Жертва

Вы когда-нибудь задумывались, насколько притягательна эта жидкость, циркулирующая по нашему организму? Кровь. Такая манящая алая густая жидкость с металлическим привкусом и особенным запахом, который невозможно перепутать с чем-нибудь другим. Только при одной мысли о ней ты медленно начинаешь сходить с ума: виски начинают пульсировать, в горле появляется безумная сухость, язык становится будто шершавым, в носу начинает неприятно пощипывать, а привычное глотательное движение становится невыносимо болезненным. Пьянящая, дурманящая и такая желанная приторно солёная кровь. Противно? Вот и мне тоже. Кто бы мог представить, что я, умница Кэролайн Форбс, девушка с большим потенциалом и немалыми амбициями, имеющая лишь одну мечту — вырываться из этого Богом забытого маленького городка и уехать в мегаполис, буду стоять на коленях перед своим главным мучителем в пустом и сыром подземелье, глотая горькие слёзы в болезненных и безуспешных попытках противостоять своему естеству и готовясь к очередному наказанию. Я вампир, и этим все сказано. Несмотря на помощь Стефана, которую он мне оказывал с тех самых пор, как узнал, что я тоже вампир, я до сих пор не могу до конца смириться со своей сущностью и полностью контролировать её. Всегда завидовала его выдержке и силе воли, ведь он мог спокойно смотреть на кровоточащую рану и быть уверенным, что его хищнические инстинкты не возьмут над ним верх. Боже, как же я голодна! А причиной моего внезапного и необузданного бешенства был бессознательный парень, истекающий кровью и заранее приготовленный им для обряда. Когда я смотрела на этого беднягу, который несомненно умрёт сегодня, я не могла контролировать себя, желая порвать клыками его тонкую кожу на шее и впиться в яремную вену, разрывая и опустошая.         — Ты не могла бы перестать так жалобно всхлипывать и скулить через каждые пять секунд? Это отвлекает, — приглушённо произнес он, как обычно манерно растягивая слова. Ну вот как человек, обладающий таким низким, бархатистым, немного хриплым чарующим голосом, может быть последней тварью? В моей голове это до сих пор не укладывается.         — Катись к дьяволу, — проскрежетала я, корчась от безумной жажды, но при этом все же собрав в кулак все, что осталось от моего самообладания, и горделиво вскинув голову. Не знаю почему, но стало легче, когда я отвлеклась на его полуосвещенную фигуру, надеясь прожечь её насквозь своим взглядом. Он стоял ко мне спиной, небрежно облокотившись на стену и молча наблюдая, как найденная им ведьма расставляет свечи и благовония, тихо бормоча себе под нос заклинание.         — Красавица, — уже такое привычное мне обращение, из которого сейчас буквально сочился яд, — неужели ты ещё не поняла, что я и есть дьявол? Причём, твой личный.         — И за какие такие грехи я тогда расплачиваюсь? — я нервно усмехнулась. Меня уже начала бить дрожь, к горлу подступил ком, и начало подташнивать. Казалось, этот бессмысленный диалог приносил ещё больше боли, чем тот парень, истекавший кровью, так необходимой мне. Не удержавшись, я ещё раз кинула мимолётный взгляд на тело. Облизнув сухие и шершавые губы, я перевела взгляд на кандалы, в которые были закованы мои руки и ноги.        — За всё, — такой простой и лаконичный ответ, который заставил меня истерично рассмеяться. Мой хриплый смех, смешанный с кашлем, пугающим эхом отдавался от холодных стен этого подвала. Даже ведьма на мгновение прервалась, кинув на меня косой взгляд исподлобья. Его же этот смех, видимо, окончательно взбесил, так что он поджал губы и незамедлительно подлетел ко мне, жёстко сжав скулы и подняв мой подбородок, вынуждая заглянуть ему в глаза. Не прерывая зрительного контакта, он провёл рукой вдоль линии подбородка, перемещаясь на светлые растрёпанные локоны, отчего-то