***
Хонбин стоял у окна в гостиной, осторожно рассматривая тускло освещённый двор. В слабом свете фонаря трава казалась ещё более жухлой, чем она была на самом деле. Чары дома были беспокойными, но это было почти незаметное, пусть и раздражающее обстоятельство, которое лишь напоминало о том, что Санхёк ошивался где-то поблизости. Джехван сидел на диване позади Хонбина. Его ноги были прижаты к груди, а сам он казался отсутствующим и полностью погружённым в свои мысли. Он не сказал Хонбину, что ему прошептал Санхёк, но что бы там ни было, Джехван явно был растерян и ошарашен. Вся эта картина: большие руки Санхёка на узких плечах колдуна, его губы возле уха Джехвана, когда он что-то там шептал, – это навсегда отпечаталось в мозгу Хонбина. Но, наверное, лучше уж в его, чем Тэгуна. Хотя он представлял, какую истерику закатит тот, когда узнает об этом. Невероятный собственник там, где он не имел на это права. Солнце должно было скоро встать, когда из-за угла, наконец, выехала машина. Хонбин чувствовал сковавшее его напряжение, и он не расслабился, даже когда автомобиль припарковался около их дома, что возвещало о благополучном возвращении Тэгуна. Хонбин не был уверен, что Хакён мог тайно похитить Тэгуна, но учитывая, что тут наворотил этот Санхёк, такую возможность не стоило исключать. И он не знал, что бы они делали, если бы это действительно случилось. Дверь машины открылась, и из неё вышел Тэгун. Очевидно, целый и невредимый. Свет в салоне ещё горел, и, насколько мог видеть Хонбин, Хакёна в машине не было. Ну и хрен с ним. Хонбин отвернулся от окна и посмотрел на Джехвана. - Тэгун вернулся. В принципе, фраза была бессмысленной, потому что звук захлопываемой дверцы машины, наверняка, уже успел навести его на эту мысль. - А он… – начал Джехван, но входная дверь резко открылась, и в дом вошёл Тэгун. Колдун дёрнулся, и его рука невольно потянулась к уху. Тому, в которое шептал Санхёк. Словно Тэгун мог увидеть следы его прикосновения. Дверь была распахнута с такой злобой, что Хонбин уже успел приготовиться к скандалу, но Тэгун прикрыл её очень осторожно и, закрыв глаза, прижался спиной к дешёвому дереву. Он вздохнул, и этот вздох показался Хонбину… дрожащим. В комнате повисла пауза – затишье перед бурей. Они молчали, ждали, и Хонбину казалось, что они вернулись в предыдущую ночь, к тому же самому спору, когда каждый говорил своё и никто никого не слушал. Но сегодняшний Тэгун каким-то образом казался меньше, чем обычно: широкие плечи опущены, взгляд в пол… Хонбин сомневался, что этот неожиданный упадок настроения сделает Тэгуна более внимательным к их увещеваниям. Скорее всего, он просто будет не так сильно огрызаться. Если они снова начнут этот разговор, он, без сомнений, закончит его, захлопнув дверь прямо у них перед носом. Но зато сделает это потише. Пока Хонбин размышлял об этом, Тэгун открыл глаза, но от двери не отошёл. Он посмотрел на Джехвана, с ногами забравшегося на диван: его рука замерла около уха, но уже не трогала его. Он выглядел ужасно виноватым. Хонбин терпеть это не мог. - Рад, что ты вернулся целым и невредимым, – сказал Хонбин, обращаясь к Тэгуну. В его словах не было злости, но теплоты там тоже не было. Он вообще мог ничего не говорить, но тишина стала такой гнетущей, а буквально искрящееся напряжение между Джехваном и Тэгуном таким невыносимым, что Хонбин, чувствуя себя чужим в собственном доме, просто не сдержался. Он был рад, что Тэгун вернулся, что он был в порядке, но сейчас это было не важно. Ресницы Тэгуна затрепетали, и он вздохнул. Снова. Казалось, он хотел избавиться от всего воздуха в своих лёгких. - Что ты имел в виду, – тихо проговорил он своим обычным мягким голосом, – когда сказал, что вампиры стали более агрессивными? - О, так