Баллады Убийцы

Саммари: Когда-то давным-давно у меня было имя, у меня было лицо/но для тебя я лишь номер. Флэшбэк первых двух недель Зимнего Солдата после падения Гидры. С участием приглашенных звезд. *** Солдату знаком страх. И это отличается от того, когда ничегошеньки не знаешь, так что с его точки зрения, это шаг вперед. Ему знаком страх, поэтому вытащив того мужчину на берег и уложив, чтобы тот пришел в себя, он бежит. И в процессе осознает, что то, чего боится, то, от чего бежит — это он сам. У него в голове рой из стекла и шрапнели, и хуже того — затягивающие пустоты между острыми участками. Пробел вместо личности. В таком состоянии он не способен на операции, а это неприемлемо. Он вправляет выбитый сустав, ударяя плечом о дерево. Углубляется в заросли и находит большой дуб, скрипя зубами, забирается на него. Лежит на животе как пантера, на самом высоком суку, который выдерживает его вес, и дожидается прихода ночи. Привычный к снайперской неподвижности, он наблюдает за процессом поисков в зарослях (гражданские и местные власти, не Гидра); видит, как они утаскивают мужчину с берега. Понимающе улыбается, когда никто из них не смотрит вверх. Прикидывает свои варианты. Проводит ревизию ножей. Достает из ножен на спине клинки и осматривает крошечные, замазанные маслом значки, которые он обнаружил на рукоятках, когда чистил их после прошлой миссии. Их почти невозможно заметить; их нужно почувствовать, чтобы определить. Тире точка точка. Тире тире тире. Н.Е. «Не возвращайся». А на другой стороне: Тире тире. Точка. П.О… «Потеря памяти длится две недели». На втором ноже такое же послание про память, но на другой стороне закодировано: «Ты должен выжить». Почему? Зачем он должен выжить? Для чего? Кто это написал? Это проверка? Нет, проверки Гидры всегда проходят в присутствии наблюдателей. И они куда менее тонкие. Солдат думает, что это он написал. Вполне в его стиле, хотя, конечно же, он этого не помнит. Он знает, что когда-то был умным. Что Гидра гордилась им, что он мог с легкостью выполнить любую, очень сложную и трудную секретную миссию. У него остались призрачные воспоминания об этих миссиях и способностях, которыми он обладал. Но они боялись его, и он сделал что-то, после чего они стали недоверчивыми (что это было? Ничего, кроме пустоты — пустоты и свистящего ветра). И его начали обнулять. Миссии стали совсем простыми, чисто силовыми, и даже тогда он оплошал. Не смог уничтожить цели. «Нам нужно, чтобы ты выполнил последнее задание», — сказал куратор про миссию убить человека с берега реки. Последнее задание. Он уцепился за эти слова и сделал выводы. Когда-то он отличался умом. Огромная, обжигающая ярость разрастается в нем, ярость на утрату, потерю себя, на его хозяев, забравших что-то, что было самым лучшим в мире, возможно, лучшим, что этот мир вообще видел, и сделавших его тупым и дерьмовым, потому что сами — ничтожные и трусливые люди. Он проводит подушечкой большого пальца по маленьким царапинам на рукоятке ножа; смотрит в сумерках на дым от обломков великого плана Гидры в Потомаке. Хрена он вернется. Он подождет две недели и посмотрит, что будет. Страх и ярость. С этими эмоциями Солдат может работать. Других ему пока и не нужно. А может и никогда не будет нужно. Голод гонит его вниз с облюбованного насеста раньше, чем он планировал — в полночь. Рука и сломанные ребра уже заживают. Они еще чувствительны, но теперь он может двигаться. Он крадется по темному лесу тихо, будто зверь, логичные пути оперативного планирования успокаивают его, утихомиривая бардак в голове. Он рассматривает здания на краю парка, ищет возможность. Вот она: университет. Парень из студенческого братства, спотыкаясь, плетется домой с вечеринки, срезая путь через темные кусты, и не видит возникший позади призрак. Он пугается зажавшей рот руки, но уже слишком поздно. Солдат оттаскивает парня и прислоняет к дереву, как будто тот перебрал. Избавляет его от толстовки, кепки, телефона и ключей от машины. В городе разжиться вещами слишком легко. Он садится в машину парня и просматривает карты на телефоне, запоминая маршруты и составляя планы. Бак машины полон лишь на четверть, для начала хватит. Отъезжая, он выбрасывает телефон из окна машины в траву, рядом с лежащим бессознательным парнем. Они могут выследить его по краденому телефону. Дальше по дороге, возле общежития, припаркован мотоцикл разносчика пиццы, водитель забирает две верхние коробки с пиццей из заднего контейнера и звонит в дверь, дожидаясь покупателей. По возвращении он находит контейнер пустым, остальные коробки исчезли. Солдат едет на юго-запад, жуя пиццу и прослушивая новые рапорты по радио