nanbaka the drabbles

- Хочу посмотреть. Просьба сбивает с толку, и Кенширо удивленно замирает по ту сторону решетки. Протянутая сквозь толстые прутья рука настораживает. Ладонью вперед, и Кенширо чувствует идущее от нее легкое тепло. Повисшее марево тишины прожигает едва слышный писк сигнализации. Мусаши не видит, но кажется, что смотрит прямо в глаза. Он усмехается и ждет, а Кенширо не понимает. - Посмотреть что? - Подойди ближе. Тихий вздох прорывается наружу сквозь невысказанные слова. Кенширо подходит, он слишком устал, чтобы разбираться, а впереди еще много дел. - Если это какая-то ерунда, то… Мягкое тепло прикасается к щеке, заставляя проглотить ненужное окончание ненужной фразы. Кенширо поражен, разгневан и озадачен – все разом. Кажется, необходимо что-то сказать, а лучше крикнуть, напугать, отогнать, но чужая ладонь греет его щеку, и все слова теряются на вдохе. Ладонь у Мусаши жесткая, сильная, но идущее от нее тепло ласковое, как солнечный луч в весенний полдень. Шершавые пальцы чуть надавливают на кожу, медленно водят подушечками, поднимаясь к виску, оглаживая лоб и проскальзывая вдоль носа. Едва заметная горбинка вряд ли чувствуется под пальцами, но Мусаши усмехается. Рука снова касается щеки, и большой палец проводит по тонкой коже под глазом, едва касаясь повязки. Мусаши хмурится, двигает руку выше, цепляя пальцами ткань, но останавливается. Чувствует, что дальше нельзя. Ладонь снова замирает на щеке, а у Кенширо сердце – предательский орган – пропускает удар. Сознание пронзает мысль, что не будь чипа, что будь у Мусаши сила, он бы сжег своего надзирателя за секунду. Не осталось бы даже пепла. Огонь из самой Преисподней охватил бы его мгновенно, слизывая кожу и глодая кости. Страшно от осознания, что внутренняя теплота, греющая эти руки, может стать инфернальным пламенем, что уничтожит все на своем пути. Кенширо вздрагивает, стоит ему вспомнить эти огненные столбы, ярко-оранжевые всполохи и обжигающий воздух. И в этот миг ладонь сильнее прижимается к щеке, а большой палец нерешительно касается уголка губ. Мусаши усмехается снова, а Кенширо радуется, что тот не видит, как стремительно краснеют его щеки. Господи, ему так стыдно и так приятно. Палец скользит из одного уголка в другой, а затем замирает по центру, слегка оттягивая губу вниз. Кенширо тщетно пытается представить перед собой директора Хьякушики и раз за разом терпит поражение. Перед глазами стоит Мусаши, а на губах – его тепло. Щеку внезапно обдает сквозняком, и Кенширо, не раздумывая, словно ластящийся щенок, тянется за удаляющейся ладонью, едва не утыкаясь лицом в прутья решетки. Холод отрезвляет и сгоняет краску с лица. Хорошо, что Мусаши ничего не видит. - Странно, что начальница не запала на тебя, песик, - усмехается Мусаши, невидящим взглядом смотря на собственную руку. – Но это хорошо. Надзиратель трясет головой. Ему холодно и он снова ничего не понимает. - Что?.. – Кенширо подается вперед, цепляясь руками за прутья. – Эй, 634-й! Ты о чем? Мусаши отворачивается, и прежде чем Кенширо успевает открыть камеру, в коридор заглядывает один из смотрителей. - Йозакура-сан, вас вызывает госпожа Хьякушики. Кенширо торопливо шагает на выход, он не собирается заставлять начальницу ждать. В пустом коридоре прохладно, но ему кажется, что слепые глаза Мусаши прожигают его спину. Как когда-то его пламя прожигало землю и камень. У двери Кенширо подносит ладонь к губам. Все еще горячие. Даже сквозь перчатку.