Сладкий кошмар

— К… Как это понимать, Давелион? — лицо королевы исказилось, брови были сведены, губы поджаты. — Это дело нашей семьи, вы не должны вмешиваться! Белинда сделала пару шагов назад, подходя к своему сыну, дабы оказаться к нему поближе. — Юный принц попросил у меня помощи — я не смог ему отказать, — Давей ухмыльнулся, обнажив белые зубы, что было больше похоже на хищный оскал. — Мы вас тоже просили о помощи, но вы нам отказали, — воскликнул Кадмус, выбитый из колеи таким ходом событий. — Он вас опередил, — не переставая скалиться, ответил мужчина Он обошел Микеля и неторопливым шагом направился к королеве, не отрывая от нее взгляда и пронизывая, будто хищник, что надвигался на добычу. В руке у него был обнаженный клинок. — Я бы на вашем месте не делала глупостей, — зашипела Белинда, так же медленно отступая и с блеском страха в глазах смотря на клинок, — это равносильно объявлению войны! Вы на чужой территории и находитесь в невыгодном положении. — Что же, довожу до вашего сведения, что война уже объявлена, — хмыкнул король, продолжая наступать, — моя армия с минуты на минуту преодолеет границу столицы и ворвется в замок, дабы захватить его, — Давелион замер, в нескольких метрах от королевы, что уже пряталась за спиной сына, — у вас есть два выхода: либо вы сдаетесь добровольно и отправляетесь в изгнание, или же ваши головы лишатся плеч — выбирайте. — Да как ты… — голос у женщины сел, это была смесь хрипа и шипения, — ДА КАК ТЫ СМЕЕШЬ! — ее визг разнесся по всему залу и эхом ударило по стенам. — Ты! Щенок! Дворовый сопляк без рода и семьи! Да как ты смеешь дерзить мне! Королеве! — Вы самозванка, а не королева, — на удивление спокойным голосом ответил Давелион, но внутри бешенство клокотало, — не нужно меня с собой сравнивать, мы на разных уровнях. — Мерзавец, — Белинда задрожала от злости, но и шагу не отступила от Кадмуса. — Достаточно, — заговорил Микеланджело, встревая в их разговор и уверенным шагом приближаясь к матери и брату, — ваши обмены любезностями ни к чему не приведут, как и отсрочка времени разговорами. Войска уже здесь, — Микель посмотрел на короля, как бы донося до его ушей сказанное, — и я вам настоятельно советую просто сдаться и уехать жить в другую страну. — Закрой свой рот, сукин сын! — женщина бросилась на юноша, явно с желанием выцарапать глаза и вырвать язык, но Кадмус быстро остановил свою матушку, не давая ей уйти на зону противников. — Ты должен был сдохнуть и навсегда избавить меня от присутствия Глории в этом мире! Надо было самолично тебе глотку перерезать, а не устраивать весь этот фарс с нападением, дабы пустить пыль в глаза твоему папочке! Который тоже сдох! От моей руки! Как и твоя мамаша! — истерический женский смех прошелся по всему помещению и утонул под сводами помещения. Комок застрял в горле, и в глазах поплыло. Он не ожидал этого, не ожидал услышать такого откровения из уст этой женщины, он надеялся до последнего остаться в неведении подробностей ее злодеяния, но она была иного мнения. Паника и страх засели у женщины в груди, она уже не отдавала себе отчет о том, что творит и говорит — шипения сына и попытки призвать к здравоумию не увенчались успехом — она теряла контроль над собой. — Хочешь сказать, — прохрипел Микеланджело севшим голосом, — что ты убила не только моего отца, но и мою родную матушку? — А что такое, неужели твой покровитель тебе не рассказал этого? — искры безумия так и плескались в змеиных глазах Белинды. — Да! Я убила всю твою прокля́тую семью! Так и знай! И всю жизнь ненавидела тебя — ее чада! Нужно было придушить тебя, пока ты был еще безмозглым ребенком. Одинокая холодная капля прокатилась