Волчий след

      До переезда Лизы в Рэймонд, в том возрасте, когда еще не стыдно носить брекеты и розовые футболки с блестками, мы дружили с девочкой по имени Эмбер Браун. Ее мать была одной из пациентов Эллен в ординатуре, и глядя на маленькую Эмбер, которую привезли вместе с пациенткой, моя мама обронила, что у нее тоже есть дочь, примерно такого же возраста.       Не знаю, был ли то план или спонтанное решение, но недели две спустя поздно вечером миссис Браун стояла в дверях нашего дома и просила моих родителей присмотреть за девочкой, якобы ей самой нужно было отлучиться из города на выходные. Эмбер пряталась за спину матери, волком заглядывая вглубь прихожей. После коротких бессвязных объяснений миссис Браун и слабых препирательств мамы, папа коротко взглянул на девочку и тихо согласился.       Они сразу увидели то, что я осознала гораздо позже. Глядя на нее сейчас, красивую и уверенную в себе, я могу только гадать, сколько косметики необходимо, чтобы каждое утро маскировать ту зажатую худощавую одиннадцатилетку. Но в моей памяти ее образ сохранился ярко: тоненькие ручонки, торчащие из рукавов нелепо большой футболки, нечесаные русые волосы, разбитые кроссовки под клешеными джинсами. И зыбкий бездонный страх в глазах, затмевающий все другие черты лица.       Полувзгляда хватало, чтоб понять: за ребенком не следят, – но мой детский мозг едва ли был способен сложить два плюс два, даже нечаянно подслушав озабоченные разговоры родителей в те вечера, когда Эмбер вновь оставалась у нас. Взрослая математика не интересовала ребенка, у меня появилась новая подружка, неважно как и почему.       Иногда я чувствовала запах спиртного от ее одежды, а по ночам тревожилась от приглушенных всхлипов с другой стороны кровати. Их причина оставалась загадкой, чужим секретом, которым со мной не делились, хотя, если совсем начистоту, мне было плевать. Какое дело счастливой беззаботной девочке до проблем взрослых, особенно посторонних?       Для перевоплощения Эмбер в нормальную хорошенькую малышку хватало теплого душа и чистого халата. Мама разрешала нам сидеть с ней в ванной, пока готовилась ко сну, мазать лица «взрослым» кремом, смотреть мультики до девяти, отчего Эмбер всякий раз приходила в восторг. Впрочем, чтобы разрушить безопасный воздушный замок девочки, тоже много не требовалось, достаточно было миссис Браун вернуться. Эмбер сразу мрачнела, а я дивилась тому, как это, не радоваться маме.       Той ночью ей опять не спалось. Несколькими часами ранее мама уложила нас в кровать, пожелала добрых снов перед дежурством. Лукас, весь день гонявший с новой машинкой по заднему двору, вырубился на диване внизу и я слышала, как папа нёс его в спальню, после чего заглянул к нам, чисто для проверки, едва приоткрыв дверь. Я усмехнулась половине его лица и словила ответную улыбку. После этого в доме воцарилась тишина, меня затянуло в сон, пока Эмбер случайно не продавила матрас, спешно выскакивая из постели.       Моргая, чтобы смахнуть дымку с глаз, я увидела тонкий силуэт подруги, выхваченный из мрака светом уличного фонаря. Эмбер стояла возле окна, сжимая края штор, и выглядывала наружу.       – Ты чего? – тихо спросила я. Звук моего голоса заставил девочку дрогнуть и обернуться. Ее лицо перекосилось от страха.       – Твой папа уехал. Он снова куда-то уехал!       Не было нужды понижать голос, вряд ли нас хоть кто-то мог услышать, но Эмбер шептала в испуге. Спустя годы я все-таки осознала, что эта тревога объяснялась тем бесчисленным количеством раз, когда ее отец, после очередного дикого скандала, уезжал из дома, оставляя дочку один на один с пьяной разъяренной матерью.       Я поднялась на локтях и глянула на часы: три двадцать ночи. Теплое одеяло манило обратно в мир сладких детских снов, но Эмбер слишком встревожилась и мне показалось, что лучше ее успокоить. Приблизившись к окну, я тоже выглянула, чтобы удостовериться в отсутствии опасности. Что угодно могло напугать Эмбер, будь то даже заплутавший соседский пёс, но дорожка перед домом и видимая часть дороги ничем примечательным не выделялись.       – Там ничего нет, тебе показалось. – Мои пальцы замкнулись на тонком запястье девочки, она глянула вниз и смутилась. Вернулось осознание, что здесь ей никто не навредит.       – Я видела… – упрямо, но смущенно начала Эмбер.       Мне пришлось легонько потянуть ее за собой, в кровать, чтобы оторвать от картины за окном. Эмбер послушалась, но засыпать явно не собиралась. Она отползла и впечаталась в стену на другом конце, пытаясь защититься ворохом одеяла, как крепостной стеной. Лишь беспокойные глаза горели на сплошном белом фоне. Я же медлила. Улыбаясь в благодарность за сговорчивость и присев на краю, пыталась ухватить внезапное ощущение в груди. Нечто эфемерное, не до конца сформированное чувство тревоги.       – Сколько раз ты видела?..       Вопрос заставил Эмбер больше сжаться, она неловко пряталась от моего взгляда. Первичный шок схлынул, и вспомнилось, как неприлично подглядывать, особенно за взрослыми.       – Несколько раз… может быть. Когда твоя мама на работе, – промямлила Эмбер, сминая в пальцах край пододеяльника.       В одиннадцать можно только смутно представить, куда, вероятнее всего, направляется мужчина посреди ночи в отсутствие жены. Вот и я не поняла, из-за чего морозное переживание нарастало еще сильнее. Мой взгляд, в отрыве от мыслей, блуждал по комнате, будто в складках штор или за стопками книг прятался ответ на немой вопрос. Каким-то чудом, но мне действительно удалось его отыскать.       – Сиди тихо.       Эмбер не успела сообразить, как я уже открыла дверь и высунулась наружу. Отчего-то вид лестницы, уходящей в безмолвную темноту гостиной, вызвал у меня нервную дрожь, но в груди слишком яростно горело желание узнать правду. В чем заключалась суть разведки и призрачной тайны, сотканной из страхов тревожного ребенка, я и сама не знала, но все резко стало похоже на игру. Это ощущение – опасности и азарта – и подстегнуло меня ступить на холодный пол коридора.       Я могла идти свободно, соврать папе, что шла за водой, если он перехватит меня в любой из комнат, это же мой дом в конце концов, но мне нравилось притворяться, якобы миссия опасна и никто не должен меня обнаружить. Так я чувствовала себя храброй, смело игнорируя жуткие силуэты в окнах, напоминающие громадных монстров с щупальцами, на деле бывшими всего лишь деревьями в саду. Резвое детское воображение старалось запугать, но врожденное упрямство брало верх.       Ни одна половица не отозвалась в ответ на мои шаги. Я чувствовала себя невесомой, в какой-то степени неуязвимой, защищенная решимостью, как талисманом. Маленький квест все больше распалял ощущение собственной важности. Проскользнув в удачно открытую дверь родительской спальни, я готовилась окончательно развеять сомнения и вернуться к Эмбер с победоносным видом, но триумф быстро сменился растерянностью. Постель родителей обнаружилась пустой. В зыбком свете из окна смятые простыни и брошенные подушки выглядели как-то одиноко, приведя меня в замешательство. Цепенея у стены, я держалась за расходящуюся в перестуках грудь, хотя теперь уже стало ясно: шум никого не потревожит.       Мы действительно одни, Эмбер не привиделось. На хрупкие детские плечи обрушилось горькое осознание, поджигая глаза горячими слезами. Стало ясно, что меня обманули, значит, следовало выяснить в чем именно. Я прошла по комнате в поисках зацепки, но обстановка была той же, виденной мною сотни раз, только в данный момент устрашающая полутенями и зловещей тишиной. По рукам стали бегать льдистые мурашки, выгоняя меня из спальни.       Собрав уязвленную гордость в охапку, я бросилась наверх, к людям. Прежде чем заступить за порог своей комнаты, попыталась изобразить дрожащими губы нечто подобное беспечной улыбке. Эмбер не должна видеть, насколько я озадачена. Она встретила меня в той же позе, закутанная до самого носа. Ей не нужно было спрашивать, вопрос явно читался в блестящих глазах.       – Не смогла проверить, дверь закрыта. – Я соврала идеально, никак не подкопаешься, и нырнула под одеяло в поисках утешения.       После секундного колебания, Эмбер сползла на подушку, настороженно изучая мое лицо. Касание ее коленок к моим успокаивало, но даже человеческое тепло не могло унять бурю противоречий внутри. Мой папа, такой надежный и открытый, не мог иметь секретов. Просто немыслимо! Никогда прежде мне не доводилось в этом усомниться, любой, даже самый нелепый или неудобный вопрос он удостаивал серьезным честным ответом, не сочиняя безобидные для детских ушей пояснения.       Да, точно! Завтра я спрошу его об этом, он все объяснит. Такое очевидное решение выпустило вздох облегчения из моей груди, и я наконец-то заметила, как сильно мерцают глаза Эмбер, все еще наблюдавшей за мной. Она плакала.       – П-прости, – донесся легкий шепот.       Увлеченная своими планами на допрос отца, я совсем забыла, с чего все началось, но жалостный вид подруги охладил мой пыл.       – Все хорошо. Попробуй заснуть.       В подтверждение своих слов, я одарила ее совершенно искренней улыбкой, которая далась мне очень легко. Я свято верила, что разговор с папой уймет мои переживания, но остаток ночи все равно металась в беспокойной сне. Казалось, что это и не сон вовсе, и я четко слышу дыхание Эмбер, как вдруг чистый солнечный свет коснулся век, будто щелкнул переключатель, резко запустив привычное воскресное утро. Обычные домашние звуки проникали в комнату через щель под дверью, во дворе птицы громкой трелью вторили соседской газонокосилке. На мгновение даже показалось, что события ночи мне приснились.       Эмбер спала, сжимая кулаки поверх одеяла. Иногда, после пробуждения, мы обнаруживали на ее ладонях кровавые полумесяцы от ногтей, и мама заботливо протирала их антисептиком. В эти минуты я замечала хрупкое сочувствие в ее глазах, хотя и не придавала этому значения.       Подгоняемая желанием скорее увидеть отца, я тихонько покинула комнату. Удивительно, насколько иначе дом выглядел при дневном свете, все резкие очертания и мрачные фигуры обратились знакомыми вещами. Укутанная теплом и светом, я постояла на последней ступеньке лестницы, чтобы стряхнуть остатки мутных сновидений, расправила плечи и побежала на голос папы. Застала его на кухне, обсуждающим что-то по телефону. Не мудрено, ведь через несколько дней начинался первый семестр и папе часто звонили по рабочим вопросам. Мой нос разобрал запахи вафель, кофе и его одеколона. Едва я села, отец глянул через плечо, награждая меня широкой улыбкой, и закатил глаза, показывая, как его утомил разговор, но продолжал беседу дружелюбным тоном.       Дожидаясь окончания звонка, я разглядывала его спину и руки, объятые фланелевой рубашкой, в попытке обнаружить мелкие изменения, которые смогут подсказать, зачем он ночью уехал из дома. Однако папа выглядел как папа, все такой же крепкий, надежный и невозмутимый, внушающий уверенность и спокойствие. На мгновение я даже засомневалась, а стоит ли поднимать эту тему, ведь ничего не поменялось, как внутри снова зарычало упрямство.       – Кэрол, решим все в понедельник. У меня тут голодный ребенок сидит. – Папа терпеливо выслушал следующую реплику с того конца провода, попрощался и отложил телефон. – Доброе утро, зайчонок. Вафли?       Я жадно закивала. Допрос допросом, а завтрак никто не отменял, живот скрутило от одного только аромата. Довольный собой, отец поставил передо мной тарелку и сел рядом листать газету, чередуя страницы глотками кофе. Он задавал мне какие-то вопросы, пока я поглощала вафли, и зачитывал смешные новости, а я вглядывалась в его доброе лицо, не находя там притворства. Это в разы облегчило мне задачу и слова вырвались сами собой:       – Эмбер опять плохо спала. Она сказала, что видела твою машину. Ты уезжал ночью?       