Группа на букву "Л"

В прошлой жизни Юджи Камиджо совершил нечто ужасное – настолько плохое, что расплачиваться приходилось даже теперь. Как иначе объяснить тот прискорбный факт, что неудачи были его извечными спутниками, шли по следам и наступали на пятки, стоило ускорить шаг - он не представлял. Ему действительно не везло кругом. В детстве Камиджо был славным ребенком – это повторяли все тетушки и соседские бабушки, любившие ущипнуть его за пухлую щечку. Маленький Юджи закипал от негодования и мечтал превратиться в образину, лишь бы от него отстали. И вот, пожалуйста – накликал. Внешность повзрослевшего Камиджо была самой что ни на есть заурядной, даже, скорее, непривлекательной. Попытка отрастить волосы и хотя бы визуально приблизиться к кумирам оказалась относительно успешной, но радикально плачевное положение вещей не спасла. Талант Юджи в области музыки тоже оставался весьма средним, ну или немного выше среднего, как придирчиво оценивал он сам. При этом ни за какие богатства мира он не признался бы в своей неуверенности и только гордо вскидывал голову, если кто-то смел усомниться в том, что он отличный композитор и великолепный певец. Кроме того, на жизненном пути Юджи настойчиво встречались одни недоумки и долбоклюи, что являлось весьма досадным упущением. Единственное, чего ему досталось в избытке, так это ослиного упрямства. И решив однажды, что назло всем и вся он добьется небывалого успеха, Камиджо пер вперед, закусив удила. Плевать, что родители в свое время не уделили должного внимания развитию его музыкальных способностей. Юджи по сей день был на них обижен за это, но верил, что и так справится. Плевать, что его заявление о том, как он соберет самую великолепную группу за всю историю японского рока, вызывало в лучшем случае вежливое недоумение и снисходительные улыбки, а в худшем – обидный смех. И плевать, что гитарист этой самой уже почти сформированной группы ржет над ним, как больной. Маю – это была отдельная тема для Юджи, который все чаще задавался вопросом, стоило ли связываться с таким несносным типом. Характер у Маю был скверным, а что самое обидное – любимым его развлечением едва ли не с первых дней стало откровенное издевательство над Камиджо. Как будто тот был не лидером, а каким-нибудь пятым подползающим, барабанщиком или, упаси бог, басистом. Однако видеть в своей группе именно Маю Камиджо захотел едва ли не с первого взгляда, еще даже до того, как услышал его игру. А когда Юджи чего-то действительно хотелось, мирозданию надо было хорошо постараться, чтобы отвадить его от желаемого. Первая полноценная репетиция втроем, уже с вновь приобретенным и заарканенным нелегким трудом Маю, чуть было не закончилась для Камиджо истерикой. Пока он пел, Маю – тогда еще просто Мацуо – дергал струны гитары и упорно смотрел в ноты, но мышцы его лица как-то странно подрагивали, будто он засунул за щеки сразу штук пять рисовых шариков. В конце концов гитарист не выдержал и расхохотался прямо посреди песни. Вдвойне удивительно было это видеть потому, что Маю, казалось, вообще не был склонен веселиться – на Камиджо он производил впечатление достаточно угрюмого типа. - В чем дело? – холодно спросил Юджи, пока Мачи наблюдал за их новым коллегой с веселым недоумением. - Не могу играть... Я думаю о бабуинах... – Маю украдкой провел тыльной стороной ладони по лицу, и Камиджо заподозрил, что у того от смеха навернулись слезы на глаза. - О каких нахрен бабуинах? – почувствовав, как тихо закипает, процедил он. - В брачный период. Песнь бабуина, которому не досталась дама-бабуин... – договорить Маю не смог, потому что снова заржал и рухнул тощей задницей на ветхий стул, стоявший у обшарпанной стенки. Стул такого издевательства не ожидал и опасно накренился, но тощую жердь, каковой являлся Маю, даже трясущуюся от хохота, выдержал. Не прекращая ржать, Маю осторожно прислонил гитару к