Часть первая Сказка о Красной Шапочке
С Элвином Честером Стоик был знаком уже очень давно, едва только тот пришёл оборванцем в замок. Мальчишку взял на попечительство один из советников, разглядев в том потенциал, дал ему фамилию и кров, обучил своему делу. А когда мальчик подрос, его наставник, пользуясь своим положением и доверием, приставил подопечного к наследному принцу: защищать и подсказывать. Тот самый вельможа хотел таким образом подобраться поближе к юному Стоику, который со дня на день должен был занять трон своего отца. Однако, план провалился: пятнадцатилетний Элвин не почувствовал ни угрызений совести, ни мук выбора, когда в сумерках королевского кабинета торопливо пересказывал полученный полчаса назад приказ отравить наследника и твердой рукой доставал из голенища сапога кинжал, смазанный ядом. Следующим утром вельможу повесили на главной площади, предварительно отрубив тому руки. А Элвин Честер стал первым подчинённым и другом принца, как и исключением из всех возможных правил. И Стоик за последние несколько лет очень редко сожалел об этом. Но всё же такие моменты имели место быть. Честер был надёжен, король был в нём уверен, а иначе бы и близко не подпустил к своим детям. Причина сожалений была в другом. — Ваше Величество, вы же понимаете, что это значит? Прошло пять дней с рождения Иккинга. На королевство обрушились снежные бури, лёд сковал в бухте корабли, на окнах зацвел иней. Народ, не ожидающий внезапного возвращения зимы, засуетились. За пять дней радость короля от рождения долгожданного сына померкла из-за многочисленных проблем. Был уже вечер. Недавно умер ещё один яркий розовый закат, а Стоик только-только вернулся в замок спустя целый день в городе и собирался ещё несколько часов работать в своём кабинете. Но осуществить намеренное у него не получилось. Честер стоял у недавно разожжённого камина, из-за чего на по всей его фигуре прыгали отсветы пламени, создавая на бородатом лице ужасные гримасы. — Смотря что именно ты прячешь за словами, когда говоришь «это». Король подошёл к собеседнику, встал рядом и устремил свой взор на очаг. Огонь радостно затрещал искрами, разгораясь сильнее. В тени у дверей притаился секретарь, будто послушный сторожевой пёс зорко следящий за тем, как мальчик-служка поспешно зажигает свечи и уходит. — Я говорю про сына Вашего Величества. Прошу не счесть за грубость, но позвольте высказаться, что появление на свет Его Высочества, как и Вам, принесло большую радость мне и всему народу королевств. Господь наш и правда милостив, раз позволил появиться на свет столь прекрасному дитя. Да храни его Пресвятая Богородица, — советник замолчал на несколько мгновений. — Ибо без помощи Всевышнего невинное дитя долго не проживёт. — Почему ты так в этом уверен? — Ваш сын- — У него есть имя. — Но он ещё не крещён. — Это вопрос времени. — Но доживёт ли он до этого времени? Ваше Величество, этот мальчик родился на целую луну позже срока, он мал и слаб. И в этом явно замешана нечистая сила. Элвин Честер был фанатиком. Он обладал абсолютной верой в Бога и колоссальной неприязнью ко всему, что хоть сколько-нибудь относилось к дьявольщине в любом её проявлении и понимании. Если бы ему был дан шанс прожить жизнь ещё раз, то он непременно отправился в крестовый поход или даже возглавил его. Ибо из-за своей вспыльчивости и жажды действий Элвин никогда бы не стал монахом, посвятившим свою жизнь искуплению человеческих грехов и молитвам. — Вы только посмотрите, — продолжал Честер, указывая на провал окна за своей спиной. — В Вастере никогда не бывает ни снега, ни таких заморозков в конце марта. А эти закаты? Это же явное знаменье Господне, что всё происходящее — ведьмины происки. Кроваво-розовый