Анжелика: Игра с судьбой

Черный конь нервно перебирал ногами, готовый в любую минуту сорваться с места в галоп, но, удерживаемый умелым всадником, продолжал стоять на месте и с тоской, отражавшейся в почти человеческом взгляде, смотрел туда, куда недавно унеслись его собратья, оставив после себя клубы пыли в горячем воздухе. Жоффрей де Пейрак нагнулся к шее жеребца и ласково потрепал его по загривку. — Тише, Раад, тише, ещё не время, — негромко произнес он и затем снова устремил внимательный взор к горам, поросшим высокими кедрами, словно пытался проникнуть в их вековую тайну. В это самое время он — Джафар аль Хальдун, Осман Ферраджи, берберийский вождь Гайя Юфтен, приехавший вчера во дворец специально для встречи с шерифским принцем, и ещё несколько всадников находились на небольшом плато в половине лье от дворца, ожидая возвращения Исмаила ас-Самина, бросившегося с отрядом вооруженных стражников в погоню за разбойниками, которых они заметили пару часов назад, выехав на конную прогулку. Де Пейрак считал бесполезным преследование в горах, ведь разбойники скорее всего уже надёжно спрятались в одном из множества природных убежищ, изобилием которых славилась эта гористая местность, но не стал переубеждать упрямого Исмаила, памятуя об его горячности и вспыльчивом характере. Машинально пропуская между пальцами густую шелковистую гриву Раада — прекрасного арабского жеребца, привезенного в Айе-Рабию еще с самой первой партией лошадей, де Пейрак снова и снова задавал себе один и тот же вопрос: «Кто эти люди, которые крутятся вокруг дворца, и что им нужно?». Впрочем, этот вопрос не давал ему покоя уже третий день, с тех пор, как по пути в Айе-Рабию он наткнулся на шайку разбойников. Приняв их за обычных конокрадов, он поначалу не придал особого значения той встрече, но чем больше он задумывался над происшествием, тем сильнее оно вызывало у него тревогу и опасения. Несмотря на то, что Пейрак, как и его спутники, отчетливо видел синие одежды разбойников, которые носят только туареги — весьма воинственное кочевое племя — он сомневался в том, что это были именно они. Что Синим Людям Пустыни, получившим свое название не только по цвету одежд, но также из-за необычного синеватого отлива кожи, появляющегося от постоянного ношения некачественно прокрашенных тканей*, делать в этой местности? Горы, леса и соленый воздух с моря так непривычны для тех, кто всю жизнь видел лишь зной Сахары и песчаные дюны, по воле ветра меняющие очертания. Даже долгая вражда с семьей шерифов, чьим представителем являлся принц Исмаил, вряд ли увела бы их так далеко от привычных мест. Пейрак продолжал всматриваться в кедровую рощу, сам не зная, что именно пытается там увидеть, как вдруг ему показалось, что кто-то прячется за поваленным стволом дерева в тридцати шагах от того места, где стояли всадники. Спрыгнув с лошади и бросив поводья слуге, он выхватил из ножен саблю и, словно проворная кошка, стал беззвучно приближаться к огромному кедру, лежащему на земле. Подойдя, он замахнулся, готовый нанести сокрушительный удар, но остановился, так и застыв с занесенным клинком. За деревом никого не было, и лишь длинный отрез синей ткани, явно слетевший с головы одного из разбойников во время бегства, колыхался на слабом ветру, зацепившись за сучок. Отцепив материю острием сабли, он взял ее в руки и быстро осмотрел. Это было самое обычное крашеное сукно, какое в больших количествах ткали на мануфактурах Флоренции, Испании, Франции, Венеции и даже Высокой Порты, что подтверждало догадку о том, что непрошенные гости, околачивающиеся вокруг дворца, никакие не туареги. Нежданная находка, с одной стороны, упростила разгадку, но в то же самое время и многократно усложнила ее. Если эти люди не туареги, и они не приехали досаждать Исмаилу, то кто же они? Случайно заплутавшая в горах шайка? Пираты, сменившие морской промысел на разбой на суше? Ассасины*, прибывшие по чьей-то указке? Как бы