***
Пробуждение в полдень означало, что Тэгун будет не настолько уставшим, чтобы проспать всю следующую ночь, но как же он этого хотел. Он был бы рад не просыпаться всё это время. Просто раствориться в первых лучах солнца и очнуться лишь на рассвете следующего дня. Ну что ж, похоже, мечты останутся мечтами. Как вариант, он мог продолжить сидеть на их старом уродливом диване с ноутбуком в обнимку, позволив интернету затянуть себя в пучину бесполезности и плавать там, пока он не будет готов пойти спать. Однако это будет непросто, потому что чары дома беспрестанно гудели, и как бы Тэгун ни пытался, он не мог перестать думать, что там, снаружи, был Хакён. И даже если бы он смог отключиться от этого, ему было слишком неудобно на этом диване, чтобы задремать. Все эти мелкие подушки никак не помогали его костлявому телу устроиться с комфортом. Этот диван никогда не был удобным: ни когда они въехали, ни сейчас. Со временем цвет его обивки становился всё более непонятным и загадочным. Тэгун всегда думал, что он был зелёным – как мутное озерцо. Хонбин утверждал, что диван коричневый. Джехван же сказал, что он цвета поноса-после-неудачной-шавермы, что, по мнению Тэгуна, говорило само за себя. Однако это не помешало ему позволить отсосать себе прямо на этом диване, услужливо прошептало его подсознание. Тэгун резко захлопнул ноутбук и спрятал лицо в ладонях, так что, когда он застонал от отчаяния, этот звук был хоть как-то приглушён. - Ты в порядке? – раздался с кухни голос Хонбина, и Тэгун утвердительно промычал что-то в ответ. – Наша ежевечерняя компания снова с нами. - Замечательно, – произнёс Тэгун, на этот раз обращаясь не к Хонбину, а скорее, ко всей Вселенной. Он не мог это сделать. Он не мог провести несколько ночей дома. Его мозг просто не заткнётся. Он будет зудеть ему о чём угодно. О ком угодно. Тэгун уже двадцать лет ни о чём не думал и не собирался, блять, начинать сейчас. Он так решил, и вот он всё ещё, всё ещё здесь. Тэгуну нужно было поговорить с Джехваном. О том, что произошло на этом диване. Он уставился на спинку дивана. Думая, вспоминая. Алкоголь делал все воспоминания размытыми, нежными и немного хаотичными. Джехван тогда… - Нет, – тихо сказал Тэгун и покачал головой, кладя ноутбук на кофейный столик. – Уж лучше я поговорю с вампиром. И эта мысль была вишенкой на огромном панически падающем торте его мозга. Поговорить с Хакёном о предыдущей ночи – это… Это то, что необходимо было сделать. Он не был пьян. Хакён тоже. Не говоря уже о том, что Тэгун подозревал, что после этого вампир станет ещё более приставучим. Так что разговора не избежать. И Тэгун соврал, если бы сказал, что у него нет вопросов. Он просто не был уверен, что хочет знать ответы. Более того, он не был уверен, что ответы успокоят эту бурю внутри него – бурю, ломающую деревья и уничтожающую поля. Он боялся, что то, что Хакён собирался сделать, неважно когда, лишь ухудшит ситуацию. Свет на кухне был включен, и он был куда ярче, чем еле работающая лампа в гостиной. Хонбин сидел за хлипким столом и медленно поедал карри мерзкого жёлтого цвета. Тэгун подумал о диване и поморщился. - Куда пошёл Дже? – спросил он. Хонбин посмотрел в сторону прихожей. - Он сказал, что собирается помыться, так что… Тэгун прислушался, но не было никакого намёка на работающий душ. Единственными звуками, доносившимися до его ушей, был тихий стук черепицы и жующий Хонбин. - Мне нравится, как мы настолько привыкли к вампирам, снующим вокруг, что мы можем просто… Мы даже не перестаём делать то, что всегда делали, – Тэгун не хотел, чтобы его голосе слышался укор, но оно само так вышло. – И говоря «мне нравится», я имею в виду «я ненавижу это». Щека Хонбина надулась – видимо, он переместил туда всё, что жевал, чтобы ответить: - Я, как только встал, посмотрел в окно, – словно защищаясь, сказал он. – Тот стрёмный, что пытался, сука, сожрать меня, сидит на крыльце, а твой на качелях. Твой, эхом отозвался мозг Тэгуна. Мой. - Не называй его так. Он не мой. Хонбин внимательно посмотрел на Тэгуна. Взгляд у него был оценивающий. В этот раз, прежде чем ответить, он всё прожевал. - Его. Он. И снова слова, которые не должны были звучать как упрёк, но всё же. Тэгун почувствовал, как краснеет, и он ненавидел себя за это. Ненавидел своё тело и ненавидел свои желания. - Кровосос. И этот кровосос не мой. Хакён… не мой. Кровосос… нет. Не мой. Взгляд Хонбина стал отсутствующим. - Ты уже несколько раз это сказал, – скучающим тоном сказал он и положил ложку на стол. Она мягко звякнула о поверхность, и этот звук был таким органичным – как щебетание птицы. Странный и одинокий звук. - Но он всегда сопровождает тебя, в то время как нам приходится иметь дело с его лакеями. Вампиры на каждом шагу... - Я в этом не виноват. - Да, но вообще-то виноват, – сказал Хонбин. Очередной упрёк. Мягкий и осторожный, но для Тэгуна он был как нож в сердце. Видимо, что-то отразилось на его лице, потому что Хонбин опустил взгляд. - Но на самом деле это не так уж и важно, – он снова взял ложку и помешал своё карри. – Ты собираешься им сказать, что сегодня мы, как примерные заложники, останемся дома? Было бы неплохо, если бы хоть один из них свалил к ебеням, потому что, когда они там вдвоём, чары просто невыносимы. Тэгун посмотрел наверх, словно мог увидеть магию, пронизывающую всё над ними, оберегающую их. Но над его головой был лишь потолок с разводами. - Да, – произнёс он. – Я собирался. - Мне нравится, что ты их больше не боишься. Эти слова были словно эхо его недавних мыслей. Только они были куда злее. С Хонбином всегда так было. Словно кусаешь грейпфрут, в котором нет сахара, чтобы подсластить горечь. - Я боюсь. Боюсь, – тихо сказал Тэгун, словно сказать это громче было для него подобно гибели. Он коснулся своей кожаной куртки, висящей на спинке одного из кухонных стульев. Кожа была мягкой и потёртой. Это успокаивало. Он украл эту куртку из шкафа родителей, когда ему было четырнадцать. - Я знаю, что рано или поздно их терпение иссякнет и что-то произойдёт. Я не забыл об этом. Я просто… Не знаю. Я не думаю, что это случится сегодня. Хонбин задумчиво моргнул. Тэгун старался выглядеть спокойным. По какой-то причине он чувствовал себя виноватым. Ему было стыдно. Возможно, потому что «Я не думаю, что это случится сегодня» звучит, как «Я верю, что сегодня Хакён не причинит мне зла». Но это было не так. Он не верил, не доверял Хакёну. - Я просто… Я имею в виду, – Тэгун запнулся и покраснел, заметив, как пристально смотрит на него Хонбин. – Ну, ему нет смысла убивать меня. Вряд ли это сделает Джехвана сговорчивее. - Да, а вот твоё похищение сделает, – спокойно произнёс Хонбин. – И хотя я не думаю, что они пойдут на это, учитывая, что они не пытались раньше, но… Просто будь осторожен, Тэк. Тэгун снял со спинки стула куртку и надел её. С мягким лязгом металлические застёжки молнии стукнулись друг об друга. - Буду, – пробормотал охотник. Он услышал, как в другом конце дома по плитке стучит вода, а совсем рядом гудит водонагреватель. Что ж, оставалось надеяться, что не случится ничего такого, из-за чего Джехвану пришлось бы голым бежать в ночь и спасать Тэгуна. Неожиданно до охотника дошло, что у него с собой даже нет склянки с кровью Джехвана. И прошлой ночью не было. Как глупо и неосмотрительно. Но у него просто не было сил просить. Хонбин смотрел, как он идёт через кухню, но опустил глаза, когда Тэгун открыл дверь на улицу. Холод ворвался в комнату. Тэгун поёжился и шагнул вперёд, чувствуя, как начинает жечь уши. И хотя он знал, что он там будет, всё равно вздрогнул, когда боковым зрением увидел Воншика, развалившегося в их старом плетёном кресле. Дверь за спиной Тэгуна со скрипом закрылась, и на крыльце стало заметно темнее. По рукам охотника пробежали мурашки. Он был на улице, один на один с монстрами, и некому было его защитить. Воншик не двигался, и его неподвижность лишь пугала. Тэгун был движением, он был кровью, текущей по венам, паром, вырывающимся изо рта при дыхании. Воншик же либо не дышал, либо был слишком холодным, чтобы его дыхание было видно. В нём не было ничего живого, ничего человеческого – разве что тело. Его одежда – чёрные джинсы и чёрная футболка с короткими рукавами – только подчёркивала его неправильность. Существо, живущее вне времени, не чувствующее ни холод, ни боль. Тэгуну казалось, что он смотрит на жуткого призрака смерти. - Тебе не нужно быть здесь, – изо рта вырвалось облачко пара. Воншик моргнул, одно его плечо поднялось, когда он немного изменил позу. Что ж, двигался он так же неестественно и жутко, как и не двигался. Даже хуже. Словно ночной кошмар воплотился в жизнь. Но вот вампир снова замер и закрыл глаза, всем своим видом показывая, что имел он Тэгуна в виду. Руки охотника так сильно сжались в кулаки, что суставы начали болеть. Кинжал напомнил о себе тяжестью в кармане куртки. - Тэгун, – раздался знакомый голос откуда-то сбоку. Тэгун посмотрел в ту сторону, стараясь не обращать внимания на давно не стриженную жухлую траву. Он прищурился, чтобы лучше видеть: фонарь на крыльце едва работал, и Тэгун не мог даже разглядеть забор вокруг их двора. Но зато он мог видеть очертания