закат давно потух, оставив после себя только тревожные всполохи на серых тучах. Редкие одинокие снежинки сменились плотной стеной. Надвигалась ещё одна буря. — В замке определённо есть несколько ведьм, наславших на Её Величество проклятие, чтобы убить её и вашего тогда ещё не родившегося ребёнка! Этих безбожниц нельзя оставлять безнаказанными! — И что ты предлагаешь? — Конечно же, расследование. Необходимо найти ведьм и предать их суду! — И ты будешь проверять каждую женщину? В королевстве сейчас далеко не самое лучшее положение дел: народ голодает и гибнет из-за недугов, а из-за льда купцы не могут покинуть Бьйорк. Мы даже сократили число караульных в замке, чтобы отправить как можно больше солдат на помощь людям. А ты предлагаешь перенаправить силы на поимку нескольких ведьм? Это ли не расточительство? — Если этого не сделать сейчас, то всё может обернуться гораздо большими последствиями. Стоик подавил тяжёлый вздох. — День был трудным. Нам всем нужно отдохнуть и отложить решение этого вопроса до завтрашнего дня, покуда наш разум не будет в состоянии здраво оценивать и принимать взвешенные решения. Завтра с утра я буду рад выслушать тебя, а сейчас, Элвин, будь так любезен, ступай. В прыгающем свете камина на мгновение привиделось, как лицо старого друга перекосило. Однако, на самом деле, не было ни зло сощуренных глаз, ни вздёрнутого острого носа, ни криво расчерченного рта. — И правда, день был долгим. Всего доброго, Ваше Величество. Мужчина коротко поклонился и вышел, по пути одёргивая расшитый рукав своего сюртука. Дверь за ним закрылась с протяжным скрипом, Стоик поморщился от резкого звука, а сухопарый секретарь тут же откликнулся: — Я сообщу, чтобы смазали петли. — Лучше преступим к работе, петли подождут. Мне бы очень хотелось провести хотя бы немного времени со своей семьёй, прежде чем они отправятся ко сну. — Да, сир. Из-за дневного отсутствия правителя накопилось множество документов, требующих его внимания. За их разбором сумерки сгустились, перейдя в ночь. Воздух напоминал собой смолу, и даже белоснежно чистый снег не мог пробиться сквозь её черноту, пачкаясь и увязая без шанса на спасение. Сонно потирающий глаза служка дважды сменил свечи, когда Стоик, внимательно прочитав последний договор, поставил свою подпись и скрепил его личной печатью. Он первым покинул кабинет, спеша проведать жену и сыновей. Оставшийся один секретарь неспешно прибрал бумаги на столе, затушил огонь в камине, погасил все свечи, за исключением одной, вставленной в переносной подсвечник, и ушёл. Уже ютясь в свой комнате, устроившись за столом рядом с вытянутой узкой кроватью, он дрожащими руками достал из внутреннего кармана жилета помятый конверт. Сургуч поблёскивал в трепещущем свете знакомым рисунком. Молодой мужчина несколько минут вслушивался в тишину, едва дыша, а затем взял нож для бумаги, молнией сверкнувший в темноте. Он так и замер нерешительно, занеся лезвие, но в ходе внутренней борьбы конверт вскрывать не стал, а лишь воровато огляделся по сторонам, хотя видеть его никто не мог, поскольку в своей комнатушке он был один, и спрятал украденное письмо назад, в карман жилета, что не представительно был повешен на спинку кровати. Молодой мужчина задул свечу, лёг в постель и ещё какое-то время сверлил взглядом потолок, пытаясь уснуть под дребезжание стекла: снег сменился градом и теперь ломился в маленькое окошко под потолком. Буря настигла город. Она обламывала ветки деревьев, заметала колеи, свистела вечные колыбельные для сбившихся с пути, проникая в каждую щель и нагоняя ужас на каждого. К утру она достигла апогея. Поэтому едва только забрезжил рассвет, король был на ногах и пытался решать