Падающие самолеты

       Чонгук млел.        Когда легкий лунный свет пробивал тяжелую стену холодного воздуха, когда нездоровый белый свет скользнул сначала по полам без ковров, после по белоснежной смятой постели, а затем умело подобрался к беззащитному телу. Прошелся по мужественным ногам, по руке, что во сне инстинктивно сразу подобралась, а после перешел к лицу, что освещенное светом нефритовой луны теряло свою живость, и превращалось, в искусно сделанное фарфоровое кукольное изделье.        Руки не спрашивая разрешения, сами тянутся к пухлым щечкам, что во сне словно опоясывались огнем.        В пустой голове проносится грубый безразличный голос, который и принадлежал, и не принадлежал спящему. Слова друга мешаются между собой, Чон плавно рассекает свои спутанные мысли, смахивая указательным пальцем невидимую пыль с помятой щеки.        В ночной темени тонкие губы теряются еще сильнее. И Чону хочется найти их.        Темноволосый опираясь на одну руку, наклоняется, смотря на сомкнутые веки, медленно целует, задумываясь над тем, зачем он это делает.        Ответа нет.        Сухие губы вдруг напрягаются, сонно отвечая. Темноволосый путает собственные ресницы, поворачивая голову в более удобное положение. Нога перекидывается через бедро и уже через секунду над сонным Тэхеном нависает Чонгук, у которого не было в планах отрываться от него и на минуту.        Но это происходит, когда слегка холодные ладони ныряют под футболку, пальчиками, как по клавишам пианино, проходясь по еле-еле выпирающим ребрам.        - Чонгук, - голос с родной хрипотцой взволнован. - Ты что творишь?        Вместо объяснений парень получает смазанный поцелуй и холод, медленно сдувающийся с тела теплыми заботливыми руками. Киму спросонья хочется поддаться, отдаться и забыться, но, кажется, здравый смысл проснулся раньше него, потому он лишь хмурит брови, вяло отвечая на все действия.        Зачем им это нужно не знал ни Чонгук, который начал все это, ни Тэхен, который позволял играться с собой. Играть ли? Да, парень был уверен в этом.        - Тэхен, - отрываясь на мгновение, выдыхает Чон, поджимая свои покрасневшие губки. Он одним движением снимает с себя футболку, оседая на слабых бедрах, а после уже согревшимися руками лезет под резинку спортивных штанов Кима.        На этот раз нависшую тяжесть разрезает, как катаной, возбуждение, громкий сорванный стон, а после скрип кровати.        - Приподнимись, Тэхен-а, давай, - уже исцелованные губы, вновь целуют и парню не остается ничего, кроме как подчиниться.        Где-то за большой луной, что светит, как громадный бриллиантовый фонарь, Тэхен знает, там ломается его сердце, стираются в порошок эмоции. Где-то в параллельной вселенной, что точно существует, он подскакивает с кровати, хватает свои вещи и убегает из квартиры. Однако здесь его тело будто приковано к кровати, а единое, что он может - это ластиться и мурчать, как котенок, что год не видел ласки.        Вместо слов руки тянутся к тэхеновым трусам, одновременно разводя ноги коленкой, Чонгук с наслажденным выдохом проходится языком от пупка до одного из сосков, останавливаясь прямо у него, чтобы обвести ореол, зацепиться зубами за блестящую от слюны, бусинку.        Тэхен плавится.        Густой выдох. Штаны спадают с щиколоток. Вдох. Чужие губы добираются до места, к которому сам Ким редко прикасается.        - Очнись, Чонгук, - сквозь стон, мычит парень, подбирая ладонями простынь. - Ч-ч-ч...        Его слова, безусловно, поднимали ночь на ноги, они были звучными, громкими, как будто само небо кричало, но такими же глухими, как скрытый вызов, провокация.        Игнорируя мольбу, Чонгук резко отрывается от обмякшего тела, одним легким движением переворачивая паренька на живот, подкладывая под него подушку. Тэ роняет слезы, но не сопротивляется, хочет сбежать, но лишь поддается, его тело развращает лучший друг и ему не понятно хочет ли он сам этого, вот только сквозь слезы пробиваются и стоны, а мокрый взгляд возносится к потолку, то ли с просьбой о том, чтобы это побыстрее закончилось, то ли с мольбой о том, чтобы это длилось вечность.        Пальчиками парень сжимает мокрую простынь. Ждет.        Того, что Чонгук пройдется своей широкой ладонью по сгорбленной спине, что обычно отталкивает всех, а его только влечет и влюбляет, того, что он оближет свои два самых длинных пальца, и сделает то, что обычно не делают друзья детства.        - Тэхен, Тэхен... Мой Тэхен.        Проникновение затыкает парню рот, завязывает глаза и заставляет задыхаться, судорожно сжимая в руках край подушки, поудобней сгибая ногу в колене.        Пару движений и минута молчания, у Кима перед глазами плывет, где-то внизу живота тянет, а за происходящее он уже не отвечает.        Лунный свет до сих пор пробивает стужу между ними. Минимальное освещение - небесный фонарь. Когда широкая грудь ложится на холодную спину, Тэхену становится более спокойно, потому что переплетенные пальцы можно сжать как только он почувствует боль.        - Что будет потом? - толчок, лицо прячется между сжатыми ладонями, выдох в самое ухо, ускорение темпа. - Чонгук, что будет дальше?        - Помолчи.        Слабенькие руки отпускают простынь, спустя минуты три, он не чувствует ничего, кроме боли в заднем проходе, смешивающейся с жалобным треском сердца, которое шпарилось грубостью и игнорированием на протяжении десяти лет.        