Анжелика: Игра с судьбой

Все случилось настолько стремительно, что молодая женщина оцепенела и первое время совершенно не понимала, что происходит, но как только она осознала, что ее прямо сейчас пытаются похитить из дома мужа, начала отчаянно брыкаться и кричать, однако толстое покрывало, в которое ее закутали, приглушало все звуки. Грубые мужские руки еще крепче обхватили ее ноги чуть выше колен, лишая возможности пошевелиться, и единственное, что ей оставалось — осыпать бранью похитителя. В какой-то момент она почувствовала, что его рука скользнула по ноге и остановилась чуть ниже поясницы. Наглый жест привел Анжелику в такую ярость, что она изловчилась высвободить прижатые к туловищу руки. Затем она выхватила из-под корсажа кинжал, распорола часть покрывала и, целясь обидчику под лопатку, нанесла удар. Содрогнувшись всем телом, мужчина взвыл от боли. Его хватка ослабла, он стал оседать на пол вместе со своей ношей. Посыпались замысловатые ругательства на арабском языке и чьи-то другие руки схватили ее, но в следующий миг что-то произошло: прямо над ее головой послышался крик, затем звуки недолгой борьбы и в конце концов что-то тяжелое с хрипом упало рядом с ней на пол. Когда Анжелике наконец удалось выбраться из-под тяжелого покрывала, она поняла, что находится, по всей видимости, около черного хода. Прямо перед ней в полутьме длинного коридора ярким прямоугольником вырисовывался дверной проем. Дверь, ведущая куда-то на скалы, была открыта настежь, на пороге распростерлись двое мужчин, а под ними по светлому мрамору расползались две кровавые лужи, постепенно сливаясь в одну. Немного в стороне стоял высокий мавр и настороженно всматривался в лежащих на полу. Не в силах разглядеть лица, Анжелика в страхе попятилась от него. Не желая просто так даваться в руки похитителей, которые по ее разумению могли быть только работорговцами, она попыталась встать, но поскользнулась в луже крови и снова упала на пол. Мавр, словно гибкая пантера, приблизился, но как только он попытался дотронуться до нее, она выбросила вперед руку с кинжалом, который продолжала сжимать мертвой хваткой. Мужчина тут же отпрыгнул назад. — Эй-эй, госпожа, не бойся, это я — Абдулла, — произнесла черная тень. Он осторожно вышел на свет, и Анжелика сразу же узнала в нем слугу Рескатора. — Хозяин послал меня к тебе, — добавил он, продолжая держать руки в жесте, принуждающем ее успокоиться. — Но где Жоффрей? Что с ним? Он жив? Вопросы сами слетали с ее губ. — С ним все в порядке. Он отправился в гарнизон — кто-то взорвал пороховой склад. Услышав наконец вести о муже, Анжелика с облегчением вздохнула и, закрыв глаза, прислонилась к холодной стене. Безмерная усталость навалилась на нее. Она продолжала сидеть на полу, не обращая внимания на то, что рядом с ней лежат двое мертвых мужчин, пытавшихся похитить ее, что подол платья окрашивается в алый цвет, что она все еще сжимает в руке куммию, а камни бирюзы и серебряная огранка на рукоятке больно впиваются в кожу и еще теплая кровь стекает с клинка тяжелыми каплями ей на пальцы. Как бы ей хотелось, открыть сейчас глаза и понять, что она пробудилась от кошмара, а все произошедшее — не более чем плод ее фантазии, но лихорадочные мысли упрямо неслись куда-то вперед и все больше и больше в сознание врезалась фраза: «Кто-то взорвал пороховой склад». С некоторой опаской Анжелика открыла глаза и увидела, что мавр с удивлением рассматривает свою руку. Оказалось, что она все же сумела дотянуться до него, и лезвие кинжала задело левую кисть. Собрав все оставшиеся силы, она поднялась на ноги и тоном, не терпящим возражений, произнесла: — Пойдем, надо обработать твою рану. *** В гостинной они наткнулись на Фарида. Он лежал у подножия лестницы, его тюрбан, слетевший с головы, валялся неподалеку, а иссиня-черные волосы слиплись от пропитавшей их крови. Наклонившись к нему и быстро осмотрев, Анжелика поняла, что евнух жив, но от удара по голове потерял сознание. Вместе с Абдуллой они перенесли его на диван. Затем Анжелике пришлось приложить немало усилий, чтобы успокоить напуганных служанок и заставить их в конце концов вскипятить воду, нащипать корпии, нарезать бинтов. К