проблемы, растущие, словно снежный ком. Несколько часов подряд он провёл в городе, выслушивая жалобы купцов и пытаясь организовать в главном храме приют для всех желающих. Возвратился в замок Стоик вновь только ближе к вечеру. Немного затихнув, буря ушла дальше на запад. Серые тучи истончились, являя в своих просветах кипящее золотом небо, предвещая ещё один тревожно яркий закат. Дорога давалась тяжело. Вязли в намётанных рыхлых сугробах ноги коня, так что частенько Стоику приходилось спешиваться и вести замыленного скакуна под узду. Поэтому единственными желаниями, когда мужчина ступил под каменные своды, было отправиться в купальни. Однако, как это бывает, единственное желание его исполнено не было. — Ваше Величество, позвольте представить вам брата Лиама. Элвин в компании низкорослого мужчины в непримечательном одеянии подошёл, едва только король миновал парадную лестницу. Лиам склонил голову в приветствии. — Ваше Величество. — Он прибыл из Святого отдела по расследованию еретической греховности*, чтобы решить проблему, о которой я говорил вам накануне. Несмотря на то, что определённой договоренности в обсуждаемом вчера вопросе мы не достигли, я взял на себя смелость пригласить его. — Я сделаю всё возможное, чтобы предать виновных правосудию, — Лиам вновь склонился в лёгком поклоне. Кончики его тонких губ был приподняты в предвкушении, а в глазах пылали отблески костров. Король окинул мужчину хмурым взглядом. Ближайший Святой отдел располагался в соседнем городе, до которого можно было добраться за двое суток на лошади через лес, а в бурю время удваивалось, если только путник не сбивался с пути не забредал в чащобу, где и умирал. Элвин явно думал, что обладает достаточной властью, если решился играть на опережение за спиной Стоика и не считал нужным скрывать подобное. Эта мысль промелькнула в сознании падающей звездой, и король тут же отметил про себя, что надо бы напомнить старому другу о его месте при дворе, а к неожиданному гостю приставить кого-нибудь из своих людей, чтобы проконтролировать служителя церкви. Никто не должен знать секреты королевской семьи. Даже Элвин Честер. Тем более Элвин Честер.***
— Вы хотели меня видеть, аббат Александр? — Да, брат Айден. Мужчина оторвался от своих дел, поднимая взгляд на вошедшего. Айден прикрыл за собой тяжёлую деревянную дверь, придерживая ту за железное кольцо, и прошёл внутрь помещения. Ему на встречу со своего места поднялся аббат. — Я хотел поговорить с вами о найденном две недели назад отроке. Как он? — Нет никаких сомнений, что дитя будет жить. Он всё ещё слаб, однако может теперь сам передвигаться и принимать пищу. — Это благая весть, — Александр подошёл к окну, выходящему во двор монастыря, Айден остановился подле. — Он ещё ничего не рассказал? — Нет, аббат, он молчит. Нам неизвестно ни его имя, ни возраст, ни то, откуда он. В это время предмет разговора стоял на опутанных инеем плитах клуатра и смотрел в серое, низкое, натянутое на горизонт будто кожа барабана, небо. Пустой левый рукав утеплённой рубахи трепетал на ветру белым флагом поражения. К найдёнышу подошёл привратник, положил ладонь на плечо, наклонился и принялся что-то втолковывать. Мальчик кивнул в ответ. А через несколько минут оба они скрылись в стенах келий. — Что же нам с ним делать? — спросил Айден, провожая взглядом две фигуры. — Наш долг — помогать всем, кто нуждается во спасении. Однако мы ничем не можем помочь этому мальчику. Он отказывается говорить с кем бы то ни было. — И вы хотели просить меня попробовать поговорить с ним? — Вы очень проницательны, аббат. Это именно то, о чём бы я хотел осмелиться просить у вас. Если вы не сможете разговорить его, то никто не сможет. — Хорошо, брат Айден, я попробую поговорить с ним после вечерней службы. — Благодарю вас, — мужчина немного склонил голову в поклоне. — Я могу идти? — Да, конечно. Да прибудет с вами Бог, брат Айден. И Айден вышел. Александр медленно вдохнул, вернулся к своему столу, взял одну из книг, стоящих рядом с чернильницей, и отправился в скрипторий. Сегодня вечером ему понадобятся копии нескольких страниц Священного писания.Часть вторая Прекрасный новый мир
