Группа на букву "Л"

Съемки клипа на "Fleur" Маю ждал с нетерпением. Во-первых, это должно было стать для него новым опытом, что интересно и захватывающе само по себе, а во-вторых, он заранее предвкушал, как здорово повеселится. Маю не сомневался, что перед камерой выпендриваться и петушиться Камиджо будет еще больше, чем всегда. Хотя куда уж больше? - Есть у меня приятель, который может помочь со съемкой, - сказал Маю, когда вопрос о клипе встал ребром. Случилось это потому, что Юджи уже вторую неделю кряду компостировал всем мозги на тему того, что группа без клипа – это группа без лица. Маю подмывало ехидно заметить, что чем такая рожа, как у Камиджо, так лучше вообще без нее, но решил приберечь шутку на потом. Против съемок клипа никто не возражал – все упиралось в деньги. И вот тут Маю вспомнил об одном своем знакомом. - Что ж ты раньше молчал? – взвился Камиджо, а его глаза лихорадочно заблестели, как у мультяшного олененка. - Потому что я боюсь предполагать, какой будет результат, - поморщился Маю. – Он любитель из любителей, вечно у него все через жопу. Кроме того, он сейчас вроде как в Киото. Да и вообще... Он махнул рукой, показывая, что не желает вдаваться в подробности. Приятель этот, Шого, был ему едва знаком. Когда-то давно они начинали вместе учиться играть на гитаре, но если Маю дело увлекло, то Шого музыка не давалась, однако искать себе принципиально другое поприще он не хотел и пробовал себя то здесь, то там. Не так давно через общих друзей Маю узнал, что Шого перебрался в историческую столицу и пытается снимать клипы, промоушен-ролики для всяких малоизвестных групп и тому подобное. Даже собрал какую-то команду и арендовал помещение для работы, но особенных высот пока не достиг. Услышав все это, Маю только поржал, что в ожидании успеха тот переметнется в какую-нибудь другую отрасль. И уж точно он не думал, что придется обращаться к Шого самому, но ни у Эмиру, ни у Мачи вариантов лучше не нашлось. Суета, которую развел Камиджо, желавший и рыбку съесть, и на санках покататься, вовсе раздражала. - Если обратиться к начинающим, а не к профессионалам, есть шанс, что съемка выйдет дешевле, - задумчиво почесав подбородок, неуверенно выдал Мачи. – По правде сказать, мы ведь сами начинающая группа... - Это все фигня, - перебил его Камиджо. – "Начинающий" – не значит "плохой". Но даже если что-то пойдет не так, можно из любого говна сделать конфетку. - Из себя сперва сделал бы, - фыркнул Маю. - Отвали, - огрызнулся в ответ Юджи. – Нашу группу еще снимут в самых лучших студиях, а все телеканалы будут в очереди стоять, чтобы показать наш клип в эфире. Все великие начинают с малого. Тут Маю уже не выдержал и заржал. Надо было видеть несуразного великого в этот момент. - Боюсь, нашу группу снимет кто-то другой, если мы в костюмах выйдем на улицу, чтобы сделать пару кадров для клипа, - заметил он. - Почему сразу на улицу? – возмутился Камиджо. - А куда? – вопросительно изогнул бровь Мачи. – Вряд ли у нас получится арендовать для съемок подходящее приличное помещение... - Ага, улицей ты, значит, недоволен, а то, что нас снимет банда извращенцев, тебя не смущает? – продолжал веселиться Маю. Камиджо обиделся и надул губы, Мачи все раздумывал над услышанным и теперь чесал затылок, и только Эмиру, казалось, прослушал весь разговор и только то и делал, что дергал струны своего баса. Не успел Маю додумать эту мысль, как тот вскинул голову, несколько раз моргнул и спросил: - Так а съемка когда? В этот момент судьба сомнительного предприятия решилась. Как Маю и ожидал, в итоге съемки клипа больше походили не на серьезный шаг в истории группы, а на создание одного из тех любительских фильмов, какие клепают в выпускном классе школы на долгую память любимым ученикам. Надежды на умопомрачительное превращение в конфетку, о котором говорил Камиджо, по мнению