теперь ты хочешь меня слушать? – спросил Хонбин. – Если бы ты не уехал, мог бы сам посмотреть, что же я имел в виду. В этих словах тоже не было злости. Казалось, Хонбин просто читал свой сценарий, старый, с повторяющимися репликами, которые он произносил так часто, что они уже въелись в каждую косточку его тела. - В следующий раз я не буду утруждать себя звонками. Мы просто хотели предупредить тебя. - В следующий раз я буду здесь, – прошептал Тэгун. Брови Хонбина поползли вверх. Это интересно. Но интересно не в хорошем смысле. Интересно как автомобильная авария: подушка безопасности врезается в рёбра, а стекло впивается в кожу. Но вслух Хонбин этого не сказал. - Разумеется, будешь. Тэгун уставился на ковёр: он был покрыт разводами и местами истёрся. Если бы у них были деньги, они бы купили новый. Если бы у них было ещё больше денег, они бы постелили паркет. Как всегда: одни «если» и никаких «когда». - Что ты имел в виду? – снова спросил Тэгун, и его голос стал ещё тише. Он посмотрел на Хонбина, стоявшего в другом углу комнаты, и было что-то такое в его взгляде, что Хонбин замер, размышляя, не стоит ли сегодня придержать все колкости при себе. - Я думаю, он имел в виду, что они стали более настойчивыми. Убедительными, – робко произнёс Джехван. Он немного сдвинулся и опустил ноги на пол, давая им отдохнуть. Тэгун медленно моргнул, всё ещё глядя на Хонбина; его взгляд был совершенно отсутствующим. Хонбин почесал шею, чувствуя, как колются волосы на затылке. - Ага, – неубедительно протянул он. – Это именно то, что я имел в виду. Наверное. Очередное медленное моргание. - Расскажи. Хонбин нахмурился, уловив приказные нотки в этой фразе, но Джехван его опередил: - Другой ребёнок Хакёна, который… высокий такой, он пришёл поговорить со мной. Пытался узнать о заклинании, раз уж его создатель не смог. Не беспокойся, ничего… ничего не случилось. Мы ничего ему не сказали. Пока Джехван говорил, он смотрел прямо на Тэгуна, но как только он закончил, охотник посмотрел ему прямо в глаза, и колдун отвернулся, не выдержав взгляда. Теперь он рассматривал свои поношенные джинсы. Столько всего было не сказано, и Хонбин понимал почему. Причина поведения Санхёка, его мягкости, когда он смотрел на Джехвана, когда держал его, – они должны самостоятельно разобраться с этим. И они вполне обойдутся без помощи Тэгуна, который будет только орать, а не помогать. - Я бы не назвал такое поведение «агрессивным», – Тэгун отвечал на слова Джехвана, но казалось, что мысли его где-то далеко. - Он был немного более настойчив, чем мы привыкли, – сказал Хонбин. Тэгун медленно повернул голову в его сторону. Взгляд у него был пугающим. Тэгун всегда был хорош в таких вещах, но обычно-то это было преднамеренно, а сейчас… нет. Это был взгляд человека, увидевшего приведение. Взгляд человека, только что увидевшего приведение. - Тэк, что случилось на охоте? Моргание. Снова моргание. - Ничего, – сказал Тэгун. Хонбин знал его достаточно хорошо, чтобы понять, что это не была ложь – скорее, неправда, которую Тэгун хотел сделать реальностью. Он часто таким занимался. В основном он делал это со своими чувствами к Джехвану. Или брату. У Тэгуна, в принципе, были проблемы с чувствами. Именно поэтому Хонбину было интересно, что же такое произошло на охоте. Поскольку, что бы ни произошло, оно, вероятнее всего, включало в себя чувства. И Хакёна. - Тэгун, – вздохнул Джехван, и звук этот, казалось, не принадлежал человеческому миру. Словно лёгкий ветерок расшевелил золотистый покров осенней листвы. Джехван слегка наклонился вперёд, как будто собирался встать. - Ты будешь… - Несколько ночей я не буду охотиться. Тэгун оттолкнулся от двери и сделал шаг в гостиную. Конец беседы. - Вокруг слишком много ОВК, так что нет смысла охотиться, если я всё равно не смогу никого отследить. Тэгун стоял к ним спиной, так что он не увидел, как удивлённо переглянулись Хонбин и Джехван.***