по щеке, упала на пол и разбилась на сотни осколков, как и сердце. Микеланджело не хватало воздуха, грудь резко заболела и сжалась, причиняя невыносимую боль. Парень вскрикнул и, судорожно схватившись за грудь, упал на колени, пытаясь уловить губами хоть каплю воздуха, что ускользал от него. В глазах потемнело, уши заложило, он ничего не видел и не слышал. Он не слышал, как войска с воинственным ревом ворвались в главный зал дворца, как из-за спины королевы и Кадмуса тоже выскочили воины из личной гвардии, как юношу волочат куда-то в сторону, дабы он не попал под шальную стрелу или выбитый в ходе битвы клинок. Ожесточенная битва развернулась в совсем маленькой для такого количества людей комнате. Свист разрезающего воздух оружия, скрежет и искры сталкивающихся клинков, воинственные вскрики атакующих и стоны боли раненых. Люди смешались в одну кучу, и с трудом можно было понять, где свои, а где чужие. Микеланджело чувствовал толчки, несильные удары по щеке, как ему кричали прямо в ухо, дабы достучаться, но это было бессмысленно. Он все видел и все слышал, но информация до него не доходила, как если бы он был в закрытом куполе. Взгляд юноши упал на убегающих Белинду и Кадмуса в сопровождении воинов. Сердце пропустило удар и Микель, сжав посильнее эфес меча, что был спрятан в ножнах на поясе, подорвался с места и бросился за ними. Кровь стучала в висках, в ушах был слышен свист ветра, грудь с трудом успевала вдыхать воздух. Он выскочил на лестницу башни и увидел силуэты взбирающихся наверх людей; не медля парень бросился за ними, вспоминая причину того, почему они бегут вверх, а не вниз. «Башня Солнца! Они собираются сбежать в лес!» Особенность этой башни была в том, что она была самой высокой во дворце и имела лестницу, что обвивала здание с внешней стороны — это был потайной ход башни, предназначенный как раз для бегства королевской семьи на случай нападения. «А есть ли у вас право пользоваться этой дорогой!» — юноша зарычал и ускорил свой бег, нагоняя предателей. — Стоять! — взревел Микеланджело нагоняя их. Он схватил за шкирку солдата, что плелся в самом конце, и попросту спустил его толчком вниз по винтовой лестнице. Следующий воин уже был готов к сопернику и встретил принца с оружием. Они обменялись несколькими ударами, но принц не собирался долго с ним возиться, поэтому подловил соперника на моменте, когда он замешкался, пытаясь устоять на узеньких лестницах и ударив того по обратной стороне колени долом меча, так же столкнул его вниз. Микель нагнал их на самой вершине. Королева с трудом дышала, как и Кадмус — эти двое не привыкли к нагрузкам такого рода, «не по-королевски» — как выразилась однажды Белинда, отбирая игрушечную шпагу у младшего сына и прогоняя Микеля. Осталось всего двое солдат, и они вдвоем бросились на принца с явным намерением убить. Юноша легко парировал удары несмотря на то, что соперников было двое, но они казались на фоне закалённого битвами принца лишь недавно открывшими глаза котятами, поэтому без особого труда вскоре они так же отправились считать ступени этой башни своими костями. — Вы правы, Ваше Высочество, — Микеланджело неторопливо повернул голову в сторону королевы, что дрожа всем телом пряталась за сына, — Вам нужно было убить меня еще в детстве и тогда у вас не было бы проблем. Микель не шутил и не ехидничал, у него не было сил надевать маску шута и продолжать что-то из себя строить. Он устал. — Ваша ошибка была так же в том, что вы постоянно отправляли меня на войны в надежде, что там меня убьют, а на деле я стал лучшим воином, чем все ваши хваленые солдаты личной гвардии. Юноша обхватил рукоять меча покрепче и наставил