***
Когда, наливая воду из графина, Виктор вдруг промахивается мимо стакана из-за слишком трясущихся рук, он понимает, что его охватил предсвадебный мандраж. Мужчина стоит в одной незастегнутой рубашке и штанах. Он закрывает глаза, делает глубокий вдох и медленно выдыхает, пытаясь расслабиться и словно медитируя. Никифоров определённо рад, конечно, он счастлив как никогда, но это, чёрт возьми, так волнительно. Он видел Юри один раз утром, а сейчас они готовятся к свадебной церемонии в разных помещениях. Сейчас он думает лишь об одном: как бы увидеть своего жениха (ему так нравится называть Кацуки своим женихом, отчаянно стирая из памяти отношения «тренер/подопечный»), обнять его и больше никогда не отпускать. Примерно так он и собирался провести остаток своей жизни: купить дом где-нибудь на берегу океана и попивать Бордо многолетней выдержки, закутавшись в плед на веранде в обнимку с любимым японским кацудончиком; поглядывать на серебристые волны в лазурных водах и на располосованное облаками голубое небо, слушать шум прибоя и шелест пальм. Крис, который, кстати, является свидетелем со стороны Виктора, помогает снять напряжение очередной бутылкой какого-то элитного спиртного, однако волнение не собирается так легко отступать, ложась грузом. Джакометти, как верный друг и товарищ, пытается создать непринужденную обстановку, поддерживая светловолосого разговорами в попытке помочь, но у Плисецкого получается явно лучше. Когда дверь резко распахивается, и с громким топотом кто-то залетает, Витя, даже не поворачиваясь, понимает, кто именно пришёл. — У вас товар, у нас купец! — выкрикивает Юра с широкой улыбкой, разведя руки aka шут гороховый, — Здарова, Крыс, — говорит он на русском, но швейцарец, не уловив шутку, отвечает простое: «Hi, Yuri». — Детина ты глупая, это родственникам невесты говорят, — отвечает Виктор с улыбкой на лице и поворачивается к Плисецкому. Тогда Юра с игривым выражением лица достаёт фату и кидает её Никифорову. — Я решил твою проблему? — нагло спрашивает тот, бесцеремонно плюхаясь на диван, где сидел Кристофф, причём так сильно, что тот аж подлетает на месте. Виктор с секунду смотрит на белоснежную ткань, что приземлилась прямо ему в ноги, затем поднимает её и вздыхает, шутливо произнося: — Говорил я Юри, что тебя лучше не приглашать, но нет ведь, добрая душа, как же, нельзя ведь так. — Говорил я Беке, что лучше не приходить, но нет ведь, добрая душа, пригласили же, как не идти, — в том же духе отвечает Плисецкий и сползает на диване ниже. Крис говорит, что должен отлучиться по «свидетельским» делам, и выходит, оставляя парней наедине. — А где Отабек, кстати? — Никифоров стоит у зеркала и поправляет галстук, который по мнению Плисецкого, и так отлично сидит. — Да хрен его. Сейчас придёт. В ответ Виктор только хмыкает и всё-таки приземляется в кресло, нервно постукивая ногой. На время в комнате появляется тишина, нарушаемая монотонным звуком движения минутной стрелки на часах и постукиванием ноги Виктора. У них было миллион тем, чтобы завязать диалог, но каждого, кажется, устраивала тишина. Виктор плавился в котле своих мыслей, а Юра просто бездумно теребил манжет на рубашке. — Ну и… как оно? — многословно спросил Юра, но Виктор всё же понял «родную речь» Плисецкого: подросток говорил про ощущения от свадьбы и прочей взрослой фигни. — Норм, — так же многословно ответил старший, — Но немного волнительно. — Да не ссы ты. — Спасибо за совет, обязательно воспользуюсь им, — с нескрываемым сарказмом ответил Витя. — Ну, бля… — начал тот. Юра всё никак не мог избавиться от слов-паразитов в своей речи, хотя, откровенно говоря, даже не пытался, — Вы же типа любите друг друга, все дела, ты не должен выглядеть таким сейчас. Ебало попроще сделай и получай удовольствие. Ты будешь со своим поросенком всю оставшуюся жизнь, и вас ещё в одной могиле похоронят, так… чего ты паришься-то? Плюс, у тебя бабла столько, что ты, если с Кацудоном не прокатит, сможешь клонировать его и мутить с