Санхёк болтал ногой в воздухе. Неровная ветка безжалостно впивалась в позвоночник, а кора, наверное, уже отпечаталась на его заднице и бёдрах. Верёвка, на которой висела старая шина, не вызывала доверия, и вампир сомневался, что она выдержит его вес, а лежать на крыше под открытым звёздным небом было… было в стиле Воншика. Он вечно витал в облаках. В ночных облаках, если на то пошло. Ну, или где там витают вампиры. Себя Санхёк мечтателем не считал. Поэтому он лежал на толстой крепкой ветке дерева, развалившись, как огромная дикая кошка. Почти все листья окрасились в жёлтый и коричневый цвета, постепенно сворачиваясь в трубочки, чтобы окончательно засохнуть и опасть. Но пока что они держались и не пропускали лунный свет. Санхёк разодрал ладони, когда карабкался, цепляясь за сухую, загрубевшую кору. Однако это не стёрло воспоминания о Джехване, дрожащем под его руками. Вампир не ожидал, что он будет таким холодным. Санхёк сжал руки в кулаки, дождался, когда побелеют костяшки, и разжал. Небольшие ссадины на ладонях зажили и исчезли. Покалывание на кончиках пальцев от прикосновения к Джехвану осталось. - Санхёк, – раздался снизу голос Хакёна, и Санхёк, вместо ответа, наклонил голову, показывая, что он не спит на дежурстве. Он не услышал, как подошёл Хакён: ни шелест пожухлой травы, ни скрип земли под мёртвыми листьями. Но он услышал машину Тэгуна и звук захлопнувшейся водительской двери. Так что Санхёк ждал, когда появится его создатель. - Что ты здесь делаешь? - Думаю, – ответил Санхёк. Он скорее почувствовал, чем услышал, что Хакён недовольно фыркнул, и ухмыльнулся, глядя на золотой навес над собой. - Я имел в виду, почему ты тут, наверху? – уточнил Хакён. – И спустись, пожалуйста. Санхёк вздохнул. Казалось, дерево последовало его примеру: листья зашелестели, касаясь друг друга. Было довольно холодно для людей. Но Санхёк не чувствовал это – скорее, просто знал, что температура низкая. Он выпрямился, мимолетно подумав, что кусочки коры, наверняка, застряли и в волосах, и на одежде, но этот факт его не особо волновал. Хакён внимательно смотрел на него снизу. В этой не стриженной месяцами траве он тоже был похож на огромную дикую кошку. Санхёк оттолкнулся от ветки. Буквально одну секунду он парил в воздухе, а уже в следующую бесшумно приземлился на ноги. Его создатель всё ещё внимательно смотрел на него. Даже когда Санхёк стоял на земле, Хакёну всё ещё приходилось задирать голову, чтобы посмотреть ему в глаза. - Я хотел дать им немного свободы, – ответил Санхёк на вопрос Хакёна. – И здесь больше негде сидеть. Ну, кроме той шины. Но это не для меня. Хакён хмыкнул и посмотрел сначала на шину, а потом на колышущуюся траву под ней. На его красивом кремовом свитере был разрез, а прямо под левой ключицей виднелась уже успевшая подзажить рана. Через повреждённый кашемир Санхёк мог видеть гладкую золотистую кожу. Он протянул руку, касаясь краёв порванной ткани. Разрез был ровный и аккуратный – работа кинжала, а не гвоздя или ветки. Причём не случайная работа. - Твой охотник набросился на тебя? – бровь Санхёка вопросительно поднялась. - Нет, – Хакён мягко отодвинулся, пальцы Санхёка больше не касались маленького разреза. Вампир понял намёк и опустил руку. - На самом деле я дал ему шанс, но он им не воспользовался. Ресницы Хакёна мягко опустились, пальцами правой руки он слегка коснулся разреза. То, с какой нежностью и осторожностью был сделан этот жест, напомнило Санхёку о юной деве: та, наверное, с таким же благоговением держала бы в руках первую подаренную ей розу. Но затем глаза Хакёна