несильно и аккуратно сжимая их на затылке, а после осторожно наматывая на кулак, тем самым заставляя меня ещё сильнее закинуть голову. Он любил делать так, тем самым в очередной раз демонстрируя мне своё превосходство надо мной. Внезапно он оттянул волосы, грубо сжимая их у самых корней и заставляя меня жмуриться от приступа боли. Даже при таких обстоятельствах я не могла позволить себе кричать, хотя боль была невыносимая. Я лишь молча кусала губу, щурясь и пытаясь перебороть новый приступ боли. Но чем сильнее он оттягивал волосы, чуть ли не вырывая их, тем больше мне хотелось кричать и визжать. Все это время он внимательно наблюдал за моей реакцией: за моими слезами, дорожками скатывающимися по бледным щекам и размывающими остатки туши; за прокушенной губой, из которой тонкой струйкой сочилась багровая кровь. По его лицу нельзя было сказать, приносят ли ему удовольствие мои мучения или он делает это, потому что должен. Наконец-таки он отпустил мои волосы, и я смогла ослабнуть в своих оковах, обессиленно повиснув в них и стараясь восстановить сбившееся дыхание, при этом выплевывая собственную горько-соленую кровь, настолько противную на вкус.        — Ты не в том положении, чтобы смеяться, — отходя, бросил он таким тоном, что по спине пробежали мурашки. Именно в этот момент на меня предательски нахлынули воспоминания, казалось бы, навсегда перечёркнутые моей оплошностью. Да, я признаю, что пробыв с ним достаточное количество времени и узнав о нём немало всего, я просто была обязана не делать этого. Я же ведь знала, что он не спустит мне этого с рук. Накажет, унизит, растопчет. Сделает все, что умеет, чтобы уничтожить меня физически и морально. Но покажите мне человека, который будь он на моём месте поступил бы не так, и я скажу, что он лжец, каких ещё не видел свет. Поэтому сейчас, против воли отдавшись чертовым воспоминаниям, я лишь снова всхлипнула, на этот раз уже от той обиды и боли, которые я копила внутри.         — Все же было по-другому, — отчаянно воскликнула я дрогнувшим голосом, глядя на его широкую спину. Какой бы сильной я не пыталась быть, у меня всё равно были и есть слабые места, ударяя по которым можно издеваться надо мной самым жестоким образом. Я будто беспомощно хваталась за тонкую соломинку, в попытках воззвать к его чувствам, которые он испытывал ко мне. Я знаю, они есть, хоть он и очень умело скрывает их. Или, возможно, они были...         — Ты сама всё испортила, — он даже не удосужился обернуться, лишь лениво пожал плечами. Но я точно знала, что он удивлён. Удивлён тем, что я все же сломилась, буквально на смертном одре вспоминая о том, чего уже больше не будет.         — Разве ты не поступил бы так же, окажись ты на моем месте?! — закричала я, безуспешно пытаясь вырваться из оков. На смену обиде пришла ярость, клокотавшая внутри и просившаяся в любом своём проявлении наружу.         — Начнем с того, моя милая Кэролайн, что я никогда бы не оказался на твоём месте. Я дал тебе всё, в том числе и выбор, которого ты так хотела, помнишь? Что сделала ты, когда я предложил тебе все это? А? Что ты сделала? Отвечай!         — Предала, — тихо признала я, отводя взгляд и понимая, что разозлила его окончательно, пробудив в нём ту животную ярость, которой я всегда так боялась. В такие моменты ты понимаешь, что о быстрой смерти от того, что он вырвет тебе сердце, придётся только мечтать. Его слова буквально сочились жёлчью и ненавистью. И я не знаю, что мной вообще двигало, но во мне вновь начала закипать обида, подогретая моментами из прошлого и требовавшая, чтобы я по заслугам ответила своему обидчику, отомстила, заставила испытать хотя бы частичку той боли, через которую я прошла и, клянусь, через которую мне ещё придётся пройти. Набрав в лёгкие побольше воздуха я уже громче и увереннее произнесла:         — Ты удивляешься тому, что я была готова сбежать от тебя при первой же возможности? И когда эта возможность предоставилась, естественно я воспользовалась ей, несмотря на то, что пришлось мне так поступить с тобой и твоей семьей. Разве я не заслужила шанса на спасения после того, что ты со мной делал?         — Ничего сверхъестественного и того, чего бы ты, Кэролайн Форбс, не смогла бы выдержать, — невозмутимо ответил он. Меня чертовски раздражал его будничный тон, которым разве что прогноз погоды на радио читать.         — Ничего такого?! — выкрикнула я, окончательно возмущенная его ответом, — Ничего, мать твою, такого?! Да ты безумец! Ты меня уничтожал раз за разом, ломая мое тело и психику. Ты унижал меня, ломая меня изнутри. Все мои принципы, стереотипы, представления об этом мире, даже такие редкие мечты о нормальной жизни были жестко раздавлены тобой. Ты издевался надо мной, принуждая и заставляя испытывать невероятную физическую боль, причиненную тобой. Признай, просто смотреть как я страдаю и упиваться моей болью — это лучшее наслаждение для тебя. И, несмотря на всё это, я смогла искренне полюбить тебя. Да, если тебя это интересует, то я действительно привязалась к тебе, действительно смогла разглядеть в тебе что-то, что заставило меня испытывать те неправильные и такие сильные чувства к тебе, которых я так стыдилась. Так вот, их больше нет! Ты мне омерзителен.         — Выговорилась? — усмехнулся он, сложив руки на груди и подойдя немного ближе. Снисходительно наклонив голову, он буравил взглядом меня, униженную и ещё более разозленную собственным признанием, которого я сама от себя не ожидала. Не выдержав, я отвела взгляд и перевела его на ведьму, которая продолжала приготовления, но при этом искоса наблюдая за развернувшейся сценой. Даже не смотря на него, я каждой клеточкой своего тела могла чувствовать его изучающий взгляд. Он ждал. Ждал моей реакции. Но как тут достойно ответить ему, если понятия не имеешь, что ещё можно тут сказать. Казалось бы, вывалив на него всю правду, которую я хранила в себе долгие месяцы, я как будто опустошила себя. У меня совершенно не осталось сил спорить с ним, доказывать свою точку зрения или хотя бы продолжать кричать на него, поэтому я безвольно повисла в цепях, склонив голову и все так же наблюдая за ведьмой.         — Надеюсь, успокоилась? — он продолжил только спустя несколько минут, когда мой пыл окончательно сошёл на нет, и о моем длинном и тяжёлом монологе напоминало только мое тяжёлое сбившееся дыхание, которое никак не могло восстановиться. Конечно, на моем физическом состоянии сказывалась неделя абсолютной голодовки, которой меня морил первородный. Я подняла голову, скептически изогнув брови. Это действие вызвало у него искренний, чистый смех, который я так любила. Правда, мне самой редко, когда удавалось его действительно рассмешить. Он аккуратно присел на корточки рядом со мной, так что наши лица оказались на одном уровне.         — А теперь послушай меня, Кэролайн. Если как следует покопаться в закоулках памяти, то можно вспомнить, как я действительно относился к тебе и как обращался с тобой. Решила поностальгировать? Хорошо, давай попробуй. Я думаю, у нас ещё есть немного времени, прежде чем Зарина закончит приготавливать всё, что нужно для ритуала, и тогда ты уже не посмеешь просить пощады, дорогуша. Наказания тебе всё равно не избежать, ты же знаешь. И да, можешь даже не надеяться, что своим душещипательным рассказом сможешь пробудить во мне хоть какие-то чувства, будь то жалость, сожаление, привязанность или любовь. Ты же и сама прекрасно знаешь, что я не способен ни на одно из них. Даже по отношению к тебе.         — Тогда я начну сначала. С того самого дня, когда начался мой личный ад.