Шейх

Роман аккуратно уложил Василия на диван в своей комнате. — Есть, пить или чего-нибудь хочешь? — поинтересовался он у парня. — Пить, если можно. Простой воды, — простонал тот. — Или негорячего чая. Молока, догадываюсь, у тебя все равно нет. Соколовский тотчас выскочил на кухню, чтобы приготовить чай, и там столкнулся с Марьиванной, которая в это время обычно спала. Но сейчас соседка ему протянула большую кружку зелёного чая, уже слегка подостывшего, словно знала, что захочется Василию в данную минуту. И когда только успела? — Завтра все расскажете, — проговорила она, махнув рукой и выпроваживая Романа к парню, — а сегодня слушай во все уши, что он тебе поведает. *** Хоть и говорил Василий, что не надо ему врача и скорую, и что будет, как новенький, буквально спустя несколько дней, только не тут-то было. И ночью он не дал спать Роману своими стонами, а под утро ещё и затемпературил. И непросто у него температура поднялась, а подскочила. А затем и жар случился, самый что ни на есть настоящий, и бред, как положено, и метания в бреду. Роман осторожно освободил Василия от лохмотьев, чтобы обтереть его тело влажной тряпочкой — другого способа сбить температуру не было, и ошалело уставился на татуировку на его спине — бриллиант. Если бы не видел совсем недавно такую же на фотографии убиенной девушки, но не обратил бы на подобную красоту никакого внимания — не фанат украшений на теле. Но тут не удержался и потрогал небольшие камешки пальцем. Потом обязательно выспросит у Василия, что может означать подобная тату. Потребует рассказать ему все, что тот знает о татуировке, когда ему полегчает. А пока всю ночь Роман обтирал спину и грудь Василия тряпочкой, смоченной в воде с уксусом, поставив тазик себе на колени, стараясь не сорвать ни одного камешка с татуировки. И на службу с утра не пошёл, даже не потому, что не выспался. Что в первый раз, что ли? Василия побоялся одного оставить, плохо ему было, по всему видно, не полегчало. Вот и взял отгул, благо накопилось их много — позвонил с утра пораньше своему непосредственному начальству и никуда не пошёл. И только к полудню успокоился и затих Василий, перестав метаться и заснув, а рядом с ним и Роман прикорнул. Только проспал он недолго, проснулся оттого, что тихо в комнате стало, даже слишком тихо, и дыхания парня совсем не было слышно. Он приподнялся на локте и прислушался. Роман так сильно никогда не пугался, он проклял все на свете, а особенно, что пошёл на поводу у Василия, надо было все же врача вызвать. — Вася, Василий, — он потряс парня за плечо, усевшись с ним рядом, сначала потихоньку, потом посильнее. Тот, наконец, вздохнул глубоко и приоткрыл один глаз: — Ну, что такое? Спокойно человеку поспать не дадут. — Вася, — попросил Роман строго, пытаясь успокоиться. — Ты уж дыши, пожалуйста, а то мне страшно за тебя. — Я разве не дышал? — спросил тот удивлённо. — Нет. Мне показалось, что ты вообще умер. — Хм-м. Я вообще-то ещё пожить собираюсь, — фыркнул Василий, совсем, как недовольный кот, которому вроде бы и не наступили на хвост, но прошли так близко, что тому захотелось вцепиться в ногу просто так, только потому, что она была на расстоянии вытянутой когтистой лапы. — Ты меня опять с котом сравниваешь? — проворчал он. — Почему? — Знаешь, ещё тогда в самый первый раз, возле бара, когда ты от тех троих отбивался, мне показалось, что собаки дерут кота. А он их не боится и не убегает, а отвечает им ударом на удар. — А мы разве встречались ещё, кроме того раза? — напрягся Василий и приоткрыл второй глаз. — Нет, — не совсем уверенно произнёс Роман. Ему самому казалось, что с парнем он встречался и раньше и встречается каждый вечер, это, наверное, оттого, что он о нём все время думал. — Так нет? Или все же встречались? Роман задумался. Он и сам не мог достоверно сказать, встречался он с Василием раньше или ему это только казалось, что встречался. Наверное, все же нет, не встречался ни раньше, ни потом. Ведь это Савва ездил в посёлок с охранником, а не он. Но и Савва не видел Василия, а взглянул только на дом. Марьиванна ходила к нему. А Роман до вчерашнего вечера даже и не знал, где тот живёт и где его искать. — Нет, не встречались, — повторил Роман свой ответ, но теперь очень уверенно. — Я пить хочу и есть тоже, — проворчал Василий. — Я, конечно, все понимаю, но завтраком все же меня можно было накормить. — Скажите, пожалуйста, и как я должен был это сделать, если ты температурил и метался в бреду, — возмутился Роман, а потом спросил уже мягко: — А что бы ты хотел съесть на завтрак. — Кашу манную и стакан молока, — тут же оживился Василий. Он, и вправду, уже не выглядел таким побитым и больным. Роман вздохнул, да, кулинария — не его конёк, придётся просить помощи у Марьиванны. Он вышел из своей комнаты и потихоньку постучался соседке в дверь, никто не отозвался. Вздохнув снова, Роман поплёлся на кухню, в холодильник можно было не заглядывать — молока там все равно не было. Не было так же и сметаны, Роман решил, что Василий должен и сметанку любить, впрочем, там не было вообще никаких продуктов. Вздохнув в третий раз, Соколовский покинул квартиру и бодро зашагал