***
Не знаю, сколько времени я лежала, пытаясь сфокусироваться на тёмной размазне, представшей перед моим взором, но одно понимала наверняка. Это — реальность. Постепенно успокоив участившееся дыхание, насколько раз зажмурилась. После третьего раза более-менее чётко смогла различить деревянный потолок. Старые, местами подгнившие, доски издавали скрип, будто кто-то наверху по ним ходил. Сквозь узкие щели просачивались движущиеся тени. Я хотела повернуть голову, но мне помешал фиксатор, придерживающий её. Сконцентрировавшись на верхней части туловища, осознала, что в рот мне вставлена трубка. Попытка пошевелить руками тоже ничего не дала. Запястья, как, впрочем, и всё туловище вместе с ногами, были надёжно привязаны ремнями к койке. Но и на этом неудобства не заканчивались. К вене был прикреплён катетер, а живот и грудную клетку стягивали бинты. Но самым неприятным атрибутом была пелёнка, обмотанная вокруг бёдер на подобии нижнего белья. Можно подвести итог. Я неизвестно где, с кем и когда, в состоянии овоща и в луже собственного дерьма. Лучше не придумать. Однако, я жива. Невероятным образом. От последней мысли на душе стало легче и я глубоко вздохнула, за что и поплатилась обжигающей болью в лёгких и головокружением, из-за чего выдох превратился в негромкий стон. Этого звука хватило, чтобы тени на потолке замерли и поспешно поплыли в сторону. Уже через минуту входная дверь хлопнула, и в комнату влетел человек в ослепительно белом халате. Поспешно подбежав к кровати, он оглядел меня и помахал рукой перед лицом. Убедившись, что я осознанно слежу за его пальцами, юноша присел рядом на стул. — Удивительно… — пробормотал он себе под нос. — Не думал, что ты выкарабкаешься. Давай сразу договоримся, — уже громче обратился он ко мне, четко произнося каждое слово, — я задаю вопрос, а ты в ответ моргаешь. Один раз значит да, два раза — нет. Поняла? Я моргнула, разглядывая его лицо. Не такой уж он и юноша, как мне показалось в начале. Темные коротко стриженые волосы кое-где уже тронула седина. Сквозь недельную щетину можно было различить глубокие носогубные складки, через лоб тянулись морщины. На щеке, стягивая кожу в неприятные складки, красовался старый шрам. Карие глаза, устало прикрытые густыми ресницами, с добротой смотрели на меня, ожидая завершения моей познавательной деятельности. Бросив мимолётный взгляд на халат, я выпучила глаза от испуга и недоумения, чуть не подавившись пищевой трубкой. На белой ткани красовался синий значок морского дозора. Попыталась освободиться, но ватные мышцы не слушались. Голова закружилась, и я снова провалилась в глубокий сон. В течение нескольких дней я приходила в себя и снова засыпала. Постепенно время моего бодрствования увеличивалось. В эти моменты под чутким надзором доктора Йоза, я тренировалась садиться, двигать ногами и руками. Мы мало разговаривали, по большей части из-за того, что пока я была в бессознательном состоянии, иногда начинала активно двигаться, и пищевая трубка немного повредила глотку. Да и первое время я с трудом могла выговорить связное предложение. Но всё же я быстро восстанавливалась. В моей больничной палате всегда было светло, тепло и сухо. Провизии, оставшейся от шайки пиратов Барреля, было достаточно, чтобы прокормить целую роту, не говоря уже про двух человек. Только доктор Йоз измельчал для меня всю пищу до жидкого состояния, так, что она превращалась в непривлекательного вида кашу неопределённого цвета с редкими комочками. Пахло это яство так же, как и выглядело, а про вкус лучше вообще не заикаться. — Почему Вы решили остаться на этом острове? — как-то неожиданно для самой себя поинтересовалась я, за очередным приемом пищи. Доктор Йоз замер и немного поёжился на стуле. Он отвёл глаза в сторону, с интересом рассматривая остатки копоти на дальней стене, плавно проскользил взглядом по поломанным после стычки пиратов койкам. Свой взор он остановил на окне, испещрённом трещинами, заботливо им же и заклеенными. Йоз вздохнул в такт колыхнувшимся