Маю, стремительно таяли. - Снимать будем в два этапа, - командовал Шого, раздувшись от важности, как индюк. Его собранные в жидкий хвост волосенки жирно поблескивали в неверном освещении дешевого прожектора. – Первая часть в студии, вторая – на природе. Назвать сарай, в котором они находились, студией, а облезлый парк, куда собирались после, природой, мог только человек с плохим зрением. Или с умственным расстройством. - Мне тут не нравится, - тут же недовольно сморщил нос Камиджо. - Да ладно, договорились же уже, - вяло попробовал одернуть его Мачи, до этого, как правило, встававший на сторону вокалиста. Маю в эту минуту с раздражением подумал: "Начинается, мать вашу!", и зло дернул воротник нового костюма, который натирал шею. Планы хорошо посмеяться над утренником в дурдоме летели в тартарары, а все потому, что Юджи был какой-то несмешной. В последнее время он забавлял Маю все меньше и меньше. - А это что за выдра? – поинтересовался Маю, когда Камиджо продефилировал мимо, накрашенный и разодетый, готовый к съемкам. От него за метр несло бабским парфюмом, этим запахом Маю едва ли не оглушило. – И нахрена так поливаться духами? Ты в курсе, что зритель не узнает, как от тебя пахнет? - Это для создания правильного настроения, - привычно дернул своим дурацким подбородком Юджи. – И от выдры слышу. На себя посмотри. - На что мне смотреть? - вместо того, чтобы веселиться, Маю взвился от неконтролируемой злости. – Не я же пошил себе платье из шторы! Он сжал кулаки, ожидая веского ответа и заранее предвкушая приятную перебранку, когда Камиджо захлопнул рот, а кончики его ушей, единственные не покрытые гримом, едва заметно порозовели. - Да ты издеваешься, - опустив голову, Маю смотрел на него исподлобья. – Это что, правда, штора? - Никто не заметит, - как рассерженная кошка прошипел Камиджо. - Как не заметят, если у всех есть бабушки, а у этих бабушек висят дома шторы? - Знаешь, что... – медленно и с угрозой начал Юджи, сделав полшага вперед. Его плечи воинственно подпрыгнули вверх, из-за чего платье-штора заколыхалось, напоминая о своем историческом происхождении. – Знаешь, что?.. - Уже даже мне интересно, - подал голос Эмиру. Скажи это кто другой, Маю точно расслышал бы в словах сарказм, но с Эмиру никогда нельзя было сказать точно, издевается он или и правда интересуется. - Ты не испортишь мне настроение, вот что! – выплюнул Камиджо в лицо Маю и вынесся из гримерки, оглушительно хлопнув дверью, из-за чего на пол посыпалась дешевая облупившаяся краска. - Вот оно как, - задумчиво протянул Эмиру и принялся тулить на свое розовое платье очередную ромашку. Поморщившись, Маю с досадой отвернулся к зеркалу. По идее, он должен был чувствовать удовлетворение из-за того, что смог вывести вокалиста из себя, это давно стало своеобразным спортом и развлечением. Но радость была слишком мимолетной и непрочной – выветрилась, едва появившись, оставив после себя лишь глухую досаду. Перед глазами Маю все еще стояла картинка, как взметнулись распущенные волосы Юджи, словно кто-то сделал фото и прилепил ему на лоб, чтобы Маю смотрел на себя, а видел совсем другое. Нос забивал сладкий запах духов. Что-то пошло не так. В исправно работавшем механизме под названием Мацуо Кайто подозрительно щелкнуло и закоротило в тот самый день, когда Мачи – злой колдун, не иначе – умудрился привести в относительный порядок физиономию их вокалиста. По крайней мере, его жуткие брови. Маю даже сразу не заметил, что чучело его больше не смешит, однако и равнодушным не оставляет. Патлы Камиджо становились светлее с каждым месяцем: тот не боялся экспериментировать с единственной действительно красивой частью своей внешности, и волосы почему-то не выпадали, а становились все... привлекательнее? Когда Маю впервые понял, какое определение применил к их ржачному вокалисту, ему сделалось дурно. Идиотом Маю