посмотри на меня

Если бы кто-то пару лет назад сказал Иваизуми, что с Ойкавой-студентом он намучается даже больше, чем с Ойкавой-старшеклассником, он бы ещё тысячу раз подумал, прежде чем поступать с ним в один университет. Но время нельзя повернуть назад. Да и если б даже можно было, то он всё равно сделал бы тот же самый выбор. Ойкава сумел заслужить его уважение ещё в младшей школе, когда они только-только познакомились. Нескладный маленький парнишка, который, несмотря на столь юный возраст, усердно тренировался для того, чтобы достичь своей цели. Наверное, и в волейбол Иваизуми стал играть из-за Ойкавы, который мог целыми днями красочно описывать правила, значение терминов, преимущества и недостатки отдельных позиций. Ойкава для него как маяк. По сути, Хаджиме и не планировал поступать в универ. У его родителей был небольшой ресторанчик в Мияги, где можно было бы неплохо зарабатывать и одновременно помогать вести семейный бизнес. Но на фразу решившего попытать счастья в Токио Ойкавы: «Ты со мной?», он привычно насмешливо отвечает: «Конечно, Дуракава. Ты ведь без меня и недели не протянешь». «Протянет, — думает Иваизуми, переча собственным словам, — ещё как протянет». Это он, как слепой котёнок, будет сидеть на одном месте, потеряв ориентир, и не знать, что делать дальше. Ведь это Ойкава — маяк. Иваизуми, если честно, вообще не имел ни малейшего понятия, по какой причине они все эти годы были лучшими друзьями. Казалось бы, совершенно разные люди. Ойкава всегда был примером для окружающих - парень с идеальной внешностью, прекрасными манерами и множеством талантов. И всё это неимоверно бесило. Тоору мог использовать свои преимущества на все сто двадцать процентов, мог выкрутиться из любой, даже самой патовой ситуации. Но только Иваизуми знал, насколько трудно тому даётся эта чёртова безупречность. «Идеальных не бывает». Ойкава же пытался доказать обратное. Каждая дополнительная тренировка, каждый лишний прыжок и подача пугали Иваизуми до такой степени, что подкашивались колени. Он боялся, что Ойкава сорвётся. Вывихнутая лодыжка или небольшое растяжение, на самом деле, не были так страшны. Пугала возможная реакция Ойкавы. Как только он достигнет своего предела, сразу же сломается. «Даже сильнейшие совершают ошибки». Как бы не так. Иваизуми знал, что за аргумент такая банальная фраза не зачтётся. Да и вообще, никакие аргументы в их случае не смогли бы убедить Ойкаву в том, что быть лучшим во всём нереально. Просто физически невозможно. Слова и уговоры не действовали, поэтому Иваизуми применял силу. И, как ни странно, его просьбам всё-таки внимали. Практически всю старшую школу они прожили по алгоритму: «учёба — тренировки — споры по поводу дополнительных тренировок и необходимости самосовершенствоваться — победа Иваизуми». В конце концов Шираторизаве они проиграли, но, кажется, Ойкава даже не расстроился. Потом бесконечные тесты, вступительные экзамены и головная боль по поводу переезда. Иваизуми не понимает, в какой момент ситуация всё-таки вышла из-под его контроля. Ойкава выскользнул из поля зрения так ловко, что он даже не заметил. Просто в какой-то момент стало понятно, что хозяином положения он больше не является. Когда Хаджиме прожигают яростным взглядом и практически валят с ног, вылетая из помещения, он ещё несколько минут пребывает в полнейшем ступоре. Ойкава никогда не смотрел на него ТАК. Иваизуми чувствует, как мокрая от пота рубашка неприятно липнет к спине и решает выйти на свежий воздух. Он явно упускает что-то важное. Проанализировав ситуацию, он так и не находит причину такого поведения. Это неимоверно раздражает. Хаджиме в порыве злости сминает пластиковый стаканчик и бросает в сторону стоящей неподалёку