о катастрофе в Вашингтоне. Мысленно составляет список необходимых вещей — у него ведь больше нет оперативной команды, чтобы обеспечивать его: Деньги. Другая машина, не та, которая угнана поблизости от его последнего местонахождения. Больше оружия и более дальнобойного (торчать на том дереве без винтовки было определенно неправильно; при этой мысли крутит желудок). Безопасное место, чтобы спрятаться. Способ добыть информацию. Он ловит свое отражение в зеркале заднего вида: фу. Душ. Чистая одежда. Это кажется непреодолимым, но если он обустроится и не будет слишком ломать мозги, то обширные резервы его оперативных навыков возобладают. Просто не нужно давить. Хорошая новость — в радиорепортажах про него ничего нет. С улыбкой он лезет в следующую коробку пиццы. Думается, три рухнувших с неба хелликерриера затмевают небольшую вооруженную стычку на шоссе. А тот блондин, которого он знал, был Стив Роджерс, Капитан Америка, и он жив. Он примечает стоянку грузовиков, проезжая мимо, затем едет еще 20 миль до маленького городка с железнодорожной станцией. Паркует машину возле вокзала, все протирает, доедает последнюю пиццу, затем бежит обратно на стоянку грузовиков. К этому времени уже 4 утра, мир погружен в сон, и на стоянке тихо. И, аллелуйя-мать-вашу, в кармане толстовки парня из колледжа обнаруживается 20 долларов. Солдат принимает душ, приобретает футболку чтобы прикрыть тактический жилет и не приходилось доверху застегивать толстовку (может, это и перебор, но жилет подбит кевларом, так что пока снимать не будем), и еще остается на кофе. Не то чтобы кофе как-то помог его метаболизму, но прислониться к стене, грея руки о теплый бумажный стаканчик — это повод задержаться на маленькой станции заправки с магазинчиком и послушать, что говорят входящие и уходящие люди. Двое водителей грузовиков обмениваются приветствиями, выбирая упакованную в пластик выпечку. Обычная вежливость: как дела, куда едешь, что везешь. Солдат слышит, как женщина говорит, что везет апельсины в Рочестер, и в его мозгу возникает карта. Подойдет. Апельсины в Рочестер — это отлично. Он выскальзывает наружу, пока она болтает с подругой. Несложно догадаться, какой грузовик принадлежит ей. Мотор еще теплый, трейлер благоухает апельсинами. Грузовик с рефрижератором — этого он не учел, но… он ухмыляется. Может быть, холод поможет расслабиться, вроде крио. Он надеялся, что такой будет смерть, когда ему наконец позволят умереть. Металлической рукой он ломает замок сзади и проскальзывает внутрь, закрывая за собой дверь. Карабкается на ящики с апельсинами и укладывается. Апельсины пахнут… приятно. Он лежит, окруженный этим запахом, грузовик отъезжает, и легкая тряска убаюкивает его. Он не может припомнить что-нибудь столь же приятное (голубые глаза светлые волосы, надежда и мука на лице). Ладно, порядок, это было… с этим мы подождем. От этого шрапнель в голове болит. Он думает, что раньше знал множество вещей, но прямо сейчас ограничивается одной: Апельсины пахнут приятно. И он разрешает себе четыре часа сна. Проснувшись, он приоткрывает на дюйм дверь и смотрит на убегающую дорогу. Они приблизительно там, куда ему нужно, едут через широкую холмистую просеку в Пенсильвании, где нет почти ничего, кроме деревьев. Хотя, сейчас позади грузовика слишком много машин, чтобы ускользнуть. Он лопает апельсины и ждет. Запах у них лучше, чем вкус. И вот наконец крутой левый поворот на шоссе, грузовик съезжает на медленную полосу, и он, пригнувшись, прыгает через ограждение, перекатывается по грязи и листьям на другой стороне. Боль вновь прошивает живую руку и ребра. Но он выбрался, он свободен, и никто понятия не имеет, где он находится. Возможно, включая меня самого, — думает он. Или: — Эй, а кто же я такой. Ох, боже. Зря он об этом подумал. В голове опять воцаряется бардак. Нет, утихните, бедлам и битые осколки. Еще рано. Еще не ваша очередь. Следующие задачи: Укрытие. Еда. Способ добыть информацию. Лучшее оружие. Встал и пошел, Солдат. Милю Солдат пробирается на северо-запад через лес, а затем, после пересечения реки, начинает смотреть. Он надеется на свежие следы оленей, но чего нет, того нет. И понятно, почему: поблизости медведь. Он видел отметины на стволах деревьев, отпечатки, помет. Очень близко, теперь он может учуять жир с его шерсти… и что-то еще. Что-то, заставляющее его сморщить нос… искусственная клубника? И дым сигареты. Он взбирается на скалу и с подветренной стороны рассматривает небольшую поляну внизу. Охотник (сигарета) сидит на старом древесном стволе, на его коленях лежит сандвич в целлофане, сбоку пристроена винтовка. Рядом с ним 12-летняя девочка (искусственная