Взгляд папы врезался в страницу, а чашка, поднесенная к губам, там и застыла. Всего-то на пару мгновений, но я заметила и оторопела. Нет, не может быть! Но вот папа сложил газету, поставил кофе и обратил на меня тяжелый взгляд. Проглоченные ранее вафли напомнили о себе комом в горле.       – Милая, – вздохнул папа то ли с грустью, то ли с сожалением, – Эмбер… очень тревожная девочка. Не принимай на веру ее страхи. У нее дома все не так, как у нас, понимаешь?       Требовалось как-то среагировать, но все мысли, как назло, слиплись в единое потрясение. Я уловила намек, ведь уже которую неделю замечала странности в поведении Эмбер, но… при чем здесь это? Чутье подсказывало, что папа сказал правду, вот только это не ответ на заданный вопрос. Я чувствовала себя обманутой, кивком обещая ему быть деликатнее.       Есть полностью расхотелось, хотя папа удовлетворился моим жестом. Он вернулся к газете с привычным спокойным видом, тогда как стул подо мной покрылся иголками. Не решившись доедать, я выбралась из-за стола и поблагодарила отца. В моих воспоминаниях он этого даже не заметил, поглощенный своими мыслями, хотя делал вид, что занят спортивной колонкой.       Я взлетела по лестнице, сдерживая обиженные слезы.       Все остальные события того дня подстёрлись в памяти, вытеснились разочарованием, подозрениями и беспокойством. Пролистывая эти воспоминания, я дивилась тому, как прочно закрепился в памяти вкус мятного лимонада, запах раскаленного в летний полдень воздуха, песенки принцесс из очередного мультика, не сохранив при этом ни единого слова из того дня. Время могло бы стереть это воскресенье, как и все прочие – незамысловатые и пустые, – если бы не события ночи.       Кажется, мама пожаловалась, что операцию тяжелобольного пациента перенесли на вечер. Лукас вроде расстроился, ведь ему обещали то ли вечер вино, то ли поход в ресторан. Быть может, виноватый взгляд Эмбер тоже плод моего воображения. Как бы мне хотелось, чтобы и все остальное было иллюзией, подменой, сумбурностью детских воспоминаний.       Но память не обманывала меня в том, как в половине четвертого утра безошибочно узнаваемая тень проскользнула по двору и устремилась по Клинтон-роуд, прямо в лес. Папа обманывал меня!       Глотая беззвучные рыдания, я видела через окно, как он ушел. Злость ядом кипела в моем сердце, когда дверца шкафа протяжно заскрипела и нарушила сон Эмбер. Девочка рассеянно следила за моими метаниями по комнате, пока не догадалась, чем я занимаюсь.       – Ты что?.. – встрепенулась она и резко села.       – Тебе не показалось, он снова ушел!       Вжимая голову в плечи, Эмбер испуганным взглядом пыталась забаррикадировать дверь. Я не задумывалась об этом тогда, но сколько же раз она делала это, слушая проклятия, которыми ее мать провожала отца. Не сбавляя темп, я натягивала кофту, словно броню. Безрассудная решимость не оставляла места страху. Лишь натянув джинсы, я столкнулась глазами с Эмбер.       – Но что ты можешь сделать? – Она беспомощно разводила руками, выпрыгнув из кровати и загородив мне путь.       – Пойду за ним. Узнаю правду.       Мои слова отозвались ужасом на ее лице. Эмбер хорошо знала: со мной бесполезно спорить. Мы всегда играли в игры, что выбрала я, и смотрели фильмы, по моему мнению достойные внимания. Она только подчинялась, благодарная уже за саму возможность.       Но сейчас Эмбер испугалась. Поджав губы, она что-то решала сама для себя, и внезапно сказала:       – Я пойду с тобой.       Изрядно опешив от такого заявления, мне тоже пришлось пораскинуть мозгами. Уж не знаю, действительно ли Эмбер хотела помочь или боялась остаться одна, но я согласилась, решив, что в две пары глаз удобнее ориентироваться. Облачившись в джинсы и толстовку, она шла по моим следам, не проронив больше ни слова. Мы спустились в гараж и на ощупь отыскали велосипеды. Пустынная улица встретила нас легкой прохладой, фонари рисовали на асфальте яркие круги, а окна соседских домов напоминали пустые глазницы, нагоняя страха.       