уж точно не был, потому быстро сложил два и два. Писклявоголосая страшилка выглядел как баба, красился как баба и пользовался бабскими духами. На улице со спины его вполне можно было принять за высокую девчонку. Ну и, справедливости ради, мелкие ладони с тощими пальцами, которые порой почему-то хотелось с силой сжать, чтобы убедиться в их хрупкости, были тоже совсем как у девушки. И губы. И глаза. И вообще. "Это мужик. Мужик. Мужик он, - твердил себе Маю с упорством барана. – Конечно, так себе мужик, никакой совсем мужик, если уж быть точным, но все равно. У него есть яйца. Член и яйца..." Умом Маю все понимал и осознавал, что упорное самовнушение, которым он занимается, попахивает шизофренией. Но хуже всего было то, что фраза "цапля с яйцами" больше не вызывала у него желания расхохотаться. Все было очень плохо. Маю думал об этом все чаще, и когда шел из нищенской гримерной в не менее нищенский зал для съемки, размышлял он о том же. - Это никуда не годится! Мы так не договаривались! Из размышлений Маю вырвал ставший уже едва ли не ненавистным голос их вокалиста. Когда Юджи начинал скандалить, его сходство с особой женского пола только усиливалось. - Именно так и договаривались, - припечатал Шого, который пока еще держался, но, судя по нервно подрагивающим губам, остатки терпения терял стремительно. - Мне не нравится! Тут слишком тускло! - И что теперь? – сдаваясь, Шого поднял руки. – Перенесем на другой раз, пока не найдем помещение? Мне-то пофиг, но деньги за аренду, если что, нам не вернут. Брови Камиджо сошлись к переносице, глаза сверкали от гнева, а жалкие пальцы сжимались в такие же жалкие кулаки. Оценив это зрелище, Маю обреченно вздохнул. - Нам нужна драпировка, - вдруг выдал Юджи. – Это поможет исправить ситуацию. Я предвидел такой поворот, потому захватил кое-что. Думаю, на голубом фоне мы будем смотреться куда лучше. - Ты что, о той синей тряпке? – вклинился в разговор Маю. – Совсем с ума сошел? - Ничего не сошел! – рявкнул в ответ Камиджо. – Отличная драпировка. - Это мятая тряпка. Глаза протри. - Мятая тряпка тут ты! А драпировка отличная! В голосе Юджи послышались знакомые истеричные нотки, но стоять и орать дальше он не собирался. Снова взметнулись роскошные волосы, Маю окатило цветочным ароматом, а синяя штора, развеваясь, как от квартирного сквозняка, метнулась в сторону гримерной. За спиной мученически застонал Шого – Маю не сомневался, что уже завтра тот пойдет искать новую работу. А сам подумал, что ему срочно нужна подружка. Иначе умом тронуться недолго. Девушку Маю себе нашел с такой поразительной быстротой, что даже сам немного обалдел. Складывалось впечатление, что длинноногая и длинноволосая Томока выскочила на него сама из-за угла и резво взяла на приступ. Что касается всего "длинного" – с этим у нее и правда наблюдался некоторый избыток, хотя Маю не возражал. Ему нравились длинные пальцы Томоки с бесчисленными колечками, длинные осветленные волосы, которые она любила носить распущенными, длинные серьги в ушах. И даже очень длинный язык своей избранницы Маю почти не смущал. Трещала та и правда с завидной скоростью, как правило, неся всякую чушь и особо не обижаясь, что окружающие ее почти не слушают. Какое-то время – недели полторы – жизнь сияла красками, как новенькое авто. А потом о существовании Томоки узнал Юджи. Маю даже в голову не пришло скрывать свою девушку от коллег, просто до поры до времени случай познакомить ее с согруппниками никак не представлялся, пока однажды Томока, устав ждать Маю после репетиции в ближайшем кафе, не явилась на базу сама, звонко стуча по бетонному полу высокими каблучками. Впоследствии Маю не раз думал, что именно с таким звуком приближался его личный апокалипсис, который он, по беспечности, тогда проигнорировал. Томока была на добрых полголовы выше не отличавшегося богатырским сложением