Хакёна, медленно раскачивающегося на их качелях. Он сидел в шине: его руки лежали на ней, а голова была запрокинута назад. Его глаза блестели в темноте, отражая свет фонарей. Это было почти так же неестественно, как неподвижность Воншика. Тэгун начал спускаться с крыльца, чувствуя, как прогибаются под его весом ступеньки. Он ступил на асфальт, а затем на траву, мягко шелестевшую под его ногами, пока он шёл к дереву, и цеплявшуюся за штанины. Самые высокие и крепкие травинки неприятно кололи колени. Хакён успел сделать два оборота, пока Тэгун, наконец, не смог нормально его разглядеть. На нём были чёрные штаны, как у Воншика, но не джинсовые, а хлопковые, а также приглушенно-розовая рубашка с закатанными до локтей рукавами. Ещё одно существо, не чувствующее холодных укусов зимы. - Выглядишь замёрзшим, котёнок, – произнёс Хакён. Он взялся покрепче за шину, откинулся назад и начал легонько раскачиваться. Взгляд его блестящих глаз был слишком пристальным, и Тэгуну очень хотелось, чтобы вампир перестал так смотреть, потому что охотнику казалось, что его медленно разделывают. Сейчас Хакён выглядел как хищник. Хищник в нежно-розовой рубашке, но всё же хищник. - И ты выглядишь уставшим. Неожиданно для самого себя Тэгун снова почувствовал прилив ненависти к вампиру. Это не была ни горячая жажда крови, ни ледяное желание уничтожить, ни всплеск эмоций, ни укол злобы. Хуже. Это была печаль, такая сильная и безнадёжная, что Тэгун чуть не разрыдался. - И чья это вина? – спросил он, и горечь в его тоне сделала его обычно мягкий голос грубым и хриплым. Хакён опустил ноги – достаточно низко, чтобы его большие пальцы коснулись земли и качели остановились. Его плечи слегка поднялись, а подбородок опустился. - Ты зол, – пробормотал он, и эта поразительная наблюдательность лишь ещё больше взбесила Тэгуна. – После прошлой ночи я… Охотник невольно зашипел. Он ненавидел то, как интимно прозвучало это предложение. После прошлой ночи. Омерзительный намёк на проведённое вместе время. На некую близость. - Ничего не случилось прошлой ночью, – прорычал Тэгун. В этом и была проблема. Тэгун ничего не сделал прошлой ночью. - Это неправда, – произнёс Хакён. И хотя его голос был ниже, он всё равно звучал моложе. - Мы разговаривали. Ну. Я разговаривал. - Да, ты. Ты в этом хорош, – сказал охотник, не подразумевая комплимент. Судя по тому, как нахмурился вампир, он это понял. - И я уверен, что ты не менее хорош в умении лгать. Плечи Хакёна опустились, и он снова поднял подбородок, глядя на Тэгуна из-под полуопущенных век. - Котёнок, – выдохнул он, и охотник зарычал. Теперь животным был он, а не вампир. - Мы снова собираемся пройти через это? Ты передумал? Всё равно хочешь меня убить? Давай, доставай свой кинжал и вскрой мне грудную клетку. Предложение ещё в силе. Внутренне Тэгун содрогнулся, и его эмоции едва не захватили его с головой, утаскивая за собой, как быстрое горное течение. Его оскал превратился в гримасу боли, и в уголках глаз собрались слёзы. - Прекрати давить на меня, – он едва не плакал, ненавидя себя за то отчаяние, что сквозило в его голосе. – Ты сучий монстр. Прекрати давать мне выбор, я всё время буду делать неправильный. Хакён снова вздохнул и опустил голову. Его ресницы, тёмные и длинные, трепетали, как крылья бабочки. - Я устал ссориться с тобой, котёнок, – пробормотал он. – Мне начинает это надоедать. Одним красивым движением он оттолкнулся от земли и снова начал раскачиваться. - Всё, что я сказал тебе прошлой ночью, было правдой. Почему ты так сильно хочешь верить, что это ложь? Тэгун промолчал, он не хотел думать над тем, как отвечать. Так было проще. Он помотал головой. Хакён заурчал и снова оттолкнулся от земли, раскачиваясь ещё сильнее. Он ждал. У вампиров впереди вечность – они всегда будут брать верх над Тэгуном в вопросах терпения. - Если это правда, – наконец произнёс охотник, – скажи, ты до сих пор думаешь, что попадёшь в ад за то, что тебе нравятся мальчики? И снова урчание – это звук был для Тэгуна как зов Сирен. Ему хотелось сделать шаг вперёд, наклониться к вампиру. - Нет, – ответил Хакён. Тэгун наблюдал, как он подтянул ноги, просовывая их в шину. Теперь Хакён стоял в ней, взявшись за веревку и раскачиваясь, словно маятник. - Раньше взгляд на вещи был проще. Всё было либо белым, либо чёрным. Ты был либо с Богом, либо с Дьяволом. Он тяжело вздохнул и задумчиво посмотрел на затянутый облаками небосвод. - Теперь я понимаю мир лучше. Через мгновение он снова смотрел на Тэгуна, пугающе быстро поймав его взгляд. - А ты? Охотник почувствовал, как между бровей залегла морщинка, и он быстро поднял голову. - Что я? - Ты веришь, что я попаду в ад? – вопрос был задан из простого любопытства, и в нём не было никакого подтекста. - Я не верю в ад, – ответил Тэгун, понимая, что ему надо перестать смотреть в глаза Хакёна и что его ответ нельзя было даже назвать ответом. – Или в рай. Я ни во что не верю. - Почему-то меня это не удивляет, – пробормотал Хакён, скорее, себе, нежели Тэгуну. Плавным движением, похожим на дымок, поднимающийся от потушенной свечи, вампир снова подтянул ноги – теперь он сидел на шине сверху, зажав верёвку между ног. - Ты всегда так думал или же пришёл к этому выводу, когда понял, что тебе нравятся мальчики? Тэгун почувствовал, как все его внутренности устремились куда-то в небо, но виду не подал. Чуть позже он будет очень гордиться собой за такую выдержку. - Мне не нравятся мальчики, – сказал он. Хакён издал удивлённый смешок, который перерос в полноценный хохот. Это был ужасный звук – какая-то жуткая пародия на нормальный смех. Но улыбка у Хакёна была красивой. Тэгун ненавидел себя за то, что заметил это. - Не нравятся? – спросил Хакён, всё ещё улыбаясь и сверкая своими белоснежными зубами. – Что ж, в таком случае у меня действительно нет шансов. Тэгун воздержался от комментария о том, что Хакён был вампиром и что у него в принципе не было шансов. Вместо этого он нахмурился, чувствуя, как на холоде пылают его щёки, и пытался не думать о том, как выводил языком узоры на коже Джехвана. Качели замедлились: Хакён прислонился лбом к верёвке и внимательно посмотрел на Тэгуна. - Котёнок, – пробормотал он. – Ты же знаешь, что это нормально. Охотник потряс головой, чтобы отвлечься от воспоминаний и вернуться в реальность. - Что «это»? – спросил он. - Любить мальчиков. - Я знаю, – сказал Тэгун, медленно моргнув. Он никогда не говорил, что это не нормально. Хакён недоумённо нахмурился. - Тогда почему… Тэгун схватил край шины и хорошенько дёрнул её на себя. Хакён резко качнулся вперёд, и качели завертелись. - Тебе когда-нибудь говорили, что ты утомительный? – спросил охотник только для того, чтобы Хакён заткнулся. Снова смех. В этот раз он звучал не так ужасно, хотя, возможно, Тэгун просто начал привыкать. - Каждый день, с тех пор как мне исполнилось пять, – ответил Хакён, похоже, не особо беспокоясь по этому поводу. Когда качели вновь оказались в зоне его досягаемости, Тэгун снова их толкнул и услышал отчетливый хруст. - Я предпочитаю слово настойчивый… Раздался треск, а затем и шина, и Хакён взмыли в воздух и с глухим ударом приземлились в траву. Видимо, потрёпанная временем и погодой верёвка в конце концов сдалась. Где-то полметра от неё всё ещё свисали с ветки, но большая часть кольцами лежала в траве. Хакён сел: взъерошенные волосы торчали во все стороны, к рубашке прилипла трава. Его ноги всё ещё лежали на шине; широкий воротник рубашки съехал в сторону, полностью оголяя левое плечо. Позади раздался какой-то шум – спустя несколько секунд Тэгун понял, что это смеялся Воншик. Хакён бросил злобный взгляд туда, где тот, предположительно, сидел. Какое-то мгновение Тэгун был поражён тем, насколько тонким и грациозным был Хакён. Он был похож на красивую куклу, которую кто-то бросил на землю. Вампир зашевелился, чтобы встать, но прежде чем он успел, прежде чем Тэгун подумал, что делает, он был уже рядом. Он взял Хакёна подмышки и поднял, что оказалось сложнее, чем он думал. Хакён выглядел лёгким как пёрышко. Казалось, он был сплетён из весенней травы или слеплен рукой мастера, осторожно разрисован, но ничем не наполнен. Он был слишком красив, чтобы быть настоящим. Но его вес был очень даже настоящим – он весил как нормальный человек; это чувство казалось таким естественным. Кожа, кости и кровь. Хакён удивлённо выдохнул: словно капли дождя ударили по неподвижной глади озера. Пара от дыхания не было, потому что, как сразу заметил Тэгун, вампир был ледяным, как оставленный навеки в снегу труп. Он отпустил Хакёна, как только тот встал на ноги, и скрестил руки на груди, стараясь отогреть их. - Ты тяжелее, чем выглядишь, – сказал охотник, внимательно глядя на верёвку под ногами, потому что рубашка Хакёна так и не встала на место и плечо всё ещё было оголено. – И ты холодный. Он мог видеть вампира лишь боковым зрением: тёмное пятно и розовый мазок. - Я… Я не думал, что ты коснёшься меня, – произнёс Хакён, и его голос был странно напряжён. – Я бы… Я могу… Мы можем менять температуру тела. Тэгун слышал об этом. Ему это казалось странным. Он взглянул на вампира. Тот до сих пор выглядел растрёпанным: к его чёрным штанам прилипли