Любимый хулиган

"Я смогу! Я докажу! Я покажу!" Вот уже неделю эти слова на огромном плакате мозолили глаза всему Питерскому отделению полиции, а также всему населению славного города Санкт-Петербурга. На всех билбордах и стенах города с плаката на мир и граждан смотрел кандидат в депутаты от партии "Россия" Позов Дмитрий Тимурович. Это был интеллигентного вида молодой человек с короткой прической и карими глазами, смотрящими на избирателей сквозь тонкую золотую оправу очков. "Я смогу! Я докажу! Я покажу!" Эти слова были его лозунгом, только совершенно непонятно, что он сможет, кому что докажет, а главное - покажет. Понятней стало, когда в один из дней прямо над умной головой депутата образовалась яркая радуга. Она присутствовала на всех плакатах, которые были развешены на Невском проспекте, и радовала глаз как жителям города, так и его гостям. Великий художник, который за ночь успел оставить свой след в мире искусства, сейчас сидел в отделении полиции и с улыбкой разглядывал сидящего напротив темноволосого мужчину с погонами старшего лейтенанта, в свою очередь рассматривающего плакат и изредка бросающего взгляды на высокого худощавого парня напротив. — Так, ладно, допустим, красиво. Почему радуга, Шастун? Что за пропаганда ЛГБТ? — Да никакая не пропаганда. Он реально пидор. Они там все такие в правительстве. — Шастун, — рыкнул старший лейтенант, и парень вздрогнул. — Ну радуга же яркая, красивая. Если вам не нравится, я могу в следующий раз что-то другое нарисовать. — Никакого следующего раза не будет, Антон, — мужчина громыхнул папкой, — Ты меня достал уже, позавчера всю витрину магазина изрисовал. — Так это же сексшоп. — Это не дает тебе право изображать на нем половой акт во всех подробностях, — мужчина вздохнул, устало потер переносицу. — Это хулиганство, Антон, ты понимаешь это? Ты в прошлый раз отсидел уже пятнадцать суток. Тебе мало? — Вы тогда все равно в отпуске были, — вздохнул парень, тряхнув своей светловолосой головой, и поправил один из своих многочисленных браслетов на запястье, который так и норовил соскользнуть с худой руки. — Антон, я не понимаю, что происходит. Ты же умный парень, студент, будущий художник. Что за фигню ты творишь? Да только за эту неделю ты уже третий раз сюда попадаешь, и все в мою смену. Ты что, специально? — Какой вы догадливый, Арсений Сергеевич, — парень усмехнулся и опустил голову, стараясь не смотреть в глаза мужчине напротив. — Шастун, что за бред ты несешь? — мужчина нахмурился и поднял глаза на парня. — А, может, вы мне нравитесь. Да, нравитесь! А что здесь такого? — вскинулся парень, закусывая губу и с ожесточением теребя свои браслеты. — Что? — старший лейтенант замер и на всякий случай оглянулся по сторонам, но кроме них в кабинете никого не было. — Шастун, блять. Ты вообще с кем разговариваешь? Ты вообще осознаешь, кто я, а кто ты? — А кто вы? Вы - мужчина достаточно привлекательный, симпатичный. У вас красивые глаза и руки. Это я вам как художник говорю. И вы мне нравитесь, — Антон вздохнул и покраснел до кончиков своих ушей. — Я офицер, мать твою, на мне погоны! Ты охренел совсем! Сначала радуги рисуешь, а затем мне в любви признаешься. Это что вообще за хрень? — шепотом орал темноволосый мужчина, вскакивая с места. — Это не хрень, вы мне нравитесь, — с вызовом повторил Антон, расправляя плечи.  — Мне вообще-то двадцать, я могу сам отвечать за свои слова и поступки. — Чего ты хочешь, Шастун? — полицейский снова сел, устало прикрывая глаза. За что же ему такое наказание? — Я хочу с вами встречаться, — Антон сжал губы и замер в ожидании ответа. — Я с хулиганами не встречаюсь, — иронично улыбнулся полицейский и заметно выдохнул. — Иди, Антон, иди. — И что, даже шанса не дадите? — светловолосый парень с вызовом посмотрел на сидящего на стуле полицейского. — Иди, Антон, я устал. Эти чертовы выборы, и ты тут со своей радугой, — Арсений трет виски и мельком поглядывает на пачку кофе, стоящую в шкафу у стены напротив. — До встречи, Арсений Сергеевич, — доносится уже у самой двери, и мужчина резко оборачивается, но в кабинете кроме него уже никого нет. Старший лейтенант Попов Арсений Сергеевич вот уже несколько лет служил верой и правдой в своем отделении. Исправно выезжал на вызовы, писал рапорты и отчеты. Разбирался с хулиганами и был женат на своей работе двадцать четыре на семь. Антона к нему привели где-то месяц назад: юный художник, испачкавшись в краске, бегал голышом по Невскому, распугивая окружающих. Тогда-то они впервые и познакомились, если это можно было так назвать. За все эти дни Антон попадался не раз, и это вызывало у Арсения раздражение напополам с симпатией к этому свободолюбивому парню, который был еще к тому же неплохим художником. Только вот свой талант предпочитал оставлять не на холсте, а где придется или куда приведет душа. И вот сегодня услышать такое от Антона было очень неожиданно. Хотя он Арсению нравился, но он никогда всерьез не задумывался над такими вещами, как свидание или даже секс с мужчиной. Это было для него как новое направление в сложных перипетиях жизни. Хотя и отсталым от жизни он себя назвать не мог. Все-таки тридцать три - все только начинается. Несколько дней спустя в город приехал кандидат в депутаты, который с радугой над головой и который знает, докажет и покажет. Кто ему вообще лозунг придумывал? Кажется, Антон был прав. Почему-то именно в то время, как Арсения отправили следить за порядком и перекрыть движения по месту следования депутата, ему вспомнился Шастун. К слову, талантливый художник не появлялся несколько дней, и это было поводом поразмыслить над тем, что свободолюбивый хулиган что-то задумал. Арсений вернулся обратно в отделение жутко уставшим, и когда дежурный остановил его, Попов был готов возненавидеть весь мир. На часах было около шести вечера, и домой хотелось невероятно. — Арс, погоди, там к тебе парнишку привели. Наши-то все разошлись. А этот пакостник на припаркованную на тротуаре машину у райадминистрации вылил полведра голубой краски. По-своему, он, конечно, прав, - парковка там запрещена, но границы-то не стоит переходить. Арсений тяжело выдохнул и быстрым шагом пересек коридор, а затем толкнул дверь своего кабинета. Антон сидел на стуле и рассматривал фотографию в рамке на столе у Арсения. Попов с силой хлопнул дверью, заявляя о своем присутствии, и Антон обернулся. — Здравствуйте, Арсений Сергеевич. — Зачем ты это сделал? — Арсений медленно подходит ближе и садится на соседний стул, а затем, словно опомнившись, вскакивает, отбрасывая от себя предмет мебели. — Зачем ты это делаешь? — кричит он уже чуть громче, сгребая парня за шиворот серой толстовки, — Ты что, самый умный, борец за справедливость? — Это неправильно. — Это не твое дело. — Я вам совсем не нравлюсь? — такой, казалось бы, простой вопрос вводит в ступор, и несколько минут двое мужчин смотрят друг другу в глаза. Арсению смешно, возможно. Высокий светловолосый парень выглядел смешно, нелепо и глупо. Но Попову почему-то импонировала его настойчивость. И хотя по-человечески его понимал. Он и сам бы временами выливал бы краску на тех, кто паркуется, как будто вчера родился, но он все-таки был при исполнении, и об этом забывать не следует. — Изыди, бесовское отродье, — иронично прошипел Попов и оттолкнул парня в сторону. — Вали, чтоб глаза мои тебя не видели. — Вы не ответили: я вам нравлюсь? — Иди к черту, понял? Если я еще раз увижу тебя в этом кабинете, пеняй на себя. Выдеру, как сидорову