стене, словно, не отвечая за себя, боялся уронить, а Камиджо понадобилось несколько секунд, чтобы осознать: это идиотское замечание относилось к его пению. Сам того не подозревая, Маю врезал по больному месту, да так, что будь Юджи чуть сильнее и увереннее в себе, он бы с размаху дал ему в челюсть. - Да ты совсем охренел! – голос его против воли приобрел визгливые нотки. – Давно по морде не получал?! Да я... - Ой, не смеши меня еще больше, - отмахнулся Маю, как-то обреченно выдыхая и упираясь локтями в свои колени. – По морде от тебя? Очень страшно. - В школе я занимался борьбой, - не моргнув глазом соврал Камиджо и для пущего устрашения упер руки в бока. - А лучше бы музыкой, - парировал Маю, и пока ни Юджи, ни Мачи не успели сказать ему хоть слово, добавил: - Нет, ну серьезно, давай попробуем без шуток. Зачем ты издеваешься над нами? - Я издеваюсь?! – снова взвился Юджи. – Я пою, как умею! То есть – хорошо! Все сейчас так поют. - И не говори, сейчас поют все, кому больше мозгов ни на что не хватает, - охотно поддакнул Маю. – А ты не хочешь попробовать петь просто нормально? А то получаются такие жалобные звуки, как будто тебя здесь мучают. Перед глазами Камиджо побелело от гнева, и он с силой стиснул кулаки, правда, в последний момент опомнился и расслабил пальцы. Накануне он купил какой-то чересчур дешевый лак для ногтей, и теперь во имя спасения маникюра прикасаться к ним лишний раз не стоило. - Я здесь вокалист, - максимально спокойно отчеканил Юджи. – И я же лидер. Только я буду решать, как мне петь. Точка. Мысленно он поздравил себя с тем, что не дрогнул под одновременно равнодушным и насмешливым взглядом Маю. Камиджо сам не понимал, как на лице могут читаться сразу и пофигизм, и издевка, однако Маю удавалось скорчить именно такую физиономию. "Мне вообще-то насрать, но если что, ты – придурок", - как будто без слов сообщал гитарист. И Камиджо бесился, слыша, как его внутренний голос заходится от воплей. При этом сам он не имел ни единой возможности поставить Маю на место, ведь по сути тот даже не спорил. Просто озвучил свое замечание. - Как будто я настаиваю, - пожал плечами Маю, однако вид имел такой, словно в этом споре он победил. – Пой как хочешь, цап... Осекшись и закусив губу, он моментально опустил ресницы. Камиджо почудилось, что сейчас Маю снова засмеется, но уже по каким-то своим, никому не понятным причинам. - Что еще за цап? – нахмурился он. - Цап-царап, - фыркнул Маю. – Не обращай внимания, оговорился. И не шевели так своими бровищами. Это немного пугает. Как ни в чем не бывало, он подхватил отставленную до этого гитару и с самым невозмутимым видом отправился к усилителю, пока Камиджо, закрыв глаза, медленно считал до десяти. Будет сложно, думал он в этот момент. Будет очень и очень сложно, да только Юджи Камиджо осилит и не такое. Не с тем связались. "Раз ты не ушел, значит, что-то тебе все же понравилось, - рассуждал про себя Юджи, мысленно обращаясь к Маю. – А уважать меня тебе придется. Так или иначе". В это время Маю невозмутимо дергал струны и даже не представлял, что вокалист мысленно ломает кирпичи о его голову. Первый серьезный конфликт грянул в самом скором времени, когда вновь испеченная группа взялась за поиски басиста. Маю развел бурную деятельность и приготовился долго и придирчиво слушать всех потенциальных кандидатов, Мачи с серьезным видом слушал его и кивал, да и Камиджо был совершенно согласен с таким подходом. Вот только судьба распорядилась иначе. - Вот это наш человек, - ткнул он пальцем в фотографию одного из возможных кандидатов, когда они втроем разбирали поступившие предложения. - Чего это? – насторожился Маю, и Юджи с досадой подумал, что, наверное, не стоило говорить так сразу и категорично о человеке, с которым они еще даже не познакомились. "Лидер я или кто?" – тут же возмутился он своим слабовольным сомнениям - Того это, - передразнил