распахнулись, и дикая кошка снова вернулась. - Что произошло, пока меня не было? Санхёк остановил взгляд на дыре в свитере Хакёна, гадая, что же могло случиться, но его внимание снова вернулось к дому, из окон которого лился свет. - Я разговаривал с колдуном, – сказал Санхёк. – С Джехваном. Я решил познакомиться с ним поближе, изучить его. Подумал, вдруг получится что-нибудь выяснить или, может, он случайно что-нибудь расскажет. Ну, и заодно думал попытаться уговорить его на сделку. Хакён не стал спорить, не стал спрашивать, почему Санхёк решил, что у него получится, если уж Хакёну не удалось ничего выяснить. Он просто сказал: - И? Санхёк пожал плечами. - Кое-что о нём я узнал. Он всегда настороже. Он не из тех, кто может случайно что-то выболтать, и он очень проницательный, – Санхёк облизнул губы. – Но я думаю, что он сдастся. В конечном счёте. - Сдастся, – повторил Хакён, пристально глядя на Санхёка. – Сдастся и пойдёт на сделку или сдастся тебе? Если бы Санхёк был человеком, он бы покраснел. Но его кожа осталась всё такой же мертвенно-бледной, и он спокойно произнёс: - И то, и другое, я надеюсь. Уголки рта Хакёна напряглись. - Будь осторожен, Санхёк. Ты играешь с огнём, – пробормотал он, и Санхёк многозначительно посмотрел на кожу создателя, выглядывающую из-под дырки в свитере. Единственным ответом Санхёку стал тяжёлый вздох. Похоже, Хакён сдался. - Ты такой упрямый. - Учился у лучших, – Санхёк широко ухмыльнулся, глядя на создателя и радуясь собственной шутке. Хакён бросил взгляд на Санхёка. - Иди домой, – сказал Хакён, раздражённый самодовольным видом Санхёка. – Я присмотрю за ними до рассвета. - Вообще-то, я бы хотел остаться, – ответил Санхёк, и Хакён удивлённо посмотрел на него. – Воншик прислал смс, что у него, похоже, есть зацепка. Я думаю, тебе стоит посмотреть, что он там нашёл. А ещё Санхёку нравилось чувство спокойствия, которое давало это место: тихое шипение чар дома, ощущающих его присутствие, мягкие приглушённые звуки, доносящиеся из дома охотников. Он хотел привести мысли в порядок, и это было единственное место, где его ничто не отвлекало. - Мне он не писал, – прищурился Хакён. - Потому что не хотел отвлекать тебя от твоей зазнобы, – ответил Санхёк, и Хакён взбесился так быстро, что казалось, что ещё чуть-чуть и из ушей повалит пар. - Он знал, что я тебе передам, когда ты вернёшься сюда. Хакён что-то проворчал. - Не уходи до рассвета, – приказал он и исчез. Санхёк не услышал шагов Хакёна, когда он подошёл, не услышал их и сейчас. Он вздохнул, и дерево снова вздохнуло вместе с ним. Забираясь обратно, он опять разодрал ладони о грубую кору. Ссадины зажили и исчезли. Покалывание от магии Джехвана осталось. Санхёк устроился на той же ветке и задумался: как долго будет покалывать губы, если прижаться ими к губам Джехвана?***
Дверь в комнату Тэгуна была закрыта, но было видно, что свет горит. Что ж, видимо, зверь ещё не дремлет. Джехван осторожно постучал: - Тэгун? Ему потребовалось терпеливо подождать несколько секунд, но затем дверь всё же медленно отворилась, выскользнув из-под пальцев колдуна. Тэгун переоделся ко сну: простая чёрная майка без рукавов и серые спортивные штаны. Волосы были растрёпаны. По какой-то причине Джехван подумал о выпавшем из гнезда воронёнке. Тэгун бросил взгляд за плечо колдуна, очевидно, ожидая увидеть там его бессменного партнёра. - Хонбин ест. Я просто хотел проверить, как ты. Ты выглядишь… – так, словно случилось что-то ужасное, – немного потерянным. - Ммм, – ответил Тэгун, не пытаясь обидеть Джехвана отрицанием очевидного. – Всё не так. Всё неправильно. Его губы сжались в жёсткую недобрую линию. Чувство ненависти к самому себе сквозило в каждой чёрточке его лица. Тэгун прикрыл глаза и опустил голову. Джехван