урны. Разумеется, промазывает. Возвратиться к пьяной, что-то кричащей толпе сейчас кажется не лучшим вариантом, поэтому он идёт в сторону дома, надеясь, что Ойкава сегодня ночует именно там и им удастся нормально поговорить. Иваизуми игнорирует ярость, которая охватывает его как только он вспоминает, что Ойкава, вообще-то, довольно часто ошивается ночью непонятно где. «Это не моё дело». В кромешной темноте подъезда ключ попадает в замочную скважину только с пятого раза. Этот, казалось бы, не столь значимый инцидент ещё больше выводит из себя. Иваизуми даже на секунду кажется, будто по венам, вместо крови, течет чистое раздражение. Очевидно, что сейчас наихудшее время для откровенных разговоров, но сидеть и ждать подходящего момента, который может вообще не настать, он не собирается. -Ойкава, ты дома? — голос звучит спокойно, и Хаджиме даже гордится собой. В первые несколько секунд пребывания в квартире он думает, что, скорее всего, ошибся и здесь никого нет. Повсюду кромешная тьма, даже телевизор, который обычно работает круглыми сутками и создаёт комфортный фоновый шум, сейчас молчит. Иваизуми быстро скидывает кеды, кладет на комод ключи и уже направляется к своей комнате, как вдруг в голову приходит нелепая идея. Обычно он не заходит в спальню Ойкавы, да и сейчас, в принципе, причин не было, ведь ясно же, что никого там нет. Тоору всегда засыпает намного позже, чем Иваизуми, поэтому из-под двери обычно в коридор просачивается узкая полоска света. Но сейчас, несмотря на её отсутствие, Хаджиме все равно направляется в сторону заветной комнаты. Просто, чтобы убедиться. Чуть-чуть приоткрыв дверь, он заглядывает внутрь и натыкается на оторопелый взгляд Ойкавы, который после нескольких долгих минут обретает осмысленность. Наконец, видимо, что-то для себя решив, Тоору еле слышно спрашивает: — Ива-чан? В абсолютной тишине шепот оглушает. Иваизуми даже кажется, что он слышит биение собственного сердца. Собравшись с мыслями, он старается, чтобы голос звучал как можно ровнее, после чего произносит: — Думаю, нам надо поговорить. На Ойкаву эти слова действуют как предупреждение: взгляд становится более цепким и острым, а всё тело напрягается и будто ждёт сигнала «к атаке». Кажется, одно неверное слово может разрушить эту тонкую преграду, что отделяет Ойкаву от бурного шквала эмоций, скопившихся за последние недели. — Хорошо, давай поговорим, — Иваизуми знает, что этот притворно-спокойный тон не предвещает ничего хорошего, но отступать поздно. — Я хотел спросить: что между нами происходит? В последнее время ты себя как-то странно ведёшь, и думаю… — он внезапно осекается под свирепым взглядом Ойкавы, почувствовав, что сморозил какую-то нелепую глупость. — Это я себя странно веду? — по тону, каким была произнесена фраза, Иваизуми догадывается, что за ней должно последовать. Поэтому, предотвращая гневную триаду, он старается говорить спокойно: — Я просто хочу узнать, что происходит. В последнее время мы мало общаемся, и я беспокоюсь. «Ты меня избегаешь, Ойкава», — непроизнесенная фраза будто повисла в воздухе. Тишина длится довольно продолжительно время, прежде чем Тоору удаётся взять под контроль голос. Главное — держать себя в руках. — Это, вообще-то, ты перестал со мной общаться, это ты стал уделять своим «связям-на-одну-ночь» больше внимания, чем нашей дружбе, — стоило сформулировать как-то по-другому, но Ойкава слишком долго держал всё в себе. Что ж, если всё выйдет из-под контроля, он может оправдаться тем, что был пьян. (Матсукава и Ханамакки подтвердят) Иваизуми честно пытается понять, почему Ойкава так прицепился к его личной жизни. Ничего конкретного на ум не приходит. «Разве что недотрах». Полный бред. И ведь даже спросить о таком нельзя. «Ойкава, а ты случайно