клубника) в розовой кепке и с ужасной дешевой винтовкой. Тоже розовой. Перед ними здоровенный самец черного медведя. Люди напуганы. Медведь голоден. Солдат наблюдает. Очевидно же: бросаешь сандвич на землю рядом с медведем, а затем, когда тот наклонится за ним, ты стреляешь. Всего и дел. Но нет. Девчонка начинает кричать, плакать и пытается выстрелить в медведя, и Иисус рыдает, это же выстрел в упор, мать вашу, и она промахивается, только оцарапывает плечо медведю, и вот теперь зверь действительно разозлен, и папаша неуклюже хватается за свое ружье и роняет его на землю, восемью футами ниже. Сандвич так и лежит у него на коленях. Девочка пытается выстрелить еще раз, но забывает вставить новый патрон. Глупость их действий Солдата злит. Он вздыхает и на секунду прислоняется лбом к прохладной и твердой скале. Потом устраивается посмотреть, как медведь убивает людей. Медведь дерет ствол дерева, и люди опять орут. Девчонка почти ломает скобу на своей дешевой маленькой Barbie’s First.22. Солдат размышляет о сигаретах, и что прямо сейчас не отказался бы от одной. Когда он курил в последний раз? Он не помнит. Но сейчас хочет сигарету. В нагрудном кармане отвратительной камуфляжной куртки охотника торчит пачка. Иисусе, камуфляж гражданских ужасен. Медведь ревет и снова рвет когтями ствол, и тот разваливается на части, люди валятся на землю. Упав, мужчина вопит от боли. Солдат хмурится, надеясь, что сигареты не помялись при падении. Медведь поднимается на дыбы для смертельного удара. Солдат выхватывает Глок из кобуры на бедре, встает одним плавным движением и дважды стреляет медведю в заднюю часть головы. Медвежьи мозги разлетаются по людям. Что, с точки зрения Солдата, улучшает вид отвратительного камуфляжа. Он садится на скалу и ждет, пока люди перестанут психовать, лениво осматривая Глок на предмет загрязнения после недавнего заплыва в Потомаке. Люди приходят в себя, папаша сжимает свое запястье и частит спасибоспасибоспасибо, снова и снова, а девочка просто рыдает. Солдат убирает Глок в кобуру. — Сигаретой угостите? — спрашивает он, спрыгивая вниз со своего скалистого насеста и мягко приземляясь перед ними. Голос у него грубый и хриплый от долгого молчания. Мужчина протягивает ему всю пачку, и Солдат, удивляясь сам себе, забирает ее, дважды похлопывая ей по тыльной стороне руки (Почему? С какой целью этот жест?) затем выуживает две сигареты, одну засовывает между губ, другую переворачивает и убирает обратно в пачку (Зачем я это сделал?). Мужчина предлагает ему зажигалку. Он закуривает. Это… приятно? Некоторым образом это знакомо. Не так приятно пахнет, как апельсины, но лучше, чем те были на вкус. Он прячет пачку в своей толстовке. — Впечатляющая стрельба, — говорит мужчина. (Нет, дурень, нечему тут впечатляться, — думает Солдат). — Вы — ветеран? Солдат кивает, один маленький паззл в его мозгу переворачивается, и прежде чем он успевает обдумать ответ, выдает: — Армия. 107й, — и понимает, что это правда. Или была. Когда-то. Делает еще затяжку. Сигареты, как и кофе, полезный помощник в продлении беседы. — Я снайпер. — О? Где служили? Еще одно пожатие плеч. — Да почти везде. Мужчина протягивает руку. — Что ж, Я Боб, а это Кайли, — он указывает на девочку, которая наконец перестает истерить. — Чертовски приятно познакомиться с вами, эээ… Еще один кусочек сдвигается в голове. Барнс. Сержант. 32557038. — Барнс. — Что вы делаете в Саскачеване, Барни? — Господи, этот тип задает слишком много вопросов. Солдат вздыхает и делает еще затяжку. Лучшая ложь — близко к правде, сообщает призрачная часть мозга оперативника. — Пара недель отпуска, — говорит он. — Мой последний рейд был неудачным. Он смотрит на девочку, которая таращится на него со странным выражением, которое он не понимает. — Кайли? — окликает он, не выпуская сигареты изо рта. Она кивает, распахнув глаза. — Ты сама выбирала ружье? — она снова кивает. Он давит сигарету о камень и выжидающе протягивает руку. Спустя минуту до нее доходит, чего он хочет, и она отдает ему розовое ружье. Он берет его двумя руками и ломает. Тут же осознает свою ошибку, когда видит их лица. Тьфу. Гражданские не могут ломать ружья пополам, даже ужасные и дешевые. Глупо. У девочки такой вид, будто собирается снова разреветься. Почему с людьми так сложно? — Смотри, — говорит он, опуская здоровую руку ей на плечо и присаживаясь на корточки, чтобы заглянуть в глаза. — Это было позорище, а не винтовка, и тебе лучше без нее. Поверь мне. Если хочешь научиться стрелять, купи самое лучшее ружье, какое только можешь, и практикуйся с ним, пока это не станет второй натурой. Если не хочешь стрелять — никогда больше не бери в руки