его клоном. — Ха, я надеюсь у нас всё будет хорошо и мне не придётся никого клонировать, — Виктор был заметно удивлён словами Плисецкого, который обычно не пытался кого-либо утешить вдохновляющей речью, и ему это льстило. — А после свадьбы что? Куда свалите? — видимо, тут Юра имел в виду медовый месяц. — Не знаю, может на Корфу сгоняем или на Карибы. Хотя я рассматривал как вариант Лазурный берег, не определился ещё. — Ничего себе выбор, конечно… — с одной стороны, Плисецкий был шокирован таким размахом, но с другой, не был удивлён, зная натуру Никифорова, которого хлебом не корми — дай попонтоваться.***
Юри думает, что свалится в обморок перед всеми или ещё что-нибудь, потому что сейчас его сердце заходится в бешеном ритме. В зеркале отражается красивый молодой человек, и Кацуки едва ли узнает в нём себя. Тёмный костюм сидит на нём великолепно, пара дней всяческого снятия мерок, выбора ткани, цвета и прочего прошли не зря, и сейчас он точно убедился в этом. Кареглазый смотрит на себя, не отрывая глаз, но в его мыслях крутится лишь одно: «Виктор сейчас, наверное, выглядит, как Бог». Ему уже и вправду не терпится увидеть своего будущего мужа, ощутить его тёплые объятия, почувствовать нескончаемую радость от нежных прикосновений и поцелуев… Парень краснеет и ёжится от своих мыслей, а Пхичит, заметивший это, лишь вздыхает и мягко улыбается другу, за которого он наконец-то может не беспокоиться, ведь совершенно точно отдаёт его в надёжные руки. Таиландец делает очередную фотографию с женихом и подписывает в Instagrame: «Безумно счастлив находиться здесь, рядом с самым счастливым человеком на планете, и разделять его радость. Ты заслужил это». До начала остаётся всего ничего, он смотрит в окно и приходит в ужас: возле шатра на заднем дворе так много людей, устроившихся на белых скамейках. Они все ждут, о чём-то переговариваются, улыбаются. Его переполняет приятное чувство, но грозится вылиться за края, перерастая в паническую атаку. Юри потирает глаза, совсем забыв о линзах. Пора. Парень вновь оглядывает себя в зеркале, ещё пару раз нервно поправляет галстук-бабочку, пиджак, словно оттягивая момент. В комнату снова заходит Пхичит и уже насильно тянет друга за руку. — Да пошли уже! — Постой, — Чуланонт останавливается, следом и Юри, — Все готово? Кольца у тебя? — взволнованный голос друга заставляет таиландца улыбнуться, но отвечает парень с совершенно невозмутимым выражением лица: — Нет вообще-то, — протягивает он. Волнение на лице Кацуки перерастает в панику в геометрической прогрессии и тот лишь выдает: — В смысле, нет? В смысле?! Тот в ответ лишь заливисто смеётся, глядя на возмущённого друга и пытаясь подавить смех. — В прямом. Они у Криса. Такие шутки кажутся сейчас неуместными, но Юри честно пытается взять себя в руки и выходит из комнаты. Он отчётливо слышит игру пианиста и практически нутром ощущает, как гости оживились. Земля будто из-под ног уходит, когда он выходит с этим нелепым букетом, окруженный множеством взглядов. Но приковывает к себе лишь один. Свет ярких голубых глаз засасывает в свою всепоглощающую бездну, и Юри совершенно точно готов тонуть в ней. Он делает шаг, переполненный готовностью, однако сам не понимает, готовностью к чему. Погрузиться в бесконечную синеву чужих глаз или же осознавать, что вот оно: теперь остаётся лишь рука об руку, плечом к плечу и до самого гроба? Ленты на разноцветной арке, украшенной настоящими цветами, аромат которых забивается в нос настолько, что на секунду Юри желает, чтобы сам кислород так пах, развеваются под напором ветерка, будто приглашая его подойти. И он подходит. Медленно делая каждый шаг и не отрывая взгляда от счастливой улыбки его Витеньки. На самом деле, это всё формальность, они уже как неделю расписаны, но чисто из принципа Виктор организовал все это празднество, потратившись шестизначной суммой. На негнущихся ногах Кацуки подходит к Виктору, завороженный его видом, и неотрывно смотрит в два голубых омута. Японец пропускает