в сторону магазина, благо лавка с продуктами первой необходимости была прямо в их доме. Он сильно надеялся, что молоко, манка и колбаса с хлебом там продаются. — Роман Александрович, — удивлённо протянула соседка, которая зашла поболтать со знакомой продавщицей. — Вы, и в магазин за продуктами? — Васю кормить надо, а у меня мышь в холодильнике повесилась, — грустно изрёк Соколовский. — Вот ещё и помощи хочу у вас попросить. Надо кашу сварить, а я не то, что кашу, яйцо приготовить не смогу. — Надо помочь, — произнесла продавщица, премиленько улыбнувшись Роману и стрельнув в него глазами, отсчитывая сдачу. «Наповал», — усмехнулся Соколовский, если бы не Вася, который кушать хочет, он бы задержался, чтобы потрындеть с хорошенькой женщиной. — Придётся помочь, — согласилась Марьиванна, терпеливо дождавшись, пока Роман сложил продукты в пакет, и, подхватив его под ручку, повела прочь из магазина, бросив на прощанье продавщице: — До свидания, Милочка, я загляну позже. Если бы Роман не прочитал на бейджике женщины «Мила Савина», то решил бы, что его соседка к ней уменьшительно-пренебрежительно обращается, а так нет, даже настроение поднялось, уважительно-ласкательно. «Была зверски застрелена бандой в Москве на задании Савина Мила, на ментов ведь работала, дым в голове, а вора не спалила, любила», — напевал он мгновенно пришедшую песню на ум, заходя за Марьиванной в квартиру. — Учись, пока я ещё жива, — улыбнулась соседка Роману, колдуя на кухне. Он не успевал следить за её руками. Вот откуда-то появилась маленькая алюминиевая кастрюлька, вот уже молоко в неё влито, вот уже оно закипело, и Марьиванна, непрерывно помешивая, крупу в кипящее молоко тоненькой струйкой всыпала, ещё немного помешала, пока каша не загустела, достала тарелочку не плоскую, но и не глубокую, перелила кашу в тарелочку, достала банку малинового варенья и сверху на кашу налила его. — Вот, получите, как любил Буратино — пополам с малиновым вареньем, — произнесла она, подавая кашу и стакан с молоком Роману в руки. — Что, уже все? — удивился тот. — Не понял, когда вы успели. — За руками следить надо было, — весело рассмеялась Марьиванна, и покрутила этими самыми руками перед лицом Романа, как девчонка, которая сделала что-то такое, что на парня её произвело неизгладимое впечатление и одновременно подняло её авторитет на недостижимую высоту. — Иди, корми больного. Роман осторожно, чтобы не расплескать молоко, налитое почти до самых краёв стакана, пошёл в свою комнату, пятой точкой толкнул дверь, отворяя её, и негромко позвал Василия: — Кушать подано. Только ему никто не ответил — Вася дрых без задних ног. Роман видел, что он дышал ровно на этот раз, даже улыбался во сне. Совершенно не хотелось его будить, но тогда каша остынет и станет абсолютно не вкусной — есть такое свойство у манки. Соколовский осторожно поставил завтрак, или уже обед Василия на круглый стол, стоявший у окна, и присел рядом с парнем на диван. — Вася, — потряс он его за плечо, — просыпайся, дорогой, каша стынет. — Что? Где? — пробормотал тот, распахивая свои глаза, которые уже не были щёлочками, как накануне, а вполне нормальные круглые глаза, как у кота. — Вставай, — произнёс Роман. — Даже умываться тебя не стану заставлять. Съешь кашу, а то потом она невкусная будет. Он поднялся и прямо в постель подал парню тарелку. — Ой, как я люблю, — улыбнулся Василий, попробовав сначала совсем чуть-чуть, а потом с удовольствием, с аппетитом наворачивая кашу и запивая молоком. — Кто так вкусно приготовил? Я знал только одного человека, который так готовить манную кашу умеет. — Моя соседка, — гордо сказал Роман, словно сам принимал участие в приготовлении блюда. — Я так не смог бы. Я вообще готовить не умею. Только бутерброды могу нарезать. Василий поторопился, и каша с ложки капнула ему на подбородок и потекла вниз, готовая сорваться и испачкать постель. Роман мгновенно подлетел к шкафу, извлёк оттуда полотенце, и, вернувшись к парню, ласково вытер ему лицо. — Я такой неаккуратный, — смутился тот. — Ничего, ты больной, тебе можно, — миролюбиво произнёс Роман. — Я не больной, я избитый. Больной — это совсем другой, — слегка возмутился Василий. — Ты мне расскажешь, за что ты избитый?— поинтересовался Соколовский, чувствуя, как в нём просыпается мент, выпроваживавший прочь няньку, что была в нём буквально минуту назад. — Ты мне все равно не поверишь, — покачал головой парень. — А ты расскажи так, чтобы я поверил, — настаивал Роман. — Попробую, — согласился Василий. — Только пообещай, что смеяться не будешь, даже если тебе покажется все, что я скажу, несколько неправдоподобным. И не поторопишь меня, когда решу, тогда и расскажу. — Подожду, — согласился Соколовский. — Обещаю, что расскажу, — твёрдо пообещал Василий на настойчивый взгляд мужчины. — И про татуировку расскажу, все что смогу. — Только не тяни сильно долго с объяснениями, — попросил его Роман. — Я веду частное расследование, а люди с такими знаками на теле, как у тебя, мрут, как мухи. Он, конечно, сильно преувеличил, но почему-то парней, Никиту с Игорем, фотография Олимпиады с подобной татуировкой на предплечье тоже заинтересовала.