козу, еще неделю на задницу сесть не сможешь, — Арсений грохнул кулаком по столу и для верности топнул ногой. — Какой вы горячий, Арсений Сергеевич, — Антон облизнулся, словно кот, увидевший сметану. — Я сказал: пошел в жопу, — рыкнул Попов, кидая в Антона резиновой дубинкой. К счастью, Шастун вовремя успел скрыться за дверью, а Арсений, смеясь, сел на свой стул за широким офисным столом. Чудной парень, но веселый, и настроение поднял. Легкий стук в дверь заставляет его проглотить смех и, хмыкая, сказать:  — Войдите, — в дверь снова просовывается светловолосая голова, и Арсений буквально охреневает от такой наглости. — Арсений Сергеевич, а можно вопрос? — Валяй, — разрешил Попов, едва сдерживая смех, а еще, мать его, офицер полиции - борец за порядок и справедливость. — Арсений Сергеевич, а девушка на фото рядом с вами.. Это ваша девушка? — Это моя сестра, — Арсений с улыбкой выровнял фоторамку и перевел глаза на входную дверь, которая медленно закрывалась, но художника, кажется, уже и след простыл. Смешной парень, ему такие нравились… Следующий день выдался адовым во всех смыслах этого слова. Несколько вызовов с бытовухой, а после несанкционированный митинг, который пришлось разгонять с помощью полиции и такой-то матери. А когда Арсений в полдень вернулся в участок, его огорошили проверкой из министерства, и они несколько последующих часов вместе с собратьями по службе очень весело провели время, держа на изготовке вазелин, так как начальство изначально приехало злым и ужасно хотело выместить это зло на своих подчиненных. Выбравшись из этой мясорубки, в которой выжили не все, Арсений выехал на очередной вызов. Когда мужчина смог наконец-то взглянуть на часы, они показывали восемь вечера, и старший лейтенант сейчас как никогда понимал свое непосредственное начальство. Убивать хотелось жутко. А еще курить, но загрызть кого-нибудь - больше. В отделе стояла такая тишина, что было слышно, как за железной дверью на Невском играет скрипач. Чертов музыкант уже пропилил дыру в мозгу у Попова. Если сейчас сержант ему задвинет о каком-либо происшествии, он его просто пристрелит из табельного оружия. — Арсений Сергеевич, — тут же заголосил дежурный, и Арсений всерьез задумался об убийстве. — Нет, Потапов, нет, нет, нет. — Арсений Сергеевич, ну отпустите, у меня жена рожает. Я же ненадолго - мы только родим, и я вернусь. Слово офицера, ну, Арсений Сергеевич. — Ааа, — протянул мужчина, выстраивая у себя в голове логическую цепочку, -конечно, иди. Прикрою. Кого хоть рожаете? — Дочку, — ликовал радостный сержант, спешно натягивая на себя куртку и закрывая какие-то документы, — Ой, чуть не забыл, опять этого Шастуна привели, на стенах жилых домов признавался родной полиции в любви посредством графических рисунков. Я скоро, правда скоро, — крикнул сержант и пулей вылетел за дверь. Арсений резко выдохнул, сжимая виски. Как же ему это все надоело, бессмертный, что ли, этот Шастун? Заколебал. Кажется, вчера он ему кое-что обещал. Как говорится, "Почувствуй нашу любовь". Арсений рывком открывает дверь своего кабинета, и, кажется, в этот момент все силы уходят только на этот широкий жест. Апатия и легкое раздражение - вот и все, что чувствует уставший офицер полиции. Где-то на закорках подсознания гражданский долг требует выпороть несносного любителя граффити, но сил нет, и Арсений медленно проходит в свой кабинет под настороженным взглядом зеленых глаз, садится на диван у стены и, откидывая голову на спинку, прикрывает глаза. — Арсений Сергеевич, простите меня, — доносится виноватый голос. — Я устал, Шастун, сделай одолжение - исчезни, — произнес Попов, не открывая глаз. И дверь действительно захлопывается. Ушел. Не может быть. Арсений открывает глаза