мимо ушей практически все эти банальности о любящих сердцах и прочем. Гости притихают, наблюдая волшебную картину, но на лице у каждого добрая, пропитанная теплом улыбка. Даже вечно хмурящийся в окружении всех этих людей Юра разрешает себе хотя бы на минуту дать слабину и показать своей улыбкой, что тоже рад за этих свинопаса и свинку, которые буквально созданы друг для друга. Пхичит давит всхлип, чувствуя скатывающуюся по щеке слезинку, и немного удивляется, когда видит протянутый Крисом платочек, но всё же благодарно кивает и берёт ткань в руки, утирая непрошеные слёзы счастья. Жан-Жак чувствует приятную теплоту внутри, хотя никогда особой дружбы с Виктором не имел, но сейчас сердце каждого бы оттаяло. Канадец поворачивает голову в сторону и видит подрагивающую улыбку на родном лице и лишь сильнее сжимает руку девушки. Его сердце сжимается точно так же, когда она кладёт свою тёмную макушку ему на плечо. Отабек восторженно вздыхает и думает, что безумно завидует, но по-доброму. Хотелось бы, если не так же, то хотя бы квартирку где-нибудь на окраине, отсутствия надобности расставаться на целые месяцы и будни, наполненные совместной рутиной, без всего этого надоедающего «Вы ведь публичные люди, держите себя в рамках». Можно же без рамок, вот живой пример. Сердце Кацуки заходится лишь сильней, когда он понимает. Виктор вновь плачет. Хоть и скрыть пытается, отворачивается и быстро утирает слезу, но он плачет. Это второй раз, когда японец видит это явление и мысленно обещает себе: Виктор больше никогда не будет плакать. И теперь Юри понимает, что зря спорил с Никифоровым насчёт всех этих заморочек со свадьбой, ведь ему, казалось, это совсем не нужно. Но сейчас он осознаёт, что отдал бы многое ради этого момента. Сосредоточен он лишь на том, чтобы не пропустить главный момент — сказать да. Им подают кольца, и Юри чуть не роняет одно, чем вызывает улыбку на лице русского. Обоих русских. Золото ярко сверкает под светом солнечных лучей, ослепляя точно так же, как и глаза Юри в момент, когда он смотрит на Виктора. Поцелуй выдается слишком долгим, потому что, как ему кажется, длится он целую нескончаемую вечность. Никифоров подхватывает мужа на руки, и радостно несёт его по дорожке, усыпанной белоснежными и алыми лепестками. Прямиком в счастливое будущее.***
Оформлено помещение банкетного зала как-то слишком помпезно и богато, что, в прочем, не удивительно, зная, чья это была свадьба. Переступив порог особняка, Юра чувствует, что попал в какой-то дворец богатого дворянина века так XVIII: по великолепию убранства не уступали парадным залам Эрмитажа. Плисецкий никогда не был ценителем искусства, всё это казалось ему каким-то далеким от понимания, но порой засматривался на какие-то произведения, что действительно захватывали дух. Он мог часами с открытым ртом разглядывать то, что привлекло его внимание, зацепило в одном случае, а в другом просто пройти мимо, даже не обратив внимания. И вот сейчас он с удивлением рассматривает слепящее глаза убранство: бесценные гобелены и предметы антиквариата, наборный паркет, уникальные итальянские камины, виртуозная лепнина, ценнейшая антикварная мебель. В углу зала скрипачки играют какую-то медленную мелодию; работники, разодетые, как прислуга при короле, не меньше, разносят подносы с едой и напитками; за круглые столы с дорогими скатертями уже рассаживаются гости. Отабек сзади подталкивает, чтобы тот двигался к столу, хотя сражен красотой помещения не меньше. Он отмечает, что надо будет обойти весь особняк, ведь от одного этого зала, от красоты и изящества уже кружится голова. За столом Юра оглядывается и понимает, что хоть ради приличия он и сделал не недовольную моську, однако большие компании это всё же не его. Отабек сидит у стола, положив голову на сложенные руки, а Юра на его плечо, активно запивая отсутствие настроения элитным алкоголем. Блондин бродит взглядом по всем гостям и отмечает, что, на самом деле, знает не всех. Здесь какие-то друзья