счастью, пострадавших на вилле было не много. За исключением Фарида, кухарки, получившей ожоги, когда кастрюля с кипящим маслом слетела с плиты во время взрыва, а также нескольких девушек-служанок, посеченных осколками, в которые превратились абсолютно все окна, зеркала, вазы и даже кувшины, остальные отделались лишь легкими ушибами. Анжелика отправила Айур и еще одну служанку с кухни вместе с кухаркой к фонтану и велела хорошенько, но очень аккуратно смыть горячее масло с кожи несчастной и держать ее руки в холодной воде, пока не пройдет боль. Затем перевязала голову Фариду и обработала порезы у служанок. Наконец, она подозвала Абдуллу. — Расскажи, что случилось в гарнизоне! — тихо попросила она, принявшись за его рану на руке. — Я знаю только, что произошел взрыв на пороховом складе, — также тихо ответил мавр. — И кто же его устроил? — Порох иногда может воспламеняться сам, от жары, — пояснил он, явно пытаясь смягчить свои слова. Абдулла сказал так скорее по привычке, зная насколько пугливы женщины, но эта, как он уже успел убедиться, явно была не из робкого десятка. — Сам-то ты в это веришь? — спросила Анжелика, глядя ему прямо в глаза. — Нет, — покачал он головой. — Рескатор сейчас там? Мавр утвердительно кивнул. Анжелика почувствовала легкий укол в сердце, как-будто поступок мужа мог обидеть ее, но тут же одернула себя. Разве сейчас время для любви, когда вокруг происходит столько событий, требующих неусыпного внимания их обоих, а недруги опустились до подобной подлости? Она прекрасно понимает, что Жоффрей обязан быть сейчас там. Это его долг не только, как человека, поставленного управлять Айе-Рабией, но и как капитана, лидера. Большая власть предполагает также и большую ответственность. Но он не забыл о ней. То, что он прислал Абдуллу, своего верного слугу, ясно говорило о том, что он беспокоится о ней. Нет, она не будет обижаться на него. Ведь в конце концов это просто глупо. Однако тревога о муже так и не покинула ее. Если их враги пытались похитить ее, воспользовавшись всеобщей суматохой, то что мешает им также напасть и на него? Кто знает сколько их проникло на территорию Айе-Рабии и, главное, как их вычислить среди огромного числа прислуги и гостей, что вчера съехались во дворец? Анжелика снова взглянула на Абдуллу и, перехватив его обеспокоенный взгляд, догадалась, что он точно так же, как и она, беспокоится за Жоффрея де Пейрака. — Отправляйся к Рескатору! — решительно сказала она, закончив бинтовать его руку. Мавр вздрогнул и с удивлением посмотрел на Анжелику. — Но хозяин велел мне оберегать тебя, саидати! — Сейчас ему ты нужнее! А со мной ничего больше не случится. Вряд ли они попробуют напасть сегодня во второй раз. Абдулла колебался. Он разрывался между преданностью Рескатору и необходимостью выполнять его же приказ. — Иди! — повторила Анжелика, подкрепив слова ласковой улыбкой, и легко подтолкнула его в плечо. Абдулла медленно развернулся и направился к выходу, но на пороге виллы задержался и еще раз взглянул на саидати, словно решая, стоит ли выполнять ее просьбу. Анжелика, которая продолжала стоять на том же месте, несколько раз одобрительно кивнула и тогда Абдулла, наконец решившись, стремительными шагами покинул виллу. Как только за Абдуллой закрылись ворота, Анжелика со вздохом осмотрела гостиную, пол которой был полностью усыпан мелкими осколками, противно похрустывающими под ногами. Ей необходимо было собраться с мыслями, чтобы понять, что делать дальше, но они, словно выпавшие из корзины клубки шерсти, разбегались в разные стороны, а стоило поймать за нитку хоть один, он тут же убегал еще дальше. Внешней стороной руки, так как ладони были перепачканы кровью, Анжелика потерла лоб. На несколько бесконечных мгновений ей удалось отрешиться от хаоса, царящего в гостинной, и она вздрогнула, когда маленькие ручки Орсины легли на ее плечи. — Саидати, разрешите, я позабочусь о вас, — произнесла мавританка. Анжелика не сопротивлялась. Она позволила усадить себя на один из множества диванов, стоящих в комнате, и полностью доверилась преданной служанке, принявшейся смывать с ее рук кровь. Внезапно слуги, собравшиеся в гостиной, осознали, что госпожа