и вздрагивает оттого, что дверь с глухим стуком впечатывается в стенку. В дверном проеме Антон, и в руках у него стаканчик с кофе и пакет с круассанами. Горячими, мягкими круассанами из кофейни напротив участка. — Держите, вам надо поесть, вы себя видели вообще? — Шастун протягивает мужчине стаканчик с кофе, и Арсений, вдыхая божественный аромат, слегка кивает. — Спасибо, Антон. Лицо парня расплывается в улыбке, и он садится рядом, чуть ли с не восторгом наблюдая, как ест старший лейтенант. В какой-то момент парень трется головой о его плечо, и Попов замирает. — Не гоните меня, пожалуйста, — нос парня щекочет шею старшего мужчины, и Арсений сглатывает. Более глупой ситуации не придумаешь, когда в одной руке у тебя горячий кофе, во второй - горячая булочка, и об твою щеку трется нос пусть даже и симпатичного, но все же парня. — Шастун, что ты делаешь? Прекрати, — мужчина хмурится, но, не сдержавшись, хихикает, когда дыхание щекочет шею, а потом их глаза пересекаются, и стаканчик с кофе из рук Арсения исчезает, а его губ касаются чужие губы. Почти невесомо, но так вкусно. Длинные пальцы мнут темно-синюю ткань рубашки, разминая затекшие мышцы на упругих бицепсах. Постепенно расстегивая ее на подкачанном теле. И Арсению стремно, но так по кайфу. Он прикрывает глаза, купаясь в этих ощущениях расслабленной удовлетворенности. Чужие губы слегка прикусывают шею, и Арсений выдыхает. Как же это все неправильно, но сил сопротивляться нет. Он отвечает на поцелуй со всей страстью, скользя ладонями по спине высокого парня, слегка оттягивая нижнюю губу, сминая, кусая, и они несколько минут упоенно целуются, наслаждаясь друг другом. Антон счастливо улыбается в поцелуй, ластится, словно маленький котенок. Но улыбка пропадает с его лица, когда опьяненный от этих ласк и поцелуев старший лейтенант сжимает его напрягшийся член сквозь тонкую джинсовую ткань. — А-а-арсений Сергеевич, я… — парень запинается, и, похоже, Попов его понимает. — Не было, да? — Нет, — шепчет парень и, краснея, поправляется, — с мужчинами не было. — Та же фигня, — ухмыляясь, произносит Попов, и Антон вновь притягивает мужчину к себе, утягивая его в новый жаркий поцелуй. Кажется, художник готов на все. Попов рычит, сжимая ягодицы светловолосого парня, поудобнее усаживая его к себе на колени, а затем одним движением приспускает его штаны, освобождая уже достаточно вставший член и проводя по нему рукой, не разрывая поцелуя. Антон мычит и ахает от чужой руки на его разгоряченной плоти. Дрожащими руками он также освобождает разгоряченный орган мужчины и так же проводит по нему рукой, а затем слегка сползает вниз, робко и неумело берет его в рот, облизывая и посасывая словно конфету. Мужчина сверху тяжело дышит, ероша его светлые волосы, а затем в один момент, рыкнув, с силой насаживает его на вставший колом член, и Антон мычит, принимая в себя плоть мужчины. Арсений тянет его наверх, сминая податливые губы, а затем берет сразу два органа в руку и начинает совершать поступательные движения сверху-вниз, постепенно прибавляя скорость, умело надрачивая им обоим. Второй рукой он хватает мальчишку за волосы, впиваясь в его губы и грубо проталкивая свой язык дальше, сбивая дыхание, заставляя парня стонать, а после тихо поскуливать от наслаждения. — Арс, — стонет Шастун и, вздрагивая, пачкает спермой грудь и живот старшего лейтенанта. Попов выдыхает, изливаясь следом, и, тяжело дыша, утыкается лбом в лоб парня напротив. Страсть постепенно спадает, и ощущение того, что он не должен был делать того, что сделал, не дает ему покоя. — Я вам нравлюсь? Ну скажите. Хоть чуточку? Вы будете со мной встречаться? — Антон поднимает на полицейского свои изумрудные глаза. — Зачем я тебе, Антон? Ну это же