Виктора, родственники Юри и пара фигуристов, которых он видел лишь украдкой по телевизору. Родители Виктора о чём-то весело говорят с Хироко и Тошия на ломаном английском. Зере бегает с другими детьми, под надзором мамы и дедушки где-то в другом конце зала. Взгляд натыкается на холодные голубые глаза, принадлежащие далеко не Вите, а ненавистному канадцу. Юра видит этот насмешливый взгляд и хмурит брови, отворачиваясь и прижимаясь ближе к Алтыну. — Этот придурок опять пялит на меня, достал, — ворчит Плисецкий. — Кто? — Жан-Жак, — выплёвывает Плисецкий и поворачивается всем корпусом к парню. Отабек поднимает голову и находит Леруа, но тот уже о чём-то шепчется со своей невестой. — Да забей, — кидает Алтын и откидывается на спину стула. Запускает руку Юре в волосы, когда тот кладёт голову на сложенные на столе руки. Каждый здесь занят чем-то своим: кто-то с кем-то увлечённо переговаривается, другие же активно проявляют танцевальные навыки в центре зала под заводную музыку, а некоторые сидят и скучают, просто подперев голову руками и пытаясь придумать, чем себя занять. Так и подросток уже целый час со скучающим видом осматривает окружающих. Безумно хочется спрятать под пиджак Беки бутылку Джека Дэниэлса, схватить за руку и куда-нибудь убежать. Неважно куда, главное вдвоём. Чтобы без всяких там ухмыляющихся и раздражающих одним своим видом Джей-Джеев, до безумия влюблённых Викторов с Юриями, слишком жизнерадостных Пхичитов с Крисами и вот уже как полчаса раздевающих Отабека взглядом Мил. — Вот моя свадьба будет намного интереснее, — начинает Плисецкий после продолжительного молчания, — там будут играть $uicideboy$, торт будет в виде тигра на байке, я в костюме розовой пантеры, а ты пока не знаю, в чём… Отабек на секунду давится шампанским, которое отпивал из бокала, и поворачивается к Юре с заинтересованным выражением лица, чуть приподняв брови и с легкой любящей ухмылкой на губах. — Мм, я, значит? — спрашивает он, ожидая реакции Плисецкого, проявляющейся в мгновенно покрасневших щечках. — Не, ну, может и не ты. Ой, вообще отстань, чего к словам цепляешься, дурак, — алеет подросток, по-привычке мотая головой так, чтобы скрыть за волосами смущение. — Тебе ещё рано о таком думать, мелкий, — смеётся парень, обнажая ряд ровных зубов, и закидывает руку младшему на плечо, притягивая ближе к себе. Юра знает, что Бека это в шутку его мелким называет, но все равно дуется и уклоняется от объятий, бурча под нос: — В штанах у тебя мелкий. — Уверен? — с вызовом бросает брюнет. Он знает, что заставит этим Юрку вновь покраснеть, поэтому специально говорит столь смущающие вещи. Просто до одури мило выглядит блондин, когда хмурит брови и выглядит возмущённым, пытаясь скрыть это. — Нет, не уверен. Докажешь обратное? Да, Плисецкий умеет смущаться и краснеть. Но вот язвить у него получается не хуже, поэтому будь Отабек года на 4 помладше, то безусловно бы смутился сам. — Так, котик, наш разговор зашёл не туда, — казах снова поднимает брови и показывает тем самым, что лучше не стоит продолжать диалог. — Вот чего ты сливаешься сразу? Я может линейку притащил — померить хочу, — Плисецкий пытается держать себя в руках, но предательский смешок вырывается, а через секунду он смеётся уже в голос над непонимающим лицом своего парня. — Не смешно, — Отабек отворачивается, чтобы срочно залпом опустошить бокал. — Оу, а что? Тебе случайно в туалет там отойти не надо? — ухмылка расцветает на лице, отчего тот становится похож на мелкого чертенка с сощуренными изумрудными глазками. Блондин наклоняется ближе к Алтыну, чтобы уместить ладонь на чужом бедре. — Сейчас сам отойдешь в мир иной, если руку не уберёшь, — бубнит тот, чем вызывает ещё больший смех у младшего. По-хорошему Юра мог бы обидеться на такую грубость, но в их общении милая ванильность с частой периодичностью сменяется на «я тебя сейчас прямо здесь закопаю». — Хорошо-хорошо, — ухмыляется подросток и всё-таки убирает руку, — а то Бабичева во мне сейчас дыру прожжёт. Вот