недостатком секса не страдаешь?» После такого ни о каком серьёзном разговоре и речи быть не может. К тому же, Иваизуми ещё хочет жить. Чёрт. От бешеного потока мыслей в районе затылка начинает пульсировать. «Ива-чан, напрягать мозг, когда его нет — плохо. Голова может заболеть». Иваизуми усмехается: оказывается, Ойкава иногда умеет давать дельные советы. — Я не понимаю. Как моя личная жизнь влияет на нашу дружбу? — фраза будто меняет атмосферу в комнате. Ойкава внимательно смотрит на Хаджиме, после чего горько усмехается. Когда он произносит следующие слова, голос немного дрожит, но звучит так, будто он решил для себя что-то важное. — На нашу дружбу положительно. Но только на дружбу, Ива-чан. Вопросительный взгляд Иваизуми был полностью проигнорирован. Ойкава, словно не замечая его, продолжает: — Макки, как всегда, оказался прав. Зря я не послушал. Тогда ещё был какой-то шанс. Но сейчас… — как бы Иваизуми не вслушивался, из дальнейшего монолога он не понял ни слова. Только то, что Тоору о чём-то очень сильно жалеет. Это еле слышное бормотание продолжается ещё около пяти минут, после чего Ойкава будто выпадает из прострации. Взгляд проясняется, голос становится более твёрдым и уверенным. — Знаешь, Ива-чан, мне нужно кое-что тебе сказать, — преувеличенно бодрый тон через несколько фраз теряет всю свою фальшивую торжественность, — я давно хотел попросить, чтобы ты не приводил никого в нашу квартиру. Особенно ночью. Это мешает. Мешает спать, и вообще… Так друзья не поступают. Я не высыпаюсь, из-за чего у меня проблемы с учёбой. А ещё, Ива-чан, я просто не хочу на это смотреть. И слушать тоже не хочу. Мне не нравится, что ты трахаешься с кем-то, когда я нахожусь в соседней комнате. И эти стоны… Просто не делай так больше. — Если тебя это так напрягает… — Ойкава машет рукой, давая понять, что он ещё не закончил. — Ещё кое-что, — он делает глубокий вдох, выдыхает, и только после этого продолжает, — я, наверное, буду жалеть об этом ещё очень долго. Возможно даже, это сломает мне жизнь. Но я должен сказать тебе это, Ива-чан. После этого ты можешь сделать всё что угодно, даже выгнать меня из дома: я пойму, — после таких пугающих, нехарактерных для Ойкавы слов, произнесённых серьёзным тоном, Иваизуми невольно напрягается. Тоору ещё несколько минут сосредоточенно буравит взглядом стену, видимо пытаясь собраться с мыслями, после чего резко выдыхает. Голос, которым он произносит следующую фразу дрожит, а под конец вообще срывается на хриплый крик. — Ты мне очень нравишься, Ива-чан… Нет, даже не так. Я… Я люблю тебя, ясно? И… прости, что вот так вот внезапно, прости, что ломаю дружбу. Но я не могу больше. И… я, правда, тебя люблю, — словно пытаясь убедить Хаджиме в правдивости своих слов, он ещё раз, громче, повторяет: — Правда люблю! После продолжительного молчания Ойкава, видимо что-то для себя решив и сделав определённые выводы, подрывается с места и выбегает из квартиры. «Придурок. Даже ветровку не надел», — запоздало замечает Иваизуми. Он ещё около пятнадцати минут шокировано смотрит на кровать, где недавно сидел Тоору, потом медленно переводит оторопелый взгляд на громко хлопнувшую дверь, пытаясь заново воспроизвести в голове цепочку произошедших событий. Хаджиме, конечно, ожидал, что разговор обернётся едва ли не трагедией, но такого варианта даже не рассматривал. «Ну и где его теперь искать?» Иваизуми просто физически не смог бы ничего предпринять. Искать единственного человека, прошаривая бескрайний мегаполис было бы до нелепости глупо. Поэтому он просто заваривает две кружки апельсинового чая (любимого чая Ойкавы) и ждёт, когда тот сам успокоится и вернётся. Разговор, определённо нужно закончить. И Иваизуми теперь точно знает, что именно скажет в ответ.