И тишина. Гнетущая, оглушающая тишина.       Задержавшись всего секунду на границе между тротуаром и дорогой, я собрала всю волю в кулак и запрыгнула на велосипед. Скрип других педалей дал понять, что Эмбер не струсила, заставив меня выдохнуть облегчение. Я быстро оглянулась, с благодарностью отмечая мужественное выражение на лице подруги.       Мы поравнялись и заехали на ту часть дороги, что тянулась сквозь лес. Деревья, молчаливой стражей, подступали к асфальту, безмолвно взирая на нас сверху вниз. В моей голове не было и мысли о той опасности, которую таил в себе лес. Белые полосы по обеим сторонам шоссе стали для меня магической защитой, не пропускающей зло из тьмы.       Сложно определить сколько времени мы так ехали, но в какой-то момент поездка стала казаться бесконечной. Отец не мог так сильно опередить нас пешком. Я выбилась из сил и не хватало воздуха, но открывая рот, будто вдыхала ледяное стекло. Надежда сориентироваться испарилась почти сразу. Составляя план, я вспомнила, как прошлой осенью ездила на день рождения одноклассника в один из домов где-то в этой местности, а сейчас едва ли могла понять где лево, а где право. Все ответвления от главной дороги выглядели одинаково глубокими и темными.       Ведомая неестественным детским бесстрашием, я продолжала крутить педали, потому как не могла вернуться домой в сомнениях. Каждый новый оборот, вращающий колеса, запускал одну и ту же мысль, похожую на мантру: «Папа не обманщик! Папа не обманщик!».       – Джейн! – глухо позвала Эмбер, и я покосилась в ее сторону, заметив что она тормозит.       С легким раздражением, но я тоже остановилась, носком кроссовки удержав равновесие. Ноги протяжной болью умоляли о передышке. Я решила, что и Эмбер устала, однако ее волновало другое. Взгляд подруги метался по кромке леса, а после взлетел над деревьями. В ответ на мою попытку заговорить, Эмбер лишь вскинула ладонь и прислушалась.       Тут я и уловила причину, что вынудила ее к остановке. Короткий, но выразительный звук: чей-то мучительный крик, как стрела пролетел между деревьями, достигая наших ушей. С верхушки сосны неподалеку взлетела стайка обескураженных птиц, а, значит, нам не почудилось.       Мои пальцы сами по себе крепче обхватили руль, а сердце зашлось в галопе. Тишина вновь окутала лес, предрассветные сумерки и нас – изумленных потерянных девочек, лишившихся дара речи. Эмбер, оглушенная страхом, перевела взгляд на меня. Ее лицо казалось призрачным на фоне сумрака, будто она рассеется, едва встанет солнце.       Она приоткрыла рот, собираясь хоть что-то выговорить, как нас прошибло еще одним криком. В этот раз голос звучал четко, как отчаянный зов, но его источник тут же захлебнулся невнятным воем.       – Нужно убираться отсюда! – Эмбер очнулась, как по щелчку пальцев, судорожно выискивая ногами педали.       Я было ринулась тоже, но мысль, как вспышка молнии, пронзила меня от макушки до пяток, срывая оцепенение: папа! Он может быть там! Ему нужна помощь! Отшвырнув велосипед, я бросилась в направлении звука, в объятия полутеней и шорохов. Прямо в лес.       Деревья обступили со всех сторон, однако путь хорошо просматривался в отсутствие густых зарослей по нижней границе стволов. Я старалась бежать, но мшистая земля пружинила под ногами, всовывая корни мне под ноги. Буйные папоротниковый заросли нарастали и все же не могли меня остановить.       За шумом крови в ушах не различались другие звуки, приходилось нестись по инерции, а чертов лес будто смыкался прямо у меня на глазах. Я потеряла ориентацию и вынуждена была остановиться, ухватившись за ближайшее дерево, чтобы не упасть. Сердце готовилось вот-вот пробить грудь, кислород закончился, но я не могла даже сглотнуть, так сильно пересохло в горле.       