Шейх

— В книге сказано, — многозначительно подняла палец мадам Делайе. Она прекрасно знала, как заинтриговать слушателей, и прекрасно пользовалась этими приёмами. — Не тяни, — попросил Никита, сгорая от любопытства. Игорь же терпеливо молчал — сказывался профессионализм. — Камень сам выбирает того, кто станет ему служить, — наконец закончила фразу мадам Делайе. — И вы верите в эту ахинею? — опешил Игорь. — Верю или не верю, — хмыкнула ясновидящая, — вопрос сейчас не обо мне. Вы принесли фолиант, попросили перевести. Я от себя ничего не добавляю. — И как он это делает? — не удержавшись, спросил Никита. Любопытно же. — Не могу точно сказать, — ответила мадам Делайе. — Все же последней страницы не хватает. — Так уж и все решает эта пресловутая страница, — фыркнул Игорь. — Не все, но многое, — нисколько не обиделась на него мадам Делайе. — Сильный все же был маг, составлявший то заклинание, которое потом зашифровали в книге. Могу только достоверно сказать, что первым хранителем камня оказался Максимилиан. Владельцем оставался Генрих, а он хранителем. — Погоди, погоди, — потряс головой Игорь. Он ничего не принимал на веру — ему доказательства подавай. — То есть Максимилиан, — продолжил Игорь, — мог отыскать обыкновенный кругляш, если бы тот ненароком потерялся? — А кто сказал, что в шкатулке когда-нибудь не лежал бриллиант? — улыбнулась мадам Делайе. — Вы можете провести экспертизу дна шкатулки, а я продолжу с вашего позволения рассказывать, что прочитала. — А разве это было не все? — удивился Игорь. — Далеко не все, — рассмеялась мадам Делайе, — всего лишь, так сказать, затравка. Вы же ещё не услышали настоящую судьбу бриллианта «Голубой Виттельсбах». И остановились мы на том, что Мария-Амалия передала камень своему супругу. А вот второй такой же по величине и форме бриллиант курфюрстина утаила от Карла Альбрехта и, как написано в книге, подарила за спасение не только своей жизни, но и чести Генриху. — Откуда это известно? — растерялся Игорь. — Все из той же книги? — Из неё, милый, — кивнула мадам Делайе. — Откуда же ещё? — Тогда у камня тоже должно быть имя, — предположил Никита. — Есть, — снова кивнула мадам Делайе. — Как же без него? Но об этом позже. А пока вернёмся к хранителю бриллианта. Вот, смотрите. Она встала с дивана, взяла бумагу и карандаш. — Судя по подробному описанию в книге, у хранителя на теле должна быть вот такая татуировка. И мадам Делайе быстро набросала на листке рисунок. — Что? — прокричали в голос Никита с Игорем. — Насколько я вижу, — усмехнулась мадам Делайе, сделав ударение на слове «вижу», — доводилось встречать подобную картинку. Парни, как болванчики на приборной доске, закачали головами. — Сколько их, этих хранителей, в книге не написано, — продолжила мадам Делайе, — но всегда имеется хотя бы один. А вот с хозяином камня все обстоит не все так просто. — Ты хочешь сказать, — напрягся Никита, — что у камня бывают периоды, когда он не принадлежит никому? — Вот! — радостно вскричала мадам Делайе. — Наконец-то вы поняли мою мудрую мысль. И тогда начинается неразбериха… — Если предположить, — встрял в разговор Игорь, перебивая её, — что некто, жаждущий стать хозяином бриллианта и узнавший каким-то невероятным образом, как отыскать камень, мочит хранителей одного за другим, потому что те не желают подогнать бриллиант фальшивому хозяину. Он особенно не заморачивается над тем, что люди вокруг него мрут, как мухи, — хочет убивать и убивает. Этот хранитель не отыскал камень для него, другой обязательно отыщет — жить-то всем хочется… — Очень хорошо, — выразительно покачал головой Никита. — А можно проследить, — обратился он к мадам Делайе, — судьбу камней — и Виттельсбаха, и второго? — Ну, что про бриллианты известно ещё? — пожала та плечами. — В 1806 году Наполеон I присвоил немецкому курфюршеству Бавария статус королевства, в связи с чем курфюрст Максимилиан IV взошёл на трон под именем Максимилиана I. Для него были заказаны королевские регалии, в том числе королевская корона Баварии. На символическом изображении земного шара, венчавшего корону, был использован бриллиант «Виттельсбах». И