Мы все немного...

Они друг другу ни в чем не клялись и ни в чем не признавались, точно по негласному табу. Хватало и того, что чувствовали, а слишком часто повторяемые слова всегда обесцениваются. Поэтому им хватало многозначительных задумчивых взглядов, случайных прикосновений, а избитые фразы о любви таились в диалогах, которые, казалось, вовсе не относились к этой теме. Но жизнь состоит из мелочей, и не тот любит, кто громче всех кричит об этом. Порой одни и те же действия содержат разный тайный код, послание, шифр. Валерия поняла это, когда привычные будни окрашивались совершенно иным настроением в присутствии Бугимена. Уже отнюдь не страхом. Прошло три месяца с тех пор, как она спустилась на дно кошмарных снов, с тех пор, как он вспомнил свою истинную природу. Что ж… Поначалу им обоим было тяжело: мучило воспоминание-сон, видение сеяло неловкость. Вскоре он пытался извиниться за что-то, то пропадал, то вновь проявлялся, нервный и усталый. Кажется, он теперь во всем обвинял себя. Валерия тоже поначалу не могла отделаться от последствий стресса, но вскоре они поняли, что способны преодолеть это смятение только вместе. — Не пропадай вот так, пожалуйста, — в конце концов, решительно сказала Валерия. — Тебе плохо одной? Без меня… ведь я… — он сжимал кулаки, озирался, точно боялся вновь провалиться во тьму своего проклятья. Но две тени его безумия и жажды власти больше себя не проявляли. И хотелось верить, что они покинули навсегда. Он ведь тоже устал вечно с ними сражаться. Когда они брали верх, от человека в нем ничего не оставалось, только черный песок. Однако за последнее время все переменилось, потому что он сам захотел измениться. Спасти можно только тех, кто хочет быть спасенным. — Я вижу, что тебе плохо одному! — восклицала Валерия, несмело добавляя: — Ну и… мне тоже. Она знала, что ему уже никогда не стать человеком, впрочем, для нее он был совершенно неотличим от людей. Особенно, когда крепко и нежно обнимал, приникая к ее губам долгими поцелуями, от которых сладостно кружилась голова. И вовсе не лед пронизывал тело, и вовсе не страх. Страх остался для тех, кто заслуженно видел дурные сны. Валерия ощущала себя в какой-то мере ответственной за этот установившийся баланс. Хранители Снов больше не пытались ее спасти, не происходило сражений и с Королем Кошмаров. Он сам больше не искал битв. Так проходили дни и ночи, чаще он приходил к ней ближе к вечеру, все-таки любезно не мешая работать. Валерию все устраивало. Если бы в жизни удалось остановить некий алгоритм и прокручивать его до конца дней, то она бы выбрала именно их встречи через три месяца, когда душа буквально пела. Вернее, две души, в чем и заключался сокровенный смысл. В целом, ничего особенного не происходило, но все та же странная повседневность перестала давить безнадежными метафорами. Даже утром, когда голова болела от неисправимого недосыпа, мир уже не казался столь мрачным, даже в «час пик» метро — Валерия вглядывалась в лица и замечала, что вокруг нее тоже люди с какими-то своими проблемами, и вполне симпатичные люди. Если на работе или где-то еще все же выматывали нервы, она знала, что вечером сможет подойти к своему Королю Кошмаров, обнять его, спрятав лицо на его жесткой жилистой груди, а он будет гладить ее по волосам, шепча, что они пахнут гвоздиками и анемонами. Валерия понятия не имела, каков аромат у анемона, но этого и не требовалось. А если она снова пыталась опуститься на дно беспричинной депрессии, то он применял другую тактику, и затевал какой-нибудь весьма бессмысленный, но острый спор. И разгонявшийся по венам здоровый адреналин отрезвлял ее, как прыжок в прорубь. Впрочем, такие же меры порой приходилось применять и к нему. Раны его души были глубже, оттого ныне проявлялись реже, но болели сильнее. Они отвлекали друг друга от кружившей вокруг них тьмы апатии и всех возможных негативных чувств. Поделом им, пусть остаются за плотно закрытым окном, которое уже скрывали зеленые шторы. — Шторы? А если я в них запутаюсь как-нибудь? — рассмеялся Бугимен, когда Валерия их разворачивала, но в итоге легким мановением магии сам же и повесил. — Через стены проходишь, Кошмарное Величество, а в шторах запутаешься. Это уже какие-то чудо-шторы у меня! Ну