то ни было, причину их появления в окрестностях дворца предстояло разгадать и сделать это нужно как можно быстрее, пока не случилось непоправимое. Погруженный в раздумья граф не сразу заметил, как к нему подошел Осман Ферраджи. — Это не туареги, — коротко произнес он и протянул евнуху лоскут синей материи. Осман, также хорошо знакомый с нехитрым бытом кочевников в синих одеждах, сразу же подметил особенности ткани и легко пришел к тем же выводам, что и Жоффрей де Пейрак. — Но кто же тогда? — озвучил он вопрос, терзающий их обоих. Не сговариваясь, они одновременно посмотрели на берберийского вождя, восседающего на лошади в расшитой пестрыми нитками, бусинами и монетками джеллабе, словно подозревая его в чем-то. До настоящего момента Пейрак ни разу не пожалел и считал, что они правильно поступили с Османом, когда поселили принцессу Амиру в этом дворце. Будучи истинной берберийкой, если не по крови, то по духу, она сумела без особых трудностей выполнить ту задачу, которую они перед ней поставили — склонить все берберийские племена, обитающие в Рифах, к союзу с шерифами. Подобный союз был крайне необходим для Османа и Жоффрея, ведь в той долгой и кропотливой борьбе, которую они вели с целью воцарения принца Исмаила, глупо пренебрегать столь многочисленным народом. От того примут ли они Исмаила в качестве нового правителя или нет, зависело, без преувеличений, благополучие всего королевства. Однако гордые берберы вряд ли пошли бы на открытую сделку с принцем, который был далеко не первым в очереди на трон, ведь таким образом они превратились бы в мятежников. Именно поэтому Великий Евнух и белый маг Джафар аль Хальдун решили действовать исподволь. Восстановив дворец, они предоставили берберам то, чего у них не было уже много лет — право трудиться и зарабатывать на жизнь честным путем. Практически все жители окрестных деревень получили возможность работать в Айе-Рабии, согласно своему ремеслу, берберы из дальних поселений съезжались сюда несколько раз в год для сбора урожая апельсинов и оливок. Впоследствии с верховным вождём всех рифских племен — Юфтеном — Жоффрей де Пейрак заключил договор о ненападении берберийских воинов на дворец с целью грабежа. Пейрак предпочитал хорошо оплачивать труд ремесленников и других рабочих звонкой монетой, нежели подвергать опасности Амиру и остальных обитателей Айе-Рабиии. В подтверждение сделки каждый год увесистые мешочки, наполненные серебром, а также другие подарки отправлялись всем вождям. Много лет никто не видел ни одного разбойника или просто бродяги в окрестностях дворца, и вот, неужели, вожди нарушили скрепленные клятвой обещания? — Джафар, ты можешь вспомнить хоть один случай, когда берберы вероломно нарушали клятвы? — задумчиво спросил Осман Ферраджи, явно мыслящий в унисон с Пейраком. — Бессмыслица какая-то! — нахмурился Жоффрей, не спеша вставляя саблю обратно в ножны. — Зачем им ссориться с нами? Осман еще раз осмотрел материю, которую продолжал держать в руках, затем бросил короткий взгляд на берберийского вождя. — Вражды без причины не бывает, как не бывает дождя без облаков, — сказал он с коротким вздохом и принялся медленно прохаживаться туда-сюда между деревьями. Скрестив руки на груди, Жоффрей отошел на несколько шагов и облокотился на ствол поваленного кедра, который был настолько большим в обхвате, что, лежа на земле, доходил графу до пояса. — Я знаю несколько десятков причин, — медленно проговорил он, — по которым многие могут искать вражды со мной, с тобой или Исмаилом, но я не вижу ни единой, из-за которой Юфтен мог бы нарушить клятву. — В таком случае, у нас на одного предполагаемого врага меньше, — заключил Осман. Пейрак усмехнулся: — Зато весь остальной список весьма внушителен. — А весь и не нужен! Достаточно одного отчаявшегося, — для наглядности Осман поднял вверх указательный палец с розовым ногтем, вытянув вперед руку, отчего пола его плаща взметнулась, словно птичье