Маю, но его это не парило, и даже никаких опасных мыслей не вызывало, кроме одной – высокую девушку очень удобно было держать за тонкую талию, обнимая. И пока та радостно щебетала что-то, сияя улыбкой в адрес Мачи и Эмиру, Маю даже не чуял подвоха, но, повертев головой, обнаружил нечто странное. Весьма странное. Он привык, что Камиджо обычно все время лез на передний план, абсолютно бесцеремонно задвигая всех и вся, и сейчас, по логике, они с Томокой должны были побороться за пальму первенства в умении перетягивать одеяло на себя и трещать всякую чушь. Однако Юджи почему-то сидел на подоконнике боком, задрав на него одну ногу и выставив колено, и, прищурившись, пристально смотрел на Томоку так, что было странно, как еще от девушки не осталась кучка пепла на линолеуме. Неосознанно схватившись за талию Томоки покрепче, как за спасательный круг, Маю с трудом заставил себя отвернуться от Камиджо. Нутром он чуял, что свою благоверную пора отсюда уводить. - Приводи ее почаще, Маю! Может, тогда твоя кислая физиономия перестанет быть такой кислой, пока мы репаем, – задорно подколол Мачи, уже по-свойски чмокнув Томоку в щечку. - Была б у меня такая чикса, я, может, и басистом не стал бы никогда, - задумчиво заметил Эмиру. – Пока, Томока. Заглядывай. Девушка заливисто рассмеялась, тут же обхватив шею Маю одной рукой. - Почему ты меня раньше не знакомил со своими друзьями, они такие милые! – прощебетала она. - Буду теперь каждый вечер заходить, забирать тебя! А, может быть, мы все вместе сходим куда-нибудь? О, я знаю тут одно ужасно милое кафе, ну ты помнишь, Ма-чан, мы там были в день святого Валентина, и я еще… В это мгновение в комнате что-то неуловимо изменилось, словно прямо в помещении сгустились грозовые тучи, где-то вдалеке загрохотал гром и сверкнула молния. Маю вытянул шею и заметил, что на самом деле это всего лишь Его Цаплиное Величество соизволило слезть с подоконника и приближалось к ним. Медленно и плавно, под стать скользящим по взлетной полосе авиалайнерам, Камиджо подошел почти вплотную, смерив замолчавшую на полуслове Томоку презрительным взглядом. Их лица были вровень, волосы у обоих почти одинаково струились по спине, и даже одинаково-длинные пальцы (с почти одинаковым, мать их, маникюром!) одинаково крепко вцепились в ближайшее, что было под рукой: Томока сжала ремешок сумочки, а Юджи - карман собственных джинсов. И тут на голову Маю обрушился грохот Иерихонских труб. Потому что только теперь до него дошло, что его восхитительная Томока была почти точной женской копией его бесящего вокалиста. "Нашел себе, блин, девушку..." – в отчаянии только и успел подумать Маю и торопливо поворотил Томоку на выход. - Ну, мы пошли, - жалко проблеял он, пытаясь не смотреть на Юджи. Потому что смотреть на него было страшно. Маю был почти уверен, что едва за ними закроется дверь – в нее тут же с размаху прилетит что-нибудь тяжелое, и раздадутся знакомые вопли в привычной тональности. Но зловещая тишина была все-таки страшнее. - Это еще кто был? – надувшаяся Томока непривычно морщила то лобик, то губы, и вообще после столь эффектной встречи ее симпатичное прежде лицо напоминало куриную жопку. - Да придурок один, - тяжело вздохнул Маю, чувствуя, что больше не сможет смотреть на Томоку и не ассоциировать ее с Юджи. "Ох, подсознание, бессердечная ты скотина!", - отчаянно подумал он, поняв, что только что сам себя лишил удобных отношений и регулярного секса. Но видеть в собственной постели эквивалент человека, вызывающего столь неоднозначные и смешанные чувства, Маю, конечно, никак не мог. А лютая неприязнь к Цапле только выросла в разы: это ж надо было докатиться до того, что уже потрахаться нормально нельзя, не видя в каждой потенциальной партнерше ненавистную пергидрольную стервозу! Несмотря на то, что расставание с Томокой случилось в рекордные сроки, и больше