его Камиджо. – Он нам однозначно подходит. Парень на фото даже толком не был виден – то ли у фотографа руки росли из задницы, то ли так и задумывалось, но в фокус их будущий басист не попал. На размытом снимке можно было рассмотреть лишь длинные темные патлы и яркий цветок в волосах. Именно он и покорил Юджи. - Хм. Ну, у него, похоже, есть чувство юмора, - добродушно заметил Мачи, разглядывая изображение. - Или он просто уродец и прислал такую фотку, - съязвил Маю. – Юджи, звезда наша, не хочешь объяснить, какого черта ты так безапелляционно решаешь, что человек подходит, если даже в глаза его не видел? - Это – чутье, - поучительно произнес Камиджо с важным видом. – Я уже давно заметил, что только на него и стоит полагаться. Смотришь на человека и понимаешь, твой он или не твой. Все остальное – вторично. О том, что чутье его нередко подводило, Юджи решил благоразумно умолчать. - Философия твоя вторична, а не все остальное, - возмутился Маю. – А если он играет на одной струне? - Ты тоже мог играть на одной струне, но я же позвал тебя, - Камиджо расправил плечи, и гордой, как ему казалось, походкой направился к выходу. Остановившись возле двери, он обернулся к примолкшим согруппникам и добавил: - Позвоните ему. Попробуем послушать. И так как за этим однозначно должен был последовать ответ Маю в духе "не приказывай мне тут, умник", Юджи, чтобы оставить за собой последнее слово, торопливо дернул дверную ручку на себя, однако та, как назло, не поддалась. Он дернул еще раз и только тут вспомнил, что дверь открывалась наружу. - Попробуй толкнуть, гений, - ехидно подсказал Маю. - Сам знаю, - прошипел Юджи, толкая ненавистную дверь и едва ли не вываливаясь в коридор. "Над эффектным уходом надо еще поработать", - решил он, зашагав в сторону курилки. Странный тип, так приглянувшийся Камиджо в качестве потенциального басиста, оказался ровно таким, какого тот и ожидал – отмороженным и с хорошим чувством ритма. В последнем, правда, Юджи плохо разбирался, о чем никто не знал, ибо еще в первую неделю знакомства он важно заявил Маю, что взял в институте академический отпуск. На самом деле Юджи не сумел закрыть даже первый контрольный рубеж и был вынужден забрать документы сам, но зачем кому-то было это знать. В любом случае, в чем заключается принцип "хорошего чувства ритма" он так и не узнал, но, послушав странноватого басиста с непонятным именем Эмиру, Юджи решил, что тот им подходит. - Может, хотя бы ради прикола еще кого пригласим? – хмуро буркнул Маю, когда Камиджо объявил о своем предварительном вердикте. - Зачем? По-моему, все супер, он ни разу не сбился, и… - Ты хоть услышал, что он в какой-то момент вместо басовой партии стал наигрывать тему из Черепашек-Ниндзя? – Маю мерзко ухмылялся. Юджи очень хотелось его стукнуть. В особенности потому, что ничего подобного он не услышал. Отмороженный Эмиру все еще что-то тренькал на своей бело-розовой басухе и, казалось, абсолютно не интересовался мнением возможных коллег на свой счет. У него было лениво-сонное выражение лица, будто он страдал нарколепсией, что было, конечно, не так. Помимо прочего, он носил длинные волосы, разделенные пробором надвое, а слева над ухом у него торчала невидимка с Пикачу. - Я буду выступать в костюме феи, - вдруг заявил Эмиру таким тоном, будто случайно высказал мысль из своего подсознания. – Я уже эскиз нарисовал. Завтра принесу. Мачи изумленно посмотрел на него, быстро переглянувшись с остальными. Маю же скорчил такую рожу, что Юджи тут же предусмотрительно наступил ему на ногу. - Феи так феи, - миролюбиво заявил он, строя новоиспеченному басисту радостные гримасы. – Это хорошо, что у тебя есть творческие идеи. Мы как раз хотели двигаться в подобном ключе, и… - В каком-каком ключе мы хотели двигаться? – все еще злобно шипя, Маю покосился на него. – Ты мало того что чучело, так еще и неуклюжий. Сколько ты весишь, сто