позаботилась о них, тогда как они, обескураженные и напуганные произошедшим, даже не подумали о помощи ей, своей саидати. Они испытали стыд и, желая искупить вину, столпились вокруг Анжелики, наперебой что-то советуя Орсине и предлагая свои услуги. От этого бесконечного галдежа у Анжелики разболелась голова и, не выдержав, она воскликнула: — Оставьте меня в покое! Толпа служанок тут же притихла, но, как оказалось, причиной тому были не слова Анжелики, а появившийся рядом с диваном щуплый пожилой мужчина в длинной светлой джеллабе. — Предоставьте саидати моим заботам, — произнес он. Женщины тут же послушались и, не мешкая ни секунды, разошлись. Правда, движимые любопытством они не оставили гостиную, а рассредоточились по углам, прячась за мебелью или колоннами, и продолжили наблюдать за происходящим. В центре комнаты остались лишь Анжелика, Орсина, старый араб в огромных очках в стальной оправе, которые придавали ему забавное сходство с совой, и Фарид, по-прежнему лежащий без сознания. — Сударыня, разрешите осмотреть ваши раны, — произнес араб на чистом французском языке. От удивления Анжелика застыла и, не произнеся ни слова, уставилась на мужчину. — Меня зовут Абд-эль-Мешрат, — добавил он. — Я — врач и друг его сиятельства графа де Пейрака. От этих слов, а особенно от звучания настоящего имени мужа, Анжелика пришла в ещё большее изумление. — Да, да, мадам, слухи о произошедшем сегодня утром в конюшнях достигли даже моих скромных ушей, а поскольку Джафар не принял мусульманскую веру и соответственно не мог жениться по нашим законам во второй раз, следовательно вы — графиня де Пейрак. Я верно рассуждаю? — Да, верно, — смогла наконец выдавить из себя Анжелика. — Позвольте я осмотрю ваши раны! — снова произнес он. — О, эффенди, я не хочу обременять вас, — произнесла Анжелика, придя в конце концов в себя. — Здесь есть люди, которые нуждаются в вашей помощи больше, чем я. У меня лишь пара царапин. А эта кровь, — она указала на свои перепачканные руки и платье, — она не моя. Я помогала раненым. — Да, я видел, — удовлетворенно кивнул врач и Анжелика поняла, что прежде, чем подойти, он некоторое время наблюдал за ней и скорее всего оценивал ее лекарские способности. Не мешкая ни секунды, она поднялась и, потянув мужчину за рукав, повела за собой. — У кухарки сильные ожоги, — сказала Анжелика, когда они подошли к фонтану, где заплаканная женщина продолжала держать руки в холодной воде. — Я распорядилась, чтобы ей немедленно смыли масло с кожи, чтобы оно не увеличивало ожог. Теперь нужно наложить повязку, но у меня в распоряжении нет никаких целебных средств, чтобы облегчить ее страдания. Мешрат подал знак, чтобы женщина приблизилась к нему и когда та протянула изувеченные руки, внимательно осмотрел места ожогов. — Что бы вы использовали для лечения? — вдруг спросил он, обращаясь к Анжелике. Понимая, что лекарь испытывает ее, Анжелика напрягла память, пытаясь вспомнить все, чему ее учила Мелюзина, когда она маленькой девочкой приходила в ее пещеру. — Хорошо подошёл бы измельченный корень одуванчика, — ответила она, — но он должен сутки настаиваться, так что пока можно воспользоваться взбитым куриным яйцом. Мешрат снова кивнул. — А вон та девушка, — он кивком головы указал на одиноко сидящую в дальнем конце комнаты фигурку, потиравшую лодыжку, в которой Анжелика с удивлением узнала Наилю. — Что с ней? Анжелика только сейчас заметила одалиску и поблагодарила судьбу, что девушка не попалась ей на глаза раньше, иначе у нее вряд ли достало бы сил и хладнокровия исполнять обязанности гостеприимной хозяйки дома по отношению к этой особе. Всеми покинутая, с заплаканными глазами и черными подтеками сурьмы на щеках, Наиля больше не походила на пленительную одалиску. Сейчас она выглядела такой, какой и была на самом деле: растерянной и напуганной девушкой, пытающейся противостоять жестокому миру. Теперь становилось очевидным, что за бравадой и дерзкими выходками Наили скрывался обычный страх, и Анжелика почувствовала некое родство с ней. Ведь и сама она, должно быть, была настоящей дикаркой в шестнадцать лет, когда встряхивая золотистой копной волос и сверкая зелёными глазами, всматривалась