Полицейский участок в половину второго ночи далёк от блаженного покоя. Бесконечные монотонные разговоры, на фоне жужжат камеры видеонаблюдения, вентиляция, компьютеры, кофемашины. Здесь отключение электричества смерти подобно, ведь в этом случае работа напичканного электроникой офиса просто встанет, оборвётся. Хезер нервно постукивает длинным ногтем с бесцветным маникюром по своей коленке. Девушка сидит на пластиковом раскладном стуле, закинув ногу на ногу. Короткая кожаная юбка, вельветовая блузка и длинные позолоченные серьги — она явно не вписывается в атмосферу полицейского участка. Ровно как металлические браслеты наручников на её запястьях не вписываются в образ стильной красавицы. Она мечтает о том самом чуде, которое могло бы прекратить работу блюстителей порядка, вроде отключения электричества. Однако, Хезер была не только мила на личико, но и довольно сообразительна, чтобы знать о наличии нескольких запасных генераторов, но всё равно тешила себя столь слабой надеждой. Только бы поскорее покинуть это место. Мельтешение полицейского прямо напротив раздражает. Тот вбивает в компьютерную базу данных свежеполученные отпечатки пальцев мисс Вереск, периодически прерываясь, чтобы ответить на телефонный звонок или спросить что-нибудь у Хезер. — И всё-таки, — вновь отрывается от своего занятия мужчина. — Как вы пробрались на частную территорию, при этом миновав охрану? Хезер хмурится. — Я никуда не пробиралась. В ответ она получает снисходительную улыбку. — Но как вы тогда оказались в половину первого ночи на чужом участке? Телепортировались? — Я. Никуда. Не пробиралась. Говорю же вам, я возвращалась домой после клуба, я шла домой! — То есть, вы отрицаете то, что совершили? Мужчина активно начинает печатать на старенькой клавиатуре, издавая противное клацанье. Вереск закусывает губу. Минутная стрелка настенных часов приближается к отметке сорока, но Дагура всё нет, хотя он обещался приехать как можно скорее, а прошло больше получаса. Девушку начинает накрывать новая волна раздражения, перекрывая панику. — Да. То есть, нет. Как я могу отрицать то, чего не делала? — Хорошо, предположим, всё, сказанное вами, правда. Тогда, если вы возвращались домой, назовите, пожалуйста, ваш адрес. Хезер перекладывает ногу на ногу, скрещивает руки на груди и открывает было рот, чтобы ответить, когда дверь в участок открывается, и входит коренастый рыжий парень. Он оглядывает исподлобья помещение, а потом уверенно направляется в сторону Хезер. — Здравствуйте, я Дагур Вереск, — здоровается он с полицейским. — Что натворила моя сестра? — Присаживайтесь, мистер Вереск- — Спасибо, постою. Так что так случилось? Я понимаю, какая у вас тяжёлая работа, поэтому не хочу отнимать у вас много времени. Несмотря на то, что смысл фразу подразумевал уважение к собеседнику, в позе Дагура и его манере речи нет ни намёка на это. Мужчина несколько секунд смотрит в глаза собеседнику, а после неловко откашливается и бегает глазами по монитору, читая: — Мисс Вереск нашла охрана на территории частного дома, принадлежащего одному из пэров палаты лордов в двадцать три минуты по полуночи. Установить цель проникновения пока не удалось. Сама мисс Вереск отрицает произошедшее. — Она что-нибудь сделала? Испортила? Сломала? — Нет. Ничего. — Тогда