травинки, очень заметные из-за контраста цветов, и хотя его причёска выглядела более-менее нормально, несколько прядей торчали в разные стороны. Всё это делало его таким… живым. Это было одновременно и красиво, и жутко. Тэгун протянул руку и осторожно взялся указательным и большим пальцами за воротник рубашки – как будто держал мёртвую крысу – и вернул его туда, где он должен был быть, прикрывая плечо Хакёна. Вампир не шевелился. - Котёнок, – выдохнул он, и в этот раз с его дыханием возникло облачко пара. Тёплое. Словно Хакён ждал, что Тэгун снова его коснётся. Где-то в голове охотника раздался шум, похожий на воздушную тревогу – непрекращающийся и невероятно раздражающий. Тэгун сделал шаг назад и окинул Хакёна взглядом – шелковистые чёрные волосы, сияющие глаза, изящные руки, прилипшая к бёдрам трава. Тэгуну срочно нужно было домой. - Я пришёл сказать, что мы… я не… не собираюсь сегодня охотиться. А из-за вас двоих чары дома просто сумасшедшие, так что… – Тэгун запнулся и сделал какое-то непонятное движение рукой. Он был уже на полпути к крыльцу и сильно сомневался, что смог донести свою идею. Но ему нужно было уйти отсюда, вернуться в дом, где жизнь имела хоть какой-то смысл. Темнота была для мечтаний и фантазий, а Тэгуну за этот вечер их хватило. Хакён не ответил. Хакён вообще ничего не сделал. Он так и стоял столбом перед упавшими качелями. Но вот Воншик… Воншик встал, когда Тэгун ступил на крыльцо. От неожиданности охотник отшатнулся, но скорее инстинктивно. Однако Воншик лишь потянулся к карману и достал оттуда телефон, в котором Тэгун сразу же узнал мобильный Хонбина. - Он всё просил его вернуть, – произнёс вампир, и голос у него был глубже колодца. Он протянул телефон Тэгуну. Он, видимо, значило «Хонбин». Тэгун осторожно приблизился, выхватил из рук вампира телефон и так же осторожно отступил к двери. Он был похож на доведённого до отчаяния бойца – побитого и мечтающего о побеге, – но Тэгуну было всё равно. Он потянул дверь на себя, чувствуя облегчение, когда его встретила волна тепла – словно бальзам на раны. - Скажи ему, – сказал вампир, прежде чем Тэгун зашёл в дом, – что его мать звонила. Дверь за Тэгуном закрылась. Он моргнул, привыкая к яркому свету; глаза заслезились, но он видел достаточно хорошо, чтобы заметить стоящего у плиты Хонбина. Достаточно хорошо, чтобы понять, что тот побледнел.***
Этой ночью Санхёк отправился к маленькому бежевому домику в не самой благополучной части города. Этот был тот тип района, где у всех домов есть решётки на окнах. Но Санхёк знал, что, даже если бы она жила в более спокойном месте, Ведьма всё равно бы установила решётки. Если бы Санхёк оказался здесь, когда был помладше, когда он был ещё человеком, то был бы очень впечатлён. Сейчас же запах магии казался слишком сильным для его чувствительного носа, особенно в таком маленьком закрытом помещении. Низкий потолок почти касался его волос на макушке, а вот высушенные птичьи лапки точно касались его головы. Наряду с пучками шалфея, чертополоха и бог знает чего ещё. У вампиров не бывает головной боли, но Санхёк был готов поклясться, что он чувствовал что-то, очень похожее на неё. Ведьма, маленькая и хрупкая на вид, сидела на диване цвета охры, обивка которого, судя по всему, не менялась с далёких семидесятых. У женщины была стройная фигура и сухие выбеленные волосы. Чтобы получить такой цвет, наверное, надо было весь день просидеть на солнце. Тоже году так в семидесятом. - Я не знаю, что ты хочешь от меня услышать, – её голос был приятным, но резкая интонация и скрипуче растянутые слова выдавали её происхождение – этакая типичная блондинка с юго-западной части страны. – Я не могу читать человека, которого не вижу, как и не могу определить и помочь избавиться от проблемы, порождённой магией. Тем более, такой сложной, и тем более, не зная подробностей. - Да, в смысле, я и не говорю, что ты обладаешь телепатией на расстоянии или что-то такое, – ответил Санхёк, указав рукой на столик, который стоял перед тем омерзительным диваном. На нём лежало три предмета: коллекция маленьких костей животных в небольшой деревянной коробке, колода потрёпанных карт таро и круглое зеркало размером с тарелку, которое лежало стеклом вниз. - У всего есть свои пределы, в том числе и у магии. Я вижу, что ты пытаешься не ляпнуть лишнего, но твои дохрена загадочные послания нихрена не помогают. Хватит шифроваться как немец на допросе, – раздражённо сказала Ведьма. Санхёк порадовался, что она не умела наводить порчу на мёртвых. Она наклонилась вперёд, словно молодое деревце, колышущееся на сильном ветру, и взяла колоду карт, положив её рубашкой вверх. - Задай вопрос и выбери карту. Санхёк долго смотрел на карты, думая, как же дёшево они выглядели. Джехван, услышал он голос в своей голове. И пускай это был не тот вопрос, который он должен был задать первым, но это касалось его чувств. Он наклонился вниз, ещё ниже, чтобы дотянуться до пухлой колоды, и вытащил карту из середины. Перевернув её, он увидел двух людей, стоящих друг напротив друга; каждый держал кубок в руках. - Двойка Кубков*, – произнёс Санхёк, и ведьма выхватила карту из его рук, чтобы взглянуть самой, а затем аккуратно вложила карту обратно в колоду и выровняла её. Она ещё раз протянула ему всю стопку карт. Санхёк чувствовал, какими удивительно тёплыми они были. - Перемешай и ещё раз подумай, что ты хочешь спросить, – сказала ведьма, и Санхёк вздохнул. Он пришёл сюда не за этим, но всё равно послушно перемешал карты, отмечая, что присущие вампирам ловкость и грация мало чем помогли ему в этом деле. Он был просто чудовищно плох в этом. Удивительно, что Ведьма ничего не сказала по этому поводу. - Сними верхнюю карту. Джехван. Санхёк снял верхнюю карту: Двойка Кубков. Он ненавидел это. Ведьма хмыкнула. - Приведи своего колдуна сюда, и я вытащу всю информацию, какую смогу.***
Хонбин не знал, почему он так разволновался. Он давно перестал думать о своей старой жизни, иначе не смог бы жить этой. Он намеренно оставил всё позади. Но если вампиры отыскали его мать, это уже не имело значения. И всё-таки… - Если бы что-то с ней случилось, я бы узнал об этом, – сказал Джехван. На нём были огромные, безразмерные серые спортивные штаны и футболка того же цвета, волосы ещё не высохли после душа. Хонбин ничего не ответил, просто скрестил руки на груди и уставился на банку, к которой криво был приклеен ярлычок «Сушёная наперстянка**», а под ним был нарисован маленький череп. Из угла комнаты раздался голос Тэгуна: - Мы же установили чары в её саду. Джехван прав, если бы что-то случилось, мы бы уже знали об этом. Хонбин нервно сглотнул. - Я знаю. Но эта ситуация всё равно раздражала его и приводила в замешательство. Джехван сидел на своей кровати, скрестив ноги, и накручивал нитку на палец. Они оставили матрац здесь, внизу, где он благополучно сдувался. Они собирались оставить его там, пока из него окончательно не выйдет весь воздух, а потом ещё ненадолго. Но Джехван не жаловался. Хонбин лениво подумал, не нужно ли пополнить запасы провизии колдуна. - Я могу сделать для неё ещё одни чары, – предложил Джехван. – Какие-нибудь простенькие, если хочешь. - Нет, – рассеянно ответил Хонбин, покачав головой. Свет из кухни, который проникал сюда через открытый люк, напоминал свет прожектора. Он падал на Тэгуна, освещая лишь левую половину его лица, ярко выделяя острые черты. Охотник снова казался меньше, чем обычно, словно цветок, оставленный вянуть в вазе без воды. Но казалось, что в нём что-то изменилось, будто ток бежал под кожей. Возможно, просто помешательство или одержимость. - Я могу взять машину? – спросил его Хонбин. Тэгун взглянул на Джехвана, который всё так же играл ниткой, пропуская её между пальцами рук, превращая несколько линий в звезду между ладоней. - Конечно, – тихо ответил Тэгун. – Мне нужно на работу, но я могу поехать и на автобусе. Хонбин коротко кивнул, как бы благодаря Тэгуна. Блять, как же он это всё ненавидел. - Всё в порядке, Бин, – мягко сказал Джехван. Хонбин поднял голову, вопросительно глядя на него, и Джехван продолжил: - Мы столько потеряли. Вполне понятно, что ты хочешь спасти, то, что осталось. Хонбин смотрел, как Джехван медленно снимал красную нитку со своих пальцев. Потеряли. Взгляд охотника переместился на Тэгуна – прекрасная, готовая распуститься роза, которая оказалась погребена снежной бурей. Оставили позади. К Хонбину относилось и то и другое. Кое-что он потерял, а кое-что оставил позади. - Если они нашли мать Хонбина, – еле слышно прошептал Тэгун. – То они скоро выяснят и всё остальное. Это лишь вопрос времени. Повисла длинная пауза. Тэгун посмотрел на Джехвана. - Я не хочу давать им ещё хоть какое-то преимущество. - Мы уже зажаты в угол, – ответил Джехван. Его руки были заняты созданием новый фигуры, но нитка запуталась возле мизинца. - Но я работаю над этим. Тэгун закрыл глаза и прикрыл лицо рукой. Над ними задрожали чары дома, будто жалуясь на присутствие вампиров. Как только чары успокоятся, Хонбин поедет домой.***