оставался там до 1918 года. После упразднения германской монархии бриллиант был убран с короны. И пропал. Тут же плотно переплетаются судьбы потомков Максимилиана и Генриха Вильхелмов — один из них воевал на стороне Баварской республики, вернувшись из Советской России, а второй находился в отряде фрайкора и безжалостно подавлял выступления немецких коммунистов. Нетрудно догадаться, ху из ху и на чьей кто стороне воевал. — Да, уж, — вздохнул Никита. Не смотрел он фильмов о тех далёких временах, не читал книг. Когда брат убивал брата, это не для него. Вообще война не для него — он за мир во всём мире. Пацифист. Обмануть, обокрасть, обвести вокруг пальца, уговорить, в конце концов. Мог краем глаза посмотреть современный боевик или фильм-катастрофу, абстрагируясь от происходящего на экране и уговаривая себя, что это только кино, не по-настоящему. И все. Нет, от вида крови в обморок он не падал, но когда видел мёртвое тело, как тогда в подвале Липу, чувствовал себя несколько не в своей тарелке. — Ладно, — подал голос Игорь. — С одним камнем разобрались. — Как сказать, — снова покачала головой мадам Делайе. — И с какой стороны посмотреть. — Да что тут смотреть, — отмахнулся от неё Игорь. — Время смутное. Камень утонул в бурных революционных потоках. — Ага, — кивнула ясновидящая, — пропал, утонул. Да спёр его кто-то под шумок. — Как так спёр? — удивился Игорь. — Откуда стало известно? — Ты же видел фолиант, — усмехнулась мадам Делайе, — можешь предположить сколько в нём страниц и сколько буков. Так вот на одной из страниц потомок Вильхелма, побывавший заграницей, сделал запись, что во времена Великой депрессии голубой бриллиант «Виттельсбах» выставлялся на торги аукционным домом «Кристис». — Можно сказать, национальное баварское достояние, продавалось частным лицом, — фыркнул Игорь, — и никто его за это не привлёк к ответственности. — Ничего про «Кристис» сказать не могу, — продолжила мадам Делайе, но думаю, что у владельца нашлись документы, подтверждающие его право на владение камнем. Да, кстати, замечу, — добавила она, — больше в книге ни разу не упоминался «Голубой Виттельсбах». Впрочем, это и понятно, если вспомнить исторические события, последовавшие в Европе и в мире после тех неудачных торгов. Зато… — Хочу предположить, что дальше речь пойдёт только о его двойнике, — перебил рассказчицу Никита. — Вот именно... — кивнула мадам Делайе. — Я поначалу грешным подумала, что дневник закончился и опять сказка пишется. Ан нет, — она покачала головой. — Речь пошла о втором камне и имя его... Она выдержала театральную паузу. — Шейх. *** — Ничего не понимаю, — пожаловался на следующий день своему напарнику Роман, закуривая сигарету и делая большой глоток свежезаваренного кофе. — Понимаешь, когда я рядом с Василием, мне хочется его защищать и от всяких там Эдуардов Смирновых, и вообще от этого мира. У меня двоякое чувство к нему. С одной стороны, он просит помощи, а с другой… Роман чуть не проговорился, что постоянно видит в нём кота, сравнивает его с котом, хочет назвать его котом. Но не простым котом, а котом, знающим себе цену, который идёт, вот так, по улице, недовольно помахивая хвостом. Идёт по своей улице, где он, именно он хозяин, и плевать хотел с кошачьей колокольни на ту шавку, что голос на него подала. И он, проходя мимо, вот именно сейчас, вцепится ей в морду со злобным мявканьем. И шавка, зная это, поджимает хвост и убегает, не мешая коту идти дальше. А у него даже шерсть на загривке дыбом не встала, только потому, что он это знал заранее, и не надо было ему демонстрировать своё превосходство, он такой и другим не будет. Вот и Соколовский, рядом с Василием чувствовал себя, пусть не шавкой, но кем-то непонятным. «Муси-пуси» так и хотелось ему сказать, глядя в круглые серые глаза кота. И при этом ещё противненьким сюсюкающим тоном. И каждый раз боялся его когтистых лап. Он даже плечами повёл, избавляясь от наваждения. — А что Эдуард? — насторожился сразу Савва, как легавая, почуявшая добычу. — Может, его можно как-то прижать? За что он мальчишку так? — Было бы за что прижать, давно бы уже прижал. Только