от сквозняка занавескам, и, наконец, ответил. — Я бы не сказал, что это было добровольное решение, — добродушно прохрипел он, ставя мне на одеяло тарелку с булькающей жижей. — Ко мне просто подошли сзади, сказали, что на острове нужна моя помощь и что-то вкололи. Очнулся я уже тут среди гор трупов и полуживых пиратов и дозорных. Без средств к связи, но со всей аппаратурой, которую можно было вынести с корабля и чемоданом с медикаментами. Я нашёл несколько человек ещё живых, но в тяжёлом состоянии. В их числе была и ты, — он запнулся. — Ты так смеялась, словно неизбежная смерть была для тебя в радость. Вспомнив последние минуты своего бодрствования, я покраснела, представляя, как глупо выглядела со стороны. Доктор Йоз что-то пробубнил себе под нос и указав мне пальцем на тарелку поспешно вышел, нервно глядя на часы. Я сгорбилась на краю кровати над миской Жуткой Жижи, стоявшей на моих ногах не в силах выстроить логическую цепочку из полученной информации. Держа ложку в дрожащих руках, замерла, чувствуя странный дискомфорт. Необычное состояние, нахлынувшее на меня, было вызвано ощущением, будто кто-то за мной наблюдает. В комнате точно никого не было, доктор Йоз вряд ли стал втихаря подсматривать за мной. Паранойей я тоже никогда не страдала, а посему у этого ощущения мог быть только один источник… Я подскочила, перевернув миску, из которой по белому одеялу медленно и грустно растеклась Жижа. Чуть не разрыдавшись от радости, срывающимся от переизбытка эмоций голосом выкрикнула. — Фил, я знаю, что это ты! Выходи! Паранойяльное состояние отступило, а из-за двери донёсся столь знакомый неторопливый стук каблуков.Пролог. Возрождение.
31 января 2017 г. в 01:20
Дрейфую. Серые воды бескрайнего моря, смывшие границы горизонта, слившиеся с хмурым небом, влекут меня в никуда. Изо дня в день, ведомая шипящей тишиной волн, моя лодка пристаёт к острову. Блеклый серый песок рассыпается под ногами, тихонько хрустит, подобно утреннему снегу. Туман, витающий вокруг, наполнен приглушенным звоном тысячи осколков. Они манят. Зазывают в самый центр острова. Туда, где виднеется хлипкая, почерневшая от влаги и времени хижина. Обветшалая постройка всегда ждёт меня с гостеприимно распахнутой дверью, поскрипывая ржавыми петлями. Но я знаю, что ждёт меня внутри. И бежать нет смысла. Куда бы я ни свернула, этот дом всё равно окажется на моём пути. Остаётся только покорно переступить порог и утонуть в темноте коридора. Двигаться вперед до тех пор, пока из мрака не вырастут два мягких кресла. Каждое прикосновение подошв к черно-белой плитке эхом разносится по помещению и теряется во тьме, куполом окружающей недавно появившуюся мебель.
Устало опускаюсь в кресло. Напротив сидит Она. Всегда. Она ждёт меня. Моя точная копия. Внутренний голос, принесший столько проблем. Всегда хмуро и с обвинением смотрит на меня, буравит зелёными глазами из-под рыжих ресниц. Она всегда выглядит опрятнее меня. Копна коротких рыжих кудрявых волос зачёсана на пробор. Чёрная рубашка, утерянная ещё до попадания в этот мир, но отчётливо сохранившаяся в памяти, всегда выглажена. Воротник аккуратно отогнут. Черные брюки заправлены в начищенные до блеска ботфорты с широким каблуком. Она взяла этот образ из моих воспоминаний. Хотя, слово «наших» в данной ситуации подошло бы куда больше. Ведь Она — часть меня, а я — часть Её.
— Когда мы уже придём к верному решению?
Не знаю, сколько времени я это смогу терпеть. Удивительно, как эта тряпка подавляла меня столько лет. Вот опять она виновато поднимает глаза и прикусывает шнурок, тянущийся от капюшона выцветшей толстовки. Её руки нервно дрожат. Я чувствую её страх. Он откликается в моём теле гулом тонкой струны, готовой вот-вот порваться. В мире, куда мы попали, нет места этой слабости и моя задача взять контроль в свои руки. Я должна управлять телом, иначе нам не выжить. Ради жизни старая Крис должна исчезнуть. Испариться в недрах собственного сознания и впасть в длительную спячку. Как я спала когда-то.