- Он прикоснулся ко мне. - Я видел, – ответил Воншик, не отрывая взгляда от планшета. Хакён знал, что его дитя занято важным делом, но, по его мнению, эта новость была не менее важной и уж точно заслуживала внимания. - Воншик, – склонился над ним Хакён, перенося часть веса на крепкое бедро Воншика. Идея завести себе мускулистого любовника казалась хорошей, ровно до того момента, пока ты не оказываешься на коленях обладателя стальных мышц. После этого о комфорте говорить уже не приходится. Но в случае Воншика это могли быть кости, а не мышцы. - Он прикоснулся ко мне. - Тебе определённо стоит почаще приземляться на задницу, – пробормотал Воншик, и Хакён ударил его по руке. Воншик не обратил на это никакого внимания. - Засранец. Пожалуй, надо сократить расходы на твоё содержание. Хакён наклонился ниже, пока его лоб не оказался прижатым ко лбу Воншика и он не смог посмотреть на экран планшета. Крохотные буковки на крохотных строчках – похоже на список. - Что это? - Имена, – пробурчал Воншик. – Тэгун четвёртый ребёнок в семье и самый младший. Я пытаюсь разузнать о них поподробнее. Хакён выпрямился, пытаясь понять, как эта информация складывается у него с образом Тэгуна. - А что с теми двумя? – спросил Хакён. - Я не нашёл ни Джехвана, ни Хонбина в списке выпускников школы, в которую ходил Тэгун, – он нахмурился, из-за чего выражение лица стало более мрачным. – Я начал искать в школах неподалёку, но пока безрезультатно. Но эта новость никак не повлияла на настроение Хакёна. Он по-прежнему чувствовал себя легко и радостно. Казалось, что внутри него воздушный шар, который поднимет его в красивое ночное небо. И это было совсем на него не похоже. Он прислонился к одной из балок на крыльце и положил руки на перила, с которых сразу же посыпалась краска. Луна светила ярко, как солнце, когда он ещё был человеком. Её серебро делало мир похожим на выцветшую зимнюю открытку. Он почувствовал, что Воншик, наконец, посмотрел на него. - Он заметил, – сказал Воншик, понизив голос, делая его больше похожим на небольшой оползень, который со скрежетом и грохотом сносит всё на своём пути. – Тэгун. - Заметил что? – спросил Хакён. Иногда он мечтал о том, чтобы уехать из города. Если бы не его обязательства... Здесь небо казалось таким маленьким. - Тебя. Хакён нахмурился и перестал смотреть на яркие звёзды, чтобы снова взглянуть на Воншика. Даже если Воншик до этого смотрел на Хакёна, то сейчас он снова уткнулся в планшет. Свет от экрана делал его похожим на робота. - Ну, я бы хотел верить в это, – смущённо ответил Хакён. Воншик улыбнулся, почти незаметно, и больше ничего не сказал.***
Вампиры ушли. Звёзды исчезли, как только небо стало серым. Хонбин забрался в маленький старый понтиак*** Тэгуна, руль неприятно холодил руки. Мотор сделал полный оборот, прежде чем недовольно зарычать, словно раньше времени вышедший из спячки зверь. Когда Хонбин отъезжал от дома, он увидел в окне гостиной бледное лицо Тэгуна, который, однако, не стал махать ему. Впрочем, как и Хонбин. Для их общего блага ему лучше было не попадаться полиции: страховка была оформлена только на Тэгуна. Но дело не терпело отлагательств – ему нужно было съездить к матери. Шоссе в их городе вело либо к океану, где оно находило свой конец, или начало, в большом прибрежном городе, либо вглубь страны, к горам. Хонбин направился к Голубым Холмам. Четырёхполосное шоссе сначала стало трёхполосным, а затем и двухполосным. Оно напоминало змею, свившую кольца вокруг Голубых Холмов. Солнце выглянуло из-за горизонта, когда Хонбин уже добрался до вершины, и будь он романтиком, он бы даже остановился, чтобы посмотреть на рассвет. Солнце следовало за ним по петляющей дороге, пока он не оказался на другой стороне горы, которая скрыла от него этот прекрасный вид. Там, где раньше он видел долину в золотых и розовых тонах, теперь была равнинная местность с вечнозелёными деревьями, постепенно сменявшимися пожелтевшей травой. Казалось, она заполнила собой всё до самого горизонта. По мере приближения к городу в небе появлялось всё больше фиолетового и пурпурного. Хонбин поехал вниз по дороге. Нужно было ей позвонить, подумал он, сбрасывая скорость на спуске с горы: копы любили устроить засаду внизу и поймать кого-нибудь, что, по мнению Хонбина, было сраной подставой. Но он не увидел копов и не позвонил матери. Ну и ладно. Как только дорога выровнялась, пейзаж стал унылым и однообразным. Голубые Холмы остались позади, размытым пятном отражаясь в зеркале заднего вида. По сторонам бесконечного чёрного шоссе тянулась пустынная местность с изредка мелькавшими деревьями. Где-то впереди виднелась заправка – промышленный островок, со всех сторон окружённый природой. Некогда яркая краска на вывеске потускнела от беспощадно палящего солнца – так блёкнут воспоминания в памяти. Хонбин не остановился. Наконец, на горизонте появились деревья, холмы, а затем и здания. Город Надежда, построенный уже после сооружения дамбы, как опухоль, расползался по берегу озера Чистые воды. Приезжие отмечали странное очарование этого городка с местными забегаловками, покрытыми ржавчиной заправками и кинотеатром под открытым небом, куда по-прежнему стекались подростки, чтобы распрощаться с девственностью. Хонбин это очарование не видел. Он проехал через деловой центр города с максимально разрешённой скоростью и лютой ненавистью ко всему живому. Он задумался, а не так ли чувствовал себя Тэгун, когда встречался лицом к лицу с вампирами, – это странное чувство злости и ненависти к самому себе. Возможно, Хонбину стоит быть с ним помягче. Вскоре он увидел знак, который гласил, что Хонбин прибыл в деревню Туй. Какой-то умник лет пять назад закрасил баллончиком букву «т» и заменил её на «х», поэтому некоторое время вывеска гордо гласила: «Деревня Хуй». И хотя местные работники тщательно соскребли краску, следы творчества всё равно остались. Под названием расположилась аккуратная и изящная надпись «Парк передвижных домов класса люкс». Деревня находилась довольно далеко от берега озера, но всё равно относилась к территории города. Машина накренилась сначала в одну, а потом в другую сторону, когда Хонбин свернул на главную улицу, съезжая с (серого, потрескавшегося, дерьмового) асфальта на (сухую, как старушечья вагина) утрамбованную грязь. Клубы красно-коричневой пыли поднимались вверх там, где шины касались земли, пока Хонбин двигался вдоль переулка. Им нужен был дождь. Или пожар. Пожар, чтобы уничтожить весь город к чёртовой матери, и дождь, чтобы смыть пепел после него. Несколько деревьев одиноко стояли то тут, то там – жалкая попытка местных жителей сделать хоть какое-то подобие садов. Но всё вокруг было пыльное и окрашивалось в коричневый цвет, и дело было отнюдь не в наступлении зимы. Даже весной листья слегка увядали, сворачиваясь по краям, вместо того, чтобы радостно и энергично шелестеть. Это была борьба за жизнь. Хонбин проехал мимо трейлера, в котором раньше жила семья Джехвана. Новые жильцы вырвали посаженные матерью Джехвана розы и не потрудились заменить их чем-нибудь другим. Тем лучше. Они умерли вместе с ней. Хонбин остановился у маминого трейлера, состоящего из двух частей. Он стиснул зубы и попытался улыбнуться, но получилось откровенно плохо и даже жутковато. На небольшой подъездной дорожке стояла единственная машина. Это означало одно из двух: либо мать сейчас жила одна, либо у того, с кем она встречается, нет машины. У неё были определённые требования к представителям сильного пола, но в Надежде проживало не так много мужчин, у которых были и машина, и передние зубы. А Хонбин знал, что его мать обладала определённым чувством прекрасного. Прежде чем заглушить мотор, он взглянул на часы – ещё не было и восьми утра. Но охотник предпочёл, чтобы все были ещё сонными: и город, и его мать. Это делало их более тихими и менее раздражающими. Хонбин глубоко вздохнул, открыл калитку и поднялся по четырём ступенькам к входной двери. По углам скопилась пыль, но дом явно красили пару месяцев назад. Несомненно, этим занимался какой-нибудь несчастный придурок, очарованный по-девичьи невинными глазами. В целом, дом выглядел довольно опрятно и прилично, что немного успокоило Хонбина. Он знал, что его мать уже была большой девочкой, но… Ладно. Охотник громко постучал в дверь. - Мам, – позвал он её. – Это твой сын. Вообще-то ключ от дома лежал у него в кармане, но он не хотел зайти и получить пулю от какого-нибудь слишком ревнивого любовника, который примет его за незваного гостя. - Мам. Кто-то из соседнего трейлера проснулся и предложил Хонбину заткнуться нахуй, прежде чем его мать, наконец, открыла дверь. На ней была миленькая короткая ночная рубашка (старая, Хонбин помнил, что она её носила, ещё когда был жив отец), а сверху цветастый халат с оборками (явно новый, с дешёвым кружевом). Её коротко подстриженные волосы мягко касались лица, придавая ей ангельский вид, кожа отливала нежным розовым румянцем на щеках. Она выглядела по-домашнему милой и хорошенькой. – Хонбин? – спросила она, моргая, а затем улыбнулась, и на её щеках появились ямочки. – Ты напугал меня. При виде неё что-то внутри него успокоилось, даже если одновременно с этим он почувствовал себя абсолютно потерянным. - Прости, – мягко сказал он и позволил себя обнять. Она отстранилась и немного взволнованно и неумело похлопала