крыло, — или настолько сильного, чтобы не испугаться бросить вызов. — И кому же из нас брошена перчатка? — спросил Жоффрей. — Уверен, ты уже догадался, — ответил Осман Ферраджи и его тонкий палец опустился, указывая на де Пейрака. Жоффрей остановил взгляд на блеснувшем в свете солнца перстне Османа. Каковы шансы, что разбойники околачивались здесь из-за Исмаила? Нет, они не могли предвидеть его появление в Айе-Рабии, ведь даже сам Осман Ферраджи не знал, что его своевольному воспитаннику взбредет в голову совершить прогулку из Феса к Рифам, да и оказались они здесь задолго до его приезда. Значит ли это, что их единственной целью мог быть только он сам?! — Все равно не сходится, — задумчиво проговорил Жоффрей, устремив взгляд ко дворцу, яркой жемчужиной переливающемуся вдалеке под солнечными лучами. — Я не собирался сюда приезжать, а то, что я все же здесь — лишь стечение обстоятельств. К тому же, я уже сталкивался с разбойниками три дня назад, и у них был шанс меня убить. Почему же они этого не сделали? — Потому что одна лишь твоя смерть не даст им того удовлетворения, которого они жаждут, — проговорил, покачивая головой, Осман Ферраджи. — Ты — единственный из всех, дерзнувший пойти против правил и устоев, но тем не менее взлетевший на недосягаемые высоты успеха, стоишь у них, как кость поперек горла. И они совсем не хотят убить тебя! Напротив, они хотят уничтожить твою репутацию, осрамить имя, растоптать честь, а после долго потешаться над твоим крахом, смеясь прямо в лицо. — В таком случае, нет причин для волнения, — широко улыбнувшись, произнес де Пейрак, — потому что я не намерен предоставлять моим врагам подобную возможность. Осман остановился и внимательно посмотрел на Жоффрея. — Излишняя самоуверенность погубила многих великих мужей, мой друг! — заметил он. — Это не самоуверенность, а точный расчет, — возразил де Пейрак. — О, да! Самый быстроходный корабль, дворцы, защищенные словно средневековые касбы, десяток мавров для охраны и верная спутница — сабля… Осман выдержал недолгую паузу. — Но смогут ли они защитить не только то, что ценно, но и то, что по-настоящему дорого? Пейрак с удивлением посмотрел на Великого Евнуха. Он не мог с уверенностью сказать, что понял, о чем ведет речь Осман, но хорошо зная, что тот никогда ничего не говорит без весомой на то причины, насторожился. Неужели Осман хочет его о чем-то предупредить? Но что такого видит этот суданец, чего не заметил он — Жоффрей де Пейрак, обладающий прекрасной интуицией?! Пейрак давно знал Османа Ферраджи и уже не впервые сталкивался с невероятной, почти магической способностью евнуха видеть в душах людей их самые сокровенные чаяния. В этом умении Осман превосходил даже его самого, и порой граф представал перед ним словно раскрытая книга. Хваленое хладнокровие Пейрака, умение скрывать эмоции, а также множество познаний, касающихся человеческой души, разбивались вдребезги перед огромной мощью магии африканских народов, берущей начало в доисторические времена и которую, несомненно, унаследовал от предков Осман Ферраджи. В такие минуты Жоффрей чувствовал себя непривычно беззащитным, однако терпеливо ждал, пока евнух заговорит первым, предоставляя ему возможность сказать все, что тот посчитает нужным. Но Осман молчал. Он смотрел на друга тем особенным взглядом, который Пейрак уже научился распознавать. Это был взгляд не только проникающий сквозь физические предметы, но, казалось, и сквозь само время. — Почему ты никогда не говорил о ней? — наконец спросил евнух. Легкая улыбка тронула уголки губ Жоффрея, без труда догадавшегося, о ком идёт речь. — А зачем? Я был здесь, она осталась там… — он кивнул головой куда-то в сторону. — Для нее я был точно так же мертв, как и для всего остального мира. Что мой рассказ мог изменить? — Многое, мой друг, многое, — многозначительно произнес Осман Ферраджи и смерил Жоффрея де Пейрака изучающим взглядом. За последний день он узнал его с совершенно