Маю ее ни разу на репетицию не приводил, Камиджо не упускал случая поиздеваться. И делал это так бесяче, что иной раз гриф крепко сжатой в ладони гитары почти трещал от того, с какой силой Маю ненавидел белобрысого лидера. - Ма-чан, как там твоя Томико? – елейным голоском поинтересовался вокалист, глядя на Маю невинными глазами. Ко всему прочему, макияж он теперь на свою сомнительной красоты физиономию наносил каждый день и линзы тоже таскал ежедневно, пырясь на окружающих смущающей лазурной голубизной. - Томока она, - мрачно поправил Маю, зная, что проще ответить, потому что иначе Камиджо не отцепится. - И отвали, понял? - А почему ты перестал ее приводить? – не унимался приставучий вокалист, чуть ли не увиваясь вокруг Маю. Чувство самосохранения у него явно было такое же отбитое, как и все остальное, включая куриные мозги. - Юджи, ты все проспал. Наш герой уже давно бросил бедную милашку, - без зазрения совести "сдал" всю контору Мачи, возясь со своими тарелками, решив в очередной раз провести апгрейд ударной установки. - Горе-то какое! – притворно огорчился Камиджо, радостно сияя голубыми фарами в глазах. – Хотя, думаю, она была слишком хороша для тебя. Не успел Маю и выдохнуть, как настырный Юджи шагнул к нему вплотную, глядя сверху вниз. Совсем как Томока, когда собиралась его поцеловать. "Мозг, стоп!" – в отчаянии успел подумать Маю и инстинктивно отшатнулся назад. Но тощая рука с наманикюренными пальцами крепко ухватила его за ворот футболки, не давая отстраниться. - В смысле, слишком хороша? – попер в наступление загнанный в угол Маю. - Совсем охренел, что ли? В глазах Юджи что-то яростно мерцало – то ли линзы бликовали, то ли он упивался торжеством. - Ну конечно, хороша, - ядовито прошипел он. - Высокая, стройная, и волосы такие роскошные. Осветленные. Жаль, что ты ее так быстро бросил. Я, может, хотел узнать, к какому мастеру она ходит… - Юджи, заткнись, - прохрипел Маю, чувствуя, как чешутся кулаки. - Скажи, а ты с ней тоже на носочки поднимался непроизвольно, как со мной сейчас? - неугомонно продолжал тупой самоубийца, потому что назвать его сейчас иначе Маю просто не мог. – Ах да, она же еще и каблуки носит. Как удобно, что я тоже ношу, и у тебя была возможность попрактиковаться смотреть на нее снизу вверх, да? И тут Маю озверел. Неизвестно, чем бы все это кончилось, потому что физиономию Камиджо он уже различал плохо, ибо перед глазами клубился алый туман ярости, но в этот момент Мачи крайне эффектно саданул палочками по новым тарелкам на манер гонга, да так, что Маю с Юджи оба вздрогнули и обернулись. - Брэк, - заявил барабанщик. – Не хватало мне еще дерущихся вас по углам растаскивать. Маю всего колотило, и сдержался он непонятно какими усилиями воли, преувеличенно спокойно поставив гитару на стойку. - Я, по крайней мере, встречаюсь реальными людьми, а не кручу любовь с собственными фантазиями! – зло выплюнул он, грубо отпихнув с дороги Камиджо. Тот замер и часто-часто заморгал. - Ч-что ты сказал?... – голос его дрогнул на пару тонов выше привычного. - Ты оглох? Что слышал, то я и сказал! Иди, целуйся дальше со своим Джеремией, и Асфоделем с Джастицией*, и прочими воображаемыми друзьями, а тем, у кого в реале есть отношения, завидовать нечего… - Как ты посмел залезть в мой блокнот!!! – чуть ли не завизжал Камиджо, сжав кулаки и подскочив к Маю, с размаху зарядив ему по физиономии нечто среднее между хорошим хуком справа и банальной девчачьей пощечиной. Если бы Маю не изумил так этот внезапный приступ бесячки, он бы непременно издевательски хмыкнул, что в этот драгоценный блокнот, с которым Камиджо носился как с писаной торбой, залезли уже все и не по разу. - Я так и знал, что мой блокнот кто-то трогал!!! – продолжал беситься Юджи, и даже подскочивший вовремя Мачи не смог удержать его, в результате чего Маю получил еще несколько затрещин. - Ну