оружия. Оба варианта подойдут. В беду заводит путь посередине. Поняла? — он поднимает взгляд на ее отца. — К вам это тоже относится. У отца сердитый вид. — Почему вы… я охотился в этих лесах с тех пор, как… — Мне плевать. Между прочим, медведь принадлежит мне, — и кстати, приятель, сигареты и зажигалку ты тоже не получишь. Он пристально смотрит на них, и отец безуспешно пытается ответить столь же твердым взглядом, потом хватает девочку за руку и топает прочь, бормоча под нос ругательства. Девочка кротко смотрит на него через плечо, пока может видеть. (Почему?). Они оставляют сандвичи и ужасную.22 папаши. .22 убожество, а не винтовка, но все же с ней лучше, чем вообще без винтовки. Солдат тащит тушу медведя вдоль скалы, пока не находит маленькую пещеру. Быстро проверяет периметр: вокруг на милю — никого; с дерева ничего, относящегося к людям, не видно еще на пять миль. Он поневоле радуется, что завладел прицелом Ужасной Винтовки. Вернувшись в пещеру он раздевается и разделывает тушу медведя. Этой ночью он готовит медвежьи стейки на костре и ест, пока не чувствует себя тяжелым и сонным, затем выкуривает сигарету. И прямо перед тем, как заснуть, Солдат осознает, что больше не боится. Что хочет выжить. *** В последующие несколько недель начинает возвращаться память. Сначала это случайные образы и фрагменты, затем электрические контакты между ними, скачки причинно-следственных связей. Главным образом он торчит в глуши, потому что ежедневные усилия, требующиеся для существования вне радара, делают оперативную, расчетливую часть его мозга счастливой. Чем больше он концентрируется на конкретных деталях выживания, тем меньше шансов, что богадельня его воспоминаний подбросит что-нибудь эдакое. Одни дни лучше, чем другие. Хуже всего оказываются день (и ночь) грозы. Он застревает в пещере под непрерывным дождем на шесть дней своей после-Гидровской жизни, и компанию ему составляют только гром и молнии. Именно тогда он вспоминает войну, и Стива, и Аззано. Красного Черепа и падение с поезда. В тот день он как никогда близок к потере контроля над остатками разума. Все светлые обломки, которые он старался поймать и собрать, просто падают в воющую пропасть и не оставляют ничего, кроме подступающего безумия. Он пробует все: упражнения, пение, крики, плач и раскачивание в углу, выходы под дождь, черт, бег под ним, пока не выматывается настолько, что не может бежать дальше. Ничего не срабатывает. Приходится прибегнуть к длинным медленным порезам ножом на руке и бедрах — боль позволяет держаться в фокусе. А затем от потери крови он теряет сознание. Он просыпается двумя днями позже (наверное), на месте порезов — только розовые рубцы. Он умирает от голода. А сигарет больше нет. Пора искать город. К этому моменту Солдат уже начинает становиться человеком по имени Барнс, или хотя бы возвращаться к тому, чтобы вновь им стать. Этот другой человек\он сам, Джеймс Бьюкенен Барнс, накапливается в бездне его головы, медленно заполняя ее. Неуверенно, но процесс идет. Появляются маленькие островки личности, соединяются. Это неплохо. Ну, то есть, кое-что плохо. У этого человека, Баки, сохранились некие ужасные, ужасные воспоминания, но Солдат обнаружил, что может отодвигать их в сторону и не думать о них, и только он выбирает, когда это делать, а не машина, и капа, и ужасная тошнота, и опаляющая боль, а потом: у тебя больше нет воспоминаний, бако. Ярость на миг вновь разгорается изнутри, и часть его надеется, что Гидра попытается прийти за ним, чтобы он мог выразить свое отношение к обнулениям, используя свои голые руки и их кишки. Охотясь и обходя периметр, он узнал, что приблизительно в 20 милях расположен приличных размеров город. Он подходит к его окраине в сумерках, и, притаившись в тени возле придорожной закусочной, слушает, как осушивший несколько кружек пива после трудового дня работяга спорит по телефону со своей далекой подружкой. Вскоре работяга лишается бумажника. Сигареты куплены. За ними следуют гамбургеры и картошка-фри. По несколько порций. Официантка в забегаловке посмеивается над ним, в ответ он меряет ее тяжелым взглядом. Она открыто хохочет, когда увидев у проходящих ребят горячий шоколадный пломбир, он заказывает и его тоже. Библиотека на ночь закрыта, и он бредет к мигающей неоном вывеске придорожной закусочной с изображением пива, передумывает, и забирается на крышу библиотеки, чтобы поспать. Летняя ночь сухая и ясная, луны почти не видно, Млечный Путь во всей красе протянулся по небу над ним. Солдат вспоминает прежние ночевки на крыше, жаркие летние ночи в городе, запах асфальта, и голубиного помета, и отработанного газа, и мусора; затмевающий