его по плечам. - Несколько месяцев прошло, а ты ни разу не позвонил, и ты так рано, ну да не важно. Заходи, я сделаю тебе кофе. Хонбин зашёл в трейлер и обнаружил, что внутри всё было так, как и снаружи: в целом, чистенько и опрятно, даже если некоторые вещи немного потёрлись. - Я ненадолго, – крикнул он ей вслед, когда его мать проплыла на кухню в своём лёгком шёлковом халате. Она не обратила на него никакого внимания. Он взглянул на диван с отвратительной обивкой под шотландку. Над ним висела фотография в новой рамке, на которой его мать стояла на пляже, где он никогда не был, с мужчиной, которого он никогда не видел. Когда Хонбин был помладше, ему всегда казалось, что их дом выглядел как-то иначе, по сравнению с домами его друзей, и, в конце концов, он понял, что дело было в фотографиях. У его друзей они были другими: старший ребёнок, племянница с собакой, ещё одна с мамой и бабушкой на праздновании дня рождения. Снимки, где запечатлены все члены семьи. Дом Хонбина рассказывал только историю его матери. Да, здесь были и его фотографии, но только если он находился рядом с ней. Не сказать, что от этого становилось больно или обидно – просто такой уж была его мать. - Мам, этот диван стрёмный, – громко сказал он, прекрасно осознавая при этом, что уж точно не ему говорить про стрёмную мебель. В своё оправдание он подумал, что их стрёмная мебель досталась им вместе с домом. Но этот диван был новым, а значит, она где-то его нашла. Кофемашина издавала радостное бульканье, и вскоре его мать изящно проплыла обратно в маленькую гостиную. - А мне нравится, – неуверенно ответила она. Она топталась на месте. Довольно многие так делают, когда нервничают и не знают, куда себя деть. Хонбину стало её жаль. - Как я уже сказал, я не могу остаться, – он аккуратно взял её под локоть и подвёл к дивану. Она с благодарностью плюхнулась вниз, будто приносить кофе было ужасно изнуряющей и тяжёлой работой. - Я собираюсь домой. Я был возле Хребтов, приезжал к другу в гости. Ну и я подумал заскочить к тебе, раз уж мне всё равно было по пути. - Ты ехал всю ночь? – испуганно спросила она и нахмурила брови. Она была очень миленькой и практически ничего не умела, что, как ни странно, делало её очень привлекательной в глазах многих мужчин. Хонбин предполагал, что мужчинам нравилось чувствовать себя нужными. Он был так похож на неё, за исключением острой и резкой линии челюсти, которая досталась ему от отца, в то время как у его матери были мягкие и плавные черты лица. - Конечно, – даже не задумываясь, солгал Хонбин. – Я хотел спросить тебя… Мой телефон… - Ты потерял его! – внезапно сказала она, и её глаза загорелись. – Кто-то нашёл его, я дала ему номер Тэгуна, надеюсь, что ты не против и… - Не против, – успокаивающе ответил он. – Ты говорила ему что-нибудь ещё? Она захлопала глазами и посмотрела на него. Он ненавидел себя за мысль о том, как глупо это выглядело, но иногда его словарный запас наречий оказывался довольно скудным, а в восемь ёбанных утра, он сокращался ещё вдвое. Его мать не была глупой. Напротив, она обладала некоторой хитростью, раз умудрялась не только заставить очередного мужчину начать с ней отношения, но и развести его на приобретение новеньких вещей. Например, на её цветастый халат и стрёмный диван. Хонбин даже на секунду не поверил бы, что она купила это всё сама. - Он спрашивал, где ты живёшь, – наконец, медленно ответила она. – И я сказала ему. Я сказала, что ты в долине. Но это далеко от него, и тогда он спросил, где живу я, потому что, если он живёт ближе ко мне, он мог бы отдать телефон мне, хотя это было бы не очень удобно, если честно, но я не стала возражать и... - Ты сказала ему, где живёшь? – спросил Хонбин, чувствуя, как его желудок в ужасе ухнул куда-то вниз. – Незнакомому человеку, которого ты не знаешь? Она слегка ударила его краем халата. - Нет, не сказала. Я сказала ему, что живу неподалёку от дамбы Чистых Вод. Тогда это, пиздец как, меняет дело, конечно. Это же, блять, не одно и то же, подумал Хонбин. Надежда была единственным поселением возле озера Чистых вод. Ни один город не хотел хоть как-то быть связанным с этим местом, и, если честно, Хонбин не мог никого за это винить. Он уставился на небольшой стол, уставленный рамками с фотографиями. Где-то здесь были и фотографии его отца, засунутые подальше. Хонбин задумался, что даст вампирам эта информация – что он родом из Надежды. Его мать наклонилась вперёд, взяла его за руку, зацепилась своим указательным пальцем за его мизинец и сказала: - Родной, я тут подумала… У меня тут малюсенькая утечка в водонагревателе… Хонбин закрыл глаза и вздохнул.***
Сев на автобус, Тэгун занял последнее свободное место. Пока они ехали по центру, людей становилось всё больше; сломанный радиатор и прижатые друг к другу тела – в салоне было невыносимо душно. Тэгун подтянул ноги, стараясь занимать как можно меньше пространства, но это был его максимум. Он прижался лбом к окну, почти полностью покрытому отпечатками пальцев, как место какого-то преступления. Небо было полностью покрыто бледно-серыми облаками, но кое-где солнечным лучам удавалось пробить себе дорогу. Это были первые признаки солнца, которые Тэгун видел за день, и те уже исчезали. Он так устал. Сегодня он может лечь спать пораньше. Вырубиться ещё при свете дня. Но он знал, что это не произойдёт. Автобус пустел с той же скоростью, с какой до этого заполнялся, и к тому моменту, когда Тэгуну нужно было выходить, в нём сидели только три человека. Недавно бледное небо стало тёмно-серым. Говорили, что скоро выпадет снег. Но не сегодня – через день-два. Но ночь уже приближалась. Смутно Тэгун понимал, что ему нужно идти быстрее. Убирайся с улиц. Но он больше не боялся темноты. Не так, как раньше. Автобусная остановка была в добрых четырёх кварталах от их дома, и когда Тэгун дошёл, свет на крыльце был уже включён, а машина припаркована. Тэгун запоздало сообразил, что мог бы позвонить Хонбину, чтобы тот его подобрал. Хотя он не был уверен, что стал бы просить его об этом. Не сегодня. Тэгун знал, что мать Хонбина была довольно утомительной женщиной. Ухудшало всё то, что Хонбин не умел этого скрывать, – у него в принципе были проблемы с контролем. Дома было холодно, но всё же лучше, чем на улице: словно обнял старого друга. Можно было просто не снимать свитер. - Хонбин? – позвал он, снимая свой белый шарф и бросая его на диван в гостиной. - Тут – отозвался Хонбин откуда-то из прихожей. Через секунду он вышел из темноты; на нём была пижама. Он напоминал вампира: такой же бледный и прекрасный. Но ни один вампир не выглядел бы таким уставшим. И ни один вампир бы не врезался в проём двери. Хонбин заворчал и потёр плечо. - Джехван хотел с нами поговорить, как только ты вернёшься домой. Тэгун вопросительно поднял бровь, но Хонбин прошёл мимо, старательно избегая его взгляда. - Ты собираешься рассказать мне, как прошла встреча с мамой? – спросил Тэгун, следуя за Хонбином на кухню. Тот издал звук, больше напоминающий урчание живота. - Она… как всегда, – пробормотал он. – Она сказала вампирам… Ну. Они задали несколько вопросов, и она сказала, что живёт недалеко от дамбы. Так что они, как минимум, знают приблизительное её местоположение. Я волновался, что её могли зачаровать, но она такая она, что сложно сказать. Хонбин хмыкнул, но Тэгун понял, что он был расстроен. - Я не думаю, что они придут за ней, Хонбин, – пробормотал Тэгун, и Хонбин замер, не открыв дверь в кладовую. Тэгун жалел, что не может видеть его лица. - Это было бы бессмысленно. - Ага, – согласился Хонбин, но звучало это неуверенно. Он вошёл в кладовую, встал на колени и постучал по люку, прежде чем потянуть его на себя. Комнату залил свет – Джехван уже не спал. - Я ещё беспокоюсь, что они что-нибудь накопают на нас. Надежда – это место, где умерли все наши мечты. Тэгуну показалось, что это звучит довольно таинственно, но возможно, сегодня просто была такая ночь. Ведь вампиры были рядом, хитрые и настойчивые. Хонбин начал спускаться, и Тэгун поёжился: в подвале было так же холодно, как и на улице. - У тебя сломался обогреватель? – спросил он, глядя на сидевшего за столом Джехвана, перед которым в ряд аккуратно стояли разные предметы. - Ммм? А, – ответил колдун. И снова: Тэгун думал, что Хонбин выглядел уставшим, но Джехван и тут его побил. Сегодня он был таким тонким. Не в смысле массы, а в смысле… присутствия. В жёлтом свете лампы его кожа казалась землистой. - Я просто забыл включить его. Тэгун встал рядом с ним и молча вытянул руки. Секунду спустя Джехван протянул свои, позволив Тэгуну взять их, согревая своим телом. Джехван был таким же холодным, как вампир, и Тэгун поёжился, прижимаясь ближе к колдуну и крепче сжимая его ладони. Позади него вздохнул Хонбин. Тэгун молился, чтобы его уши не порозовели. - О чём ты хотел нам рассказать, Джехван? Что ты нашёл? Джехван покачал головой и перевёл взгляд на предметы на столе. - Вот что я нашёл, – пробормотал он. – И теперь я думаю, как рассказать вампирам о заклинании, не упоминая, что оно в моей крови. И похоже, что у меня не получится. Тут либо пан, либо пропал. Пальцы Тэгуна уже похолодели, но он всё равно продолжать