Дважды в одну реку

В одиночестве Паша остался ближе к двум часам ночи: купленное ещё с утра пиво было выпито, песни спеты, анекдоты рассказаны, а потому все, кроме него спали. Храп Джексона он слышал даже через стену. Где-то внизу играла музыка, но от невесёлых мыслей Павла ничто не отвлекало, да и не могло отвлечь. Сегодняшний день в очередной раз напомнил ему о несовершенности собственной личной жизни, да и жизни в целом. Ему же всё-таки 35 лет, а как попробуешь вспомнить что-то важное, так сразу ерунда какая-то выходит. А уж если про женщин говорить, так вообще полный крах. Сначала Саша, в которую он был влюблён искренне и просто, а вот о том что из этого вышло, Паша предпочитал не думать, но это уже прошлое. Потом Олеся, что тоже радости в жизни не прибавило. И тут Кира: он таких в своей жизни не встречал, она совершенно особенная, он сразу это понял, как только увидел. Она вела себя вызывающе и одновременно была какой-то абсолютно беззащитной, он так до конца и не понял всю суть её, а ведь они прожили вместе не один год, но Кира для Паши всё равно была чем-то на уровне эмоций, ощущений. Он чувствовал, что в отношениях с ней нет опыта, знаний, есть только какая-то гигантская сила, заставляющая его всё время быть рядом с этой невозможной женщиной. И он оставался, пока были силы и возможности у них обоих. Они сами, кажется, не знали, что тогда произошло, да и произошло ли это в один момент? Паша иногда думал, что эта разрушительная часть отношений существовала с самого их знакомства, хоть этому и не было ни причин, ни объяснения. Он всегда предпочитал всё то что знал, что мог понять, а потому отношения с Кирой были такими странными, новыми, непохожими на всё то, что было раньше. С её появлением ему стало иногда казаться, что ничего вовсе и не было до неё. Ведь до неё - значит без неё, а разве это жизнь? С тех пор, как они впервые проснулись вместе, вся жизнь его поменяла окраску, развернувшись на 180 градусов. Их собственная маленькая вселенная не выдержала этого напора, что-то рухнуло и они оба оказались там, глубоко под завалами, без шанса на спасение. Подобные размышления всегда заводили его в тупик, но несмотря на это, возникали с определённой периодичностью. Паше вспомнилось, как где-то через неделю после развода, к нему, не к отцу нет, специально, когда Арнаутова-старшего не было дома, пришла Татьяна и, понаблюдав за пасынком буквально несколько минут, грустно улыбнулась: -Вы оба слишком сильные, понимаешь? Так жить невозможно, просто в один прекрасный день кто-нибудь из вас задавит друг друг. Будь она не такой... тяжёлой, может быть что и вышло, а так. Ничего, пройдёт. Сердце, оно ведь тоже обыкновенный орган, поболит-поболит и перестанет, - Таня обращалась к нему с нежностью, присущей матери. Паша уже привык к такому положению вещей и удивило его лишь то, какая неожиданная боль слышалась в этих словах. Странно было представить, что нечто подобное может относиться к Николаю Арнаутову, но, припоминая события многолетней давности, зачем-то спросил: -Это ты про Стаса, Тань? - Кожурина вздохнула и, поднявшись из-за стола, ответила: -Нет, Паш, это я про тебя и про Киру. Стаса я давно уже не вспоминаю, - но сказано это было как-то слишком торопливо. Но размышления о чужих горестях неплохо помогали в борьбе с собственными мыслями. Да и отец тогда пил всё больше, работы не убавлялось и как-то постепенно все его переживания убрались глубоко в душу, не мешая думать, даже жить, правда, изрядно мешая чувствовать. А потом Кира уехала в Москву и это стало серьёзной проблемой, потому что Паша всё же довольно часто по привычке оказывался под окнами старой пятиэтажки, ничего не ожидая, да и не желая. Как там пелось в той песенке, которую Кира так любила наигрывать на гитаре: "Странно, мы все время были в городе одном, Ты все там же, в доме на последнем этаже," Да.. И город всё тот же, и дом, и подъезд. И те же окна, в тот же крохотный скверик, с парой скамеечек, на которых круглогодично дежурили пенсионеры - коренные обитатели близлежащих домов. То что Кира не для Паши, было понятно сразу. Барышня, с отличием закончившая истфак Большого университета, знающая наизусть репертуары местных театров и графики работы всех крупных Питерских музеев. Пашка всё ещё не понимал, каким ветром с подобным образом жизни она оказалась в академии МВД. Сама Кира на подобные вопросы от коллег и знакомых всегда отвечала, что скука заела, думала, чего ей ещё для полного счастья не хватает и решила, что всё же адреналина и интересных событий. Может и были какие-то другие причины, вот только о них Паша ничего не знал - жена не рассказывала, а он особо и не спрашивал. Всё, что было ему необходимо он итак знал: она здесь, рядом, жива, здорова и даже, вот чудо, его любит. А что ещё нужно для счастья? Наверное, что-то ещё, если они всё же расстались. После сегодняшней встречи ещё острее стало и в голове, и в сердце одиночество. Пустое, холодное, бессмысленное. И только теперь Паша понимал, как сильно он соскучился: по её лицу, по её голосу, по её телу, хотя бы по тому невозможному ощущению близости, которого ни до, ни после не было у него не с одной женщиной. Как-то так вышло, что она всегда была не такая как все для него и остальные были просто несравнимы. А может он просто её выдумал? Выдумал эти глаза, эти губы, эти шелковистые густые волосы... Человеческая фантазия вообще богата на разные фокусы да выдумки. Но нет, Кира всё же не выдумка, ведь ещё несколько часов назад он видел её собственными глазами, слышал её дыхание и это было более, чем реально. Пожалуй, даже тот сон, что видел он, постепенно проваливаясь от усталости в мягкую, успокаивающую темноту, был гораздо реальнее, чем всё то, что составляло Пашину жизнь в последнее время. На улице было совсем темно, машины показывались на дорогах всё реже. Даже Москве, которая никогда не спит, нужны короткие передышки, для нового дня, для нового счастья, для новой жизни...