иной стороны, и эти открытия поражали Османа даже больше, чем то, что ему сегодня ночью поведали звезды. Он прислонился к одному из деревьев и устремив взгляд куда-то вдаль, вновь медленно заговорил, как бы размышляя вслух: — Знаешь, с тех пор, как я узнал тебя, я неоднократно благодарил Аллаха за то, что он не позволил мне разочароваться в тебе. Я всегда восхищался широтой твоих познаний, смелостью, с которой ты устремляешься ко всему неизведанному, а также непринужденностью, с которой ты обращаешься с женщинами. Скольких достойных мужчин мне довелось увидеть за свою жизнь, которые могли повелевать целыми королевствами, но при этом оставались рабом одалиски. На самом деле, это жалкое зрелище… Один Аллах ведает, что за странную эссенцию женщины вливают в душу, разум и тело мужчины, которая даже самых великих из них превращает в покорных барашков. Эта искусная отрава медленно убивает, выедает изнутри. Однако, есть избранные, для которых подобный яд может стать лекарством. Оно не уменьшает силу и не туманит разум, но наполняет душу теплом и светом, ибо само оно — чистый незамутненный источник, подобно оазису в пустыне, где усталый путник найдет спасение и отдохновение. Нужно лишь не отступить в последний миг и залпом выпить отравленное питье, чтобы впоследствии вкусить райское блаженство. Осман бросил на де Пейрака лукавый взгляд. Его хитрые кошачьи глаза ясно давали понять, что самые важные слова ещё не произнесены вслух, и он не спешит первым озвучивать мысли. Восточная витиеватость речей и многозначительная недосказанность позволяла завладевать вниманием собеседника, заставляя последнего задавать вопросы и тем самым незаметно для себя самого выбалтывать тайное, а порой и запретное, чем Осман умел искусно пользоваться. Однако французский пират был непростым собеседником. Он ловко обходил расставленные ловушки, не позволяя читать в его душе и сердце, так что Осману приходилось прилагать немало усилий, чтобы раз за разом разгадывать тайну этого человека. Жоффрей посмотрел на Великого Евнуха долгим взглядом. — К чему ведут твои речи, Осман-бей? — слегка наклонив голову, спросил Пейрак. — Я даже на миг почувствовал себя одалиской, которую ублажают красивыми словами, чтобы получить желаемое, — и его губы растянулись в улыбке. Мужчины испытующе смотрели друг на друга. — Говори напрямую, Осман. Я полагаю, что заслужил право на твою искренность. Великий Евнух, не отрывая взгляда от лица Жоффрея, неспешно подошёл к другу. Его глаза больше не светились хитростью. — Мои речи, Джафар, — серьезно начал Ферраджи, — призваны развеять сомнения, омрачающие твое сердце. На поляне воцарилась тишина и до мужчин долетел отдаленный гул, напоминающий звук лошадиных копыт. Скорее всего это возвращался отряд принца Исмаила, но, выйдя из-за деревьев, Осман и Пейрак с удивлением обнаружили, что к ним приближается группа всадников, состоящая из воинов гарнизона дворца. Выехав на плато, они остановились. — Кто отдал распоряжение покинуть стены Айе-Рабии? — с недовольством спросил Осман Ферраджи, приблизившись к всадникам. Из отряда выехал молодой воин в изумрудном тюрбане, означавшем, что его владелец был одним из ближайших помощников Фади Хадата — главы дворцовой стражи. — Вы же сами приказали нам присоединиться к вашему отряду, эффенди, — ответил он. — Я?!... Я ничего не приказывал! — недоуменно воскликнул Осман. Всадник в зеленом тюрбане от удивления широко раскрыл глаза. — Клянусь Аллахом, я своими глазами видел записку с вашей подписью, Осман-бей! Стали бы мы покидать дворец без вашего приказа?! — Сколько людей осталось в Айе-Рабии? — спросил де Пейрак, сраженный внезапной догадкой. — Только караульные. — Сколько человек?! — Десять. — Десять человек на весь дворец?! — взревел Осман Ферраджи. — Шайтаново отродье! Вы хоть поняли, что вас выманили из дворца, и вы оставили его без защиты?! Кто по вашему теперь защитит женщин, которые там находятся?! — А евнухи