звезды смог, но рядом с ним — Стив, и все в этом мире правильно. Он просыпается на рассвете следующего дня, снова заглядывает в закусочную: блинчики, бекон, кофе. Официантка — пожилая леди, которая над ним не смеется. Преимущество: пожилая леди. Его тело влегкую сжигает огромное количество калорий. Добавляем сюда исцеляющиеся раны в его мозгу и остальном теле — и можно спокойно удвоить количество калорий. Хотя, сегодня будет легкий день. День сбора данных. Вскоре после открытия он приходит в библиотеку и усаживается возле одного из компьютеров. К этому времени все, слитое ЩИТом, уже расползлось по Вики, и он быстро просматривает информацию, оперативная часть мозга с фотографической точностью запоминает важные даты. Далее новости: Пирс мертв (легкое чувство разочарования); Стив жив и здоров. Многие высшие функционеры Гидры арестованы и ожидают суда. О нем самом очень мало. Предположительно, погиб. Что ж, вот и гребаные перемены. Информации по базам Гидры, отдельным от ЩИТа, немного, но его память уже встряхнулась и выдает имена, места и цели. Когда он уходит, библиотекарша, женщина средних лет с добрым лицом, улыбается ему и спрашивает, нашел ли он все, что хотел. Он отвечает: да. Она кивает и произносит одно слово по-русски, и он чувствует, как наваливается тьма, и пол летит навстречу. *** Он просыпается в кузове грузовика. В руке торчит игла для внутривенного вливания, предположительно, с седативами, но его тело уже начало выталкивать иглу из вены, и этого пока никто не замечает. Такое чувство, что тело состоит из свинца. Металлическая рука отключена; она лишь мертвый вес сбоку. Пластина на плече свободно болтается, должно быть, они извлекли источник энергии. Он знает, что этот грузовик не такого типа, который обычно используется для его транспортировки, как и седативы (те были намного сильнее, содержали нейротоксин, и после них он ощущал себя подогретым мертвецом). Но опять же, сейчас в Гидре неразбериха. В комме трещит голос. — Эй, Рейс. Мы пересекаем Гудзон. Как там Спящая Красавица? Парень по имени Рейс встает, подходит к Солдату, вытаскивает один из его чертовых метательных ножей и тычет им в живую руку Солдата. — Все еще в полной отключке. Йо, с их слов я решил, что этот парень тот еще кошмар. А свалился как колода. — Аа. Он реликт. Но они хотят вернуть его, — отзывается комм. — Думают, что смогут выманить на него Капитана Америку. Вот как. Солдат сквозь ресницы оценивает ситуацию: пятеро вооруженных солдат Гидры на сиденьях вдоль грузовика. Рейс с его ножом. Камер на виду или видеосвязи с водителем нет. Он лежит на столе, крепления на груди, поясе и щиколотках. Одна рабочая рука. Оружия нет. По уши накачан седативами. Да никаких проблем. Рейс отворачивается и говорит что-то остальной команде и в тот же момент грузовик, должно быть, въезжает на мост — громко визжат шины и скрипит металл. Солдат напрягает мускулы и вырывается из ремней, набрасывается на Рейса. Из-за мертвого веса металлической руки баланс у него нарушен, но он все же ухитряется одной живой рукой сломать шею Рейсу. Подхватывает выпавший из его руки нож и оборачивается, нанося удар ногой с разворота в грудь одного из сидящих наемников Гидры, распарывает горло другого. Остаются трое с другой стороны. Из них: один парализован страхом, другая собирается вякнуть что-то в комм, а третий вскидывает штурмовую винтовку. Маленькая Мисс «Я собираюсь наябедничать водителю» получает нож в глаз. Солдат бросается на парня с винтовкой, перекатывается через стол, и затем ныряет под дуло ружья и бьет ладонью, вбивая носовой хрящ противника в мозг. Испуганный обмочился. Солдат стоит над ним. Тот не вооружен, смахивает на ученого. — Маячки. Где, — спрашивает Солдат. Только так они могли его найти. Какой-то чип в его руке все еще докладывает Гидре. Ученый заикается: — П-платы А3 и F6. A3 — в п-плече…. Солдат закатывает глаза. — Тьфу, да знаю я названия и расположение плат в моей собственной проклятой руке. Ученый старается съежиться еще сильнее. — Простите! Простите, я не знал, не знал, что вы… Солдат вскидывает бровь: — …Человек? Ученый сглатывает и кивает. Солдат вздыхает и протягивает живую руку. Ученый нерешительно тянется пожать ее, но Солдат шлепает по его ладони. — Источник энергии, идиот. И шестиугольный ключ. Ученый бледнеет и выуживает из сумки на своем боку небольшой, сияющий синим цилиндр вместе с маленькой отверткой. — Простите, — квакает он. Солдат усаживается на столе, скрестив ноги, быстро и четко открывает специальные панели на руке, вставляет источник энергии и изымает два маячка. Закрывая руку, он слышит, как она возвращается к жизни, и улыбается. Снова