в огромный мир, где ей предстояло обрести свое место. Лишь пройдя сотни дорог и жестоких испытаний, получив немало ударов судьбы, Анжелика четко узнала, чего хочет от жизни, однако Наиле ещё предстояло нащупать ту тонкую нить, что проведет ее через судьбу. Осознав, какие чувства бушуют в душе одалиски, Анжелика поняла, что больше не злится на нее. Она подошла к девушке с твердым намерением помочь. Увидев приближающуюся Анжелику, Наиля инстинктивно попятилась от соперницы, а когда та предложила осмотреть ее ногу, обескураженно уставилась на нее. Никто никогда не проявлял о бедняжке заботу, а жизнь, начавшаяся в одном из публичных домов Лимасола[1], где работала ее мать, и которая там бы и закончилась, если бы ее не подарили Рескатору, научила малышку не доверять людям. Анжелика решительно пресекла неуверенные попытки девушки сопротивляться. Она дала понять, что не желает ей зла и всего лишь хочет осмотреть ногу. С некоторой опаской, Наиля все же послушалась. Оказалось, что во время взрыва она упала с лестницы и сильно вывихнула лодыжку. Анжелика наложила тугую повязку и отправила девушку отдыхать. *** Узнав каким-то образом, что известный врач Абд-эль-Мешрат находится сейчас на вилле Рескатора, раненые и пострадавшие от взрыва устремились туда. Они стучали в высокие ворота, затем, войдя во двор, опускались прямо на мраморные плиты, некоторые добирались с помощью слуг или подручных, были даже и такие, которых приносили в бессознательном состоянии. Анжелика с ужасом смотрела на бесконечный людской поток, который очень скоро перестал умещаться во внутреннем дворе. Привратник даже перестал закрывать ворота, потому что стоило ему это сделать, как в них тут же начинали стучать с новой силой. Становилось очевидным, что небольшая вилла не сможет вместить в себя такое количество людей, а если придется оставить под присмотром врача на неопределенное время наиболее пострадавших, нервы Анжелики точно не выдержат. Она хотела покоя и уединения с мужем, но похоже в Айе-Рабии было слишком много людей, чтобы они могли себе это позволить. Недолго думая, Анжелика выбежала за ворота виллы. На несколько секунд засмотревшись на столб дыма и пламени, который ещё продолжал подниматься в небо, расплываясь огромным свинцовым облаком, она стала оглядываться по сторонам в поисках какого-либо пустующего здания. В таком огромном дворце просто не могло не найтись помещения, где можно было бы разместить всех пострадавших! И по счастливому стечению обстоятельств, соседняя гостевая вилла оказалась не занята. Мысленно возблагодарив небо за такой пусть и небольшой, но значимый подарок, она с улыбкой на лице бросилась обратно в дом. С трудом пробившись через толпу, она приблизилась к Абд-эль-Мешрату и рассказала новости. Врач с энтузиазмом воспринял ее предложение. Он и сам видел, что вилла Рескатора грозит превратиться в самый настоящий лазарет, поэтому после слов Анжелики о том, что рядом есть пустующий дом, он тут же собрал все свои склянки с мазями и настойками в деревянный сундучок и, вручив его мальчику-слуге, прошествовал в соседнее здание. Раненые последовали за ним. *** Следующие несколько часов пролетели для Анжелики в стонах раненых и бесконечном виде крови, и познакомили с еще одной стороной жизни на востоке. Как оказалось, она, будучи христианкой, то бишь неверной с исламской точки зрения, не может прикасаться к правоверному мусульманину, и единственными, кому она могла оказывать помощь, были женщины. Не отчаиваясь и не давая себе ни минуты отдыха, Анжелика переходила от одной пострадавшей к другой, накладывала повязки, бинтовала, вправляла вывихи, останавливала небольшие кровотечения, и повсюду за ней следовали Орсина, Тадла и еще две девушки-служанки с виллы Рескатора. Поначалу с ней отправилась чуть ли не вся прислуга с виллы, но вид крови для многих оказался слишком тошнотворным, так что Анжелика отослала их обратно домой, оставив подле себя только самых расторопных. Раненых оказалось много и становилось очевидным, что два тщедушных старичка — арабский врач Абд-эль-Мешрат и парижский аптекарь Савари, который почти сразу же объявился в импровизированном лазарете, просто не в