держать ладони Джехвана в своих. Он посмотрел на вещи на столе: травы и мел, каменная миска и ещё что-то, что охотник не узнавал. - Это ингредиенты? – мягко спросил он, и Джехван со вздохом кивнул. - Я могу им их вручить, но… Это не даст им ответа на главный вопрос. А именно: почему моя кровь запускает весь механизм, – произнёс колдун. – Я мог бы соврать и сказать, что я каждый раз заново накладываю заклинание на склянку с моей кровью, но… Они попробуют сделать то же самое, и у них ничего не выйдет. И если честно, не думаю, что ложь – это мудрое решение. Тэгун тоже так не думал, но раскрывать всю правду он не собирался. Он не думал, что… Он не знал. Откуда им знать, как отреагируют вампиры. В конце концов, может быть, интерес Хакёна к нему был полностью сфабрикован, чтобы усыпить его бдительность. Так что глупо было бы надеяться на это. Внезапная мысль, что всё могло быть ложью… Что ж, это имело смысл. Жуткий и пугающий, но смысл. Тэгун похолодел. Иногда он забывал. Забывал всю картину происходящего. Что в конце концов всё дело было в Джехване. И в нём одном. - Ты не можешь сказать им правду, – пробормотал Тэгун. Джехван, чьи ладони он всё ещё держал, заискрился. Это было какую-то долю секунду, но руки он сразу же убрал. - У нас нет других вариантов, – сказал Джехван, подняв на него глаза. Выражение его лица было невозможно прочитать. Порой он казался каким-то бессмертным существом. Внешне он был очень молод – из-за магии даже моложе, чем был на самом деле, – но его глаза были тёмными, и в них порой отражалась бесконечность вселенной. - Недавно Хонбин… Он сказал, что уже слишком поздно отказываться. И он прав. В конце концов, кто-то должен что-то сделать. И это будут не они. Тэгун громко сглотнул. Это было выше его сил. Он устал от чувства, что его бросили на самое дно и оставили тонуть. И ему не нравилось, что он был единственным, кто пытался хоть как-то всплыть, потому что Джехван и Хонбин, похоже, собирались позволить глубине поглотить себя. - Слишком поздно отказываться, – эхом отозвался Хонбин, и Тэгун, зная, что у него сейчас было очень несчастное лицо, повернулся к нему. Выражение лица Хонбина было невозможно прочитать. И если Джехван был как спокойная гладь воды, то Хонбин напоминал доску, с которой всё стёрли. - Но я не думаю, что мы должны сдаваться прямо сейчас. - У них кончится терпение, – произнёс Джехван. Как только последнее слово было сказано, чары дома забеспокоились. Джехван закрыл глаза, и это уже было капитуляцией. - Кончится, – согласился Тэгун, посмотрев наверх. Гадая, кто сегодня будет за ними присматривать, он чувствовал, как внутри груди разрастается пустота. Ему было почти наплевать. Это уже не важно. Это был вампир, а остальное уже детали. - Но думаю, мы должны дождаться этого момента, прежде чем сдаться. Возможно, что-нибудь случится и мы… Мы найдём выход, Дже. Неожиданно Джехван тихо засмеялся – в воздухе повисло облачко пара. - Этого я и боюсь, – сказал он, коснувшись рукой уха. Он встретился взглядом с Тэгуном, и внутри охотника колыхнулось чувство вины. Понимают ли они, подумал он. Были ли его тайные мысли так очевидны? - Я тоже не хочу сдаваться. Я не хочу провести остаток жизни в цепях. Выражение лица Джехвана стало суровым, и он убрал руку от уха, положив её на бедро. - Что ж, будем ждать. Но ты должен знать, что других вариантов… Их нет. Тэгун кивнул и провёл рукой по лицу. Он отступил от Джехвана – нога упёрлась в надувной матрац на полу. Его нужно было надуть нормально. Надо будет заняться этим завтра ночью. - Я иду спать, – сказал Тэгун, посмотрев на Хонбина, а затем на Джехвана. Они сейчас были словно зеркальным отражением друг друга – все трое: застывшее выражение отчаяния в глазах, которое никак не спрятать. - Вы двое тоже должны отдохнуть. - Отдохну, – ответил Хонбин, отвернувшись. Поднимаясь по лестнице, Тэгун краем глаза увидел, как Джехван смёл все ингредиенты в одну кучу. Было в этом движении что-то болезненное – необычная для Джехвана склонность к разрушению. Тэгун зашёл на кухню и посмотрел в окно: вампиров во дворе видно не было. Но учитывая, что на качелях кататься больше было нельзя, Хакён бы сюда и не пришёл, не так ли? Однако вампир где-то был, потому что чары дома беспокойно жужжали. Возможно, он на крыше. Тэгуну не нравилось, что он не знает наверняка, но он не хотел забивать себе голову. В конце концов, он имел право на покой. Его любимые люди заслуживали покой. Джехван выглядел так, словно скоро развалится на части, а Хонбин был слишком юн, чтобы иметь дело с вампирами, стоящими на пороге. Тэгун не знал, как долго он сможет оставаться дома, сколько ночей он сможет просидеть взаперти, чувствуя, как беспокойные чары сводят его с ума. - Грёбанный Хакён, – пробормотал он, пересекая коридор и направляясь в свою спальню. Закрыв за собой дверь, он стянул свитер. Чёрная майка под ним задралась, и Тэгун раздражённо поправил её, снова прикрыв живот. Кинув свитер на кровать, он потянулся к ремню, собираясь расстегнуть его, но замер. В этом ведь нет ничего рискованного, ничего опасного… Решившись, он выключил свет и, когда его глаза привыкли к темноте, подошёл к окну и поднял жалюзи. Его окно выходило на внутренний двор: небольшая полоска асфальта и высокий деревянный забор. За ним виднелся кусок затянутого тучами неба; луна и звёзды безрезультатно боролись за право светить на ночном небе, но тёмно-серые облака явно выигрывали. Тэгун отодвинул щеколду и открыл окно. Он резко вдохнул, когда в комнату ворвался холодный ночной воздух. - Хакён, – сказал он, глядя в ночное небо. – Я знаю, что ты здесь. - Да, – раздался голос сверху. Значит, всё-таки крыша. - Покажись, – сказал Тэгун, чувствуя, как вся та броня, что он надел перед этой битвой, уже начинает его выматывать. Хакён возник прямо перед ним, на небольшом пространстве перед окном, глядя охотнику в глаза. Тэгун вздрогнул; в животе что-то неприятно ёкнуло, а голова несколько секунд была абсолютно пустой. Но он был внутри, а Хакён – нет. Это защитит его. Монстр мог сколько угодно рыскать перед замком – его стенам нет до него дела. - Сегодня мы тоже никуда не выйдем, – сказал Тэгун, стараясь взять себя в руки и надеясь, что его голос звучит твёрдо. Сегодня Хакён ничего от него не получит. Это было тяжело. Тяжелее, чем Тэгун себе представлял. Он хотел, чтобы Хакён улыбнулся ему. Злость – вот что он почувствовал, осознав своё желание. Этот вампир пришёл, втёрся ему в доверие. Тэгун ненавидел его. Из-за него он стал забывать о своих целях. Хакён слегка наклонил вбок голову, с любопытством глядя на Тэгуна. Сегодня на вампире был чёрный свитер с воротом; вместе с чёрными штанами он только подчёркивал его чёрные волосы. Призрак смерти – как и в ту первую ночь, когда они встретились. Смерть, смерть, смерть. - Ну… Хорошо? – произнёс Хакён. – Тогда спи. Приятных снов. По коже пробежали мурашки, но внутри зажглось чувство ярости, окатившее его горячей волной. - Я не могу. Не могу, потому что ты здесь. Мы никуда не идём. Не сегодня. Так что ты можешь уйти. Хакён открыл рот, закрыл его и снова открыл. - Я не могу уйти, – сказал он. - Почему? - Мне нужно присматривать за тобой, – тихо ответил Хакён, и между его бровей залегла маленькая морщинка. – Я… Мы… Мы теперь, думаю, понимаем друг друга немного лучше, но мне всё ещё нужно убедиться, что ты не натворишь глупостей. Тэгун зарычал, прекрасно понимая, что его оскал никого не испугает. - Убедиться, что твои инвестиции никуда не делись, – сказал он, ненавидя то, как мерзко он звучал. Он ненавидел всё в себе, всю свою жизнь. - В конце концов, ты ведь столько времени на меня потратил. Но Хакён не повёлся на провокацию – он глубоко вздохнул и обхватил себя руками, словно защищаясь. - Почему ты так упрямо делаешь пять шагов назад каждый раз, когда делаешь один вперёд? Я устал, котёнок. Запал Тэгуна, тихо горевший до этого, наконец, достиг динамита. - Так я тоже! – закричал он так неожиданно, что Хакён испуганно дёрнулся. – Я, блять, заебался! Ощущение, что эти сраные чары дома просто сжирают моё психическое здоровье. Всё, чего мы хотим, – чтобы вы ушли. Я хочу, чтобы это закончилось! Хакён не смотрел на него. Он смотрел на подоконник, на неровно отштукатуренные стены в комнате Тэгуна, на выступ крыши. - Я сказал, что не буду принуждать тебя… к чему-либо, – сказал он очень мягко. – И я не буду. Но мне нужно заклинание, Тэгун. И пока я не получу его… Мы будем здесь. Прости. - Мы не можем отдать его, – зло ответил Тэгун. – Потому что, я знаю, как только вы его получите, нам конец. Взгляд Хакёна метнулся к нему – вампир посмотрел ему прямо в глаза. Его лицо исказилось от боли, словно Тэгун ударил его. - Как ты можешь так говорить? – спросил он, и явная обида и печаль в его голосе застала охотника врасплох. – Как ты можешь всё ещё думать… после этих нескольких ночей… Ты начал узнавать меня, Тэгун. Я не монстр. Я личность. Как ты. Как ты. Тэгун почувствовал, как его наполняет отвращение, ненависть. Он ненавидел саму мысль, что у них есть что-то общее. Он ненавидел тот факт, что это «общее» заставляло его чувствовать себя не таким одиноким. И он ненавидел себя за то, что неподдельная боль в