неужели от тебя за километр голубой аурой не разит, не ясно ей что ли. Тугодумка, — голос Плисецкого пропитан ядом и раздражением, что не остается незамеченным. — Опять включил режим «моя прелесть, никому не отдам»? — Алтыну, конечно, льстит такая реакция его половинки на чужие взгляды и прочее, это же значит, что любит всё-таки, но вот неужели прошлый недавний опыт не стал уроком для блондина. — Не-не, я на эту граблю снова не наступлю. Уж сильно больно она бьёт, — отнекивается Плисецкий, но вот Отабек почему-то не уверен в этом. — Мм, окей. Спустя буквально пары минут после разговора ведущий объявляет белый танец. И вот теперь глаза русской фигуристки вновь загораются. Этот статный казах давно пленил девушку, но её нерешительность давила в ней всё желание подойти и познакомиться. Каждый раз, как они находились поблизости друг с другом, рыжеволосая либо смеялась слишком громко, чтобы привлечь внимание, либо же кидала на парня заинтересованные взгляды, которые, к её несчастью, практически всегда оставались незамеченными или проигнорированными, что расстраивало в обоих случаях. Зато вот на Плисецкого, белобрысого гопника этого, сразу внимание обратил и даже шаг первый сделал: дружить предложил. Но вот наблюдая все эти гляделки между ними, слишком тесный контакт, девушка начинала сомневаться в предпочтениях Отабека. Да и то фото, но Юра утверждал, что на нём совсем не Бека, а девушка с короткой стрижкой, просто похожа, да и размыто там всё, не докажете! Мила отчаянно верила. И верит всё ещё, поднимаясь с места, чтобы пригласить Алтына, героя её девичьих слёз и ночных грёз, на танец. Девушка собирает всю волю в кулак и уверенным шагом ступает к их столику. — Привет, Отабек, — смущённо улыбается фигуристка, заправляя прядь вьющихся волос за ухо, — Потанцуем? «Парни не имеют права отказаться». А Отабек и не собирался. Он встает, галантно подаёт даме руку и, кивнув ей, натягивает на лицо обаятельную улыбку. Они удаляются в центр зала под спокойную инструментальную музыку. Алтын уверенно кладёт руку девушке на талию, перетянутую шелковой тканью платья, а Мила осторожно, будто чего-то опасаясь, обвивает руками шею парня её мечты, опуская взгляд куда-то в пол. Они начинают медленно двигаться под чарующую мелодию, а в её мечтах они танцуют танец новобрачных на их собственной свадьбе. За этим путешествием в мир грёз рыжеволосая и не замечает, каким хищным взглядом пожирает её спутник парня, сидящего со сложенными на груди руками, взгляд которого будто твердит: «Только попробуй опустить руку чуть ниже, и останешься вообще без конечности». Она поднимает взгляд на лицо казаха, разглядывая его красивые раскосые тёмно-карие глаза, угольно-чёрные волосы и ухмылку, что не сползает с лица на протяжении всего танца. — Козёл, блин, — ворчит Плисецкий под нос, рассматривая то, как Мила уже рожает от Отабека четвёртого ребёнка у себя в мечтах. — Солидарна, — на стул по-соседству приземляется смуглая тушка в коротком платье тёмно-синего цвета, и уже по голосу Юра понимает, что это Сара. — А тебе-то чем не угодил? — удивляется блондин. Ей Отабек, вроде, ничего плохого пока сделать не успел. — Тем же, чем и тебе, — бросает итальянка, залпом выпивая бокал вина, что держала у себя в руке, пока прожигает взглядом руки на чужой талии. — Не понял, — хмурится Юра, но буквально через пару секунд до него доходит, поэтому лицо освещает озарение. — Добро пожаловать в клуб анонимных гомоголиков, — прыскает парень. — Очень смешно, — девушка даже не отрывает взгляда от этой парочки, будто надеясь, что пол под Алтыном сейчас разверзнется, и он пропадет в толще земли. Юра ничего не отвечает, а лишь вновь оглядывает зал. Вон Леруа со своей невестой шаболдается, там Кацудон с Витей сейчас съедят друг друга, так яростно целуются, и ещё какие-то парочки танцуют, но совсем неинтересно. Наконец-то музыка заканчивается, и руки, что покоились до этого на узкой талии Милы, поспешно возвращаются на своё место, а парень, напоследок поцеловав