силах справиться вдвоем. Анжелика с жалостью смотрела на лекарей и проклинала глупые суеверия, не позволяющие ей присоединиться к ним. В конце концов ее терпение лопнуло. Плотно завязав платок, чтобы ни один волосок не выбился из-под него, одев джеллабу из плотной материи, надежно скрывающей изгибы ее тела, а также спрятав лицо под непрозрачной вуалью, она осторожно приблизилась к раненным мужчинам и принялась оказывать им помощь. Она постоянно оглядывалась по сторонам, опасаясь быть узнанной, но похоже в данной ситуации, каждого волновали иные заботы. И все же она не была уверена, что Абд-эль-Мешрат, окинув ее внимательным взглядом, не понял, кто скрывается под вуалью, но даже если он и узнал ее, то виду не подал и ничего не сказал. Это обстоятельство приободрило Анжелику. Молчаливое покровительство арабского ученого, друга ее мужа, а также человека, вылечившего Жоффрея, Анжелика теперь не сомневалась в этом, придало ей немало сил. Она даже решилась взять иглу в руки и, повторяя движения за арабским врачом, принялась зашивать неглубокие раны, придя позже к выводу, что в этом занятии нет ничего сложного и, если абстрагироваться от вида крови, то очень даже напоминает обычное шитье или вышивание, любовь к которому ей тщетно прививали сначала тетушка Пюльшери, а потом монахини в монастыре в Пуатье. Пока Анжелика ухаживала за ранеными, она не давала себе отвлекаться на посторонние мысли и все свои силы направляла исключительно на помощь несчастным людям. Однако, было кое-что, что не давало ей покоя. Какая-то мысль, не полностью оформившаяся, крутилась в голове, словно назойливая муха и только, когда основная волна раненых схлынула и у Анжелики появилась возможность немного перевести дух, она, наконец поняла, что именно сбивало ее с толку. Среди раненых оказалось всего два стражника! А ведь взрыв произошел в гарнизоне, в непосредственной близости от казарм, в которых жили воины, охранявшие покой жителей Айе-Рабии. Остальными пострадавшими оказались гости — арабы и по большей части берберы, приехавшие во дворец накануне для встречи с шерифским принцем Исмаилом, и которых по роковому стечению обстоятельств разместили в западном крыле дворца, а также на гостевых виллах, находящихся недалеко от гарнизона и, собственно, порохового склада. Тогда Анжелика стала внимательнее вслушиваться в разговоры и вскоре по обрывкам фраз ей худо-бедно удалось составить картину произошедшего. После того, как она покинула конюшни с принцессой Амирой, принц Исмаил со свитой и приближенными выехал за пределы дворца на конную прогулку. Гости, которых на променад не пригласили, разошлись по покоям для полуденного отдыха и обеда, и едва они закончили трапезу, прогремел взрыв. Горячий поток воздуха сбил их с ног, повалив на пол, а окна и всю стеклянную утварь превратил во множество осколков. Оглушенные, сбитые с толку, раненые стали искать тех, кто мог бы им помочь, и, вскоре оказались на попечении Абд-эль-Мешрата и женщины с удивительными зелеными глазами. А вот воинам гарнизона повезло гораздо больше. Многие видели, как незадолго до взрыва они большой конной группой выехали из казарм и направились куда-то в горы, что и спасло их от страшных увечий, которым подверглись двое их собратьев по оружию, единственные оставшиеся в казармах. Также Анжелика узнала, что Рескатор и Осман Ферраджи сейчас находятся возле гарнизона и всеми силами пытаются остановить распространение огня. Сам склад и помещение одной из казарм, загоревшееся от взрыва, уже было не спасти, но внезапно поднявшийся ветер грозил перекинуть огонь на стоящие рядом другие казармы, несколько вилл и псарню с длинноногими слюгами[2], тощими, похожими на скелет обтянутый кожей азаваками[3] и очаровательными лесными собаками из Конго, которые не лаяли, а издавали звуки, похожие на урчание — басенжи. *** Анжелика склонилась над маленькой, лежащей без сознания, девочкой. — Вы ее вылечите? — внезапно услышала она возле себя безупречную французскую речь. Молодая женщина с удивлением посмотрела на сидящего рядом молодого мужчину, по всей видимости отца девочки, так как он все время не отпускал ее маленькую ручку, одетого в джеллабу из дешевой материи, в