почему на ней наручники? — Согласно протоколу. Снимем после улаживания формальностей. — Какое наказание предусматривается в этом случае? — Штраф в размере двухсот фунтов. Его нужно оплатить в течении трёх недель, в противном случае придёт повестка в суд. — Не волнуйтесь, до суда не дойдёт. Я всё оплачу. Сейчас. Последнюю фразу он произносит, глядя в упор на сестру. В его взгляде предельно ясно читается: «Мы с тобой ещё поговорим». — К сожалению, — дежурно начинает полицейский, поднимаясь из-за стола. — Сейчас оплатить штраф невозможно, так как терминалы не работают. Вы сможете это сделать, когда начнётся рабочий день, либо с помощью сайта государственных услуг. С тихим кряканьем наручники освобождают запястья девушки. — Всего хорошего. Обещанный разговор начинается в машине Дагура, едва захлопнулась дверь. — Ну и? Извиниться не хочешь? — За что? Хезер застегивает ремень безопасности и откидывает волосы с плеча. — Хотя бы за то, что позвонила в час ночи. — Но ты же не спал. — Не зарывайся, мелкая. И вообще, ты не хочешь мне рассказать, что на самом деле произошло? Дагур был крутым братом, который мог разрешить проблемы младшей сестрёнки на раз-два. Но вредный характер отбивал всякое желание просить помощи, да и Хезер, когда подросла, решила не прятаться за чужую спину. К тому же старший любил поиздеваться над «мелочностью» проблем и немного покрасоваться прежде, чем браться помогать. И в этот раз Хезер не спешила, несмотря на то, что всё-таки была очень напугана, как бы не храбрилась внешне. Но Дагур был иного мнения. — Ну давай. Мы не сдвинемся с места, пока ты не расскажешь. Они стояли на парковке, расположенной рядом со входом. Надпись «Полицейский участок» висела наискось и светила мертвым неоновым светом. Прямо напротив них, неподалёку от крыльца, в тени от огромного куста сирени пряталась полицейская машина. И то ли от игры света, то ли от пережитого волнения создавалось впечатление, что там, в глубине водительского кресла кто-то есть. Кто-то наблюдает. Неоновые трубки, согнутые в буквы, светят ярче, так, что даже в салоне авто в десятке метров слышно, как они гудят. Кто-то напротив наклоняется к лобовому стеклу. Кожаное сидение скрипит под ним. Серое лицо попадает в луч света. Глаза с лопнувшими сосудами впиваются в Хезер. Мужчина в попытке что-то сказать с присвистом вдыхает… — Мелкая, я с кем говорю? Голос брата достигает сознания сквозь звон в ушах. Дагур щёлкает пальцами прямо перед лицом, привлекая внимания. У Хезер пробегает холодок по спине. Она возвращается к брату и хочет сказать в ответ что-нибудь колкое, но не может. Дрожащие губы не слушаются. — Я задал вопрос. Что случилось? Как ты оказалась в участке? И какой ещё пэр палаты лордов? Длинные пальцы крепче сжимают маленькую сумочку, лежащую на коленях, девушка тяжко вздыхает и выдает: — Я возвращалась домой из клуба и, видимо, немного перебрала, потому что не помню, чтобы планировала нанести кому-либо визит. — То есть, ты напилась и ничего не помнишь? Отлично! — Не совсем верно. — Зато суть ясна. Дагур поворачивает ключ зажигания. Машина, будто ждала этого, мгновенно откликается и мягко трогается с места. Девушка оглядывается через плечо проводить оставляемую позади полицейскую машину. В ней никого нет. — Но ты просто молодец! Двести фунтов улетело в трубу по твоей невнимательности. Сколько раз я тебе говорил, что ты ещё слишком маленькая и неопытная, чтобы пить? — И когда же я стану достаточно зрелой в твоём понимании? В пятьдесят? Да и вообще, как можно заработать опыт, если не пробовать что-либо делать? — В пятьдесят ты будешь слишком стара. — Эй! — Но всё равно, в качестве наказания, я вычту некоторую сумму из твоих карманных. — Чего