ладно тебе, чего ты орешь, успокойся! – драммер, как мог, пытался вразумить психованного, но получалось плохо. – Ну, подумаешь, посмотрел! Не написал же он там ничего… - Надо было там хер с яйцами нарисовать! – рявкнул взбешенный Маю, прежде чем успел сдержаться. – Чтоб хоть где-нибудь это у тебя было! - Это рабочие записи! Ты не имел права смотреть! Это мое вдохновение! – орал Камиджо, да так, что, казалось, в репетиционке дребезжали стекла в оконных рамах. К счастью, Мачи все-таки ухватил его за локти и с размаху усадил на стул. - Не вдохновение, а дурь! – парировал Маю на громкости ничуть не меньшей. – Найди себе лучше кого-нибудь! Глядишь, и не будешь таким бесячим со своими записульками, над которыми трясешься, как дурак! И на нормальных людей, у которых есть девушки, бросаться перестанешь, чучело недоделанное! - Сам ты чучело! Страх божий! Да тебе даже пластический хирург не поможет с такой лошадиной рожей! Маю расхохотался бы, будь ситуация чуть менее идиотской и опасной, потому что прокат по внешности действительно был последним, что его на самом деле волновало. В отличие от полоумной истерички. - Чья бы корова мычала! – припечатал он, переглянувшись с Мачи. – Я пошел. Придержи этого припадочного, пока я не уйду. А то с него станется даже на улице догнать и вцепиться в волосы, как бешеная баба. Торопливо сбегая вниз по ступенькам, Маю в глубине души понимал, что сегодня он, пожалуй, перегнул, но чокнутый псих сам был виноват, умудрившись докопаться до него и довести. Даже сейчас, все еще полыхая злобой, Маю понимал, что трогать личную записную книжку Камиджо было, мягко говоря, недостойно, и уж тем более бросать ему про это вот так в лицо. Но оказалось, что лучшего козыря в ответ на издевательства Юджи по поводу Томоки у Маю просто не нашлось, пришлось использовать то, что было под рукой. И пусть он действительно ржал, как дурак, разбирая каракули Камиджо и угорая над его больной фантазией, как ни крути, это на самом деле было основой их творчества, каким бы упоротым оно ни было на взгляд простого обывателя. Что теперь делать, как выходить из положения, Маю не представлял. Ибо что-то ему подсказывало, что об этом инциденте Камиджо так просто не забудет и не сделает назавтра вид, что ничего не было. Проклятущая стерва затаит обиду, и вылиться это может во все, что угодно: от очередных издевательств сладким голоском до категоричного требования сгребать манатки и валить вон из группы. - Ты пойдешь и извинишься. - Нет. - Пойдешь. - Или что? - Или он тебе навешает. - Заткнись, Эмиру, - грозно рявкнул Мачи и снова перевел взгляд на Маю. На секунду в его глазах отразилось сомнение, после чего Мачи решил сменить тактику и перейти с угроз на увещевания: - Как ты не понимаешь, нам всем будет лучше, если он успокоится. - Не я это начал, - Маю скрестил руки на груди и упрямо вздернул подбородок. - В конце концов, мы можем стать инструментальной группой, - задумчиво протянул Эмиру, почесывая затылок. – Это будет наша фишка: группа без вокалиста. - Вашу мать, ну за что мне все это! – взмолился Мачи, обращаясь к потолку. – Какая еще фишка? Какая группа без вокалиста?.. Слушай, Маю, я бы сам с радостью пошел и извинился за тебя, если б мог, но ты же понимаешь, что не прокатит? - Я понимаю, что мы все листали этот его идиотский блокнот, и хочу напомнить, что ты ржал куда громче меня, - Маю ткнул пальцем Мачи в груди, и тот взмахнул руками, словно сдаваясь. - Каюсь, был такой грех, - покорно согласился он. – Но в отличие от тебя, мне хватило ума не говорить об этом, а теперь если наш припадочный узнает, что мы все видели, что он там пишет, он сперва удушит каждого своими руками, а потом объявит голодовку. - Голодовку ему нельзя, он и так тощий, - добавил Эмиру и дернул струну своего баса. Маю с трудом удержался от того, чтобы не застонать – в глубине души