Минута отдыха вернула мне слух, пространство заполнилось отдаленными шумом какой-то борьбы. Под напором чего-то массивного трещали сухие ветки, почва глушила удары, хотя было понятно – это что-то гораздо крупнее человека. Я прислушалась и с ужасом распознала звук смыкающейся челюсти. Воображение мгновенно дорисовало этой пасти волчью морду и гигантское туловище, и паника скрутила все мои внутренности.       Я мигом позабыла, куда направлялась. Из-за натиска шока мысли бешено разлетелись, оставляя меня в состоянии чистого ужаса. Тело больше не слушалось, парализованное страхом, но машинально среагировало на чье-то приближение и тряхнуло сознание мощной дрожью. Эмбер выскочила из ниоткуда, вцепилась в мои плечи, а я даже не ощутила ее прикосновение.       – Бог мой, Джейн! Ты цела?       Ее голос прозвучал как сквозь вату. То ли ее сотрясал озноб, то ли она намеренно хотела привести меня в чувство, но заколотило пуще прежнего. Она выглядела, как обезумевшая, никто и никогда не смотрел на меня такими глазами. Пытаясь выдавить хотя бы писк, я осознала, что голоса нет, а буквы не клеятся в слова.       – Какого хрена, Джейн?! Нужно уходить!       Эмбер едва не вырвала мне руку в попытке сдвинуть с места, и только это всколыхнуло остатки ясности где-то в глубине моего разума. Страх за отца выстрелил первым, разгоняя кровь по венам, оживил органы чувств. Мы услышали одновременно, но Эмбер среагировала раньше. Она бросилась вперед, сваливая нас обеих в высокие папоротники. Ее рука судорожно нашарила и заткнула мой рот, а тело прижало меня к земле, хотя я вряд ли смогла бы подняться. Удар вышиб последний воздух из легких.       Волосы Эмбер закрывали мои глаза, но зрение не понадобилось, чтобы в полной мере принять нечто, ставшее заключительным актом в безумном спектакле этой ночи: тяжелые шаги, удар тела, встретившегося с землей, и тихий стон, полностью сотканный из боли. Человеческий стон! Где-то рядом с нами упал человек.       Я буквально обратилась в слух, ощущая, как Эмбер мелко дрожит, словно в припадке, но каким-то чудом ей удавалось держать мое лицо железной хваткой. Стоны человека прерывались хрипом и чудовищными булькающими звуками. В тот миг я об этом не подумала, но тогда я впервые слышала, как смерть обрывает чью-то жизнь. Не мирным последним вздохом старости, а преждевременными изощренными терзаниями вырывая чью-то душу.       Одна единственная мысль разом вернула мне все ощущения, как мощный укол адреналина. Та, что привела меня сюда, ставшая началом и концом этого кошмара. Лезвием ножа рассекающая сердце, болью и кровью затапливая грудь. Ясная, ослепительная вспышка обезумевшего сознания: это может быть отец!       С какой-то новообретенной немыслимой силой я отпихнула Эмбер от себя и вскочила в места, игнорируя болезненные вспышки в икрах. Устремилась в направлении стонов и кряхтений, словно за путеводной звездой, умоляя все мыслимые и немыслимые силы, всех богов этого мира об одном: «Только не умирай! Пожалуйста, только не умирай!».       Зелено-коричневая почва внезапно оборвалась рваным краем, уходя в неглубокий овраг, со дна которого и доносились звуки. Уже достаточно рассвело, чтобы с приличного расстояния увидеть человека, лежащего на влажной земле. И видит Бог, лучше бы я этого не видела, лучше бы осталась в теплой постели, в объятиях приятный безмятежный снов, окутанная теплом и покоем. Лучше бы я осталась дома, осталась прежним веселым и беззаботным ребенком, переживающим лишь о том, какой десерт выбрать в ресторане. Но я оказалась здесь, посреди безликого леса, хватаясь за кору дерева, чтобы не потерять сознание, и едва сдерживающая пронзительный крик.       В овраге лежал изуродованный окровавленный мужчина, изувеченный с той жестокостью, которой не место в этой вселенной. Он упал на живот, лицом в вязкую грязь, и все его голое тело покрыто смесью земли, травы и крови. Выглядело так, будто он свалился с обрыва, пока брел неизвестно куда, не разбирая дороги. Умирающий - или уже мертвый – не двигался, не издавал больше ни звука, которые и привели меня сюда, а я не могла оторвать взгляд от ужасающий картины, несмотря на то, что очень хотелось.       