что тут посоветовать? Только научиться пользоваться дверьми, — отвечала бойко Валерия, дивясь, как изменился ее обычно тягучий глухой голос. Теперь он искрился, точно солнечный луч в гранях хрусталя, переливаясь оттенками смеха. И они оба улыбались по пустякам, стараясь навсегда забыть, что сковывают какие-то преграды, условности и прочее… Для них, как выяснилось, никаких правил не существовало. Больше всего Валерия ценила не споры и не воспоминания, а совершенно обыденные бытовые разговоры, зачастую поразительные по своей простоте ситуации. Они и составляли ткань мироздания, казалось, они-то ее и поддерживали наряду с мужественным подвигами и великими открытиями. День за днем, как вышивку из бисеринок. — А ты очень неплохо варишь кофе. Для духа. Они сидели у нее на кухне. Король Кошмаров слегка улыбался, глядя, как Валерия опасливо пробует из небольшой чашки горячий напиток. Она же боялась обжечься, точно любопытная кошка, которая гуляет по кромке пруда. Но вскоре с опаской пробовала и жмурилась от удовольствия. В ее семье никто не следовал ритуалам приготовления кофе, так что она понятия не имела, что это за великое действо. Зато Бугимен показал ей представление с мастер-классом. Никто бы не догадался, каким любителем и знатоком кофе он оказался. Сам откуда-то принес антикварную турку и лучшие зерна, вместе с ними в подарок ветку орхидей, совершенно свежих, наполнивших квартиру симфонией благоухания. Посмеиваясь и комментируя, предложил попробовать напиток. Валерия еще укоряла себя, что поначалу не очень-то верила, что ощутит разницу между растворимой ерундой из банок и тем, что преподнес ей Король Кошмаров. Он и сам теперь явно наслаждался результатом своей недолгой работы. Надо сказать, кофе он варил без применения какой бы то ни было магии. — Будто духи не имеют право пить кофе, — насмешливо проворчал Король Кошмаров, но в голосе его уже давно исчезли нотки бесконечной издевки. Казалось, они сами растворились, когда Валерия дала отчетливо понять: «Зачем ты защищаешься от меня таким тоном? Ведь я вовсе не хочу причинить тебе вреда». И он осознал, что так общаются только с врагами, а они… уже не враги, но и не друзья. Совсем не друзья, потому что значили друг для друга неизмеримо больше! Но ни единым словом не выдали себя, словно боялись, что кто-то подслушает и утащит их тихий покой посреди безумного мира. Они просто с упоением наблюдали друг за другом, за чашками в руках, за едва уловимыми улыбками, в которых неизбежно хранился оттиск боли. И все же с каждым днем она все отдалялась, ее заполняла новая реальность, где никто не ссорился и не кидался телефонами. Валерия смеялась над собой из прошлого за мысли, будто ее запрограммировали только на такое поведение. Теперь бы ей и в голову не пришло устраивать скандалы из-за мелочей, стоило взглянуть на него, в эти медные глаза, которые мерцали уже не болотными огнями, а путеводным теплом дружеского костра. Впрочем, им и не суждено было всецело погрузиться во все мелочи жизни на правах обычных людей. Может, к лучшему… — Да! Черный-черный для черного-черного человека, — легонько подкалывала Валерия, замечая, как тонкие губы Бугимена кривятся в улыбке. И странно было видеть именно радость на его лице. Казалось, он совсем ожил, совсем стал человеком. — Ну, зеленый чай и белое вино тоже ничего, — отвечал он, с грацией жонглера покручивая хрупкую чашечку на длинном пальце. — Как ты можешь рассуждать так о напитках, если тебе не нужно ни есть, ни пить? — все еще удивлялась Валерия, однако прикусывала язык, чтобы не напоминать им обоим лишний раз о принадлежности к разным мирам. — Ощущение вкуса осталось, — задумчиво сощурился он, но отставил чашку и перегнулся к собеседнице через стол, приближаясь вплотную к ее лицу. — Иначе… я бы не знал, какая ты вкусная. — Только не говори, что сладкая, — отмахивалась Валерия, но украдкой уже гладила его волосы, острые скулы и резко обозначенные на треугольном лице виски. — Нет, это явно не про тебя. Ты как кофе, — он объяснил, намеренно растягивая слова: — Насыщенный кофе, с нотками горечи, который порой может обжечь. Но одновременно пленяющий своим ароматом и неуловимыми оттенками вкуса. — Ты тоже, — кивнула задумчиво Валерия. — Мы все немного кофе.