видел такое уже не раз. Но он не понимал, почему это всё снова всплыло. Хотя мог догадаться. - Ты же знаешь, что мы всегда рядом, – сказал Джехван. Это было жалкое предложение помощи. Он знал, что Тэгун никогда не расскажет им о своих потаённых мыслях и чувствах. - Я знаю, что мы не во всём соглашаемся, но мы любим тебя. Я люблю тебя. И мы всегда на твоей стороне. Тэгун сглотнул, всё ещё не поднимая глаз от носков Джехвана. Правый почти полностью протёрся в районе большого пальца. - Я знаю, Дже, – пробормотал он. – А ты? Джехван нахмурился. - Я? Тэгун поднял голову, и в тусклом свете его глаза ярко блеснули. - Ты тоже кажешься потерянным. Джехван посмотрел на Тэгуна, и в этот момент они оба поняли, что что-то случилось с каждым из них, но ни один не раскроет второму свой секрет и что это понимание ни одна из сторон тоже не озвучит. Ухо Джехвана покалывало, и он боролся с желанием почесать его. Вампирам не нужно дышать, чтобы жить, но им нужно дышать, чтобы говорить. Джехван не думал, что их дыхание будет таким тёплым. - Думаю, я буду в порядке, – соврал колдун. Тэгун кивнул. - Я тоже, – соврал охотник. Их взгляды встретились. Никто из них ничего не сказал.***
Воншик позвал Хакёна почти в тот же момент, как тот открыл входную дверь. Его голос, низкий и хриплый, красиво отражался эхом от стен их дома. Совсем не похоже на мягкий и лёгкий голос Тэгуна. Голос охотника был нежен, как лепестки роз, скрывающие шипы, в то время как голос Воншика напоминал скрипящий под ногами гравий, под которым, если порыться, можно было найти плюшевого медвежонка. Хакён вспомнил, как серебро обожгло его кожу. И когда его предпочтения успели так измениться… - Уже иду, – отозвался Хакён, следуя за эхом чужого голоса на кухню, где удобно расположился Воншик. Хакён взглянул на блокноты и стикеры, карандаши и цветные ручки. В голове промелькнула мысль, что это было скорее для красоты, чем для реального использования. Таким уж был Воншик. Возможно, это у него от Хакёна. Воншик, сидя за высоким столом на кухне, одарил его улыбкой, но она была мрачной, а не радостной. Хакён отнёсся с пониманием и не стал отвечать тем же. - Ты нашёл что-то важное, – это был не вопрос. - Немного, но для начала уже неплохо, – ответил Воншик. Он мягко постучал кончиками пальцев по телефону Хонбина, который лежал возле ноутбука. - Я нашёл школу, где учился Тэгун. Она недалеко от дамбы Чистых Вод, в сраной дыре рядом с дорогой, ведущей в городишко с громким названием Надежда. Большинство парней из его класса выглядят как будущие уголовники. Он выпустился пять лет назад, и я уверен, что тебе будет интересно, что… - Так ему двадцать два? – спросил Хакён, скорее, просто озвучивая свои мысли вслух. Это радовало. Немного, но радовало. Он знал, что Тэгун был молод, но жёсткость его характера… Хакён думал, что ему около тридцати. - Что-то типа того, – ответил Воншик, оценивающе глядя на Хакёна. – Я ещё не искал ничего конкретно по нему. Хотел найти какие-нибудь записи о Джехване и Хонбине в той же школе, но пока безрезультатно. - Они могли ходить в другую, – задумчиво произнёс Хакён. Он наклонился к экрану ноутбука, чтобы лучше рассмотреть ряд маленьких фотографий с именами, напечатанными под ними. Фотография Тэгуна никак не выделялась на фоне остальных, но это был он, разве что линия челюсти была мягче – не такая резкая. Да и причёска оставляла желать лучшего. Но это точно был он. Хакён понял, что имел в виду Воншик, когда говорил о его одноклассниках. В них всех было что-то жестокое и жуткое. Сразу становилось ясно, что во время школьной жизни их больше беспокоило, смогут ли они позавтракать на следующий день, чем каковы будут результаты их спортивной команды. Котёнок, подумал Хакён, пытаясь понять, какой была его жизнь и что превратило его в того человека, которым он стал. - Хонбин связан с этим городком, вот почему я начал искать там, – сказал Воншик, но Хакён едва ли слушал его. – И поблизости нет других школ, да и дети из Надежды, эм... Их вряд ли бы взяли куда-то ещё. Хакён хмыкнул и выпрямился. Это было неплохо для начала. Это была зацепка. Это было больше, чем у них было до этого. Взгляд Воншика остановился на дырке на свитере Хакёна. - Что там произошло? – спросил он. Хакён прикрыл разрез рукой, отворачиваясь. - Продолжай искать, – прошептал он.