на что? — растерянно пробормотал всадник. — О, Аллах! — воскликнул Осман, вознося руки к небу, не зная как еще выразить свое негодование. Он повернулся к де Пейраку, чтобы решить, что следует предпринять, но тот уже взлетел в седло и во весь опор гнал лошадь по направлению ко дворцу. *** Уставшая от бесцельного хождения по крыше, а также измученная долгим ожиданием, Анжелика вернулась в свои покои. Прохлада марокканской виллы немного остудила воспаленное сознание, но предчувствие чего-то дурного так и не покинуло ее. Стараясь не обращать внимания на радостный щебет служанок, разговаривающих о чем-то своем в то время, как они продолжали раскладывать вещи, она неспешно бродила по комнатам, обходя раскрытые сундуки разных размеров и, в конце концов, уселась за туалетный столик, машинально открыв все шкатулки, стоящие на нем. Она доставала из них какие-то предметы, крутила в руках, но совершенно их не видела — ее взгляд был устремлен в глубину самой себя. Она пыталась понять, что за странное чувство гложет ее. Была ли это тоска или все же тревога, даже страх, перед чем-то ужасным, надвигающимся и угрожающим ей? Лишь только когда пальцы нащупали куммию, бережно завернутую в лоскут ткани, Анжелика вздрогнула. Холод и приятная тяжесть кинжала странно подействовали на нее. Совершенно не сознавая, что делает, она встала, засунула кинжал под корсаж, как много раз это делала во времена Двора Чудес, и, выйдя из своих комнат, спустилась на первый этаж. Она шла по дому, будто влекомая нитью Ариадны, и сама не поняла, как очутилась в кабинете Жоффрея де Пейрака, однако внезапно снизошедшие на нее покой и умиротворение заставили, наконец-то, прийти в себя. Анжелика осмотрелась. Еще секунду назад она ощущала себя чужой и потерянной, но стоило ей войти в это помещение, как все страхи улетучились. Ее взгляд задумчиво скользил по пестрым коврам, низким диванам, книжным полкам, на которых тусклым золотом переплетов блестели книги разных форматов и размеров. Молодая женщина уловила тонкие запахи драгоценной кожи, пергамента и чернил, которые не могли заглушить благовония, сжигаемые в курительницах. На краю большого письменного стола лежали какие-то бумаги, сложенные в несколько стопок, рядом стоял ящичек для сигар, обшитый металлическими пластинами и украшенный красивой гравировкой, чернильница с большим белым пером, баночка с песком, а в самом центре лежала раскрытая книга. Приподняв ее за корешок Анжелика прочитала на обложке: «Рассказ о самых выдающихся событиях, случившихся во время миссий святых отцов имени Иисуса Христа в Новой Франции в 1667-1668 годах»*. Она почему-то не решилась взять ее в руки и перелистать страницы, словно это могло нарушить тот тайный и незримый порядок вещей, в каждой своей черте несущий след Жоффрея де Пейрака. Она аккуратно положила книгу обратно и еще раз окинула комнату взглядом. Все здесь говорило о хозяине дома и было отмечено некой особенной печатью, словно предметы, к которым прикасался Жоффрей, впитывали в себя необыкновенную энергию, свойственную лишь их хозяину. И почему она не заметила этого, когда пришла сюда впервые? Ведь в привычке окружать себя прекрасными вещами легко узнавалось присущее Жоффрею чувство вкуса! Похоже, что даже прожив много лет на востоке, он не утратил этой черты характера, которая прежде всегда восхищала Анжелику. Волны ностальгии подхватили ее, и Анжелике показалось, что она перенеслась на много лет назад в Отель Веселой Науки, где точно также заходила в кабинет мужа справиться о его делах, решить какие-либо насущные вопросы или просто провести время в беседе, каждая из которых открывала для нее что-то новое. Обняв себя за плечи, она ещё долго стояла так, погруженная в воспоминания, совершенно забыв про тревоги. Какой же властью над ней обладал этот удивительный человек, что лишь войдя в его кабинет она сразу почувствовала себя в безопасности?! О, хоть бы он поскорее пришел! Только бы никто