***
Дни потекли своим чередом. На работе виделись редко. Драгов действительно совсем забросил дела и теперь наверстывал, работая днями и ночами. С Пашкой был по-прежнему ласков и выглядел влюбленным, но про переезд больше не заикался. За прошедшую после течки неделю они всего разок выкроили возможность побыть вдвоем и заняться тягучим, нежным, практически супружеским сексом. И это было так необычно для Пашки, так прекрасно, так щемяще, что он готов был уже сам заговорить о переезде. Сдерживали остатки гордости. То, что Пашка все-таки понес, стало ясно очень скоро, не прошло и десяти дней. Пашин врач, принимавший у него в свое время и Антошку, сообщил ему эту новость осторожно, он знал, что Тошку парень растит один, и не был уверен, желанен ли еще один малыш. Пашка и сам не знал. Сначала сердце наполнилось чистой радостью. Малыш! У него будет малыш! Потом нахлынули горькие воспоминания. Вспомнилось, как тяжело им с дедушкой пришлось, когда предал Тошкин отец. Тошка родился — ахнули, сколько всего, оказывается, нужно несмышленышу. Жили только на дедушкину пенсию. Спасали огород и любимые дедушкины курочки-несушки. Да еще родительскую квартиру пришлось сдавать, хотя долго не мог себя заставить это сделать, все казалось, что вот-вот они вернутся, обнимут, возьмут внука на руки и все будет хорошо… Да, тяжелые воспоминания. Одному ребенка не поднять, а дедушка совсем сдал. Как поведет себя Драгов, когда узнает? Обрадуется или тоже сбежит? Петечка говорил, что он детей никогда не хотел. И в самом деле, он взрослый альфа, а детей нет. Внезапно Пашку кольнула еще одна мысль — он может и не поверить, что детеныш его! Ведь говорил же, что пьет таблетки! Бог его знает, какие он там таблетки пьет, но малыш-то вот он, уже занял свое место под Пашиным сердцем! Сначала Пашка решил сообщить новость Вадиму вечером, приготовив ужин, откупорив бутылочку вина, но потом снова засомневался, что для альфы эта новость станет радостной, да и сам тянуть уже не мог, хотелось рассказать, и будь что будет. К кабинету шефа подошел с колотящимся сердцем, да так и замер у открытой двери. Вадим с кем-то говорил по телефону. Веселым, даже залихватским голосом он говорил то, от чего Пашке захотелось заснуть и больше никогда не просыпаться. — Ты же знаешь, дядя Альфред, не родился еще тот омега, от которого мне захотелось бы завести сопливого отпрыска! Дети — это же гири на ногах у настоящего самца! Да-да, мое мнение останется неизменным… Дядя Альфред, как же я остановлюсь на одном омеге, а кто покроет других сладких текущих омежек! Пашка уцепился за косяк, боясь упасть. В глазах все поплыло, воздуха перестало хватать. Похоже, падать в обморок перед кабинетом шефа входит в дурную привычку. — Существует такая замечательная вещь, как аборты. Так что, дядя Альфред, не волнуйся, никакой глупый омежка не подцепит меня на крючок таким способом! — продолжал Вадим «гусарским» тоном. — Семейная жизнь не для меня. Только валить и трахать! Дальше Паша слушать не стал. На негнущихся ногах вышел из приемной, в своем кабинете написал заявление об увольнении, потом порвал его. Нельзя увольняться. Он сейчас не о себе, не о своих обидах должен думать, а о своих детях. Один Бог знает, как дается ему видимость ледяного спокойствия. Написал заявление об отпуске, кинул его Жене на почту, отключил телефон и отправился домой. — Ура! Мы едем к дедушке! Папочка не будет ходить на работу! — счастливый Антошка помогал собирать свои вещички, пританцовывая от радости. — А Вадим поедет с нами? — правильно истолковал Тоша папин грустный вид. — Нет, малыш, Вадим не поедет. У него свои дела есть, — сухо ответил Пашка, боясь разрыдаться. — Завтра приедет? — перестал радоваться сынишка, поняв своим чутким сердечком, что произошло