некоторых местах протертой до дыр, и тюрбан, который когда-то похоже был белого цвета, но от времени выцвел и потерял форму. Незнакомца легко можно было принять за бербера, но что-то подсказывало Анжелике, что перед ней самый что ни на есть француз. Она уже собралась расспросить мужчину и подтвердить свою догадку, но вовремя вспомнила в каком обществе находится и, чтобы не попасть в неловкую ситуацию, просто кивнула головой и потупила взор. Однако мужчина похоже не намеревался так просто отступиться. Он быстро окинул взглядом просторное помещение, в котором прямо на полу на циновках лежали раненые, и снова обратился к Анжелике: — Не бойтесь. Все арабы-фанатики, которые могут наказать женщину за разговор с посторонним, уже ушли. Хотя и они вряд ли бы посмели тронуть жену Рескатора. Ведь вы та, которую называют Бирюзой? — Возможно, — тихо проговорила Анжелика. Мужчина внимательно вгляделся в ее глаза. — Да, вы та самая! Сомнений быть не может! — Откуда такая уверенность, сударь? — Вас выдают глаза. — То, что они зеленые еще ни о чем не говорит. — Нет, не только цвет. Но и взгляд. Вы научились опускать глаза в пол, как делают здешние женщины, но вы не можете спрятать их блеск — тот особенный блеск, которым обладают только француженки. — Стало быть, вы француз, месье, раз так хорошо видите различия между марокканками и француженками? — Я был им, — мужчина тяжело вздохнул. — Жан Дегубен из Каркассона… Так раньше меня звали. Я стал ренегатом, чтобы спасти жену и дочь от рабства. Он устремил на девочку долгий, полный отчаяния взгляд. Столько мучений и нечеловеческих лишений пришлось ему пережить с того рокового дня, когда он с семьей взошел на борт судна, следующего из Нарбона в Марсель и вскоре попавшего в лапы рифских пиратов, а теперь все это могло оказаться бессмысленным, если он потеряет единственное дитя. Тронутая нежной любовью отца к дочери, Анжелика сказала: — Жан, я сделаю все что смогу. Он поднял на нее полные слез глаза. — Хикмет. Теперь меня зовут Хикмет. Анжелика снова склонилась над девочкой. Со стороны казалось, что она просто спит, никаких видимых серьезных повреждений не было. Закусив губу, она лихорадочно пыталась понять, как же помочь малютке, но ее собственных знаний и опыта явно не хватало. Тогда она обежала глазами комнату в поисках арабского врача и увидела его, сидящим в самом центре помещения на большой подушке. Он вправлял вывихнутое плечо, молодому мужчине. — Я сейчас вернусь, — сказала Анжелика, поднимаясь на ноги. Проворно лавируя между лежащими или сидящими на полу людьми, она приблизилась к Абд-эль-Мешрату и попросила врача уделить ей пару минут. Лекарь кивнул в знак согласия и, как только закончил накладывать тугую повязку на плечо мужчины, обратил на нее внимательный взгляд. Анжелика быстро описала ситуацию и симптомы заболевания у девочки, и, честно расписавшись в собственном бессилии, попросила помочь. — Что ж, сударыня, давайте глянем на этого ребенка, — произнес Мешрат, жестом показывая, чтобы Анжелика проводила его. Молодая женщина поспешила обратно к ложу девочки. Когда они подошли, Абд-эль-Мешрат поприветствовал по-арабски отца малышки, затем, усевшись подле ребенка, начал осмотр. Его тонкие, иссушенные, словно самшитовые палочки, пальцы забегали по детскому тельцу, выясняя причину долгого обморока. Врач попросил Анжелику помочь ему повернуть девочку на бок, чтобы он мог полностью осмотреть голову. Анжелика безропотно выполнила все просьбы Абд-эль-Мешрата. Сидя прямо на полу, она приобняла ребенка и подтянула ее к себе, удерживая одной рукой за талию, второй поддерживая голову, чтобы она не запрокидывалась. Наконец, причина столь долгого обморока была выяснена. Врач нащупал довольно большую гематому на затылке, которая указывала на то, что девочка скорее всего сильно ударилась головой при падении. Он отправил слугу за какой-то микстурой, наказал Анжелике влить ее аккуратно по капле в рот девочки, кроме того приложить к затылку холод, уложить ребенка горизонтально на бок и не разрешать никому поворачивать или сажать больную. Затем он велел отцу малышки следить за ее дыханием и молиться, после чего поднялся и, откланявшись, ушел. Анжелика