он понимал, что Мачи прав, и можно спорить хоть до потери сознания, но если не принять меры, история их группы рискует закончиться, едва по-настоящему начавшись. Цапля проявил не дюжее упрямство, свойственное больше ослам: сегодня была уже третья репетиция, на которую он не явился. Мачи пробовал звонить Юджи, но тот заявил, что оскорблен в лучших чувствах, у него кризис, и он не в состоянии творить. Узнав об этом, Маю порадовался, что звонил не он, иначе Камиджо рисковал услышать в свой адрес столько нелестного, что кризис затянулся бы еще на полгода. - Ладно, я извинюсь, - обреченно выдохнул Маю. – Давай его номер телефона, а то я, кажется, потерял... - Какой номер, ты смеешься? – изумился Мачи. – Ноги в руки, и вперед. Я дам тебе его адрес. - Какой еще адрес? Эй, мы так не договаривались!.. - С цветами, - подсказал Эмиру. – Купи ему цветы, какие-нибудь розы сиреневые, как он любит... - Он любит голубые, - заметил Мачи. - Так. Никаких роз, - строго припечатал Маю. – Ни голубых, ни сиреневых, ни серо-буро-малиновых. Совсем свихнулись? Я же не к бабе иду извиняться! - Точно, что не к бабе, - покачал головой Мачи. – Все куда хуже – ты идешь к Камиджо. - Значит так, - Маю вскинул руку и поднял вверх указательный палец. – Ни за что и никогда. Понятно вам? Пора прекращать эту тиранию! В конце концов, что он о себе возомнил? Надо поставить чокнутую цаплю на место! Ответом были осуждающие взгляды и гробовая тишина. ... Вечером того же дня Маю топтался у двери в подъезд неприметного серого дома и сжимал в руке сомнительный веник, который едва ли не насильно всучил ему Мачи. Розы, к счастью, были не голубыми, а вполне прилично красными, но больно покалывали кожу ладоней своими шипами, когда Маю непроизвольно стискивал ненавистный букет. В глубине души он надеялся, что Камиджо его пошлет, когда он только нажмет кнопку домофона. Это избавило бы Маю от унизительной необходимости просить прощения за то, в чем он не считал себя виноватым. С другой стороны, проблема осталась бы нерешенной, и тащиться сюда через весь город наверняка пришлось бы снова. Когда он уже почти решился позвонить, дверь распахнулась, и на улицу сперва вылетел какой-то ребенок, следом показалась коляска, а за ней – упитанная мамаша, которая катила ее перед собой. - Вы заходите? – не слишком любезно поинтересовалась она, и Маю спохватился, тут же ринувшись вперед: - Да. Да, спасибо. Звук захлопнувшейся за спиной подъездной двери показался ему чем-то схожим с последним ударом молотка по крышке гроба. "Да что я как слизняк какой-то!" – рассердился на себя Маю. Да, он выглядел как полный придурок, когда шел на встречу с цаплей, держа в руке дебильный облезлый букет. Но и что с того? Пять минут позора, и он свободен. Камиджо успокоится, Мачи успокоится, Эмиру перестанет трындеть про фишки инструментальных групп. Все будут счастливы. Преисполненный решимости, Маю проигнорировал лифт и, перешагивая разом через две ступеньки, рванул наверх. Не открывали долго, и у Маю мелькнула мысль, не улетела ли цапля гнездиться куда-то в другое место. Ведь он мог и для красного словца ляпнуть, что страдает и смакует депрессию, а сам в это время... Додумать мысль он не успел: замок щелкнул, дверь приоткрылась, и Маю обдало волной сладкого запаха духов. На миг он почувствовал себя еще глупее, чем до этого. Казалось, что он пришел на свидание к гейше, и царапающий ладонь букет только усугубил это впечатление. - Ага, явился, значит, - Камиджо как будто и не удивило его появление. Он вскинул голову и выпятил нижнюю губу. Наверное, выражение его лица должно было выражать непримиримое возмущение, но получилось до того смешно, что Маю немного расслабился и удержался от язвительного ответа. - Ты не один? – только и спросил он. – Я могу потом зайти. На Камиджо был белый с перламутровым отливом халат, тонкий и едва ли не