что-то непоправимое. — Не приедет, котенок, нам и самим неплохо, — Пашка обнял мальчика. — Но с ним-то лучше, пап, — вырвался Тошка и укоризненно посмотрел на неразумного родителя. — Он детей не любит, сынок, и не хочет, чтобы у него были дети, — вздохнул Пашка, — а ты для меня дороже всех на свете. — Любит он детей, пап, — завозмущался сын, — еще как любит! Поедем к нему! Пожалуйста, пусть он сам тебе скажет! — Нет, малыш, мы к дедушке сейчас, — Пашка прижал к себе сынишку. Этого он и боялся, Тошка привязался к Драгову и будет теперь скучать. И Пашка будет… Он уже скучает…***
— Ты понес, что ли? — единственный вопрос, который задал ему мудрый дедушка. Получив утвердительный кивок, крепко обнял непутевого внука, и Пашка, наконец-то, разрыдался. — Тошку подняли, и еще одного поднимем. Не плачь, Пашенька, дети — это же счастье! Вот твои бы родители обрадовались! На сердце была такая невыносимая тоска, что Пашка держался только ради Тоши. Иначе бы давно свернулся калачиком и прорыдал до вечера, спрятавшись от всех. Но Тошка тоже страдал. Ничем не хотел заниматься, слонялся бесцельно по двору, даже не стал играть с обрадовавшимся его приезду псом. Вздыхал только. — Тошка, ну так же нельзя, — Паша попытался растормошить сына, — давай не будем грустить, пожалуйста. — Пап, а если ты поверишь, что Вадим детей любит, мы заберем его к себе? — Заберем, — невольно заулыбался Пашка, представив, как они «забирают» к себе альфу. Драгов приехал вечером, только начало темнеть. Выскочил из машины взмыленный, обеспокоенный, схватил Пашку в охапку, стал ощупывать, осматривать, принюхиваясь. — Ты что? Что случилось, маленький? Я чуть с ума не сошел! Что это за фокусы? Почему телефон отключен? Пашенька, родной, ты в порядке? Пашка под натиском любимых рук быстро сдался и с наслаждением прижался к груди Драгова. Разве можно быть таким двуличным? Сейчас это любящий альфа, приехавший за своим любимым омегой. Как это сопоставить с услышанным разговором с неким дядей Альфредом? Пашка уже, было, собрался спросить напрямую, но Тошка, кинувшись на шею Вадима, смешал все планы. — Ура! Ты приехал! Скажи папе, что ты детей любишь! — выпалил Тошка, обнимая подхватившего его Драгова всеми конечностями. — Люблю, конечно! Тебя больше всех детей, вместе взятых, люблю! Что за вопрос, Тош? — засмеялся Вадим, с удовольствием прижимая к себе мальчика. — Пойдем, сынок, — подошедший дедушка с трудом отцепил Тошку от Вадима, — пусть взрослые поговорят. Ты же рисунок для Вадима хотел нарисовать — самое время! А вы, молодой человек, — обернулся к Драгову пожилой омега, — чувствуйте себя как дома. — Спасибо вам, — кивнул Вадим. — Я ненадолго, только своих заберу. — Вот и хорошо, — улыбнулся дедушка, подталкивая оглядывающегося Тошку к двери. Своих… Почему он так сказал? А как же… — Рассказывай, счастье мое, что ты там себе опять напридумывал? — устало спросил Драгов, попытавшись обнять Пашу. — Я слышал твой разговор с дядей Альфредом, — вывернулся из рук Пашка. — Мы с Тошей для тебя ничего не значим. — Ффух, вот, значит, как, — выдохнул Драгов. — Значит, так ты мне веришь? А я-то думал… Почему просто не спросить? — Потому что альфам верить нельзя! — запальчиво крикнул Пашка, чувствуя, что слезы вот-вот снова брызнут из глаз. — Сколько я буду доказывать, что люблю тебя и Тошку? Почему мне достался такой дурной омега? — Драгов покачал головой.