Внезапно налетела Эмбер, в очередной попытке схватить меня. Я так опешила, что нога соскочил и мы вдвоем скользнули в овраг с громким визгом. Пытаясь хоть за что-то ухватиться, мои пальцы безрезультатно ловили воздух, но в конце концов удалось затормозить подошвой кроссовок: склон оказался достаточно плавным. Кофта задралась на пояснице, и я миг ощутила прохладу и сырость утреннего леса.       Лихорадочно выискивая глазами подругу, я с ужасом заметила, что лежу всего в метре от трупа. Его руки, раскинутые по сторонам от головы, тянулись словно к моим ногам, но не успевая даже закричать, я увидела, как мертвец открыл глаза и посмотрел прямо на меня. Где-то в глубине души, под толщей ужаса и страха, на самом дне этой клоаки, возникло нечто иное, совершенно чуждое моему состоянию в тот момент. Мимолетное, но яркое чувство облегчения, искра бессовестной радости, ведь глаза, так жалобно ищущие во мне спасение, не были глазами моего отца.       Даже разводы грязи и крови на лице незнакомца не мешали в этом убедиться, и пока шок и ликование устроили войну внутри меня, Эмбер наконец-то заметила человека рядом с нами. Она отшатнулась и схватилась за лицо грязными руками, чтобы сдержать вопль. Мужчина смотрел на меня всего несколько секунд, пока его окончательно не покинули силы, но эти мгновения показались невероятно долгими, будто само время схлопнулось, позволяя мозгу намертво отпечатать его в моей памяти. Невзирая на годы, что прошли с того злополучного воскресенья, я легко могу представить его лицо до каждой черточки, его хрустально-голубые глаза видятся во сне, и всякий раз просыпаясь, мне кажется, что я снова там: в неглубоком, сокрытом в утреннем тумане овраге, смотрю в его лицо и не могу дышать. Всего пара мгновений, изменивших мою жизнь и саму меня.       Эмбер потянула меня за рукав, привлекая к себе. Она что-то прошептала, но я была не способна это воспринять. Стараясь вытащить меня из оврага, Эмбер начала рыдать, однако упорно тянула нас вверх, подальше от тела. Выбравшись, мы обе упали на колени, чтобы ненадолго перевести дыхание, а я все еще с трудом осознавала, где мы и что происходит. Все пространство вокруг наводнили жуткие образы, куда бы ни упал мой взгляд, всюду я видела эти глаза. И кровь, везде кровь.       Машинально отозвавшись на движения Эмбер, я тоже встала и начала бежать. Ноги лавировали между корнями и кочками, хотя вряд ли усилиями здравой воли. Мы просто гнали вперед, чтобы оказаться как можно дальше от тошнотворного зрелища, не разбирая в какой стороне дорога. Или я не понимала, потому как Эмбер вывела нас точно к брошенным на обочине велосипедам.       В промежутки между толчками сердца закралась мысль, что это другое место, ведь там, где я кинулась в лес, было темно, а здесь солнце освещало асфальт и деревья, придавая всему вокруг безопасный, мирный и вполне нормальный вид. Я десятки раз видела такой из окна машины, когда мы с родителями ездили в соседний город. В это можно было поверить, если бы не вид изнуренной и грязной Эмбер, вскакивающей на велосипед.       В этот раз не было нужды просить меня, я вцепилась в свой, как в спасательный круг. Рывок прострелил ступни иголками боли, но спицы на колесах застрекотали от дикой скорости. Слух улавливал призрачное клацанье огромной челюсти, заставлял крутить педали с утроенной силой, но вряд ли звуки были настоящими, ведь Эмбер периодически оглядывалась и на ее лице не читалось приближение опасности.       Медленно возвращались чувства, первым обрушился жар, захлестнул с головой, как в худшем приступе гриппа. Дорога выглядела как-то размазано, и я поняла, что слезы все-таки хлынули. Путь обратно выдался на удивление коротким, едва моргнула, и вот впереди уже маячат первые дома. Влетая на подъездную дорожку, я не беспокоилась о шуме и резко спрыгнула с велосипеда, еле устояв на ногах. Только в гараже мы расслабились и повалились на пол.       