прозрачный, напоминавший пеньюар актрисы из порнофильма. Золотые волосы рассыпались по плечам, знакомые, уже набившую оскомину линзы блестели голубыми льдинками в глазах, а макияж и вовсе показался Маю блядским. В таком виде точно не предаются депрессии дома в одиночестве. - Я не один, - чопорно кивнул Камиджо. – Со мной мои растрепанные чувства, убитое вдохновение и попранная гордость. И пока Маю переваривал услышанное, немного выбился из пафосного образа и куда приземленнее огрызнулся: - Нахрена ты приперся, а? "Спокойствие, только спокойствие, - скомандовал себе Маю. – Или я сейчас промолчу, или одно из двух". - Я извиниться хотел, - промямлил он. - Что? Я не слышу тебя, – захлопал ресницами Камиджо. - Извиниться, - зло процедил Маю. – Ты не хочешь впустить меня? - Еще чего! - Все соседи будут обсуждать. - А наплевать, - Камиджо скрестил руки на груди, и Маю вскользь отметил, что маникюр у него, как всегда, был безупречен. - Ну а мне тем более – не мои ж соседи, - фыркнул Маю и ткнул букетом-веником Юджи в нос: - На, это тебе. - Что это еще такое! – едва ли не взвизгнул Камиджо, подскочив на месте, как будто за две минуты разговора не успел заметить этот букет, и будто Маю не цветы ему подарил, а показал что-то неприличное. – Убери немедленно! - Послушай, истеричка! – не выдержал Маю, ощущая, что точка его кипения уже близка. – Я был не прав, согласен. Не надо было смотреть в твой сраный блокнот... - Сраный, значит?! - Да, сраный! Был бы не сраный, не бросал бы у всех на виду! И да, мне правда жаль, я обещаю, что больше это не повторится. Заметано? Теперь забирай свои розы, а завтра шагом марш на репетицию. Всю эту непродолжительную тираду Юджи слушал, беззвучно открывая и закрывая рот, и когда Маю остановился и выдохнул, черты лица его немного смягчились. - Зачем же нервничать, Маю? – почти ласково проворковал он. – Так бы сразу и сказал. Давай сюда свои цветы. Будь Маю чуть благоразумней, его насторожила бы такая покладистость. Но он помнил, что имеет дело с неврастеничкой в теле мужика, потому опрометчиво купился. - Так бы сразу, - буркнул он, протягивая букет, и Камиджо, приторно улыбаясь, принял его из его рук. То, что произошло потом, Маю не успел даже осознать. Вот он стоял перед Юджи, который сжимал в руках его букет, а вот перед глазами потемнело, и всю левую сторону лица полоснуло хлестким ударом. Маю понадобилась секунда, чтобы сообразить: ему дали по морде букетом, голимыми розами с острыми шипами. И этой же секунды хватило Камиджо, чтобы, не сказав ни слова, с грохотом захлопнуть дверь. Гнев всколыхнулся в душе Маю с такой страшной силой, что он сам не понял, как его швырнуло вперед на дверь в неосознанной попытке снести ее, вытащить за белые космы тощего придурка и несколько раз приложить его башкой, полной тараканов, о бетонный пол. Маю даже занес кулак, чтобы начать остервенело лупить в дверь, но в последний момент опомнился. Бесполезно, трусливый кузнечик надежно забаррикадировался. - Ты мне еще ответишь за это, - пробормотал Маю себе под нос, отступая от двери. Пора было выметаться отсюда – меньше всего хотелось быть посмешищем, а в том, что он повеселил всех соседей общипанной цапли, Маю даже не сомневался. На пол у двери еще не осели все лепестки и листочки, а Маю уже несся вниз на выход. И только когда он оказался на улице, его с запозданием настигло недоумение: а чего ради Камиджо так вырядился, если он тихо страдает дома один? Воображение услужливо нарисовало все выпирающие острые кости, которые не скрывала ткань позорного халата, и Маю, будь он человеком верующим, обязательно перекрестился бы. "Дрянь какая, будет мне теперь в кошмарах сниться", - думал он, торопливо шагая в направлении станции метро. Тогда Маю, кипевший от негодования и злой, как тысяча чертей, еще даже не подозревал, во что выльется этот его визит к Камиджо.