целый. Медленно и молча он проходит короткую дистанцию до ученого, который начинает бесконтрольно трястись. Металлической рукой Солдат поглаживает его лицо, и тот начинает рыдать, издавая ноющий, мерзкий звук. С приглушенным щелчком шея ученого ломается, и больше в кузове грузовика никаких звуков не слышно. Солдат находит, куда они убрали его оружие, реквизирует комм Рейса, штурмовую винтовку и множество запасных обойм. Прихватывает всю наличность у мертвых наемников Гидры и их бумажники, а затем удобно устраивается на столе, дожидаясь, прибытия в точку назначения. Грузовик начинает замедлять ход, и в коммуникаторе звучит голос водителя. — Эй, Рейс, у нас порядок? Подъезжаем. — Да, объект все еще без сознания, — отзывается Солдат, подражая голосу Рейса. — Здорово. Жду не дождусь, пока не сбагрим эту проблему кому-нибудь. А именно — той жуткой русской дамочке. Солдат понимает, что речь идет о женщине из библиотеки. Женщине с вырубающими его кодами. Расчетливая часть его мозга начинает сыпать предложениями, и он выбирает самое простое, заканчивая подготовку как раз в тот момент, когда грузовик останавливается, заехав в здание. Они где-то в Гудзон Вэлли, приблизительно в 45 минутах от реки. Загородный дом Пирса? Скоро станет ясно. Кузов грузовика отпирают. Дверь распахивается, и женщина из библиотеки и два охранника таращатся на него, стоящего внутри, бодрого и окровавленного. — Сюрприз, ублюдки, — ухмыляется Солдат и начинает стрелять. Женщина из библиотеки что-то говорит, затем кричит, но Солдат пожимает плечами и показывает на свои уши, заткнутые оторванными от футболки полосками ткани. Затем стреляет ей в лицо. База располагается в одном из загородных домов Пирса, три подземных уровня под старым каменным амбаром в дальнем конце участка, который, скорее всего, даже не зарегистрирован на Пирса. Уходит около получаса, чтобы все вычистить. Здесь только минимальный персонал, и большинство пытается убежать, а не драться. Скучная работа, никакого веселья. К счастью, на базе находится для него запасное оборудование: чистая тактическая форма, маска и защитные очки. Хорошее оружие, включая отличный ВКС (российский крупнокалиберный снайперский комплекс — прим. переводчика, взято из Википедии), который он успешно использовал раньше. Амуниция. Гранаты. Запасные детали и пластины для руки. Он просматривает на компьютере контакты за последние несколько дней (его коды все еще действуют), а прочесав серверы в поиске файлов, уничтожает их. Ищет документы. Затем, исходя из того, что он сейчас сам за себя отвечает, а это утомительно, сложно и занимает слишком много времени, присваивает всю найденную наличность. Этой ночью, укрывшись в заброшенном доме с таким количеством китайской еды на вынос, коим можно накормить семью из пяти человек, он чистит оружие и наносит азбукой Морзе новую заметку на нож: «Маячки в A3 и F6». Занимаясь этой медленной и кропотливой работой, он планирует новые оперативные императивы на ближайшее будущее. Минуло только девять дней с момента падения хелликериеров. Десять дней с последнего обнуления. Его мозг еще не в порядке, и он это знает, но опыт с отключающими кодами показывает, что приоритетная задача — избавиться от любой другой невзорвавшейся артиллерии, которая может таиться в обломках его мозга. С помощью реквизированного у мертвого гидровца телефона он проводит дополнительные исследования. Потенциальное решение не слишком далеко, и опираясь на недавние сообщения Гидры, может получиться. Но… он смотрит на себя в зеркало. Господи, ну и видок. Толстовка покрыта сажей и кровью. От надетой под ней футболки оторваны полосы. Он грязен, небрит, и волосы сбились в колтуны. Его план нельзя воплотить в жизнь в таком виде. Черт, странно, что ему вообще продали еду на вынос. Оперативный императив: собери свое дерьмо, Барнс. … это что-то новое. Разнообразные осколки памяти всплывают вверх, рассказывая, что когда-то он весьма внимательно относился к своему облику. Что другие люди находили его привлекательным. Ну, другие люди, которые не Стив, к несчастью. Что он был известен своим лихим стилем. По ощущениям все еще кажется, будто эти воспоминания принадлежат кому-то другому, существуют позади стеклянной стены — только смотреть, но не трогать. Но иногда, когда он устает, как сейчас, то забывает, по какую сторону стены находится: на стороне Баки, глядя на Солдата, или на стороне Солдата, глядя на Баки. Он надеется, что прошлый-он был прав, когда оставлял послание на ножах. Что меньше, чем через неделю, в голове все наладится и соберется снова. Это чуть ли не хуже, чем когда все было кричащей пустотой. Он непроизвольно вздрагивает: очевидно, пустота тоже все еще здесь. Замечательно. Он доедает взятую на вынос еду и отправляется туда, где можно наблюдать за главной улицей симпатичного маленького городка на берегу Гудзона. Надо приглядеться к тому, что сейчас носят люди. Как выглядят, когда хотят хорошо смотреться и выйти погулять. Учитывая царящий в его голове бардак, очень необычно — сидеть в тени и смотреть через снятый с винтовки прицел на то, как люди идут танцевать. Желание оказаться по другую сторону стекла становится почти непереносимым. В круглосуточной аптеке по пути домой он приобретает все, что нужно, дабы привести себя в божеский вид до простого цивилизованного минимума: бритва, мыло, расческа, чистая майка. Постирав футболку, он вешает ее для просушки, затем усаживается, чтобы раздобыть еще информации. Следующим утром он находит место, где стригут волосы. Маленькое, светлое и чистенькое заведение, где управляются две девушки с татуировками и яркими волосами, как на карнавалах Кони Айленда. Судя по их виду, они вовсю прожигают юность: его типаж. И Солдат почти уверен, что затаившиеся агенты Гидры не носят сарафанов в цветочек с таким низким вырезом, что виден верх кружевного бюстгальтера. (Будущее: А+, — думает он). Та, которая с синими волосами и более темной кожей, сидит за столом с планшетом, и когда он спрашивает насчет стрижки, она зовет подругу. Подруга маленькая, бледная, со снежно-белыми волосами, мягкими и торчащими во все стороны, как у мальчишки. (Как у Стива в юности, услужливо подсказывает часть Барнса внутри него). Он объясняет девушке с белоснежными волосами, что у него ужасный ПТСР, и некоторых вещей делать нельзя, как например, заходить ему за спину с ножницами, это ОК? Ее карие глаза распахиваются с симпатией, и да, она согласна, она вполне может подстричь ему волосы, стоя перед ним, хотя, о, боже мой, садитесь. Да, Солдат с удовольствием выпьет кофе. Какую он хочет стрижку? Гм. Ха. В итоге, он смотрит на нее и говорит: — Меня долго здесь не было. Я просто хочу снова выглядеть хорошо, но не знаю, как это. Девушка похлопывает его по плечу и слегка придушенно говорит, что она сейчас включит музыку и сразу же вернется. Воздух наполняет нечто спокойное и блюзовое, с женским вокалом. Девушка возвращается со слегка покрасневшими глазами. Но выпячивает подбородок и уверяет: — Не волнуйтесь, я поняла. Затем она пробегает пальцами по его волосам, осматривает и выносит вердикт: — Ого, у вас симпатичные волосы, знаете ли, — а он не знает, слова вроде «симпатичный» не использовали по отношению к нему с тех пор как… ну, ни один обломок его воспоминаний не показывает ничего вообще насчет симпатичности. Ее руки на его волосах ощущаются чудесно. Ему приходится вынуждать себя не подставляться под прикосновения и не обнять ее за талию рукой. Господи, он-то думал, что справится со всем этим, сможет изобразить человека, а всего одно прикосновение девушки к его волосам, и он снова разваливается на куски, чуть все не испортив. — Вы в порядке? — спрашивает она. И он понимает, что отодвинулся от нее. — Да. Э, простите. Это было очень мило. Я просто… не ожидал. Она довольно улыбается. — Ладно, итак, я не могу стричь коротко. С такими чудесными волосами это просто варварство, поэтому я хочу попробовать кое-что другое, — она демонстрирует ему ножницы, которыми будет работать. У них закругленные кончики, отчего он чувствует себя куда спокойнее. Во время стрижки она наклоняется над ним, и от нее пахнет перцем и лимоном, и на ней красный кружевной лиф, и Солдат еще раз поздравляет себя с отличным исполнением фантастического плана. Она показывает ему станок. Он жужжит, но так и положено, все в порядке. Когда она заканчивает, волосы сверху у него остаются длинными, намного длиннее, чем было перед падением. Но затылок и виски чисто выбриты. Теперь он выглядит… по-другому. Современно. Как будто вписался в это время. Она показывает ему, как волосы можно убирать с лица с помощью эластичной резинки, в результате демонстрации ее руки снова в его волосах и, да, это все еще приятно. Запустив руку ему в волосы и отведя их назад, она смотрит на него, а затем на его отражение в зеркале и говорит: — Знаете, у вас глаза… просто потрясающие. И снова его латанная-перелатанная память не может ничем помочь с комплиментами, кроме комплиментов насчет эффективности убийства. Поэтому он краснеет. Вставая, чтобы расплатиться, он спрашивает, где можно купить одежду. Она возбужденно хватает его за руку, но ощутив твердый металл под толстовкой, меняется в лице. — Протез, — бормочет он, сразу застеснявшись. Показывает на руку. — Потерял руку за морем. — Обожемой, — восклицает девушка. — Благодарю