кило?! Это было очень обидно. Юджи стоял и смотрел на противного гитариста, не зная, что его задело больше – сравнение с чучелом или гадкая фраза о весе. В жизни своей Камиджо не весил больше пятидесяти пяти килограммов, и то все и вся вокруг твердили, что он слишком тощий. - На дороге не стой! – рявкнул он, отворачиваясь. Эмиру же, с отсутствующим выражением наблюдая за этой перепалкой, еще немного подергал струну, а потом стал бережно и почти любовно сматывать шнуры. - Ну и смешные вы, я смотрю, - заявил он. – Мне лично до фени, как и в чем выступать. Могу в джинсах, могу в костюме покемона. Просто ты, - он выпрямился и ткнул пальцем Камиджо в грудь, - заявил, что в вашу уникальную и блистательную вижуал-кей группу нужен уникальный и блистательный басист. В лакированных штанах и топике с люверсами скакать не хочу, под бабу косить тоже. Буду бесполым существом. Где-то за своей спиной Юджи услышал тихие стенания Маю. Мачи же, хлопнув по коленям обеими руками, решительно встал и подошел ближе. - Без проблем, бабой тут буду я! – весело заявил он, коротко глянув на Юджи. – Он мне нравится, давай его возьмем? Юджи уже все для себя решил, но почему-то именно в этот момент ему захотелось поиздеваться над Маю. Тщательно выдержав паузу, он развернулся, не забыв тряхнуть уложенными с утра волосами (электрощипцы были совершенно кошмарным изобретением, но потерпеть стоило), и воззрился на гитариста. - А ты что скажешь? Выражение лица Маю словно красноречиво вопило о стихийной и всеобъемлющей ненависти ко всему живому. Но вслух он ничего такого не сказал, только пожал плечами, доставая сигарету. - Ставлю штуку, что к весне мы отсюда съедем, - только и процедил он сквозь зубы, открывая дверь. - Это почему еще? - Да потому, что такими темпами, моя дорогая страшилка, эта группа загнется раньше, чем успеет хоть что-нибудь выпустить. Юджи оторопел и чувствовал только, как в груди становится сначала холодно-холодно, а затем горячо-горячо. Когда же он, наконец, опомнился, Маю и след простыл. - Вот хамло! – выдохнул Камиджо, сложив руки на груди. Он, казалось, сам слышал, как в голове метались настойчивые мысли, весьма далекие от непосредственного творчества. – Ну, это мы посмотрим. - Понесло-о-ось… - едва слышно выдохнул Мачи, возведя глаза к потолку. Эмиру, словно только очнувшись, покрутил головой, чуть недоуменно подняв брови, будто хотел спросить, что тут было пять минут назад. Юджи стиснул зубы. Провалиться ему на месте, если этот чертов балаган к лету не даст свой первый концерт. Нередко в жизни случается некий поворотный момент, когда собираешь волю в кулак и срываешься в пучину действий, оглядываясь потом на которые, хочется спросить себя: "а не поехала ли у меня в тот период крыша?" Именно такие поворотные моменты отныне старательно планировал Юджи Камиджо, зажав все богом дарованное упрямство в кулак и пинками под зад возводя свою группу на вершину музыкального Олимпа. Вопреки мрачным предсказаниям Маю, Lareine не загнулась не то что к лету, но даже к следующей осени, хотя из убогой репетиционки они действительно съехали. Случилось это примечательное событие после того, как Камиджо удалось договориться через двоюродного брата жены своего дяди о записях в небольшой частной студии. Деньги с них, по знакомству, брали за это мизерные, и очень скоро группа обзавелась первой демкой. Которую они распространяли везде, где только могли, включая музыкальные магазины, станции метро, торговые центры, а Мачи и Юджи, пользуясь своим красноречием, убеждали менеджеров лайвхаузов взять их послушать. Эмиру во всей этой беготне участия не принимал, он был занят иной стороной деятельности, в которой у него нашлись связи. И очень скоро молодая группа имела в своем активе не только записанные песни, но и четыре великолепных костюма. Великолепных с точки зрения Юджи, конечно, потому что Маю, увидев их в первый раз, тут