хрупкую ладонь девушки, отправляется к своему столику, за которым Сары уже нет. — Люблю тебя, котик, — смеётся Алтын, усаживаясь рядом с Юрой, который на удивление спокоен. — Вот же придурок. *** Когда со стола пропадает бутылка вина, а со своего места — Плисецкий, вернувшийся из уборной парень понимает, что нельзя оставлять этого ребенка одного. Обязательно ведь начудит. Вообще, кажется, все в этом зале были уже изрядно подвыпившие, что было совсем неудивительно. Юра весело смеялся, размахивая полупустой бутылкой, пытался танцевать. Было забавно наблюдать за золотой макушкой, которая то появлялась, то вновь терялась в толпе танцующих людей. Его раскрасневшееся лицо было словно сигнал светофора. Только Отабека это не остановило: он влился в танцующее месиво, чтобы ухватить за плечо подростка. Юра, не ожидавший подобного, слишком резко развернулся, из-за чего остатки алкоголя вылились прямо на белоснежную рубашку. Плисецкий замолк на секунду, а затем разразился новой волной смеха. — Хах, прости, Бека! — пищит блондин, следуя за хмурым парнем в сторону туалетов. — Юра, ну, мать твою, — Алтын ругается, однако не выглядит разозлённым, просто хмурит, как всегда, брови. Брюнет отворачивается к зеркалу, расстёгивая пуговицы на рубашке, продолжая отчитывать несносного подростка, не замечая того, что мутный взгляд Плисецкого расфокусированно сверлит руки на очередной пуговице. — Помочь? — шёпот на ухо, и Отабек затыкается. — Н-нет, спасибо. Ты уже помог, — ворчит казах. Юра вздыхает и всё-таки берётся за чужие запястья, отодвигая в сторону. Осторожными движениями парень расстёгивает последние пуговицы. На лице блондина вдруг появляется глупая улыбка, и он опускает голову, упираясь лбом в ключицы брюнета. — Хэй, ну, ты чего? — Отабек запускает ладонь в пшеничные волосы и нежно гладит. Его настораживало поведение Юры, однако от пьяного подростка можно было ожидать что угодно. И сейчас, когда он ощущает влагу на своей коже, парень хмурит в непонимании брови и поднимает голову любимого, заглядывая в глаза. — Ты плачешь? — Ах… — глубоко вздыхает меньший, — знаешь, я устал. — От чего? — От того, что строю из себя кого-то, кто не является мной. Я просто фальшивка. — парень утирает мокрую дорожку с щеки и отрывается от брюнета, отойдя на шаг. — Хочешь поговорить об этом сейчас? — Отабек делает акцент на последнем слове, намекая, что мужской туалет не лучшее место для разговоров по душам. — Нет, не хочу, — сдаётся брюнет. И внезапно на некогда хмуром лице возникает яркая ухмылка. Алтын не успевал следить за частотой смены эмоций на лице любимого. А тот вновь делает шаг вперёд, хватая рубашку друга за воротник и притягивая ближе так, чтобы их разделяли лишь жалкие миллиметры. — А что ты хочешь? — Юра лицом чувствует жар, исходящий от чужого тела, и поднимает глаза, заглядывая в те, что напротив, светящиеся изнутри похотью. — Тебя хочу, — Плисецкий впивается в желанные губы, вовлекая в грязный поцелуй вне плоти. Активно лаская чужой язык своим, пытаясь доставить максимум удовольствия обоим. — Забыл упомянуть, что я ещё и такой ебаный гей от макушки до кончиков пальцев. Как думаешь, стоит ли миру знать об этом? — Ты сейчас спрашиваешь меня, стоит ли тебе устроить каминг-аут? — в удивлении поднимает брови Алтын. — Можно и так сказать, — хмыкает Юра. — Ты понимаешь же, что это не тот вопрос, который обсуждают в туалете, будучи в две пизды бухим? — Я привык решать свои проблемы именно так. Ты знаешь, набухаться для меня не проблема, — блондин пожимает плечами. — Это-то мне и не нравится. Мне что, с этого дня следить за тем, сколько ты пьёшь? — Извини, папочка, но я не нуждаюсь в твоей опеке, — чуть резко произносит русский в привычной ему манере, поднимая бровь. — Ты меня только что папочкой назвал. Всё так плачевно? — ухмыляется Отабек, хотя, если признаться, в штанах что-то от этого заметно дёргается. — Плачевнее некуда, — Юра снова закидывает руки старшему на плечи, становясь на носки, потому что ебаная