По-взрослому пахнущее тело, пропитанное потом и подлостью, приземляется рядом с плачущим мальчиком, которому хотелось только отстраниться и отодвинуться подальше.        - Почему ты плачешь? - мокрая ладонь ложится на напряженное плечо, но ее быстро смахивают. - Я что-то сделал не так?        Тэ шмыгает носом, подбирая одеяло и слезая с кровати.        - Родился, Чон Чонгук, - пыхтит парень, оставаясь стоять на месте, ища в темноте взрослое лицо подростка.        По началу виснет непробиваемая тишина, разрушение которой казалось невозможным. Но темноволосый лишь улыбается, пугающе блестя своими белыми зубами, и заливается смехом, от которого Киму только больше захотелось сбежать.        - Это все, что ты мне можешь сказать после того, как мы сделали это? - он еле приподнимается, опускаясь на колени. Возводит свой лазурный в ночи взгляд, и протягивает руку.        Ему отвечают, опуская ресницы и закусывая нижнюю губу, пытаясь подорваться вперед, но все же оставаясь на месте. Чонгук знал, что для Тэхена взяться за его руку, как заключить сделку с дьяволом, потому терпеливо ждал, продолжая улыбаться, смотреть с надеждой и еле заметной просьбой.        - Ты ведь тоже мне ничего не сказал, - парень обиженно дует губы, чуть шатаясь от произошедшего. - Переворачиваешь мою жизнь с ног на голову, а потом просто молчишь и руками разводишь, а мне что остается, а? Что предлагаешь мне делать? Что оставляешь мне?        Тэхен ощущает себя огнем, что может поджечь здесь все, но по какой-то причине только мечется из угля в угль.        Так сильно он не терялся еще никогда.        Такого с ним еще не случалось.        - Всю эту жизнь я думал, что мы рядом только по привычке, слепо шел за тобой, не интересуясь твоей жизнью вообще, - руки неуверенно сжимают одеяло, выпадающее из пододеяльника, а колени не стучат друг о друга, лишь потому что крепко прислонены друг к другу. - А сейчас ты делаешь то, что делают только очень близкие люди, то целуешь, то... вот.        Он возводит ладонь к кровати, не решаясь сказать это вслух. Чон только хватает эту самую ладонь, утягивая к себе на кровать.        - Я не понимаю тебя, Чонгук, - выдыхает он в согнутую кисть. - Никогда не понимал. Кто ты такой вообще?        Черноволосый любимо надувает губы, как бы задумываясь, отражая в своих глазах прозрачную луну, будто соединяясь с ней.        Сейчас, когда Ким, согнувшись в три погибели, лежит на голых ногах человека, что еще недавно был с ним одним целым, ему кажется, что Чон невероятно красивый. Он судит по маленьким морщинкам у поджатых губ, по рукам, что крестом сложились на его широкой груди, по коже, что словно снег, сменяет цвет на белоснежный-лунный, по глазам, что даже после такого остаются неизвестными и чужими.        Для Ким Тэхена глаза Чонгука, как для всего мира океан, и те, изведаны только на пять процентов.        - Кем ты хочешь, чтобы мы были друг другу? - лицо опускается. - Готов изменить самому себе и своим принципам, Тэ, я нравлюсь тебе?        - Я-я не знаю, - это говорит нерешимость за него.        - М-м-м, - протяжно тянет парень, опадая на спину и утягивая за собой Кима. - Тогда я никто и между нами ничего нет.        Парень медленно превращается в мальчика. Вновь поскуливает, сдерживая слезы и хнычет, вытирая щечки кулаком. Больно и даже очень, но от чего, если он сам виноват.        - Тэхен, не плачь, не нужно, - Чонгук подтягивает его на свою грудь, обнимая плечи, Ким хватается за них, пуская слезы по чужим запястьям.        Невесомый поцелуй прячется в волосах, въедаясь в теменную часть на всю жизнь.        - Прости, - хныча хрипит Тэ, не видя, что Чон тоже роняет слезы, вот только, более значительные, чем его.        Они отводят глаза к окну, одновременно хлипко выдыхая. Проходит ровно минута, пока Тэхен не осознает, что темноволосый плачет тоже, затем он медленно перевернется на его груди, согнет ноги в коленях, и взяв его ладони в свои, приластиться к ним своими, как всегда, помятыми щеками, целуя на последок сладко и невозможно.        Сейчас им будто снится сон, такой непонятный, невероятно грустный и драматичный сон на двоих. И им двоим всем сердцем хочется, чтобы они были сновидцами вечность, однако их выкидывает в разные вселенные по отдельности, одного пряча за облаками, а другого закапывая глубоко под землю. И уже не ясно, кто в раю, а кто попал в руки дьявола. Загадка.        - Чонгу-у-ук, - тихо хрипит Тэхен, смотря на парня, как на звезду, на небо, на луну, на солнце. - Перестань.        Темноволосый одну из его ладоней преподносит к своему лицу, сжимает в кулак и целует костяшки, бурно выдыхая в пустоту. Ким улыбается, смешивая свои слезы с чоновскими.        - Сколько нам лет, - Тэ прячет свое лицо в изгибе шеи. - А мы уже живем, будто по сценарию какой-то драмы.        - Тэхен-а, ты хуже драмы, - Чон наклоняется, чтобы найти губы и просто прикоснуться к ним своими.        - Если бы я сказал, что я люблю тебя, - тело прижимается к телу ближе. - Ты бы сказал, что тоже любишь меня, да же? Я прав?        Судьба играет с ними в плохие игры.        Ночь усыпляет их со сцепленными руками, губами, сердцами. Два тела словно вымершие цветы, складываются на кровати, неизбежно ожидая своей участи.