же безапелляционно заявил, что это какой-то кошмар. - Смахивает на старый банный халат моей бабушки. Я что, в это влезть должен? – оглядывая свой костюм, недовольно заметил он. – Мать моя женщина, а это что? Туфли? На каблуке? Сдуреть можно. Юджи, я уверен, это была твоя идея… - Ты сказал, что тебе нравится сиреневый цвет, - монотонно произнес Эмиру. – Вот тебе сиреневый костюм. Камиджо был благодарен Эмиру за то, что тот вмешался и пресек на корню очередной назревающий скандал между ним и Маю. Впрочем, скандала все же не удалось избежать. - Держу пари, кто-то ощипал индюка, - фыркнул Маю, комментируя на этот раз будущий концертный наряд самого Юджи. - Это страус, - меланхолично уточнил Эмиру. - Страуса ощипал? - вскинул брови Маю. - Офигеть. - Да иди ты в пень! – не выдержал издевательств Камиджо, и от злости аж ногой топнул. За ним водилась подобная привычка, ничего особенного, но Маю почему-то это заприметил и страшно развеселился. - Ты на меня ногами не топай и не строй такие морды, а то макияж размажется, - насмешливо протянул он, вовремя увернувшись от замахнувшегося на него Юджи. Косметика и правда стала для них камнем преткновения. Раздобыв в очередной раз денег, Камиджо торопливо закупился всем, что, как ему подсказывало чутье, должно быть в активе у уважающей себя вижуальной группы. В результате Маю полдня носился по их новой базе, таская то кисточки для теней, то помады, то румяна и подводки, ржал как дурак и издевательски интересовался у Мачи, для чего нужна очередная хрень. Мачи же вел себя как истинная леди – от дурацких вопросов отмахивался, отвечал коротко и четко, а когда Маю слишком уж доставал, то вежливо посылал его покурить. - Как у тебя терпения хватает? – поинтересовался один раз Юджи, сразу после того, как они с Маю разругались в пух и прах. Поводом стала гадкая шуточка гитариста по поводу бровей. - Я просто мысленно представляю, как он запинается в своем бабушкином халате и выстилается носом вперед прямо на сцене, - с милой улыбкой ответил Мачи, внимательно разглядывая себя в зеркало. Эмиру громко хохотнул, чего за ним обычно не водилось. Усовершенствовать свою достаточно невзрачную внешность с помощью косметики было давней тайной мечтой Юджи. Почему-то он считал, что стоит только ему нанести на лицо концертный грим – и он тут же станет пленительным и прекрасным, точно таким, каким и был в своих мечтах. Но первый опыт, случившийся в квартире Мачи за неделю до концерта, закончился плачевно. - Что за штаб-квартира трансвеститов? – спросил Маю, едва переступив порог, причем в голосе его слышалось искреннее изумление. Камиджо побагровел так, что даже сам увидел это в зеркале, и слой тонального крема и белил на лице положение не спас. Ничего не ответив, он яростно схватил кусок ваты, выдавил на нее крем и стал остервенело тереть лицо, уничтожая не один час наносимые слои макияжа. Глянув на себя в зеркало, он и вовсе чуть не отпрянул, узрев жуткое существо с размазанным вокруг глаз неровным кантом черного. Безжалостно растертое лицо местами покраснело, что тоже не добавляло красоты. Юджи решил, что лучше бы ему такому вообще умереть. Как ни странно, Маю, ляпнув свою идиотскую фразу, больше ничего не добавил. Стоял и смотрел молча, даже не съязвив, что из-за него, Юджи, они нихрена не успеют на концерте и провозятся с гримом дольше, чем будет длиться их выступление. - Наверное, не стоит так сильно малевать брови, - тихо произнес он, задумчиво глядя на Юджи в зеркале. – Вообще, я принес кое-что. Поскольку Мачи заявил, что заниматься своим лицом он будет наедине с собой, в ванной, только Эмиру в этот миг оторвался от своей ненаглядной басухи, которую притащил даже сюда, и поднял голову. Волосы его были заплетены в косички, украшенные девчачьими резинками с цветочками, а на голове красовалось нечто вроде меховой шапки. Маю шагнул вперед и положил на стол четыре