разница в росте, и нежно чмокает. — Наш разговор такой, блять, бессмысленный сейчас, — на секунду оторвавшись от родных губ, отмечает брюнет, а затем перенимает инициативу, подхватывая Плисецкого и сажая на раковину. Они дёргаются, сталкиваясь носами, когда дверь открывается, а перепуганный Пхичит предстаёт перед ними, разоблачая чей-то грязный секрет. Таиландец проводит пальцами возле губ, будто застёгивая замок, говоря, что никому не расскажет, и выходит, прикрывая за собой дверь. Наверняка ещё проследит, думает Юра, чтобы никто не зашёл. — Может, сменим локацию? — предлагает Плисецкий и сжимает чужие бедра своими. — Да, конечно. Только ещё секунду… — произносит Алтын, тягуче медленно сминая губы парня напротив.***
— Знаешь, таксист был не в восторге от увиденного. Уверен, эту поездку он запомнит надолго, — Алтын весело усмехается и снова поправляет волосы. За смехом скрывалось смущение, которое Юра увидеть не должен был. Плисецкий, уже с головой закопавшийся в ворох одеял, тяжело стонет. Пьяный Юра — заклятый враг трезвого Юры, и первый пока лидировал по количеству подложенных свиней. — Я действительно приставал к тебе, будучи пьяным. Ну… — тянет обречённо покрасневший Плисецкий, выглядывая из-под одеяла. — Зато праздник удался, хах, — оптимистичная улыбка озаряет освещённое лучами солнца лицо. — А знаешь, я рад, что ничего не было. Было бы обидно, если бы я даже не помнил свой первый раз. — Да, именно поэтому ничего не было, — подмечает Бека, приобнимая парня за плечи, попутно целуя в макушку. — Ты всё ещё голый, — напоминает младший. — А ты всё ещё девственник, — Юра возмущённо ударяет кулачком по рельефной груди, но улыбка всё так же не сходит с лица. — Спасибо, — уже более тихо произносит он. — За что? — Ну, за то, что не воспользовался мной. — Юр… — Алтын поворачивает лицо русского к себе, но теперь на нём нет и тени веселья, — Мне стоит повторить? Я. Тебя. Люблю. И буду повторять до тех пор, пока до тебя не дойдёт эта информация. Я бы ни за что не смог так с тобой поступить, понимаешь? — в те редкие моменты, когда Алтын проявлял какие-то эмоции (помимо безразличия), он был настолько искренен в своих словах и поступках, что сердце, кажется, останавливалось у парня напротив. Мало кто знал, даже сам Отабек, но Плисецкий каждый день благодарил небеса за него, за возможность быть счастливым. А для Юры слова Отабека и счастье практически стали синонимами. — Ты лучший. Я надеюсь, ты знаешь это? Потому что повторять это когда-либо ещё я не намерен, — блондин вновь усмехается. — Так на тебя похоже. Отабек снова прижимает парня к себе, укладывая голову на грудь. Юра едва ощутимо чмокает старшего в шею и прикрывает глаза, пытаясь ни о чём не думать хотя бы пару секунд. Но его тут же ударяет по голове мыслью, что они снова кое о ком забыли. — Зере! — Что «Зере»? — Где ребёнок? — Юр, честно, хуевый из тебя родитель бы получился, — казах встаёт и стягивает с себя полотенце, принимаясь одеваться. — Именно поэтому я не собираюсь заводить спиногрызов, — блондин отводит взгляд, отчаянно силясь не смотреть туда. Отабек открывает рот, собираясь оповестить, что у них с Юрой осталось всего пару часов до того, как Алтын вернётся в Казахстан, но в неопределённом углу комнаты начинает вибрировать телефон. Брюнет оглядывается и примечает его небрежно валяющимся под кроватью вместе с потерянной одеждой Плисецкого. Можно только гадать, как они оказались там. — Да? — С добрым утром! — жизнерадостный голос на том конце вызывает у парня еле заметную улыбку, ведь всеобъемлющая оптимистичность Пхичита заставила бы проявить эмоции даже булыжник, которым в прошлой жизни (если не в нынешней), вероятно, и был Отабек. — Да, поистине доброе, — выдаёт в ответ младший. — Позвонил убедиться, что с вами, ребята, всё хорошо. Вчера вы уехали и никто о вас больше не слышал, — заговорщически прошептал таиландец. Разговаривая они вживую, думает Алтын, тот ещё бы и подмигнул. — Можешь не беспокоиться, Пхичит, мы в порядке, и