голосе Хакёна заставляла его сердце сжиматься. - Может, ты и личность, – негромко произнёс Тэгун, словно, если сказать такое достаточно тихо, то это не будет считаться за преступление. – Но ты также и вампир. И я думаю, что, в конце концов, это всегда будет всплывать на поверхность, не так ли? Слова были обращены к Хакёну, но Тэгун чувствовал, что он, скорее, напоминает себе о той правде, которую он начал забывать под взглядом красивых глаз вампира. Хакён начал мотать головой ещё до того, как охотник закончил говорить. - Я Элимия, я не собираюсь причинить тебе вред… Тэгун потянулся к тумбочке прежде, чем он успел обдумать это, и взял свой охотничий кинжал. Рукоятка была как руки Джехвана: холодная и наэлектризованная. Вампир замер. - Ты всё продолжаешь повторять это. Словно это какой-то щит. Но Элимия всего лишь ещё один вид вампиров. Кобра всё та же змея. Ты не можешь спрятаться под другим именем лишь потому, что оно кажется тебе более приятным, – произнёс Тэгун. В отличие от ладоней Джехвана, рукоятка быстро нагревалась в его руках. Кинжал хотел крови. Как и существо перед ним. - А я человек. Ничто для вампиров – просто еда. Пакет с кровью, как говорят твои соплеменники. Ты хочешь, чтобы я доверял тебе, отчитываешь меня, говоришь о том, какой ты хороший, но почему я должен верить твоим словам? Это всё лишь средства достижения цели. И я тоже. Он был таким дураком. Хакён никак не реагировал на его слова. Всё внимание вампира было приковано к кинжалу. - Ты пытаешься поймать меня на слове? На моём предложении? – мягко спросил Хакён. – Ты всё же хочешь убить меня? Тэгун поднял кинжал на уровень груди, сжимая пальцами рукоятку. Сердце бешено колотилось, лоб покрылся испариной. - Нет, – пробормотал он, поднимая взгляд от серебряного клинка и смотря в глаза вампиру. – Ты так старался доказать мне, что ты не монстр. Что в тебе осталось что-то человеческое. Но если присмотреться… – Тэгун поднял клинок повыше, упираясь остриём как раз в открытую кожу над вырезом майки. Глаза Хакёна распахнулись, рот приоткрылся как раз за секунду до того, как Тэгун надавил на кинжал и одним резким и широким движением разрезал себе кожу под левой ключицей. Хакён дёрнулся, и с его приоткрытых губ сорвался тихий стон. Зашипевший от боли Тэгун не услышал его. - Ах, – выдохнул вампир, наклоняясь вперёд, пока его не остановили чары дома. Его ресницы трепетали, и Тэгун видел, как тяжело вздымалась его грудь. - Если присмотреться, – тихо повторил Тэгун, привычным жестом бросая кинжал на кровать. – То ты больше не человек. И это, это всегда будет напоминанием. Это было его решающим словом. Кровь. Кровь всегда покажет правду. По коже Тэгуна бегали мурашки, потому что истекать кровью перед вампиром – это шло вразрез со всеми его инстинктами. Порез жгло, он пульсировал. Пусть Хакён и был снаружи, но он был так близко, слишком близко. Он тяжело дышал и принюхивался. Кончики его клыков выглядывали из-под приоткрытых губ. Дело никогда не было во мне, подумал Тэгун. Всё дело было в крови, в желании приручить меня. Он знал это, всегда знал, но всё ещё было больно. Больно видеть, как пристально Хакён смотрит на кровь, вытекающую из раны. - Ох, котёнок, – прошептал Хакён. С заметным трудом он поднял глаза на Тэгуна. - Это не всё, что я есть. Как и ты не всё то, чем пытаешься казаться. Ярость, нездоровая и бесконтрольная, вспыхнула внутри охотника. Он двинулся вперёд, пока не упёрся пальцами ног в стену. Одной рукой он опёрся на подоконник, а другую поднял к груди, касаясь кончиками пальцев пореза, собирая выступившую кровь. Она была тёплой. Он вытянул испачканную в крови руку вперёд, между ними. Он всё ещё был в пределах действия чар дома, но уже едва ли. Глаза Хакёна снова опустились к крови, влажно блестевшей на пальцах Тэгуна. Вампир словно задыхался, взгляд его был расфокусирован. - Так ли это? – мягко спросил охотник. Он мог видеть, как дрожали его пальцы. Он знал, что был прав. - Тэгун, – хрипло произнёс Хакён. – Дело не в крови. Вампир глубоко вздохнул и тихо заскулил, закрыв глаза. - Дело в тебе. И во всём том, что я к тебе испытываю. Да, если посмотреть на суть, то, да, кровь питает вампиров. Но всё намного сложнее. - Сложнее? – эхом отозвался Тэгун, и Хакён открыл глаза, глядя мимо окровавленных пальцев охотника прямо ему в глаза. Тэгун чувствовал, как кровь стекает по ладони на запястье. - Сам акт забирания крови сложнее, – сказал Хакён. – Он… интимный, разве нет? Жертва, дар. Часть кого-то. Рука Тэгуна сдвинулась немного вперёд, и взгляд Хакёна снова вернулся к крови. - Ты хочешь это, – сказал Тэгун, потому что только это было важно. Хакён мог выворачивать это как угодно, но он лишь хотел съесть Тэгуна. Он хотел убить его. - Да, – прошептал Хакён. Тэгун сдвинул руку немного влево только для того, чтобы увидеть, как Хакён следует за его движением. Вампир наклонился вперёд; в тусклом свете блеснули его клыки. - Но не потому что я голоден, Тэгун. Станешь ли ты осуждать влюблённого за то, что он хочет поцеловать тебя? Как прелюдия к сексу? Для таких, как я, кровь и секс связаны. Я просто хочу тебя. Во всех смыслах. Это лишь части одного целого. Я хочу укусить тебя, да, но я также хочу прикоснуться к тебе, поцеловать тебя и трахнуть тебя. Внутренности Тэгуна ухнули куда-то вниз, и он залился краской, чувствуя, как горит лицо. Он не привык к такому откровенному, прямолинейному высказыванию своих желаний. Не говоря уже о желаниях, связанных с ним. Тэгун видел, как потемнели глаза Хакёна, и ему хотелось остановить, уничтожить этот момент. Но он чувствовал себя так, словно был в машине со сломанными тормозами. И он не мог её остановить. Он сам сломал эти тормоза. - Ты говоришь… Я должен поверить, что, если я скажу тебе «да», если я разрешу укусить меня, то ты не выпьешь меня до дна? Не осушишь? – неуверенно спросил Тэгун. – Твоё выражение лица говорит об обратном. Уголки губ Хакёна дёрнулись; это была почти улыбка. - То, что ты принял за жажду крови, – простая жажда тела, глупый маленький кот, – сказал вампир, и сердце Тэгуна пропустило удар. Хакён услышал это. Наверняка, потому что его улыбка стала шире. Она не была хищной, но и мягкой её сложно было назвать. Она была обжигающей. Когда Хакён моргал, его веки возвращались на место невероятно медленно. - И следует отметить, что ты уже сказал мне «да». Тэгун замер. Он слышал, что разрешение не обязательно должно быть словесным – достаточно намерения. Но он не имел в виду… он… - Я внутри дома. - Я не причинил бы тебе вреда, даже если бы ты не был. Так ли это? Неужели Тэгун действительно собирался сделать это… Его трясло, сердце колотилось, и он задыхался. Хакён дал ему серебряный кинжал, приставил его к своей груди и прошептал: «Посмотри мне в глаза и убей меня.» И Тэгун не убил. Было это доверие или же глупость? И что это было для Тэгуна сейчас? Рука охотника начала двигаться вперёд, пока не оказалась за пределами чар, пока дыхание Хакёна не опалило его кожу. Вампир пристально смотрел на Тэгуна. Охотник не осмелился дотронуться до него – не сейчас, когда он был перепачкан кровью. Хотя то, что он сделал, уже было глупо, так глупо… Хакён поднял руку, медленно, очень медленно, давая Тэгуну возможность уклониться, прежде чем взял его за запястье. Его кожа была горячей, а хватка – ощутимой, но мягкой. Вампир, скорее, поддерживал, нежели ограничивал. Он потянул руку Тэгуна на себя, его губы приоткрылись, и Хакён провёл языком по дорожке крови, протянувшейся от запястья до указательного пальца, слизывая её. Тэгун рвано выдохнул и дёрнулся. В это же мгновение Хакён замер, всё ещё касаясь губами пальцев Тэгуна. Но когда охотник не отшатнулся, он снова наклонил голову вниз и, глядя Тэгуну в глаза, облизал его средний палец. Когда он закончил с ним и его язык снова исчез, Тэгун успел заметить тёмно-красный блеск крови во рту. Вампир сглотнул и закрыл глаза. Это неправильно, пронеслась мысль в голове Тэгуна, но она была тусклой, неважной и очень далёкой. Он чувствовал, что задыхается, что он загипнотизирован. Были ли это чары, подумал он, когда Хакён слизнул несколько капель крови с его безымянного пальца. Больше крови не было. Вампир слегка отстранился; его взгляд остекленел, а губы покраснели. Он держал запястье Тэгуна немного крепче, но вряд ли это было осознанно. Его зрачки были расширены. - Спасибо, – хрипло произнёс вампир. Его клыки всё ещё были видны, и в какой-то момент Тэгуну хотелось высунуться из окна и позволить Хакёну вонзить их ему в шею. Внутри всё сжалось при мысли об этом. От ужаса и... Возбуждения. Тэгун вырвал руку из хватки Хакёна – тот легко его отпустил. Сердце охотника продолжало колотиться, хотя он был уже в безопасности, под защитой чар. Он пытался доказать свою мысль и… И наверное, он смог. Хакён хотел его крови. Но он не причинил ему вреда, не оскорбил его, он не взял больше, чем ему было предложено. Становилось так сложно ненавидеть его, и боже, как сильно Тэгун хотел ненавидеть его. Он прижал руку к груди, чувствуя, как пропитавшаяся кровью майка стала липкой. Хакён лениво смотрел на него – он казался пьяным. Пьяным от крови. - Спасибо за покушать? – спросил Тэгун, стараясь звучать дерзко, но