не навредил ему, потому что если она сейчас потеряет его снова, то не выдержит и сойдет с ума. Молодая женщина все еще продолжала стоять посреди комнаты, упиваясь ощущением полного покоя, как вдруг оглушающий грохот, превосходящий самый сильный раскат грома, сотряс виллу. Послышался звон вылетающих из оконных рам стекол, и Анжелику сбила с ног волна горячего воздуха. Ей повезло, что она стояла на ковре, мягкий ворс которого смягчил падение, поэтому она не ушиблась. Ей потребовалось какое-то время, чтобы осознать, что она вдруг оказалась на полу, усыпанная мелкими осколками. Превозмогая легкое головокружение, она приподнялась на локте, чтобы осмотреться, но все плыло у нее перед глазами, а звуки были приглушены, словно доносились из-за плотной пелены тумана. Через открытую дверь кабинета она заметила какого-то человека, бегущего прямо к ней. Старая привычка сработала помимо воли, и она ухватилась за рукоятку кинжала, готовая в любой момент выхватить оружие и защищаться до последнего. Анжелика крепко зажмурила веки, усилием воли пытаясь сфокусировать зрение и унять звенящий в ушах шум, не отпуская при этом своего единственного оружия. Она раскрыла полные решимости глаза и тут же вздохнула с облегчением, узнав в приближающейся фигуре Фарида. Однако, евнух, обычно спокойный и невозмутимый, сейчас выглядел разгневанным. — Что вы тут делаете? — грубо спросил он с порога. — Почему вы не можете спокойно находится в своей комнате, как это делают все нормальные женщины?! Анжелика возмутилась. — Пусть ваши глупые курицы сидят взаперти! — парировала она и, поднявшись на ноги, одернула платье, стряхивая с него стеклянные осколки. Она слишком стремительно встала, и у нее снова закружилась голова так, что ей пришлось опереться о стол. Анжелика провела рукой по лбу, слегка надавила на висок, пытаясь вернуть самообладание. Евнух воспользовался ее слабостью и, схватив под локоть, потащил в гостиную. — Вы находитесь в Айе-Рабии, а не у себя во Франции, поэтому должны соблюдать местные правила! — отчеканил он прямо на ходу. — Фарид, избавь меня от этих глупостей! — отмахнулась Анжелика, но все же послушно последовала за евнухом. Она никогда раньше не видела его в таком возбужденном состоянии, но списала поведение слуги на страх за ее жизнь, ведь он отвечает за нее головой, поэтому решила не упираться и хотя бы несколько минут побыть послушной. Молча шагая за евнухом, Анжелика посмотрела в просвет больших окон, лишенных привычных витражей, и увидела, как в небо поднимается огромный столб светлого дыма с оранжевыми всполохами, ясно свидетельствующий, что где-то недалеко от виллы разгорелся сильный пожар. Завороженная прекрасным в своей разрушительной силе зрелищем, Анжелика не заметила, как Фарид подвел ее к лестнице, ведущей на второй этаж, но в тот самый момент, когда они готовы были подняться на первую ступеньку, из темного угла прямо к ним скользнули две тени. Молодая женщина не успела даже испугаться, как на нее набросили какую-то материю, а две сильные руки подхватили, перебросили через плечо, словно тюк с соломой, и куда-то понесли. Последнее, что она успела заметить перед тем, как ее поглотила темная духота, была сверкнувшая в воздухе сабля, опускающаяся на голову Фарида. ____________________ 1. Не имея достаточно воды для своих нужд, туареги наловчились красить ткань всухую. Женщины просто расстилали полотно и вбивали в него краску с помощью камней, и, естественно, со временем она начинала осыпаться, оставляя следы на коже. 2. Религиозная группа, исповедующая исмаилизм, превратившаяся в X веке в орден наемных убийц. 3. «Реляции иезуитов» (фр. Relations des jésuites) — литературно-исторический памятник XVII века; переписка миссионеров Новой Франции с Парижем, опубликованный большей частью в Париже в 1632—1672 годы, в составлении которого принимали участие Поль Лё Жён, Бартелеми Вимон, Жером Лалеман, Поль Рагено, Франсуа Ле Мерсье, Жан де Бребёф.