я надеюсь, это всё, что ты хотел узнать. Юре нежностей на утро катастрофически не хватило, поэтому он осторожно подкрадывается к парню сзади, опоясывая талию тонкими руками-макаронинами. Ловко выхватывает телефон из рук брюнета и кидает простое: — Пока, Чи, — он выключает телефон и бросает куда-то на кровать. — Не хочу, чтобы ты уезжал, — блондин утыкается лбом в накачанную спину Алтына и ведёт носом, отчего на смуглой коже выступают мурашки. — Ты ведь остаёшься, как я понял, да? — уточняет старший. — Обстоятельства обязывают… — вздыхает Плисецкий. — А ты вот вообще ни на денёк остаться не можешь? — Юра с надеждой в голосе даже не спрашивает, а больше просит. Так хотелось провести свободное от тренировок и учёбы время вдвоём, но, видимо, не судьба, и видеться они смогут теперь только по уже ненавистному обоим скайпу. — Юр, ну ты же знаешь… — Ах, да-да. Мелкую с нами оставлять опасно. — Именно, — брюнет оборачивается и прижимает Плисецкого к себе, настолько крепко, что тому становится трудно дышать. Но он не жалуется, это даже приятно. Будь его воля, простоял бы так вечность. Хотя вечность не предел. — Охуенно лето вместе провели, конечно. Всегда бы так, — сарказм и недовольство так и сквозят в каждом слове, но это оправдано. — Нам пора… Самолет через 2 часа вообще-то, а нужно ещё вещи собрать. И отдай уже мою рубашку! — грозный тон под конец предложения нисколько не вызывает в Плисецком страха перед старшим, поэтому он просто отскакивает, глядя с вызовом. — А ты заставь. — Не нравятся мне эти твои игры, — ворчит брюнет. — Привыкай, красачик, — звонкий смех удаляется, пока его обладатель полностью не скрывается за дверью ванной комнаты. Этот ребёнок никогда не угомонится.***
В Питере на удивление тепло, но подростку, идущему мимо этих спещащих куда-то людей, почему-то холодно. Предстоящее расставание так душит, что складывается ощущение, что если поднять голову выше и взглянуть на Алтына, то он предательски сдастся и выронит слезу. Крохотная ручка самой младшей в их компании крепко сжимает его руку, и Юра чувствует, что не он один расстроен. А как там Отабек Плисецкий только догадывается: он не смотрел ему в лицо с самой посадки в такси из дома. Наверное, не лучше, думает подросток. Посадку объявляют практически сразу, потому что из-за оттягивания времени блондином они чуть не опоздали. Юра останавливается, и всё же поднимает голову. На самом деле, Юрий давно не видел каменного выражения лица у Алтына или просто так редко, что не помнит, но рядом с ним тот практически всегда улыбается. А сейчас лицо его выражает нечто среднее между грустью и всеобъемлющей тоской. — Я буду очень сильно скучать, — начинает старший. — Не знаю, когда мы ещё увидимся, так что готовься, что я буду звонить тебе настолько часто, что ты пожалеешь, что связался со мной, — забота, которая выглядит как угроза жизни — это так в стиле Плисецкого. — Тебе придётся постараться, чтобы я пожалел о связи с тобой, — и вот на расстроенном лице вновь появляется улыбка, такая красивая и яркая, по мнению подростка. — Хэй, мелочь, — обращается Юра к Зере, — Знаешь, ты мне теперь как сестрёнка, которую я никогда не хотел, — девочка на это лишь цокает языком, закатывая глаза. — Трогательные прощания, кажется, работают только между вами двумя. — Люблю тебя, мелкая, — всё-таки сдаётся тот и, опускаясь ниже, обнимает её крепко-крепко, чтобы не скучать. Но он знает: скучать будет и очень сильно. — Ладно, нюни распустил. Увидимся же ещё, — строго говорит Зере. Унаследовала от брата. — Да, всё. Валите, пока я не затопил Питер раньше времени. Алтын приближается, оглядываясь вокруг, и мимолётно чмокает друга в губы. А потом шепчет напоследок: — Люблю. Казах берёт сестру под руку и удаляется. Девочка оборачивается на секунду и машет миниатюрной ладошкой. А Юра знает, им ещё не раз придётся так расставаться, к этому надо привыкать. Но в конечном итоге, всё будет даже лучше, чем он может себе представить. Он-то уж точно постарается для этого.