— Ну, слушай. Дядя Альфред — мой выживший из ума троюродный дядюшка из Германии. Вот уже больше десяти лет он пытается сосватать мне своего перезрелого сына-омегу. И уже больше десяти лет я говорю ему одно и то же. Практически слово в слово. Он отступает, но ненадолго. Через месяц-два звонит снова, и снова я играю роль ловеласа. Дядюшку хочется послать, но по какой-то причине он очень дорог моему отцу, вот и приходится мне актерствовать. Ну, понятно теперь? Я очень люблю вас с Тошей и еще хочу от тебя омежку, а потом и альфеныша, когда наш старший подрастет немного. Я от тебя детей захотел сразу, как только увидел, — Вадим, наконец, смог обнять напряженного Пашу. — Малыш, я очень тебя прошу, в следующий раз, если хоть что-то тебе покажется не так, просто спроси меня, ладно? Пашка и верил, и не верил. Верить хотелось, очень, но Вадим тогда так убедительно говорил… Что-то Паша совсем растерялся… — Папочка, Вадим, я нечаянно, — из дома выбежал плачущий Тошка, — не ругайтесь! Я скрепку проглотил, большую! — Скрепку?! — оба испуганно кинулись к мальчику. — Как? Какую? Где болит? Открой ротик! Здесь больно? — перебивая друг друга и толкаясь, альфа и омега осматривали малыша. — Я только хотел попробовать длинный язык скрепкой прикрепить к своему, как у дракона, — плакал Тошка, — папочка, прости! Животик болит, вот здесь, — он положил ладошку куда-то вниз живота. У Паши потемнело в глазах. Господи, нет! Голова закружилась. Только бы не упасть! — В машину! Быстро! — отрывисто крикнул Вадим, подхватив Тошку на руки. Пашка, махнув охающему дедушке, прыгнул на заднее сидение. Драгов бережно положил Тошу ему на колени. — Ну как ты умудрился, солнышко? — Вадим ласково погладил мальчика по волосам, поняв, что тот перепуган поднявшейся паникой. — Все будет хорошо! Всю дорогу Пашка убаюкивал хнычущего сынишку, глотая слезы. Драгов вцепился в руль, изредка бросая обеспокоенные взгляды в зеркало заднего вида и рыча на всех попадающихся на его пути водителей. В приемный покой больницы влетел с Тошкой на руках, распугивая всех своим рыком. — Ожидайте! — пожилой врач захлопнул у них перед носом дверь. — Ох, уж мне эти отцы-альфы! Рыку-то, рыку! Осмотрим сейчас вашего глотателя металлических предметов, ждите! Потянулись мучительные минуты. Вадим усадил Пашку на колени и вжался лицом в его затылок. — Все будет хорошо! Обязательно! Люблю вас! Все будет хорошо! — бормотал, как молитву. А Пашка и в самом деле молился. — Ну, что, родители! Заходите!— улыбающийся доктор приглашающе махнул рукой. — Можете забирать своего сорванца. Слава Богу, в кармашке нагрудном у него эта скрепка была, испугался он просто! Думал, что проглотил. — Антошка, малыш, как ты нас напугал! — снова оба наперебой тискали смущенно улыбающегося Тошу, теперь уже радостно тормошили, смеялись облегченно. — Папочка, ты же уже не думаешь, что Вадим меня не любит? — улучив момент, шепнул на ухо мелкий. — Вадим очень любит и Антошку, и его папочку! — все-таки услышал шепот Вадим. — Настолько любит, что не может без них жить. И просит своего любимого омегу оказать мне честь и выйти, наконец, за меня замуж. Вадим встал на одно колено и протянул Пашке открытую бархатную коробочку. Паша всплеснул руками. — Эт-то кольцо? Мне? — голос предательски дрогнул. — Давай помогу, все равно отказ не приму, — Драгов встал с колен и надел кольцо на безымянный палец своего омеги. — И не собирался отказываться, — счастливый Пашка любовался кольцом. — Скажи-ка мне теперь, милый мой, мне не показалось? У нас получилось? — Вадим нежно погладил плоский Пашкин животик. — Ты пахнешь так… как будто я скоро буду дважды папой! Пашка зарделся и кивнул, подхваченный радостным альфой. Нежные поцелуи очень быстро переросли в страстные. Ох, кажется, сидеть Витьке сегодня с Тошей… Тошка деликатно отвернулся к окну. Целуются! В штанах у обоих не то что сардельки, по батону докторской колбасы, не меньше. А Витя говорил, что так бывает, когда любят. Любят… И, кажется, у него братик появится скоро… Здорово! Тоша завздыхал счастливо, заулыбался. Потом достал из кармашка и сжал в кулачке счастливую скрепку. У него все получилось…