на Белинду. — Молитесь, — прохрипел парень не своим голосом, — молитесь, и может быть в следующей жизни вы родитесь в той семье, к которой ваше сердце так рвется. — Мрааазь, — зашипела женщина, дрожа от страха и ненависти, — чертова мразь! Будь ты проклят! Будь ты проклят своим великодушием! Своим характером, как у этой дряни Глории! Да будь ты проклят! Женщина кричала не своим голосом, но это все, что она могла. — Почему ей должно было так повезти! Почему именно она стала женой короля, а не я! Почему меня должны были выдать замуж за мерзкого старика аристократа, а она стала женой самого короля, который еще и любил ее! Почему?! Мы обе были на равных, с детства росли вместе, ничем не отличались! Я тоже была красива! Я ничуть не хуже нее! Так какого дьявола? Я спрашиваю тебя? Какого дьявола я жила, как наложница, а она была королевой?! Женщина задыхалась от возмущения и от обиды, глаза сияли будто мрамор. Грязный мрамор, что погряз в пучине грехов. — Эта свинья поселила меня в какой-то деревне и не выпускала из дома, постоянно используя меня как ему захочется. Я была для него лишь постельной игрушкой. Красивой игрушкой, он всегда мне это говорил, — лицо Белинды исказилось от воспоминаний, — сходу заделал мне ребенка, а после еще двоих, чтобы я вдруг не удумала ему изменять, и мне некуда было деваться. Не вернусь же я в отчий дом с детьми наперевес. А я не выдержала! Я отравила его и все! — женщина подняла стеклянные и ликующие глаза. — Я оказалась свободна! Я вернулась в столицу и узнала, что пока меня использовали как бордельную девку, моя подруга вышла замуж за мужчину, который ее любит и пылинки сдувает! И это не просто мужчина, а чертов король! Голос королевы сорвался, и она на секунду сжала глаза, как бы приводя мысли в порядок, и продолжила: — Разве это справедливо? У нее уже был двухлетний ребенок, и сама они цвела, была любима и счастлива! А почему она должна быть счастлива в то время, когда я мучилась всю свою молодость? — шальные глаза уставились на Микеля и в них не было и капли раскаяния. — Я и сблизилась с ней, подружилась с королем и вуаля! Неожиданно королева оказывается мертва, потому что ее травма после родов так и не прошла. Бедный и несчастный король не мог найти места себе от горя, а потом появляюсь я! Вся прекрасная и добрая, обволакиваю его добротой и заботой, спаиваю, вынуждаю переспать со мной, а после прошу взять ответственность за ребенка, который он мне заделал и который так и не родился просто потому, что его никогда и не было. Женщина прикрывает глаза, набирая воздух, и Микеланджело видит удовлетворенную улыбку на ее губах. Нет, она не раскаивается. Ни в чем. И если бы у нее была бы возможность вернуть время вспять и переиграть жизнь по новой, то она бы сделала все так же. Абсолютно так же, ничего не меняя и никого не оставляя в живых. — Ты думаешь, что это достойное оправдание твоим поступкам? — спросил Микель, не отрывая взгляда от Белинды. — Разумеется! — воскликнула она. — Раз я всю жизнь мучилась, то и другие должны страдать! Почему мне должно быть плохо, а другим хорошо? Все должны мучиться! Весь мир должен мучиться так же, как и я! Парень закусил губу. Нет, ей нет прощения. Ему не нужна ее молитва, не нужны ее извинения, ему ничего не нужно. Она хотела, чтобы все вокруг страдали, так и получилось. Она заставила страдать целых два государства, которые любили своих правителей. Заставила множество людей проливать слезы о потере близких. Эта женщина добилась своего. И если это не прекратить, то прольется море крови. Микеланджело сжал эфес посильнее подрагивающими руками и медленно и осторожно стал надвигаться на принца и королеву.