***
Небо было бледно-серым – такое, с едва пробивающимся через облака светом, оно всегда напоминало Тэгуну обезжиренное молоко. Сначала он решил, что слишком рано проснулся и солнце ещё не успело встать, но сквозь жалюзи пробивался холодный свет, а красные цифры будильника показывали почти полдень. Что ж, видимо, это будет один из тех дней, когда кажется, что небо, деревья и весь мир никак не могут проснуться. Он лежал в кровати. Одеяло подоткнуто, чтобы ноги ненароком не покинули тепло и уют. Птицы за окном чёрными точками испещрили пейзаж, и выглядело это совсем не мило. Похоже, это были вороны. Тэгун понимал, что ему пора вставать, собираться, но ему так не хотелось разрушать эти чары. Он боялся встретиться с тем, что ждало его за пределами кровати. Некоторое время он наблюдал за птицами и за небом, гадая, превратятся ли серые разводы в облака или же исчезнут, обнажив ярко-голубой небосвод. Не произошло ни то, ни другое, и вскоре птицы улетели. Будильник мерзко запищал, и этот жуткий звук напоминал крик Банши. Он скинул одеяло – по рукам сразу же пошли мурашки. В какой-то момент Тэгуну показалось, что холод добрался до его сердца. Он почувствовал, как его охватывает паника, а горло разрывает желание закричать. Он быстро встал с кровати, пытаясь подавить в себе все эти эмоции. Невольно Тэгун вспомнил о старых военных фильмах: сцена крупным планом, когда, готовясь выстрелить, герой засыпает в мушкет порох. Но это всё, что он мог сделать, – подавить свои чувства, спрятать их. Сегодня выстрела не будет. Тэгун накинул лёгкий кардиган, так как в доме было прохладно, но, словно пытаясь наказать себя за греховные мысли, отказался от тёплых носков. На тумбочке сонно мигнул телефон, и Тэгун взял его с собой на кухню. Там охотника встретила белизна стен – словно тоскливый зимний пейзаж. Он достал из холодильника модный химический кофе в банке и сел за стол, уже раскаиваясь в своей гордыне по отношению к носкам. Дверь в кладовую была закрыта, как и должна была. Дом казался очень тихим, что означало, что Хонбин ещё спал. Это было слабое утешение, но было приятно осознавать, что хотя бы некоторые вещи в их жизни остались прежними. Тэгун закрыл глаза. Вот он, уродливый, холодный, бездушный огонь внутри него. Тот самый, на который Тэгун так старательно пытался не смотреть. Тот, что напоминал о том, что он наделал и что он не может изменить это. Вчера он сохранил жизнь вампиру. Это было не важно, успокаивал себя Тэгун. Хакён ведь не представлял опасности. Он больше не убивал людей. Ну, он ведь так сказал. Сам Тэгун не знал, было ли это правдой. Он сохранил жизнь вампиру. Потому что Тэгун не хотел убивать Хакёна вчера, и он не хочет делать это сейчас. Он сомневался, что будет горевать, если Хакён перестанет ошиваться рядом с ними, но он не сомневался, что не почувствует себя лучше, если окажется тем, кто положит конец долгой жизни вампира. И дело не в том, что он не хотел, чтобы Хакён был… был мёртв. Он просто не хотел убивать его. Можно ли называть его бездействие слабостью? Он сохранил жизнь вампиру. В который раз он представил тело Хакёна на земле: из его изящного стройного тела льётся кровь, а красивые глаза остекленели и пусто смотрят в небо. Неожиданно он почувствовал, что, представляя это, смутился. Эта картина расстраивала его. Ему не нравилось, что она его расстраивала. Хакён был никем – просто вампир. И если он умрёт, жизнь Тэгуна станет только лучше.