«Беги быстрее, забудь обо всем, давай же резвее, весь мир под углом». Мечтаешь убежать, Поражение принять. Ты хочешь рассказать, Но себя не выдавать.
***
Что происходит с игрой? Что происходит с нами? Я снова ничего не понимаю, как только картина проясняется, одна капля воды смазывает все границы. Нет звонка, нет задания, от которого мы зависим. Ты часто говорил «всегда отвечай на звонки», и я отвечала. Неужели нет правил для тебя? Это утро доказывает, задание, как наркотик, оно необходимо, иначе начинается ломка. Нервы не выдерживают, тело начинает сходить с ума, содрогаться от каждого звука, ненавидеть все и всех. Это злоба проявляется крайне резко. Что дальше? А дальше ничего. Отворачивается от меня, прикрывает глаза ладонью. Слышу хрип, легкое хмыканье. Неужели он плачет? Как неожиданно, не знаю что делать, мысли разбежались. «Что такое?». Может, он вспомнил утро, вспомнил, что сотворил? Вдруг, при воспоминании этого, он снова впадет в истерику? Закатит глаза, опрокинет голову назад и захохочет во весь голос. Страшно видеть его таким, страшно за него. И за себя, не дорожу жизнью, но боюсь за нее, держусь за нее. «Не хочу умирать». От этих слов внутри все перевернулось, сердце сжалось. Не хочет? Но он играет, зачем играть, если конечная остановка нежеланна? Нет выбора, нет выхода. Мы сами бросили наши жизни в огонь и медленно догораем. Сколько дней ему осталось тлеть? Я не знаю, но знаешь ты, кит. Не знаю, что ответить. Убирает руку, по красноватым щекам текут слезы, серые глаза печально разглядывают меня, ищут поддержки, помощи. Но я бесполезна, ничего не могу. Со своей жизнью разобраться не могу, не говоря уже о его. Если подумать, я ничего не знаю, понятия не имею, кто он. Можно ли доверять незнакомому человеку? Можно. «Почему ты решил играть?». Молчит, и я жду, не хочу его торопить. Но не отвечает, понятно. Если не хочет говорить, я не стану допытываться. Поднимается с дивана, немного покачиваясь, топает в уборную. Возвращается с несколькими стеклянными бутылками, ватой и пластырями. Зачем это? Открывает одну, прижимает к горлышку вату, затем к моей губе. Шипит, губа разбита. Аккуратными, плавными движениями протирает лицо ваткой со спиртом, стирает потеки крови. Опустил глаза. Какой печальный вид, словно его съедает изнутри. Я лишь молчу, слова неуместны. «Я не могу по-другому». Тихий, хриплый голос. Я понимаю его. Между нами повисла тишина. Закрывает бутылки, пластыри не понадобились. Мы поднимаемся с дивана, так близко. Рядом он, его тело, лицо, его запах. Ладонь касается моей щеки, пальцы гладят посиневшую кожу. «В следующий раз аккуратнее, я не хочу тебя потерять». Я надеюсь, следующего раза не будет… это он должен быть аккуратен. Неужели совсем ничего не помнит? Разве такое может быть? Может, он не смог бы притворяться. Так громко говорю о том, что недавно разукрасил мое лицо, не оставив не одного живого места. Не злюсь, не могу злится. Прикосновения нежные, легкие и невыносимо приятные. Его руки снова стали заботливы и желанны мне. Отдаляется, уходит на кухню. Кофе? Не откажусь. Снова села на диван в ожидании. Странное чувство, словно чей-то ненавистный взгляд сверлит меня со спины. До боли знакомое чувство. Подрываюсь, осматриваю гостиную. Никого. Брюнет все еще на кухне, не подает и голоса. Шаг, и я впадаю в ступор. Привычные мне светлые волосы, зачесанные назад, знакомая бита в руках, от которой по телу маршируют мурашки, до боли изученный взгляд ярких зеленых глаз. Язык не поворачивается, тело, словно связано. Чувствую себя жалкой и бесполезной девочкой, рядом с ним, снова. Шаг. Казалось, тело не слушается, но сейчас оно само ведет меня, толкает к нему. Его фигура неизбежно приближается. Молчит, лишь улыбается все той же загадочной улыбкой. Как такое возможно? Это немыслимо! Он умер, умер и на этом все! Поднимаю и тяну к нему руку, хочу прикоснуться к нему, к его одежде, телу, лицу, волосам. Не верю своим глазам. Жестом отказывает мне: «не трогай». Кит. Что мне делать? Что сказать? Но слова не приходят на ум, разбежались в разные стороны. «А ты поймай их». Мой кит говорит, а тот, что смотрит на меня, немой. Что мне делать? Спустя минут пятнадцать я смутно припоминаю произошедшее. Что