ты так взъелся? С каких пор ты стал так заботиться о деньгах? Если так переживаешь, то я могу отдать тебе всё, до единого пенса. Зачем ограничиваться парой десятков? — А смысл? Зачем мне мои собственные деньги? Моя цель не возместить убыток, а преподать урок. — Во-первых, эти деньги не твои, а нашей семьи- — Кстати, раз уж ты затронула эту тему. Несмотря на то, что Хезер было, что сказать, она замолкает. — Дядя скоро вернётся. Я бы сам его встретил, но не могу, в это время совещание. — Без проблем, встречу. Когда? — В понедельник, в час дня. — Надолго он? — Вот у него и спроси. — В прошлый раз он приезжал ведь на мой выпускной? Это было три года назад, да и остался он всего на две недели. Надеюсь, — Хезер немного опускает спинку сидения. Фонари за окном проносятся оранжевой вереницей. — Что в этот раз дядя останется подольше. Дагур в ответ только хмыкает. Он не особо любит дядю.***
Просторный, погружённый в полумрак зал постепенно заполнялся. Число свободных кресел за полукруглым столом, накрытым коричневым сукном, постепенно уменьшалось. Напротив того стола на небольшой кафедре стоял стол поменьше и попроще. Столешница была простой прямоугольной формы, без обивки или скатерти. На ней стояло два канделябра с лампочками в виде огоньков свеч, выполненных из матового стекла. Большинство же собравшихся толпилось за резными высокими спинками. Сморкала тяжело приземляется на своё место. Он довольно хмур, и Астрид улавливает связь между настроением Сморкалы и выражением лица вошедшего вожака. — Тебе опять за что-то досталось? Что на этот раз? — шепчет Хофферсон на ухо подопечному, наклоняясь со спины. — Отец каким-то образом узнал о том случае с Торстонами. Короче говоря, меня ждут усиленные тренировки ближайшие три месяца. — По месяцу за число лет, которые ты скрывал ту историю? — Ага. Эти Торстоны — истинные кровососы, даже спустя столько времени они каким-то образом продолжают портить мне жизнь. — Ну, может всё будет не так уж и плохо… — Со мной будет заниматься Плевака. Ты и правда думаешь, что всё будет не так уж плохо? — А мне не попадёт? — Нет. Ты же не часть клана, а фактически приглашённое лицо, поэтому наказать тебя можешь только ты сама. Астрид усмехается. — Но в любом случае, тебе тренировки пойдут на пользу. — Какая же ты бессердечная! И наследник клана Йоргенсонов гордо отворачивается. Хофферсон улыбается. Ей всегда доставляет удовольствие дразнить Сморкалу, а тот инцидент с близнецами-вампирами ещё очень долго будет греть ей сердце. Эта позорная для любого оборотня история произошла летом три года назад, когда Сморкала закончил человеческую школу. Предыдущий вожак стаи Ульв был мудрым волком, он впервые ввёл политику двойственности и заставлял всех членов клана интегрироваться в человеческое общество. Потому что простых смертных гораздо больше, чем существ, в народе прозванных сверхъестественных, прогресс больше не позволяет прятаться от мира в маленьком лесном домике, а люди по своей природе пугливы и страдают от мании величия, считая себя единственной возможной разумной формой жизни. Потому как если два мира столкнуться, то это неизбежно повлечет катастрофу сродни средневековой охоте на ведьм. И вот уже более трёх столетий «нечесть» живёт в тени, прячась среди людей. Поэтому все члены стаи в своё время заканчивали школу. На своём выпускном Сморкала, будучи сентиментальной натурой, несмотря на все попытки казаться бессердечным и крутым парнем, конечно же, дал волю чувствам, проникнувшись моментом, и даже бывшая с ним в тот вечер Астрид, которая страшна в гневе как валькирия, не смогла остановить своего подопечного. Оборотни, вообще-то, гораздо более устойчивы к алкоголю чем люди. Но Йоргенсон пил