И всё же, лишь подумав об этом, он почувствовал стыд. Он сохранил жизнь вампиру. Он сохранил жизнь Хакёну. Казалось бы, смысл предложения не менялся, но чувства, пробуждавшиеся в нём, были абсолютно разными. Как лёд и пламя. Хотя и то и другое обжигало. Тэгун открыл глаза. Он не мог ничего исправить. Даже если бы ему представился ещё один шанс, и он бы пронзил сердце Хакёна серебряным кинжалом, это не изменило бы того факта, что один раз он его всё же отпустил. Тэгун хотел бы перестать думать об этом. Всю свою жизнь он бежал, летел, как самолёт, чей двигатель работал на одной только ненависти к вампирам, и вот теперь он врезался в вершину горы, как глупый персонаж какого-нибудь мультика. И вот когда всё успокоилось, он не мог перестать видеть двойной смысл в том выборе, который сделал. Почему тебе так хочется поиграть и в судью, и в присяжных, и в палача? Хакён задал ему вопрос, и Тэгун знал, что не имеет права на исполнение этих ролей, но он никогда этого и не делал. Суд давно закончился. Тэгун всегда был лишь клинком. Не более. Бездумный и беспристрастный, выполняющий уже вынесенные приговоры. Но он больше не мог быть клинком. Не теперь, когда он делает исключения. Не теперь, когда он стал пристрастен. В его голове раздалось шипение Хонбина: ты всегда был пристрастен и предвзят. Уголки его губ дёрнулись. Но была разница между «предвзят» и «пристрастен». Тэгун всегда ненавидел вампиров. Но такое же чувство питали к ним миллионы людей. Они ведь убийцы, и официальная политика государства подразумевала их полное уничтожение. Так что, может, Тэгун и был предвзят в этом плане, но он был уверен, что он, блять, не был не прав. И вот теперь. Сейчас. Отбор в любом виде не мог быть беспристрастным. Это было лицемерием. И Тэгуну это не нравилось. Он не хотел думать о Хакёне как о… как о чём-нибудь живом. Так было проще. По крайней мере, он думал, что так будет проще. Он думал, что всё будет либо чёрным, либо белым. Каждый учебник ОВК кричал об этом. А Тэгун прочитал их довольно много. В жизни он часто встречал подтверждение этим мелко напечатанным словам. Единственное, что видел Тэгун от вампиров, – это трупы, выброшенные, как надоевшая жвачка, и кровь, размазанная по их лицам. И Тэгун хотел верить, что это всё, что вампиры из себя представляют. Но Хакён, Хакён… - Нет, – сдавленно произнёс Тэгун. Но в тишине это слово всё равно прозвучало громко и резко. Охотник вновь подавил свои эмоции и затолкал мысли подальше: глубже в ствол мушкета, в темноту под маленькой свинцовой пулей. Может, когда-нибудь он и сорвётся, но не сегодня. Он снова взял банку с кофе и открыл её. Наклейка была сделана в по-осеннему тёплых тонах. Руки Тэгуна, сжимавшие банку, на этом фоне казались мёртвыми. Кожа была такой белой, что отдавала синевой. Кофе приятной горечью обволок язык, и Тэгун позволил его запаху проникнуть под кожу, подарить покой. Он потянулся к телефону, скрыл уведомления о новых сообщениях и открыл новости. Писали, что в их округе ОВК открыли офис на территории полицейского участка, но ни слова о вчерашнем нападении. Всё хорошо, сказал себе Тэгун. Может, все вампиры, убивавшие в эти дни, ушли. Может, теперь они смогут жить спокойно. Всё хорошо, подумал он. Всё хорошо. Ему не нужно чувствовать вину за то, что несколько ночей он проведёт дома, если всё спокойно. Несколько ночей дома. Казалось, эти белые ледяные стены начали медленно сжиматься. Глубоко запрятанные опасные мысли тяжёлым грузом лежали на плечах Тэгуна. Всё хорошо.