым пунктом. Не вышло. Потратив несколько месяцев на поиски, Северус пришел к неутешительному выводу, что никто… вообще никто не знает, куда делся герой. Ни Грейнджер, ни Уизли, ни кто-либо еще из старых друзей Поттера не имели понятия, где он сейчас живет и чем занимается. Все, словно сговорившись, твердили только одно: «Гарри устал. Гарри решил жить в мире магглов, общаться ни с кем не хочет. Мы уважаем его выбор.» В конце концов, осознав, что проще отыскать прямых потомков Мерлина, чем сбежавшего Поттера, Северус плюнул на свои душевные терзания и с чистой совестью вычеркнул этот пункт из своего списка, посчитав, что сделал все, что мог. Тем более, что у него и других, более насущных дел было немерено.       О том, чтобы вернуться в Хогвартс речи не шло. Несмотря на то, что формально его оправдали и даже наградили, от всеобщей ненависти его это не избавило. Ну и что, что шпионил по приказу Дамблдора? Шпионил же? Значит скользкий тип. Убил Светлейшего и Величайшего по его же просьбе? Так ведь все равно убил. Стало быть — убийца. И вообще, люди добрые, посмотрите на него! Мрачный, злобный, угрюмый — определенно злодей. Ну и кто подпустит подобного типа к детям? Впрочем, Северус и сам не горел желанием возвращаться в школу. Бестолковые студенты уже давно набили оскомину, да и преподавание никогда не было ему интересно. Он по складу характера всегда был больше ученым, нежели преподавателем, а потому, вытряхнув из своего сейфа в «Гринготтс» почти все деньги, коих за последние семнадцать лет скопилось прилично — зарплата учителя, конечно, невелика, но Снейп практически ничего не тратил — открыл свою независимую частную лабораторию, которая уже через каких-то два года стала широко известна в узких кругах.       Снейпа могли не любить, могли презирать или ненавидеть, но не признать, что в зельеварении он — ас, не мог никто. Таким образом, постепенно, у лаборатории появились постоянные клиенты, для которых Северус варил зелья на заказ, а затем к нему начали обращаться и из министерства, запоздало радуясь, что все-таки оправдали, хотя в то время никто вообще не верил, что он выживет.       Жизнь потихоньку налаживалась. В лаборатории появились сотрудники, старый дом в Тупике Прядильщиков он продал, купив взамен небольшую квартирку в том же здании, где располагалась лаборатория, материальное положение стабилизировалось, а общественное мнение о нем из резко-негативного трансформировалось в официально-равнодушное, что вполне устраивало всех, включая самого Снейпа. Но спустя каких-то пару месяцев этой спокойной, относительно счастливой жизни, Северус внезапно понял, что ему… скучно. Нет, не так… Тоскливо. Интересные научные эксперименты перестали радовать, очередное солидное вознаграждение за выполненный заказ равнодушно отправлялось в банк, пропало даже желание язвительно комментировать промахи сотрудников, не способных удовлетворить заоблачные требования Мастера. И вот тогда Северус впервые решил выбраться из своей норы в маггловский Лондон. Откуда у него в голове взялась эта безумная идея, он понятия не имел, просто в один момент взял и аппарировал в Дырявый котел, а оттуда уже отправился на пешую прогулку по переполненным улицам. А через несколько дней повторил. И еще раз.       Оглядываясь назад, он и сам не мог понять, в какой момент ему понравились эти прогулки, поначалу не вызывавшие ничего, кроме глухого раздражения от суеты большого города, но постепенно он понял, что устраивать эти вылазки лучше по вечерам, когда на улицах становится меньше народа, а фонари и многочисленные вывески зажигаются яркими огнями, и гулять лучше не в центре, а где-нибудь в тихих уголках, где почти нет людей, но зато много маленьких уютных заведений, где можно просто посидеть, грея руки о большую чашку ароматного чая и слушая тихую музыку. В такие моменты он почему-то переставал остро ощущать собственное одиночество, которое буквально съедало его изнутри, стоило только вернуться в свою пустую квартиру.       