Внутренние демоны

      Липкий запах ночного города атакует мои лёгкие, когда я выхожу из такси. Красно-коричневый цвет кирпича давит на виски, и причудливые абстракции уличных художников складываются в красные буквы — шлюха. Мотаю головой, испуганно оглядываюсь по сторонам. Лишь бы никто не увидел! Подхожу к стене и, стянув рукав чёрного кардигана на пуговицах, пытаюсь стереть позорную надпись со стены. Господи, значит, что кто-то знает! Какой кошмар! А если узнает Дженна? Что же будет! Продолжаю вертеть головой в поисках прохожих или злорадствующего злодея неподалёку, но вокруг пусто. Слёзы начинают душить меня. Пытаюсь царапать ногтями тёмно-красные буквы, но они появляются вновь и вновь. Тру рукавом — ничего. Соберись, Гилберт!       — Елена? — слышу за своей спиной. Оборачиваюсь. Молодой парень с причудливой причёской из кудрявых волос стоит напротив меня.       — Арон! Какая встреча! — делаю слепой шаг назад к стене, пытаясь закрыть собой позорную надпись.       — Что ты там прячешь? — хмурит брови и бесстрастно отодвигает меня от стены. Виновато опускаю голову.       — Твоё творение? — улыбка проступает на его лице.       — Нет, это… я случайно увидела это и…— говорю я и начинаю водить носком сапога по асфальту. Провалиться мне на месте.       — Это великолепно! — он смеётся. Ну да, я бы тоже над собой посмеялась. Поднимаю голову, чтобы встретиться с пятью буквами «глаза в глаза», но моё лицо застывает маской. На стене нет букв, есть только огромное красное солнце и лицо Элвиса Пресли, нарисованное красной краской и тонкими чёрными линиями. Вот чёрт.       — Извини, мне… мне пора, — наспех говорю я и взлетаю на лестницу, на третий этаж. У меня галлюцинации, как от принятия психотропного вещества. Но я ничего не принимала, кроме, разумеется, Деймона Сальваторе. Он сильнее смеси героина и кокаина. Внушительных размеров связка ключей звенит на весь коридор и несколько раз падает на пол, пока я пытаюсь открыть дверь. После нескольких неудачных попыток, старый замок сдаётся мне и впускает в трёхкомнатную квартиру с планировкой студии. Где одна комната служит гостиной, столовой, соединительным пространством для прохода из моей спальни в комнату Ким. Обеспокоенные светящиеся бесконечной добротой и лаской серые глаза смотрят на меня.       — Корнелия, я… извините, пробки, я ехала с другого конца города, но я вам доплачу! — тараторю я, динамично ища на дне клатча несколько смятых купюр. Женщина тепло улыбается и подходит ко мне, кладя свои сухие руки на мои дрожащие.       — Ким спит. Ужин на плите. Доброй ночи, Елена, — тихо шагая и прикрывая дверь, она удаляется, оставляя меня одну. Скидываю узкий ремешок с плеча и разворачиваю свою ладонь, которая оказалась пуста. Нервный смешок вырывается у меня. Может у Миссис Флетчер и новый роман, но единственный с кем она обручена и верна ему несколько десятков лет у неё в фаворитах, а именно свинцово-зелёный портрет — Бенджамина Франклина. Снимаю противно прилившие к голым ногам сапоги и иду в ванну. На зеркале красной помадой выведены буквы «продажная тварь». Этого не может быть! Жмурюсь и несколько раз выдыхаю, прежде чем взглянуть на своё отражение в поверхности. Никаких надписей нет. Зеркало чистое.       — Гилберт, ты точно сходишь с ума.       Ополаскиваю пылающее стыдом к самой себе лицо ледяной водой. Поднимаю взгляд и в зеркале врезаюсь с взглядом тёмно-карих, полных ненавистью и презрением глазами. Моими глазами.       Выхожу из ванны и мне кажется, что я слишком громко хлопаю дверью. На носочках приоткрываю дверь в комнату Ким. Мой ангел. Спит. До боли в сердце похожая на нашу маму.       Родители любили путешествовать. Даже слишком. Два года назад они сказали, что хотят возобновить романтику в их отношениях, и отправились на поиски любви в Японию. Все убеждали отправиться их в Европу, но отец настоял на востоке. Домой они не вернулись. Ким тогда едва исполнилось три и почти каждый, день, когда я ей читаю, она тяжело, по-взрослому вздыхает. Ведь я не папа. И даже не мама, которая готовила ей оладьи с сиропом. Всё просто: я не они. И никогда не стану, но я, честно, стараюсь. Скажу по секрету: оладьи с каждым разом лучше, и младшая сестра даже начала их есть. Успех. Я не была готова к взрослой жизни. К сожалению, никто не оставил меня у двери, не дал мне ключи, сумку набитую долларами и не сказал: «Дорогая Елена, за этой дверью стоит злая сука, а имя ей — жизнь».       