за вашу службу, — и она обнимает его, просто обхватывает руками грудь и обнимает. А он себя ощущает самым большим гребаным лжецом в Соединенных Штатах. Его служба. На Гидру. Эй, хочешь узнать, кто убил Кеннеди? Девушка хватает воздух ртом и поднимает взгляд, отступая. Черт, он что, это вслух произнес? — Ничего, что я обнимаюсь? — нервничает она. — Нет, объятия — это очень мило. Хотя и неожиданно. Девушка и ее подруга с синими волосами подробно ему объясняют, где можно купить одежду, предложив развернутый обзор того, что ему следует и не следует покупать, и заставляют пообещать, что он потом вернется и покажет обновки. Их заразительное возбуждение заставляет его рассмеяться, и они не берут с него денег за стрижку. Смеха в его жизни тоже не случалось довольно давно. Одежда будущего замечательная. Все мягкое, вещи хорошо сидят, и вдобавок тянутся, так что в них можно сражаться. Если быть честным, ничто не сможет заменить его тактическое снаряжение для миссий, но он помнит, как часто стычки случаются помимо заданий. Теперь, когда у него есть опыт существования вне миссий, он считает, что это лучше, чем крио. Он возвращается обратно в парикмахерскую, застенчиво демонстрируя приобретенные вещи. Остальное в сумке. — Ну как? — спрашивает он, проводя рукой по волосам. Блондинка оглядывает его фигуру в узких черных джинсах, облегающей футболке, узкой темной толстовке и бархатном пиджаке, издает придушенный звук и машет руками в воздухе, кружится на каблуках и заявляет, что надо сменить музыку. Девушка с синими волосами смеется над ней, подмигивает ему и говорит: — Хоть мне и не нравятся парни в принципе, тут даже я бы соблазнилась. Почти. И они снова смеются. Он подходит к блондинке, которая что-то набирает на телефоне, обнимает ее сзади. Ужасно ее этим испугав, конечно. Телефон летит на пол. — Прости, - бормочет он. — Я очень тихо хожу. — Ничего, — отвечает она тихо, расслабляясь в его руках. — Спасибо вам. За все. Это трудно объяснить, но… спасибо, — он целует ее в макушку, обнимает на прощание и отпускает. На выходе синеволосая девушка учит его «давать пять» и стучаться кулаками. Отличный выдался денек. *** — Обожемой, — говорит блондинка. — А мы можем минуточку насладиться моментом? Ее подружка с синими волосами смеется над ней. — Лаура, твой типаж просто невероятен. Высокие, обиженные судьбой брюнеты. Серьезно, от того, чтобы стать твоей следующей ошибкой его отделяет лишь дюйм кожаной одежды. Лаура делает хватательное движение. — Ну лаааадно тебе, Соледад! Ты видела эти щенячьи глаза! Он так отчаянно нуждается в объятиях, и я — та девушка, которая ему их обеспечит! Предпочтительно голому, потому что у него чертовски соблазнительное тело. — Про Гленна ты тоже так говорила. — Гленну не были нужны объятия, ему нужна Р-Е-А-Б-И-Л-И-Т-А-Ц-И-Я. После недолгих размышлений, Соледад начинает что-то печатать на планшете, с которым сидит. — Знаешь, на кого он похож? — Что? — спрашивает Лаура, блондинка, глядя через плечо. — На милашку из Воющих. — Гм, — недоумевает Лаура. — Тот, на которого ты запала на прошлой неделе в «Самых Горячих в Истории»! На тумблере! Ты показывала его мне. — Неделя на тумблере все равно что 100 лет обычной жизни. Я… забыла? Соледад закатывает глаза. — Тот, о котором Капитан Америка толкнул речь вчера? Который погиб. Иди сюда, — она находит видео на ютубе и нажимает на воспроизведение. Соледад и Лаура смотрят, как Капитан Америка в день памяти говорит, что некоторые войны не заканчиваются для бойцов даже после возвращения домой, и как он все еще скучает по своему погибшему лучшему другу. Соледад возбужденно тычет пальцем, когда видео переключается на клип, где Кэп и его лучший друг смеются. — Видишь? — Хмм… Мммможетбыть? Но милашка вроде как тощий, а Следующая Ошибка сложен ого-го. — А, кстати, насколько тепло относился Кэп к своему другу? — Фу, Соледад, Капитан Америка — НЕ гей. — Мой гей-радар НИКОГДА не ошибается, Лаура, — Соледад машет руками перед экраном планшета, где Кэп немного плачет на видео, когда обращается непосредственно к погибшему другу. — Выхоооооди на свет, Кэп. У нас есть капкейки. А у моего старика случится удар. Они просматривают еще фото Баки Барнса, на сей раз более серьезно. — Эй, а вообще-то… — начинает Лаура, присматриваясь. — Угу, точно? — Соле, как ты думаешь, это будет сталкерство, если я щелкну его в следующий раз, когда мы его увидим? — Абсолютное сталкерство. Я его отвлеку, а ты сфоткаешь. Затем мы пошлем фото Капитану Америке, и может быть они влюбятся друг в друга, и я вернусь домой в Техас и полюбуюсь, как предки будут брызгать слюной и исходить дерьмом, когда они поцелуются. *** ***