Северус уже давно смирился с мыслью, что он никому не нужен. Никогда не был и никогда не будет. Странно ожидать иного, если всю жизнь чувствовал себя лишним. С родителями, для которых всегда был обузой, с Лили, которая очень быстро начала тяготиться их дружбой… Он даже к Пожирателям примкнул не потому, что разделял больные идеи Темного Лорда, а от отчаянного желания быть нужным хоть кому-то. И это стало его роковой ошибкой. Для Лорда он был всего лишь одним из солдат, для Дамблдора — ручным шпионом, который ценен, только пока приносит пользу, для Поттера… лучше даже не вспоминать. Ирония заключалась в том, что с того самого дня, когда он, движимый слепым ужасом от осознания собственной вины, неосторожно поклялся в верности Дамблдору, обещавшему спасти единственного человека, которому он, Северус, хоть недолго, но был важен, он внезапно стал ценен для многих. Вот только совсем не так, как ему бы хотелось. Да, его ценили, как двойного агента, ценили, как выдающегося зельевара, некоторые даже, как учителя, но это все было не то. Самым большим, самым отчаянным его желанием, в котором он боялся признаться даже себе самому — было желание быть любимым. Хоть кем-нибудь. Хотя бы немного. Но страх быть непонятым, отвергнутым или навязчивым, как когда-то давно, был настолько сильным, что он намеренно выстроил вокруг себя непробиваемые стены из язвительности, сарказма и желчи, чтобы исключить саму возможность сблизиться с кем-то. Чтобы убедить всех вокруг и в первую очередь — самого себя, что ему никто не нужен, что он прекрасно проживет один…       Не проживет. Эту простую истину Северус осознал только сейчас, когда война и все с ней связанное осталось позади. Раньше задумываться об этом как-то не было времени, а сейчас, когда исчезла необходимость бороться за выживание, пришло осознание своего полного, невыносимого одиночества. А вслед за ним и осознание абсолютной бессмысленности его существования, обрушившееся каменной глыбой, погребя под обломками все планы на будущее. Зачем оно — это будущее, если рядом нет никого, с кем можно его разделить? Зачем зарабатывать деньги, если некому их оставить? Зачем совершать открытия и завоевывать авторитет, если им некому гордиться? Эти мысли разъедали душу не хуже яда, рождая где-то в груди глухое отчаяние. И вот, когда это отчаяние становилось невыносимым, он сбегал в мир магглов, чтобы хоть ненадолго почувствовать себя частью этого мира, чтобы увидеть за столиками кафе других, таких же одиноких, как он сам, и понять, что можно выжить и так. В одиночку.       Очередной порыв ветра швырнул в лицо колкие снежинки, заставив вздрогнуть и поежиться от холода. Уткнувшись носом во влажный, покрытый мелкими каплями шарф, Северус толкнул окоченевшей рукой простую деревянную дверь и, услышав приветливый звон колокольчика, вошел в кафе, с наслаждением вдыхая теплый воздух, пропитанный ароматами кофе и свежей выпечки. Взгляд медленно заскользил по помещению, выбирая наиболее удобный столик, но внезапно наткнулся на полузабытую, но страшно знакомую фигуру.       Северус замер, чувствуя непреодолимое желание протереть глаза, чтобы убедиться, что они его не обманывают. Нет, в жизни, конечно, всякое бывает, но… какова вероятность, вот так, совершая прогулку по малонаселенным кварталам Лондона, случайно встретить исчезнувшего несколько лет назад Героя всея Магической Британии? И тем не менее, это был он. Гарри Джеймс Поттер собственной персоной. Почти не изменившийся с тех пор, как Северус видел его в последний раз. Все такой же худой, растрепанный и в нелепых круглых очках, сидит за столиком у окна и задумчиво созерцает скатывающиеся по стеклу капли дождя.       В первую секунду, осознав, что ему не померещилось, Северус поймал себя на желании немедленно уйти, пока его не заметили и сделать вид, что никакого Поттера он не видел, но уже в следующий миг он подавил этот малодушный порыв, решив, что раз уж по какому-то дикому стечению обстоятельств они встретились, нужно довести до конца свой план и все же поблагодарить, после чего с чистой совестью забыть о существовании Поттера на всю оставшуюся жизнь.       Всем существом предчувствуя неловкий и крайне неприятный разговор, Северус расстегнул пальто и медленно, борясь с самим собой, подошел к совершенно не замечающему ничего вокруг Поттеру.       — Кхм… Добрый вечер.       Поттер вздрогнул, будто только сейчас осознав, что возле его столика кто-то стоит, и поднял взгляд.       Северус ожидал от него любой реакции: удивления, раздражения, недовольства, даже презрения, но только не того, что последовало в ответ на его приветствие.       Поттер медленно скользнул по нему взглядом, поправил очки на носу и рассеянно улыбнулся.       — Здравствуйте… Чем могу помочь? — он посмотрел на него своими невозможными зелеными глазами, и в глазах этих — Северус готов был поклясться — не было и намека на узнавание.