***

Давелион отбил очередной удар очередного солдата и беглым взглядом окинул помещение. Он не успел броситься вслед Микелю, который подорвался в сторону башни и исчез за темной дверью. Мужчина знал, куда побежал юноша, но не хотел оставлять его одного, хотя и понимал, что разобраться со своими чувствами он должен самостоятельно. — Где мальчишка? — Доминик прижался к спине короля, прикрывая тыл и тяжело дыша. — Сбежал. — В смысле? — удивленно переспросил герцог. — Он что, нас всех бросил и поджав хвост свалил? — Нет, он сбежал из зала, пошел за королевой и ее сынком. — Один? — Да. Грубый толчок прилетел в бок мужчины. — Эй, — недовольно поморщился король. — И какого ты его оставил одного? Если с ним что-нибудь случится, то вся наша затея пойдет быкам под хвост. — Он справится, — пробурчал мужчина, встречая очередного воина клинком. — Конечно справится, — запыхтел Дами, — против пятерки вооруженных воинов и сумасшедшей королевы. В одиночку. Да как в потолок поплевать. Давелион сжал губы и, немного поразмыслив, побежал в сторону двери, за которой не так давно исчез Микель. К сожалению, его так просто к ней не пустили, как будто кто-то отдал приказ тщательно ее охранять. Мужчине пришлось неслабо попотеть, чтобы прорваться сквозь оборону, — ему на помощь подошла Минерва, которая помогла освободить проход и крикнула, что не пустит посторонних, отправила мужчину вверх по лестнице. Мужчина быстро взлетел по ней и на последней ступени замер, пытаясь осмыслить открывшуюся перед ним картину. Микель стоял к нему спиной с опущенным клинком, с которого неторопливо стекали бордовые капли крови. У ног юноши лежала королева, из-под которой вытекала лужа крови. Глаза женщины были стеклянными и смотрели прямиком на своего палача. Подле нее сидел на полу Кадмус, прислонившись спиной к стене и опустив голову на грудь, судя по дыре в груди, из которой все еще вытекала бордовая струйка, мужчина был мертв. — Микель, — негромко окликнул его Давей. Юноша не вздрогнул, как будто знал, что за ним кто-то стоит. Он неторопливо повернул голову в сторону мужчины, встречаясь с ним взглядом. Давелион почувствовал, как у него внутри что-то оборвалось и упало, скручивая живот и отправляя дрожь в колени. Ну вот и все. Хотелось бы так сказать. Ты молодец, ты справился! Хотелось бы его приободрить. Но есть ли теперь кого приободрять? Кого хвалить, поддерживать? Нет, некого. Ни эти равнодушные, потемневшие и остекленевшие глаза. Ни это равнодушное лицо. Ни эти окровавленные руки. — Микеланджело, — неуверенно позвал его Давей, все-таки решаясь подойти к мальчишке. Он спрятал свой меч в ножны и постарался аккуратно отобрать у парня из рук оружие. Микель не сопротивлялся, он спокойно отдал его, как будто ждал той минуты, когда кто-нибудь отберет у него эту гадость. Давелион отбросил оружие в сторону и нерешительно, но все же прижал к своей груди юношу и нежно стал поглаживать по голове. Несколько минут ничего не происходило, парень не двигался, а мужчина молчал. Но Давей почувствовал влагу на груди и прикосновение рук к спине, услышал судорожные вздохи. А еще через мгновенье Микеля прорвало. Сначала он тихонько скулил, но потом это вылилось в вой, а затем и в крики. Он ревел как тогда, когда услышал об убийстве отца, он кричал, не щадя горла, он не стыдился проливать слезы, сердце разрывалось от боли потерь, от обид и от безысходности. Тяжело было сказать, как долго это продолжалось, но никто из них не торопился. Уже было некуда торопиться. Все закончилось. Когда Микеланджело немного успокоился, Давелион уволок юношу обратно в зал, вниз по лестнице. Они шли неторопливо, парень крепко цеплялся за руку короля, который в свою очередь прижимал парня к себе, дабы тот не потерял равновесие и не упал. В тронном зале на удивление было спокойно. Более никто не сражался, воины Фердании стояли вдоль стен с опущенными головами. Видимо, они услышали крики Микеланджело и поняли, что все кончено. Юноша прошелся взглядом по залу, не узнавая его из-за воцарившегося хаоса. Стулья были перевернуты и разбиты, несущие балки разрублены по кусочкам, а стены заляпаны кровавыми фонтанами. Микель увидел группу людей, собравшихся кругом, и негромкий скулеж идущий оттуда. Сердце у него екнуло и, освободившись из чужих рук, он медленно поплелся в сторону группки. Ему было страшно от того, что он может увидеть, но просто проигнорировать он не мог. На полу сидел Доминик. Мужчина скрючился над телом, крепко прижимая к себе и тихо скуля. Он раскачивался, этого трудно было заметить, но его тело не было уравновешенно. Дами что-то тихо говорил телу у него на руках, гладил плечи и переплетал пальцы. Когда герцог приподнялся, дабы поправить волосы того, кого обнимал и погладить по щеке, комок застрял у Микеля в горле, и он не удержался от новой волны слез. Но беззвучных. Сейчас не только ему плохо, другим намного больнее. Это была Минерва. И она была мертва.