Нет, нет, нет. Мне оставили двести долларов, ключи от дома в Джорджии, маленькую Ким на руки и хорошего пинка под зад. Погрузившись в своим мысли, совершено не замечаю, как губы сжимают толстый фильтр сигареты. Шлепанье босых ног по паркету заставляет меня обернуться.       — Елена, — сиплый тонкий голос. Она очаровательна. Мой сонный ангел. Стоит, переминается с ножки на ножку, в руке держит огромного плюшевого зайца за ухо, свободным кулачком сильно трёт глазки.       — Ким, — быстрым движение тушу сигарету в пепельнице и присаживаюсь к ней на корточки.       — Я не слышала, когда ты вернулась, — немного шепелявит, плохо выговаривая букву «Ш».       — Совсем не давно.       — Ты опять помогала больным собачкам? — светло-карие детские глаза расширяются.       — Верно, — улыбаюсь, заправляя тёмную кудряшку, спадающую на лицо Ким. Она распахивает ручки, и я с готовностью обнимаю её, поднимая на руки. Сестренка обмякает в моих руках, до тех пор, пока не опускаю её в кровать.       — Поцелуй на ночь, — требует она, когда я собираюсь уйти. Обязательный ритуал перед сном. В лёгком поцелуе прижимаюсь губами к лбу, малышка закрывает глаза. Включаю ночник с рыбками и уже не пороге останавливаюсь, когда слышу голос Кимберли:       — Елена, а мама и папа скоро вернутся?       —Скоро, — спешно отвечаю я, закрывая за собой дверь и прислоняясь затылком к стене, закрываю ладонью рот, чтобы не кричать в голос. Это тоже ритуал. Каждодневный. Болезненный, как укол кислоты. Поцелуй на ночь, её вопрос — мой ответ, закрыть дверь, зажать и рот, а потом расплакаться. Скатываюсь на пол. Одинокие, крупные слёзы стекают на мои скулы, щеки, падая на блузку, оставляя солённые пятна. Разруха, пустота, война горит внутри меня. Залпы обиды, ненависти и несправедливости гремят в моих ушах. Противный голос Деймона, повторяющий гнусавые слова вновь и вновь — слова о сделке.       «Сделка есть сделка».       «Сделка состоялась, Елена».       Ужасный голос. Ужасно сексуальный голос. Чёрт возьми, да я вся им пропахла. Как сумасшедшая подношу блузку к носу, ладони, запястья, пальцы, сгибы локтей — всё пахнет ментолом и им. Мне отвлекает звук SMS, пришедшего на телефон. От Деймона. Дыхание перехватывает, и я рефлексом притягиваю телефон к груди. Вдох-вдох-выдох. Дрожащим пальцем нажимаю на «принять вложение». Загрузка завершена. С экрана на меня смотрит Он. Что-то лицо слишком довольное. Погодите-ка! Что у него зажато меж пальцев? О, мой Бог! Это же мои порванные трусики! И подпись: «Ты тут обронила. А я нашёл. Думаю, ты не будешь против, если я оставлю это на память о твоей девственности?»       Боже, боже, боже. Потеря моей чести и достоинства.       «Против», — отправляю я.       «Как жаль, что мне всё равно», — приходит через минуту. Он не занят. Если пишет, значит вспоминает обо мне… эта внезапная мысль обволакивает меня, как душистое масло.       «Было бы неплохо выспаться. Скоро тебя ждут трудовые будни. После обсуждения формальностей, разумеется», — снова его сообщение. Он флиртует со мной? Боже, да. Он флиртует со мной!       «Трудовые будни», — смакую я. Трудовые будни под Деймоном Сальваторе. Стыд и самобичевание уходят на задний план, заменяя внезапное, острое чувство — возбуждение.       « А как же формальности?» — печатаю я.       «После обсуждения формальностей. Но после сегодняшнего секса, я думаю, ты пойдешь на все мои условия, чтобы снова испытать это».        Хочется написать ему: напыщенный ублюдок. Внезапно в мою голову приходит другой текст, который мне нравится куда больше.       «Не знаю. Могло быть и лучше…» — представляю, как он бесится сейчас. Я задела его эго. Самое дорогое, что у него есть, после коллекции дорогого, пряного рома.       «Иди спать», — приходит от него. Хм, я ожидала большего.       «БЫСТРО!» — следом второе SMS. Вздрагиваю, будто он кричит на меня. О, теперь больше похоже на того Сальваторе. Закатываю глаза и поднимаюсь с пола. Неровными шагами дохожу до своей комнаты, падая на кровать. Когда мы познакомились, он был милее и обходительнее со мной…        Была последняя пятница марта. Я задержалась на учебе и опоздала на свою смену в ветеринарной клинике. Подскользнувшись в коридоре на повороте, мои ноги разъехались, и я распласталась на холодном кафельном полу.       — Чёрт, — прорычала я, пытаясь подняться. Быстро подняв свои вещи, побежала дальше и на углу врезалась в крепкую мужскую грудь. Подняв голову, встречаюсь с насмешливыми льдисто-голубыми глазами, в которых видна нескрываемая насмешка.       — Извините, — недовольно бубню я. От него пахло дорогим парфюмом, который тянулся за ним шлейфом цитруса.       — Мисс, — окликнул он меня. Оборачиваюсь. — Тут такое дело. Под мои колеса попало животное, и мне бы хотелось по скорее отсюда убраться. Не подскажите, что мне нужно для этого сделать? — он подходит ко мне на слишком близкое расстояние. Мой взгляд обводит его точёное тело. Чёрные и взъерошенные волосы, светлые, как две льдинки глаза, высокий рост, и (о, господи!) широкие плечи, идеально ровные ключицы добивают меня. Закусываю губу, продолжая рассматривать его.       — А с чего вы вообще взяли, что я тут работаю? — шепчу осипшим голосом, наконец-то подняв глаза.       Мужчина поднимает свои брови и смотрит на меня убийственным взглядом, будто говоря: «посмотрите на эту идиотку». Брюнет опускает голову и пальцем указывает на мою грудь. Что такое? Точно. Я же в медицинском костюме, а на моей груди бейджик «Елена Гилберт. Практикант ветеринарной клиники доктора Джеймса Смита».       — Догадался, — улыбается он. Моё хорошее настроение улетучивается. Испаряется, как чистый спирт на воздухе.       — Вам нужно пройти дальше по коридору, в приёмной вы найдёте миссис Батлер, но впредь ездите аккуратнее! — ещё один взгляд, и я обхожу его, идя по коридору. В клинике слишком тихо. Настолько, что мои шаги отдаются эхом. Как будто я тут не одна. Подождите-ка….       — Вы следите за мной? — говорю я, обернувшись. Брюнет застывает и снисходительно поднимает руки вверх, улыбаясь.       — Я просто иду, — пожимает плечами.       Хмыкнув, отворачиваюсь от него и возобновляю шаг. Миссис Батлер нет на своём месте. Ох, ну да. Сейчас же вечер. Значит, обслужить его — моя работа.       — Серьёзно? То есть, ты объясняла мне про какую-то старушенцию, про план здания, чтобы я просто шёл за тобой?! — хмурится он, заходя в приёмную.       — Миссис Батлер уже закончила свой рабочий день. И, к вашему сведению, ей всего лишь тридцать пять.       — К твоему сведению, женщин которых называют «миссис» — автоматически приобретают статус «старушенций», — бесцеремонно он садитсяв кресло, напротив меня, презрительно осматриваясь. Начинаю смотреть списки поступивших животных за сегодня, перелистывая бумаги на столе. К моему ужасу их слишком много.       — Что это было за животное? — говорю я, как можно более бесстрастно. Мужчина поднимает на меня взгляд и задумывается. — Я не уверен, но кажется кошка. Или маленькая собака. Крот. Точно, это был крот. — улыбается он, довольный собой. — Вот такой примерно, — двумя ладонями указывает в воздухе примерный размер.       — Крот на дороге? — изогнув бровь, спрашиваю я, продолжая читать списки.       — Он был довольно худым для хорька.       — Вы давали ему кличку при поступлении?       — Кажется, я назвал его Грэткхем. — говорит он, вальяжно развалившись на стуле. Нахожу в списке собаку, породы чихуахуа со странной кличкой и переломом лапы.       — Штрудель-самоубийца?       — О! Точно, да! — закрываю глаза. Теперь моя очередь смотреть на него взглядом «Посмотрите на этого идиота».       — Подпишите договор в двух экземплярах, а потом вы свободны.       — Сразу бы так! — брюнет радостно вскочил с кресла. Недоверчиво смотрю на него, но поднимаюсь и иду к принтеру, чтобы принять свеженапечатанный лист бумаги. От чего-то лист зажевался и с противным звуком пронзительно загудел. Чёрные чернила брызнули на меня. Задыхаюсь от возмущения — новая форма испорчена. Обращаюсь взглядом полный мольбы о помощи к брюнету, тот несколько секунд смотрит на меня, потом закатывает глаза и идёт ко мне. — Да что с тобой не так? — хмурится он, но всплеск чернил попадает на его джинсы. Из меня вырывается смех. — По-твоему это смешно? — его взгляд почти рассерженный.       Чернила стреляют из принтера фейверком, оставляя кляксы на наших лицах, обоях, мебели. Он нажимает несколько кнопок на панели.       — Вы знаете, как обращаться с техникой?       — По твоему, если бы я знал, я стоял бы по уши в чернилах? — его глаза расширяются, и он ударяет кулаком по поверхности. Техника в знак протеста делает мощный плевок чернил на его шею. Спохватившись, я выдергиваю шнур из розетки, и с протяжным стоном принтер отключается.       — Что тут случилось? — в дверях застывает медсестра. Мужчина не двигается, пока липкие чернила стекают с его кожи.       — Елена случилась, — рычит он.