принялась спешно выполнять указания врача, поэтому не сразу поняла, что происходит нечто странное. Гул голосов в доме стих и взгляды всех присутствующих устремились на нескольких человек, появившихся на вилле. Анжелика тоже посмотрела в ту сторону и оцепенела от увиденного. В десяти шагах от нее стоял Жоффрей де Пейрак, неподалеку от него Осман Ферраджи, Фади Хадат и еще несколько начальников дворцовых служб, но она не замечала никого, кроме мужа. Он тоже неотрывно глядел на нее, что, впрочем, не мешало ему о чем-то разговаривать с Абд-эль-Мешратом, подошедшим поприветствовать друга. Анжелика тут же вскочила на ноги и уже собиралась подойти к мужу, как вдруг с недоумением обнаружила, что он разворачивается и уходит. Она замерла посреди помещения и не в силах поверить в происходящее, часто заморгала. Неужели он ушел? Вот так, просто развернулся и ушел? Даже не подойдя к ней, не спросив, как она? Не поинтересовавшись ее состоянием после ужасного взрыва и неудавшегося покушения? Нет, в такое просто невозможно поверить! Жоффрей де Пейрак, которого она знала, не был способен на подобную бестактность и равнодушие! Убедив себя, что это просто какое-то недоразумение и всему есть логичное объяснение, Анжелика, подобрав юбки, поспешила за мужем, но выйдя на порог виллы, поняла, что все ее надежды напрасны. Двор был пуст. Он действительно ушел! Анжелика замерла в дверях, не зная, что делать дальше. Отправиться на поиски? Или вернуться к девочке и выполнить все распоряжения Абд-эль-Мешрата? Немного помедлив, она решила все же вернуться к раненым. По крайней мере они нуждались в ней и она могла оказать им посильную помощь. К тому же она так и не приложила холод к затылку девочки. Преодолев несколько ступенек, она спустилась во двор и подошла к фонтанчику, который на этой вилле стоял там же, как и на вилле де Пейрака — в центре мощеного мозаичными плитами двора. Анжелика опустила руки в воду, проверяя достаточно ли она холодная, затем сняла вуаль с лица и, намочив материю, хотела двинуться обратно, но усталость и апатия, поглотившая ее после столь странного поступка Жоффрея, пригвоздили ее к месту, руки сами поднялись и приложили холодную ткань к пылающему лбу. Ей нужно было привести чувства в порядок, прежде чем она вернется к своим лекарским обязанностям. Закрыв глаза, она простояла так некоторое время, поэтому не заметила, а лишь каким-то шестым чувством догадалась, что к ней кто-то подошел. Она почувствовала твердую сильную руку на талии и, не успев ничего предпринять для защиты, оказалась в объятиях мужчины, увлекаемая под свод галереи. Анжелика тут же начала вырываться и царапаться, но вдруг услышала прямо возле уха насмешливый шепот: — Ну-ну, полегче, госпожа тигрица! Или по вашему я еще не достаточно покрыт шрамами? Мужские руки немного ослабили хватку и Анжелика резко вырвалась, но отскочив, тотчас осознала, что перед ней Жоффрей де Пейрак. Заговорщически улыбаясь, он стоял, приложив палец к губам, показывая, чтобы Анжелика не кричала, но она даже и не думала об этом. Не помня себя от переполняющих чувств, Анжелика бросилась к мужу и, обхватив руками его шею, всем телом прижалась к нему. — Ах, Жоффрей, простите, я не сразу узнала вас! Он тихо рассмеялся, уверенной рукой привлекая ее в свои объятия. — Дорогая, это превращается у вас в дурную привычку! Неужели отныне мне стоит опасаться, что при следующей встрече вы опять не узнаете меня и мне придется проходить весь этап угадывания вновь? — иронично заметил он. — Пощадите своего мужа, мадам! — Нет, нет, я обещаю! — засмеялась Анжелика. — Просто я полагала, что вы ушли… — И оставил вас одну на растерзание фанатикам?! Но, скажите на милость, как вы оказались в этом лазарете и почему вам так упорно не сидится на одном месте? — Люди нуждались в помощи. Не могла же я их оставить! Кроме того Абд-эль-Мешрат вряд ли управится с таким количеством раненых. — Да, он отметил ваши таланты. Признаться, если бы он не сказал мне, что вы рядом, я бы тоже не узнал вас в этом балахоне. Что за ужасная одежда! — воскликнул он, легким жестом снимая платок с ее головы. — Была бы моя воля, я бы посрывал со здешних женщин их убогие