я видела, или кого? Никого, я лишь тупо пялилась, по-другому не скажешь, в стену. Стояла у стены и рассматривала лицо нарисованного парня на обоях. Они совсем не похожи. Рисунок темный, а он светлый. Что со мной происходит? Это просто смешно! На лице невольно растягивается ухмылка, слышу свой несколько отдаленный смех. Как это выглядит со стороны? Мне плевать. Иду на кухню, пора проведать моего вспыльчивого. Открываю дверь, захожу. Стоит статуя и смотрит в потолок. На меня ни малейшего внимания. Он тоже что-то видит? Да что происходит, черт возьми?! Глаза неподвижно смотрят наверх, рот слегка приоткрыт, руки опущены по швам. Стоит ровно и даже не качается. «Что ты делаешь?». Подаю голос, мягкий, чтобы не пугать его. «А ты его не видишь?» — немного запоздало отвечает. «Кого?». «Кит летает в небесах». Снова пробелы в памяти, несуществующее прошлое, давно утерянное. День пролетел незаметно, а я даже не помню ничего, кроме парня с битой в руке. Ничего, кроме пугающей меня картины, когда этот псих рассмотрел летающего в небесах кита на потолке свой квартиры. Когда он сел рисовать увиденное, кисть в руке дрожала, не позволяя сделать аккуратный мазок. Думала, он взбесится. Но тот лишь закрасил лист черной краской, скомкал и выбросил из окна, сказав «мой кит тоже летит, смотри». Но комок бумаги упал в небольшую лужу спустя три этажа. Не полетел. А он смотрел вдаль, словно провожая кита в далекое странствие. Кита, которого не существует. Жду звонка, судорожно поглядывая на телефон через каждую минуту. Я жду, позвони же, ты не можешь иначе! 4:20. Он опаздывает. Я уже чувствую темную, пожирающую меня ауру, пробирающуюся сквозь щели в двери из гостиной. Вибрация, звонок, неизвестный номер. Шипение, затем несколько слов китовым акцентом: «…беги или умри. Не сможешь — умрешь, и умрешь намного раньше». Это мое задание. Открывается дверь. Включается яркий свет. На пороге показывается темноволосый, в куртке и заляпанных краской кроссовках. «Одевайся» — ласкового произносит он, — «нам пора». Наше задание. Одеваюсь, иду к выходу. Зеленые глаза искрами провожают меня, наблюдают, когда я прохожу мимо этой галлюцинации, пугающей, но приятной и полюбившейся мной. Беги или умри. Я слышала о подобном, если не успеваешь, оказываешься под колесами машины или поезда. Хороший способ избежать реальности. В эти минуты понимаешь свою жизнь, что все в ней было не напрасно, что твое существование не бремя, а наивысший дар. Несколько секунд хватает для размышлений, когда на тебя несется машина, готовая отправить на другой свет. В этот момент можно многое осознать. Самоубийство — не выход, не способ избежания проблем, это не избавление. Грех, что утащит на нижние круги Ада. Все просто, казалось бы, только найти машину и собраться духом. Где один шаг, там и другой. Он бросается на быстро приближающуюся машину. Все так быстро, но тянется вечность. Улавливаю каждое его движение, мах руки, как носок касается сырого асфальта. Вижу лицо водителя, как тот ужасающе вопит. Еще бы пара секунд, пара сантиметров и мужское тело оказалось бы под здоровым грузовым авто. Страх за его жизнь оставил мое сердце, пришла моя очередь смотреть в глаза смерти. Поджидаем машину. Легковушка синего цвета, скорость на шоссе превышает восемьдесят километров в час. Я наготове, задерживаю дыхание и напрягаю все мышцы ног. Он рядом, чувствую теплую ладонь на плече. Еще несколько секунд и мое мимолетное мгновение растянется на сотни часов. Срываюсь с места. Дальний свет фар слепит меня, закрываю глаза, жмурюсь и не смею делать вдох. Чувствую каждый камушек под ногами, они больно врезаются в тонкую подошву, эта боль замедляет меня. Сейчас мне кажется, что я не успею. Не успею перебежать полосу перед тем, как холодное железо пролетит мимо. Шаг, вдох. «Быстрей!». Беги или умри, здесь все решает скорость. И в этот раз машина со скоростью восемьдесят километров в час проехала мимо, оставив меня задыхаться от болей в легких. Люди привыкли говорить «и у меня вся жизнь перед глазами пролетела». Верно, пролетела. Он обнимает меня, приговаривая «все уже хорошо, все кончилось, не бойся, я рядом». Его слова — мое утешение, в которое я буду верить, даже если его часы на исходе.