где он? Я наводил справки — никто в городе его не видел. А что у нас с расследованием? — С каким? По убийству или с твоим частным? — спросил Лудин безразличным тоном. Это сейчас он пытался говорить спокойным голосом, а вот вчера, пока Роман своим Василием был занят, отбивался от начальства как мог, пытаясь скрыть, что расследование в доме зашло в тупик. Есть труп, есть дырка в голове, но умер человек не от выстрела, а от острой сердечной недостаточности. И нет ни пули, ни одного подозреваемого, кто эту самую пулю мог в него выпустить. Сначала все было просто и понятно. Но Роману всегда больше всех надо. И вместо того чтобы передать документы в прокуратуру, пусть там бы решали, было убийство или не было и что с этим делать, стал проводить дополнительные мероприятия. И все, тупик. Давно такого у них не было. А начальству что — или дайте подозреваемого, или докажите, что тот сам умер. Вот и крутился вчера Савва, как язь на сковородке. — Да хоть с каким-нибудь из них. Мне кажется, что ты и по тому, и по другому за время моего отсутствия что-то нарыл, — усмехнулся Роман. Его безразличный тон Саввы не мог сбить с толку. — Нарыл. Но данных, как всегда, не хватает, — продолжал говорить Лудин безразличным бесцветным голосом. Но Соколовского не проведёшь. Он чувствовал, что сейчас Савва сорвётся и потоком информации захлестнёт его с головой. Но даже если и не потоком, а одной-единственной фразой, он тоже будет этому рад. — Эти люди все были между собой связаны, и все они были знакомы лично с Эдуардом Смирновым, — доложился все же Савва, но теперь уже с выражением, делая ударения на словах, на которые хотел обратить внимание своего друга. — А вот это уже интересно, — произнёс Роман и спросил: — В какой степени были связаны и знакомы? — Все были связаны между собой делами по бизнесу в той или иной степени. И знакомы были с Эдуардом лично, так как он был все время конечным потребителем продукции их бизнеса. Ну, про Ковригина ты знаешь, двое других были поставщиками продуктов на его кухни, а третий директор фирмы по организации концертов модных исполнителей. Был. И все они являлись VIP-посетителями клуба «Шейх». А, как известно… — Кому известно, а кому и нет, — перебил его Роман, что делал крайне редко. — А, как известно, — невозмутимо продолжил Савва. — Эдуард посещал, замечу, нечасто свой клуб и общался с VIP-клиентами. А вот Василий в той зоне никогда не бывал. Это, между прочим, многие подтвердили. Он всегда бывал только среди обычных гостей, причём нечасто, а примерно раз в две недели. И это никак не связано ни с выступлениями артистов, ни с чем-либо другим. Раз в две недели Василий появлялся в клубе, говорят, в основном пил, а потом уезжал. — А что он пил? — машинально спросил Роман. В памяти всплыло, что парень несколько раз упоминал лимонад, молоко, сок. Но никогда не говорил про алкоголь. В том баре он, правда, пил пиво, и только потому, что там не оказалось ни молока, ни сока. — «Мартини», коньяк, виски. Все подряд, ни от чего не отказывался. Ему наливали, что просил. Да и кто посмел бы отказать племяннику Эдуарда Смирнова? — пожал плечами Савва. После просьбы Василия не называть Эддом его дядю Савва следовал ей безукоризненно. Но как только он пытался представить Эдда дядей Василия, ему каждый раз хотелось чертыхнуться. — Кстати, вот ты пробыл с парнем сутки, он Эдуарда дядей, черт, называет? — не удержался все же Савва от вопроса. — Называет. Говорить о нём старается, правда, мало. Но когда говорит, то называет и дядей, и просто Эдуардом. Оба замолчали, каждый думал о своём, но в конечном счёте все равно мысли крутились вокруг странных смертей, убийства и причастности ко всему этому Василия. Роман несколько раз порывался рассказать Савве о татуировке на спине у парня, но всякий раз замолкал, едва открыв рот. Впервые, он что-то скрывал от напарника. Ничего, он расскажет все, когда соберутся все вместе — и он, и Савва, и Марьиванна, и Василий, и Никита с Игорем. Вот тогда и обсудят странную татуировку, а также кто что об этом знают. Ведь всяко кто-то из парней видел подобное не только на фотографии Олимпиады.