— Я не хочу! Я не позволю повторять то безумие, которое ты совершаешь, получив власть над МОИМ телом! Я и без тебя неплохо справлялась.
Знаю, чего Она хочет. Презирает меня, жаждет избавиться, отправить в небытие. Но… От её сухой улыбки, так непривычно смотрящейся на моём же лице, по спине и рукам бегут мурашки. Тело передёргивает. Она ненавидит меня. Это выражается в Её позе, интонации… Она смотрит свысока, беззаботно облокотившись на ручку кресла и небрежно закинув ганблейд на плечо. Даёт понять, что я для неё не представляю опасности.
— ТВОИМ телом?! Да что бы было с твоим телом, если бы я не вмешивалась каждый раз, когда тебе грозила опасность? С самого первого дня, как мы попали в этот сраный мир, я спасала тебя от смерти. Все твои «неосознанные» действия — результат моего вмешательства. Я твой гнев, ненависть, агрессия, злость. То, что разливается по венам вместе с адреналином! Тебе не выжить без меня. Поэтому… просто исчезни. Дай мне свободу. Выпусти меня.
— Никогда! — вскакиваю, опрокинув кресло. В груди чувствуется пустота, словно кто-то аккуратно ампутировал кусок органов. Мою ярость. Она должна была сопровождать столь широкий жест, но её нет. Вся злость у Неё. Не хватает запала для продолжения действий. Даже чувство справедливости и обида не обладают той движущей силой. Я замираю, рассеяно глядя в собственное лицо, искажённое ехидством. — После смерти Коразона, я дала тебе волю, и где мы теперь? Я даже не знаю, жива или… уже нет и это всё загробный мир, а ты моё наказание.
— Мы обе знаем, что жизнь после смерти не более чем сказка. Посмотри вокруг. Это твой мир и он рушится, как хижина, в которой мы находимся. Я могу спасти его, просто высвободи меня!
Сколько можно сопротивляться? Сколько можно было плясать под дудку Пернатого? Её упрямству и упёртости можно только позавидовать, но так мы никогда не решим проблему. Как эта тряпка хватается за остатки своего мира, не понимая, что я уже почти завладела им. Она продолжает защищать этот островок сознания. Чёртов страх. Из-за него она не видит истинной опасности, которая нас ожидает в реальном мире, если она не даст мне свободу. Встаю, приставляя лезвие меча к её груди. Видимо только так. Атакую, но она отпрыгивает в последнюю секунду.
Чувствуя холод от острия клинка, напряжённо вглядываюсь в Её глаза. Неужели единственный выход из этого замкнутого круга — убить часть себя? Неужто я способна убить саму себя? Но у меня и оружия-то нет. Её голос разносится по сознанию, сводит меня с ума, звучит в голове, где-то в подкорке. Чернота окутывает меня своими извивающимися лапами. Ранее приглушённый звон осколков нарастает с каждой секундой, переходя в разрывающий барабанные перепонки гул. Я падаю в пустоту. Постепенно темнота рассеивается, светлеет, плавно превращаясь в уже приевшееся серое море с лодкой посреди монотонной пустыни. Опускаюсь в неё на спину, беспомощно глядя перед собой. Дрейфую.
Пейзаж не меняется. Сколько не пытайся зажмуриться, образ остаётся перед глазами даже сквозь закрытые веки. Я полностью во власти моря, но точно знаю, что в итоге лодку прибьёт к берегу острова со старой хижиной. Сколько это уже повторяется? Я сбилась со счёту…
Вардо, Сэт, Марго, Фил, Дорис… Где они теперь? Какая же я дура, так их подставила. Что бы они сказали, если бы увидели меня в таком состоянии? Они, наверное, очень злы на меня…
Блуждая взглядом по серым разводам, которые должны были быть небом, замечаю тонкий просвет. Словно кто-то разрезал облака пополам, и теперь середина этой раны увеличивается, открывая новую, пока ещё размытую картину. Воодушевлённая чем-то новым срываюсь с места, лечу навстречу неизвестному, глупо улыбаясь. Рывок… ещё один… дыхание учащается, свет режет глаза, не давая сфокусироваться на новой местности.
Лишь в голове неприятным эхом звучит мой собственный голос «от себя не сбежишь».