маразм. — Я хочу быть с вами, вы слышите, я люблю вас, — в отчаянье шепчет парень. — Шастун, хватит. Это уже перебор, — Попов встает, хватая со стола влажные салфетки и убирая остатки спермы у себя с груди и живота. Затем раздраженно застегивает рубашку, стараясь не пересекаться взглядом с парнем напротив. — Во-первых, хватит мне выкать, - надо же, перешли на новый уровень отношений, - а во-вторых, иди, пожалуйста, домой. — Я буду приносить вам кофе, булочки, буду рисовать для вас, буду любить вас, и вы полюбите меня, вот будьте уверены, — тараторил художник, пока Арсений, схватив его за локоть, буквально силой вытаскивал за дверь. Возможно, он поступал неправильно, но по-другому не получалось. Пугающее чувство того, что он, похоже, привязался к этому парню, не покидало его. Дверь захлопнулась, и он, провернув ключ в замке, устало сполз по ней на пол, буквально чувствуя, как за дверью в коридоре Антон проделал то же самое. Сколько он так просидел, Арсений не помнил, он лишь услышал, как тихо уходил Антон, и ему стало мерзко. Мерзко от того, что он не мог ответить этому парню. Хотел, но не мог. Ну неправильно же это. Так быть не должно. Когда старший лейтенант проснулся от яркого солнца слепившего глаза, на часах было уже семь утра. Он так и уснул на том самом диване в своем кабинете. Мужчина медленно поднимается с дивана, приглаживает волосы, расправляет измятую рубашку. Его взгляд натыкается на стаканчик с остывшим кофе, стоящий на тумбочке, и ему становится грустно. А потом он нагибается, подбирая с пола витиеватый браслет - видимо, он соскользнул с руки парня прошлой ночью. От этого всего становится не по себе, и мужчина спешит отогнать все мысли, надевая браслет на руку (отличное средство), и старается вникнуть в какие-то документы. В дверь тихонько стучат, и в проеме показывается Потапов. Лицо парня растерянно и немного испуганно. — Володь, что такое? Надеюсь, с женой все в порядке? — Попов привстал с места, чувствуя, что волнение сержанта передалось и ему. — С семьей все хорошо, тут другое, вы, кажется, здесь спали. И на улице не были. — Да что случилось-то? Что, ураган обещали или Армагеддон посетил наш город? — Вам лучше это увидеть, — интригует сержант, и Арсений быстрым шагом выходит из своего кабинета. Что могло случится, пока он спал? Старший лейтенант толкает тяжелую дверь, морщится от яркого солнца, растерянно оглядывается на коллег по оружию и случайных прохожих, которые скопились возле стен отделения, о чем-то перешептываясь и что-то увлеченно рассматривая. Арсений непонимающе обводит глазами толпу, а потом оборачивается, растерянно открывая рот. - Твою мать, — вырывается из уст старшего лейтенанта, и он, кажется, не верит своим глазам. — Арс, ну совесть есть? Тебе доски почета мало, так ты решил, чтоб все видели, да? — низкорослый мужчина в форме полковника за его спиной фыркает от смеха, пытаясь казаться серьезным. Только вот Арсению не до смеха. На кирпичной стене Питерского РУВД красуется его портрет, выполненный аэрозольными красками во всех цветах. Тут тебе и светотень, и строгий взгляд, и глубина синих глаз, и, кажется, кому-то будет полный пиздец. — Хулиганье, это ж надо - ничего не боятся и полиция им не указ, — бубнила проходившая мимо старушка. Попов с тоской смотрел на самого себя и не знал - радоваться ему или огорчаться. То, что Шастун, кажется, перегнул палку, было очевидно. Как и то, что Арсению было чертовски приятно. Приятно было рассматривать его. Огромный портрет в стиле граффити старшего лейтенанта Попова Арсения Сергеевича, выполненный влюблённым и талантливым художником на всю стену РУВД с весьма неоднозначной подписью в углу: "Ваш любимый хулиган…" Арсений улыбается, ему, кажется, такие нравятся…