вышло очень дрожаще. Всё это завело его: рот Хакёна, его язык, его тёпло, – он был до боли возбуждён. Тэгун был омерзителен сам себе. Его собственная реакция застала его врасплох. Хакён облизал губы, по-кошачьи медленно. - Кровь – это магия, и она нужна мне, чтобы жить, – тихо сказал он. – Я не принимаю как должное то, что мне дают её. Даже в небольшом количестве. Так что, да, спасибо тебе. За кровь и за доверие. - Я не доверяю тебе, – резко ответил Тэгун. Хакён моргнул, глядя на него, его глаза были тёмными и такими красивыми. - Нет, – пробормотал он. – Не совсем. Особенно не тогда, когда ты… Ты начинаешь, ты делаешь маленький шаг навстречу, а потом в ярости отстраняешься. Тэгун, я не обижу тебя. Я думаю, глубоко внутри ты знаешь это. Не понимаю только, почему ты так борешься с этим. Лицо Тэгуна дёрнулось, но он не знал, что ответить на это, что вообще можно было сказать. Он гадал, мог ли Хакён почуять его возбуждение, распознать ложь в его крови. - Знаешь, если ты позволишь зализать мне эту рану, она быстрее затянется. Тэгун отшатнулся; его рука неосознанно прикрыла порез. - Нет, – сразу же ответил он. Не то чтобы это предложение напугало его… Хотя должно было. Высунуться из окна, открыться вампиру… Скорее, он испугался своей реакции. Одна мысль об этом… Член Тэгуна дёрнулся в штанах, и он прижался к стене, радуясь, что Хакён не может видеть его ниже пояса. Вампир улыбнулся, и его белоснежные зубы блеснули в темноте. Его клыки были напоминанием об опасности, которое Тэгун не собирался игнорировать. - Попытаться стоило, – сказал Хакён. – Но серьёзно, тебе нужно обработать это… Ты знал, что у нас есть ножи для фидеров, которые не хотят, чтобы их кусали? Они заговорённые, так что порезы чистые и быстро затягиваются. А я что-то сомневаюсь, что кинжалы, предназначенные для убийства вампиров, способствуют исцелению. Тэгун не знал. Он не думал, что вампиры будут таким… предусмотрительными. - Как мило с вашей стороны, – пробормотал Тэгун, и уголки его губ дёрнулись. – А сейчас я бы хотел остаться один. Улыбка Хакёна угасла. - Хотел бы я, чтобы ты позволил мне уложить тебя в постель, – прошептал Хакён, и Тэгун вспыхнул. – Позволил мне помочь тебе забыть все те вещи, что висят тяжёлым грузом на твоём сердце. - Ты одна из этих вещей, – сказал Тэгун, и Хакён задумчиво опустил взгляд на свои руки, лежавшие на подоконнике. – Джехван умирает, и вот это всё… Ты не помогаешь. Снуёшь вокруг, беспокоишь чары, не даёшь ему выйти. Он заслуживает покоя. - Я… – Хакён нервно облизнул губы, и его клыки втянулись. Вампир поморщился, когда они исчезли. - Мы связались кое с кем, кто может оценить его состояние. Она не колдунья, но она Провидица, и она хороша в том, что делает. Я думаю, что она, по крайней мере, может помочь ему. Или помочь ему помочь себе. Он снова посмотрел на Тэгуна. Взгляд у него был напряжённый, как у ребёнка, который делает подарок, и очень хочет, чтобы его приняли.. - Мы можем отвезти его к ней. Когда угодно. Если ты хочешь. Тэгун… Чего Тэгун вообще хотел? Чтобы Джехван выздоровел, чтобы его седые волосы снова потемнели, чтобы его кожа приобрела цвет. И Хонбин – чтобы Хонбин снова был счастлив, улыбался и шутил без горечи, скрывавшейся в каждом его слове. А Тэгун… Не всё сразу. - Завтра ночью, – пробормотал Тэгун, и Хакён оживился. – Мы поедем завтра ночью к этой… Провидице. Я и Джехван. Я не хочу, чтобы ты ехал. Вампир замер, пристально и изучающе глядя на Тэгуна. Тот хотел, чтобы он так не делал. - Один из нас должен поехать, – медленно произнес Хакён. Тэгун пожал плечами и зашипел: порез снова начал кровоточить. Хакён застонал, вцепившись руками в подоконник. - Пошли тогда одного из своих засранцев, – нетерпеливо произнёс охотник. Он хотел поскорее закончить этот разговор и убраться подальше от соблазна, имя которому – нижняя губа Хакёна. - Мне без разницы, лишь бы не ты. Хакён никак не отреагировал, сохраняя абсолютно нейтральное выражение лица. Однако деревянный подоконник под его руками громко заскрипел. - Ты боишься меня? Теперь, когда я попробовал тебя? – спросил вампир. Рука Тэгуна – та, что он держал, ту, которую он облизывал, касался своим ртом, – сжалась, и охотник прижал её к животу. - Нет, – прошептал он, чувствуя, как горят его щёки от стыда и желания. – Я боюсь себя. Рот Хакёна открылся, глаза расширились. Тэгун решил, что идеальнее момента не будет: он захлопнул окно и опустил жалюзи. Но прежде он успел заметить, как клыки Хакёна снова появились.***
Скорее всего, это была плохая идея, но Хонбин сейчас был не в лучшем состоянии. Или настроении. Поэтому, увидев в окне знакомого вампира с серебряными волосами, устроившегося на их крыльце, он принял абсолютно безответственное решение. Он с шумом распахнул заднюю дверь, чувствуя смутное удовлетворение от того, что Воншик вздрогнул. Сегодня на нём были очередная простенькая футболка, джинсы и огромные отвратительные сникеры. В довершении всего, в руках он держал планшет. Бессмертное существо, использующее современные технологии, – это выглядело невероятно нелепо. - Это ты тот кровосос, что разговаривал с моей матерью? – спросил Хонбин, помахав перед лицом телефоном, на случай если Воншику отшибло память. Тот нажал на боковую кнопку планшета, и экран погас. Это немного напрягло Хонбина, потому что без света было сложно разглядеть выражение его лица. - Немного опрометчиво, – громко произнес Воншик, и от его голоса по спине Хонбина побежали мурашки. – Опрометчиво выходить из дома, когда знаешь, что рядом вампир, а у тебя в крови это заклятие. Губы Хонбина слегка приоткрылись. Его клыки не были такими острыми, как у вампиров, но суть была ясна. - Так укуси меня, херова морда, – с вызовом сказал он. Света было достаточно, чтобы он увидел, как Воншик приподнял одну бровь. Хонбин знал, что кровосос не убьёт его. Ну, если и убьёт, то Хакён, вероятнее всего, засунет ему в задницу серебряный кол. Хонбина это, конечно, не оживит, но сама мысль утешала. - Отвечай на вопрос. До этого Воншик полулежал в их старом плетёном кресле, но сейчас он наклонился вперед, упёрся локтями в колени и с любопытством посмотрел на Хонбина. Тот вскинул подбородок и с вызовом встретил взгляд Воншика. - Твоя мать позвонила, и я ответил, – в конце концов ответил он. Хонбин зашипел и медленно произнёс: - Сукин ты сын. Воншик нахмурился. - У тебя не было никакого права. Ещё и телефон разбит, ты… - Он уже был разбит, когда Хакён поднял его, – перебил его вампир. – А твоей матери я ничего не сделал и не собираюсь делать. Хонбин сомневался, что поверил в это. Нет, нахер, он совсем не поверил в это. - У меня тоже есть вопрос… - Ты не будешь задавать никакие вопросы. Наше общение не так работает, – отрезал Хонбин. Он швырнул телефон Воншику на колени. - Почини его. Придурок. Воншик осторожно поднял мобильник. Он выглядел совсем маленьким в его руках. Хонбина трясло от злости. - Починить его? – переспросил вампир. - Да, починить, – ответил Хонбин чуть медленнее. – Я отключил все программы, так что даже… даже… короче, даже не надейся что-нибудь найти. Воншик всё ещё вертел его телефон в руках. - У тебя нет ни братьев, ни сестёр. - Тебе интернет подсказал? – спросил Хонбин, стараясь скрыть, как неуютно ему было при мысли, что этот идиот копался в их прошлом. Это было плохо. Хакён не мог знать… - Нет, это всего лишь предположение, сделанное на основе твоего очаровательного характера, – ответил Воншик. Хонбин расслабился. - Да похер, – пробормотал он, поворачиваясь к вампиру спиной и направляясь к двери. – Почини мой телефон, ведь ты чуть не сожрал меня, да еще и с матерью моей разговаривал без разрешения. А после этого можешь уёбывать в закат и… Неожиданно перед ним появилась рука, не давая открыть дверь. Хонбин похолодел, но постарался подавить страх. Паника всё равно никогда не помогала. С вампирами уж точно. Воншик стоял прямо перед ним. Он был совершенно расслаблен, и Хонбин постарался скопировать его позу. Находиться так близко рядом с вампиром было невыносимо. Они были приблизительно одного роста, но вот комплекции отличались. Воншик был заметно крупнее. Хотя это не имело значения: даже будучи дрищом, он всё равно мог размазать Хонбина по стенке ровным слоем, не особо при этом напрягаясь. - Чё? – спросил Хонбин, хмуро глядя Воншику в лицо. Образец хладнокровия. Правда, его немного подводило громко колотящееся в груди сердце. Ну, разумеется. С сердцами всегда так. Никому нельзя доверять. Какое-то время Воншик рассматривал его лицо. - Ты действительно произведение искусства, – тихо пробормотал он, а затем продолжил обычным голосом. – Ты задолжал мне вопрос. Это новое правило. Хонбин глубоко вздохнул. - Нет, – коротко ответил он, безуспешно продолжая тянуть дверь на себя. – Я закричу. Клянусь, я… - У Тэгуна есть родня, – быстро произнес Воншик, и Хонбин почувствовал, как во рту у него всё пересохло. Ох чёрт. - Расскажи мне, Хонбин. Расскажи мне про его брата. Хонбин ошарашенно смотрел ему в глаза, не произнося ни слова. Воншик ждал, его пристальный взгляд блуждал по лицу Хонбина, изучая его. При близком рассмотрении этот вампир казался не таким уж и уродливым. Хонбин открыл рот и закричал.