пластиковых контейнера непонятного назначения. - Что это? – недовольно поинтересовался Камиджо. - Цветные линзы, - пожал плечами Маю. И явно не хотел говорить, где их взял. В этот момент из ванны пришел Мачи и, взглянув на него, Юджи захотелось умереть еще сильнее. Потому что их и без того симпатичный драммер выглядел так, что впору было задуматься всерьез о спасении остатков своей гетеросексуальности. - Отпад, - коротко прокомментировал Эмиру, показав большой палец. - Да уж, куда лучше нашей блистательной дивы! – хамски одобрил Маю. – Может, ты у нас фронтменом будешь? - Я петь не умею, - отмахнулся Мачи. - Херня-вопрос, этот тоже не умеет… - ПОШЕЛ К ЧЕРТУ, МАЮ!!! Юджи громыхнул это на такой громкости, что аж сам испугался. Ни на кого в жизни ему еще не приходилось так рявкать. Вскочив, он сжал кулаки, а потом схватил первое, что подвернулось под руку – большой баллон с лаком для волос – и швырнул его прямо в гитариста. - Пошел отсюда, и чтоб до концерта я тебя не видел!!! – снова взвизгнул Юджи, но Маю и не нужно было повторять дважды. Фыркнув "Истеричка!", он удалился. Мачи в гробовой тишине поставил в ряд на столе контейнеры с линзами. - Вот эти – тебе, - пальцем он подвинул один из них к Юджи, которого все еще слегка потряхивало от эмоций. Линзы были лазурно-голубого оттенка. - И иди умойся, - Мачи подался к нему, взяв за подбородок. Почему-то от этого простого жеста Камиджо захотелось разреветься, как в детстве, когда тебе очень плохо, но ты крепишься ровно до того момента, пока тебя не пожалеют. - Ничего не выйдет, я не знаю, что делать с лицом, - не своим голосом выдохнул Юджи, старательно моргая. - Все выйдет, - барабанщик заговорщически ему подмигнул. – Да, Эмиру? - Угу, - с отсутствующим видом кивнул тот, дергая свой бас за одну струну. "Ух, как же я тебя ненавижу, – злобно мечтая, чтоб Маю стало пусто, думал Юджи, старательно умываясь холодной водой. - Надо же быть такой скотиной!" Но упрямство снова дало о себе знать, и Камиджо непременно решил, что продаст душу дьяволу и разобьется в лепешку, но определенно станет самым красивым вокалистом среди всех вижуальных групп. Хотя бы для того, чтобы увидеть, как удивленно вытянется и без того длинная физиономия Маю. В итоге тот первый концерт прошел как в тумане. До этого Юджи считал, что никогда в жизни не забудет первое выступление с собственной группой и собственными песнями, однако спустя годы решительно не мог припомнить почти ничего. Из его головы милосердно стерся этот судьбоносный миг, возможно, потому что если бы Юджи все помнил – история группы на букву "Л" этим могла и завершиться. …Тошнило от волнения его с самого утра, ввиду чего никакой, даже самый простой завтрак в горло не полез. Мачи, с которым они встретились в крошечной тесной гримерке клуба, тоже выглядел не ахти, и улыбка у него была какая-то нервная. Дошло до того, что, крася губы, он так жирно вылез за контур, что сам себя в сердцах обозвал Коломбиной. Камиджо же считал, что Мачи прекрасен, особенно его потрясный костюм всех оттенков красного. - Ты будешь у нас алой розой, - заявил ему Юджи, старательно, по пряди, завивая волосы. Накануне у него это получилось не в пример лучше, а тут руки так дрожали, что пару раз он уже обжегся. Мачи широко улыбнулся, разложив на столе кисточки для грима, собираясь рисовать что-то на лице неестественно притихшего и очень ровно сидящего в кресле Маю. - Я не против, - великодушно согласился драммер. - А Эмиру? Девочка-ромашка? - Неберушка-недавашка. Сколько раз повторять, фея я, - пробасил Эмиру, держа в зубах сигарету. Дурацкие резинки с маргаритками постоянно сползали, басист то и дело поправлял их, а в меховой шапке ему было явно жарко - он сидел, обмахиваясь каким-то журналом, будучи не в пример более оживленным, чем обычно. Создавалось впечатление, что сегодня они с Маю махнулись, не глядя, местами. Взглянув раз-другой