мешки, явив миру истинную красоту. Анжелика засмеялась. — Вы неисправимы! Но как же вы узнали под каким именно балахоном нахожусь я? — Достаточно было проследить, на кого направлены взгляды всех поголовно мужчин, чтобы понять под какой чадрой скрылась моя дражайшая супруга. И после недолгой паузы тихо добавил: — Их слишком много, тех, кто вас желает… Но вы принадлежите только мне. Его руки с прежней силой сомкнулись на ее талии, словно стальным кольцом оградив от всего остального мира, и, после стольких часов тревог, это стало для Анжелики лучшим утешением. Опереться на его силу, раствориться в его объятьях — в этот момент она не желала ничего более, лишь только знать и ощущать, что он рядом. И одно его присутствие — она была уверена — словно щит, ограждало от нависших угроз, служило залогом, что они преодолеют все трудности. Это чувство, настолько же глубокое и определенное, насколько и невероятное, вселяло в нее небывалую силу. Возникшее из самых глубин ее естества, оно потрясало своей необъятностью, и в то же время ярким потоком света заполняло каждую клеточку некогда опустошенной души. Нечто подобное ощущал и Жоффрей де Пейрак. Прижимая к груди ее, Анжелику, еще недавно такую недосягаемую и далекую, он с упоением вдыхал снова знакомый аромат ее волос, ее кожи, и от звенящего чувства счастья, у него перехватывало дыхание. С особой остротой он осознавал, что именно ее — самую невероятную и непостижимую женщину, заставившую трепетать королей и принцев, его единственную любовь, его единственную боль, его жену, наконец, женщину, подарившую ему сыновей, судьба каким-то чудом вернула ему. Почему? За какие заслуги? Он не знал. Но именно в нем она искала теперь защиты и покровительства, именно к нему обращала взор своих неповторимых глаз, в которых светилась сама Любовь. Запрокинув голову, она с каким-то трогательно-беззащитным выражением лица неотрывно смотрела на него. Лучи заходящего солнца, отражающиеся от листьев карликовых пальм, растущих в больших керамических горшках во дворе за её спиной, наполняли своды галереи изумрудным свечением, и Анжелика, в ореоле золотых волос, как никогда напоминала юную лесную нимфу. Пораженный мимолетным видением, Жоффрей еще сильнее прижал ее к себе, ведь именно этот образ зеленоглазой феи хранился в его памяти и время от времени причинял невыносимую боль от того, что она была так далеко от него, а потом и вовсе стала недостижимой. Подхватив жену на руки он поднял ее, словно пушинку, и закружил в воздухе. От неожиданности Анжелика вскрикнула, но затем звонко рассмеялась. — Смейтесь, смейтесь, моя дорогая Бирюза! — сказал он. — У вас такой красивый смех! Когда он поставил ее на ноги у нее кружилась голова и Анжелика склонила голову на плечо Жоффрея. Она невольно заметила, что кафтан мужа посерел от пепла, а в некоторых местах на нем можно было увидеть маленькие дырочки, прожженные крохотными угольками. Это вернуло ее с небес на землю. — Удалось ли потушить пожар? — спросила она. — Нет, — Жоффрей отрицательно покачал головой, — но опасность миновала. Огонь не перекинется на соседние здания. — Но в таком случае вас наверное там ждут, — с тревогой проговорила Анжелика, — и раненые… Я ведь так и не принесла холод для маленькой девочки! — Нет, — твердо повторил Пейрак. — Сейчас мы с вами нигде и никому не нужны, только друг другу, здесь и сейчас. Абд-эль-Мешрат позаботится о вашей подопечной, даю слово. А я не выпущу вас из своих объятий даже если небо упадет на землю и весь мир окажется в Геене Огненной. Эта ночь только наша, а ты только моя! Он улыбнулся и, склонившись к жене, негромко сказал: — Пойдем! [1] Город на юге Кипра [2] Очень редкая и древняя порода борзых собак. Появление относят к периоду от 7000 до 5000 лет до н. э. Египетские памятники, изображающие возможных предков слюги, насчитывают более 3000 лет, а в 1908 году в Египте были обнаружены мумии слюги. Истинными создателями породы считают берберов, также история этих собак тесно связана и с кочевыми бедуинами Северной Африки, оказавшими большое влияние на формирование характерных черт породы [3] Собаки из стран среднего течения реки Нигер, а также долины Азавак (вади Азавак)