Меня прошибло настоящими судорогами, которые невозможно было контролировать, слишком резкими и неестественными. Бетонный пол расплывался перед глазами, пока я пыталась отдышаться. На большее не осталось сил. Хотелось расцарапать грудь руками и вырвать охваченные пламенем легкие. Сидящая рядом Эмбер хрипела в такт мне, но понять ее чувства не представлялось возможным: лицо скрылось завесой спутавшихся волос.       Вид захламленного гаража с узкой полоской света под потолком помогал справляться с шоком. Медленно вдыхая и выдыхая, я чувствовала, как сердечный ритм усмиряется, зато слезы полились в два ручья, принося облегчение. Не знаю сколько я мучительно выплакивала потрясение, но разум начал проясняться, шептал о том, что я в безопасности и все закончилось.       Эмбер дернула плечами и выпрямилась, откидываясь на колесо автомобиля, который я в темноте не заметила. Папиного «форда». Мой взгляд приковала ручка закрытой дверцы, пока мысли выстраивались слаженным рядом. Если машина здесь, быть может он дома? Что, если я приняла странную тень, отброшенную веткой, за человека? Ведь зачем ему идти куда-то ночью пешком?       Пока моя голова наводнялась вопросами, Эмбер задала вопрос совершенно в ином ключе:       – Кто?.. Кто это был?       Я завороженно смотрела на «форд», ощущая какое-то гремучее возмущение. Все это не имело смысла! Все усилия, все ужасы этой ночи были случайными и бессмысленными. Я рисковала зря, совершенно напрасно подверглась таким мучениям, увидела то, что не должна была видеть, и теперь никогда от этого не избавлюсь. Зачем, черт возьми?!       Злость клокотала в горле бессвязным рычанием. Каждая клеточка моего тела звенела от бессильного гнева, пока взгляд не метнулся к лицу Эмбер, и все резко оказалось на своих местах.       – Это из-за тебя, – убийственно произнесли мои губы.       – Что? – Эмбер непонимающе моргала, сжимая руки на бедрах.       Я торжествовала, выискав причину, а гнев подхлестывал говорить дальше.       – Все из-за тебя! Ты придумала глупость, а я поверила!       Слова ядом вылетали из моего рта, заставляя Эмбер сжиматься под напором моей ярости. С ее лица медленно стекло непонимание, замещенное изумлением, а в глазах появились обиженные слезы.       – Это все ты! Для чего ты подглядывала?!       – Я не подглядывала…       – Подглядывала! Следила! – вопила я, отпустив вожжи и позволяя злости говорить.       – Неправда!       Слезы покатились из глаз Эмбер, рисуя дорожки на ее грязных щеках, устремляясь вниз, к дрожащим губам. Девочка протянула ладонь, может хотела прикоснуться ко мне и успокоить, но я грубо отшвырнула ее руку и выплюнула самое гнусное, самое худшее, что только можно было сказать:       – Это ты виновата!       Слова звоном наполнили гараж, отскакивая от стен и ударяясь прямо в Эмбер. Потрясенная до глубины души, она смотрела на меня, хотя казалось, что сквозь, будто видит кого-то другого. Две крупные слезинки слетели на бетон, прояснили ее взгляд, и Эмбер вздрогнула. Отвернувшись, она поднялась с пола и растворилась в дверном проеме, тогда как меня разорвало плачем.       Эмбер ничего не сказала, не замешкалась, не противилась. Просто ушла, и мы больше никогда не разговаривали.       Все годы, что прошли с той ночи, я делала вид, что мы не знакомы. Пыталась не столкнуться в школьном коридоре или уводила взгляд. Меня одолевал страх посмотреть ей в глаза, увидеть в них заслуженную ненависть, но еще страшнее: дать ей возможность прочесть мои мысли.       Я и сама не знала, что так тщательно скрываю. Возможно, злость, ведь где-то там, под вековыми деревьями, в зыбком тумане мог остаться мой отец. Один на один с жутким монстром, который искал очередную жертву. Все эти годы я старалась гнать мысль о том, что чудовище не остановилось, и мы могли бы хоть что-то сделать.       Возможно, я скрывала эту злость. Но, быть может, стыдливую благодарность за то, что Эмбер спасла мне жизнь.