много и жадно, как дорвавшийся до оазиса странник в пустыне, и в итоге он попался на одну из подколок близнецов Торстон, что учились в параллельном классе. Забияка и Задирака слыли известными шутниками на всю школу, поэтому не отчебучить чего-нибудь в свой последний день они не могли. Ах, да. Близнецы были ещё чистокровными вампирами. А вампиры и оборотни никогда особо не ладили, поэтому целью для своих шуток они выбрали, конечно, Сморкалу, не шибко-то и задумываясь. Наверно, с Астрид они связываться не решались, а других оборотней среди выпускников не было. Торстоны целый вечер не упускали случая пустить шпильку, без устали доканывая уже набравшегося Йоргенсона. Сложно сказать, когда конкретно всё пошло не так (или так, если смотреть относительно близнецов), но, в конце концов, взбешённый брюнет едва не кинулся на оппонентов, желая перегрызть им глотки. Если бы только Сморкала не запнулся о собственную ногу, то он бы точно обратился в волка и растерзал бы неприятелей на глазах у сотни смертных. Хофферсон дорогого стоило потом уничтожить все улики. На память она оставила только несколько фотографий, изъятых у кого-то из бывших одноклассников. Ну, ещё и в качестве компромата. Надо же ей иметь хоть какой-нибудь рычаг давления на непредсказуемого наследника. Хотя… в свете последних событий, скорее всего, они утратят свою актуальность. Воспоминания прерывает голос одного из старейшин, объявляющий о начале собрания. Вожак говорит: «Один — это стая, стая — это один», а в ответ слышится: «Да благословит нас Луна» — ритуальные фразы, над значением которых теперь вряд ли кто задумывается. Поначалу собрание идёт как обычно: вожак говорит о списке дежурства в клановом доме, призывает помогать новорождённым, напоминает о мерах безопасности при обращении. Но ближе к концу Астрид замечает, как старейшины переглядываются между собой, словно выжидая момент. Момент наступает, когда речь заходит о праздновании осеннего равноденствия через две недели. Слово берёт Акелла — жилистый старик, у которого один глаз тёмно-карий, почти чёрный, а другой — пронзительно голубой. Он встаёт со своего места медленно и так же неторопливо обходит стол, оказываясь посередине между двумя столами. — Собратья, — начинает Акелла с небольшим надрывом в голосе. — Праздник Равноденствия для нас один из самых важных, потому что он последний перед Самайном*, а важнее Самайна ничего нет. Вы все это знаете. В этом году Равноденствие особенно важно для нас, потому как в этот раз звезды и планеты выстроились в редком порядке. Мы надеемся на ваше благоразумие, — в этот момент старейшина пронзительно смотрит на Сморкалу, и тому хочется провалится под землю. — Постарайтесь не разгневать богов, если рассчитываете на их милость. Не забывайте, что за нами постоянно кто-то наблюдает. Зал притих. Подобное наставление не было обычным для подготовки к осеннему равноденствию. — Но не забывайте и о самой подготовке, — в диалог вступает другой старейшина. — Мы не отказываемся от традиционного гулянья у костра, посему давайте постараемся, чтобы праздник удался! Тут уже инициативу перехватывает вожак, распределяя обязанности, Акелла возвращается на своё место и до конца собрания ничего больше не говорит. Когда всё заканчивается, из зала все разбредаются по клановому дому, тихие и задумчивые. Сморкала с видом обречённого на казнь, тащится в сторону подземелий, где его ожидает для обещанной тренировки Плевака, Астрид же мастерски игнорирует его жалобные взгляды и решается проветрить голову. Возможно, дело в семейной интуиции Хофферсонов, а может это просто разбуженная Акеллой паранойя, но Астрид кажется, что вот прямо сейчас, в эту самую секунду, начинается что-то страшное.