на гитариста, Камиджо решил, что хотя бы в день первого концерта им не стоит ссориться. - Лилия? – тихо-тихо предложил он, ожидая очередной прикол или мерзкую шуточку. Воротник "халата" Маю действительно чем-то смахивал на лепестки лилии. Или другого какого цветка, но почему-то Юджи пришло в голову именно это сравнение. Сам же Маю глянул на него из-под прямо-таки остроконечных стрелок, делавших его чем-то похожим на Йошики Хаяши, и неуверенно ухмыльнулся. Так, будто его боль зубная мучила. - Юджи, скажи, вот почему ты у нас такой неадекватный вечно и с дурацкими идеями, а? – только и спросил он. Камиджо насмешливо вздернул острый подбородок. - Потому что так вам и надо! – решительно припечатал он. – Я буду голубой розой. На его белом костюме вперемешку с перьями и правда встречались белые и голубые бутоны, пусть они и не совсем были похожи на розы. Маю не выдержал и все-таки заржал, вынудив Мачи выматериться сквозь зубы. - Чтоб тебя, спокойно посидеть не можешь? Все размазалось! – ворчал тот, доставая из сумки салфетки. - Да уж, Юджи. Тебе только предводителем тусовки голубых роз и быть! – обидно подколол гитарист, а потом глянул на себя в зеркало. – Мда. И мне тоже. С такой-то рожей… Насчет рожи Камиджо был с ним полностью солидарен. Такую образину еще стоило поискать. Собрался он в итоге самый последний. Главным образом, потому что страшно нервничал и накануне упросил Мачи помочь ему с макияжем, но только когда все уже будут готовы и выйдут из гримерки. Время неумолимо бежало вперед, ровно пропорционально этому в Юджи росла паника, но, глядя на спокойное, сосредоточенное лицо Мачи, колдующего над ним с пинцетом и тональником, Камиджо убеждал себя, что не все так плохо, как ему казалось. Хотя нервы, сосредоточившиеся в желудке, продолжали отплясывать джигу. - Вот так гораздо лучше, - заметил Мачи, закончив свою магию, спрыгнул со стола и развернул Юджи за плечи к зеркалу. То, что тот там увидел, повергло его на миг в легкий шок. Или не легкий. Среди охвативших Юджи чувств на передний план выходило страстное желание с восторженным визгом кинуться Мачи на шею. Исчезли широченные черные полосы над глазами – вместо них теперь от переносицы к вискам разлетались аккуратные штрихи бровей. И сами глаза при помощи цветных линз стали будто больше и просторнее. Даже выступающие скулы и острый подбородок уже не казались Юджи такими безобразными. А губы, которые он прежде вообще особо не замечал, превратились в чувственный багряный бутон. По крайней мере, так все это виделось Камиджо. Он смотрел на свое лицо и не верил, что оно – его. Дверь в гримерку распахнулась, как всегда, без стука, и в проем просунулась художественно встрепанная голова Маю. - Ну чего вы там застряли-то, я же… - резко замолчав, будто вырубили звук, он уставился на Камиджо, кажется, впервые в жизни растеряв от неожиданности все слова. Секунду-другую они пялились друг на друга, потом Маю отмер и выдал свою привычную кривую ухмылку, глянув на барабанщика. - Поздравляю, Мачи-кун. У тебя золотые руки. Даже из такой кикиморы, как наш фронтмен, умудрился сделать красотку. Но даже это уже не могло задеть Юджи. Он чувствовал себя звездой. Богиней. Императором всего мира. - А ну свалил! – радостно прикрикнул он на Маю, чувствуя, что сегодня жизнь наконец-то решила пойти ему на уступку, а череда неудач и провалов закончилась. Потому что нельзя быть на свете красивым таким. …Как и что он пел во время своего первого лайва, он так и не мог толком вспомнить. В памяти остался только то и дело отваливающийся микрофон, лажанувший Мачи, подвернувший ногу Маю и флегматичный Эмиру, которого, казалось, ничто не в силах было отвлечь от кружения по сцене в обнимку с басухой. И конечно, Юджи переполняло чувство восхищения собой. Хотя смотреть спустя годы на собственные фото того периода без бокала вина или чего покрепче Камиджо так и не научился.