У нас два обличия

Сколько бы не твердил мне отец, что мой разгульный образ жизни надо вырвать, как зряшный сорняк, я продолжал, более того, старался прикрепить к своему имени больше слухов, как золотистую медальку. Гордился тем, что не успел я пройти и шага на Золотом квартале, так моё имя уже витало в воздухе и было на слуху у большинства жителей нашего «захолустья». Многие страшились меня, а многие терпели, продолжая смотреть с неодобрительным взглядом. Бабник, гуляка и жиголо — вот эти три слова, которые увязались за моей спиной шлейфом, порождаемые слухами. Правда сказать, слухи эти отчасти правдивы, однако и часто преувеличены. Но, — что греха таить! — они радовали меня и веселили чуть ли не до слёз. Это невозможно представить, каково это — слушать рассказы, приукрашивающие, а иногда и откровенно врущие о моих похождениях. До высшей точки абсурда доходили только единицы, но и те поднимали моё самомнение. И ловить слухи о себе стало моим любимым делом. Даже сейчас я продолжал, подкрадываясь по ступенькам в низ к поварне — костяку сплетен среди прислуги в нашем поместье. Я оступился на шаг, чуть не спотыкаясь об ступеньку, и застыл прислушиваясь. В пропаренном воздухе доносились голоса вместе с вкусным запахом, и я машинально облизнул губы. Голос становился четче и отбивался от холодных каменных стен, отрикошетив мне в уши. И я тихо, совсем бесшумно, заглянул в наполовину раскрытые двери кухни. Двое омег-поварят сидели на скамьях, занимаясь готовкой: один чистил картошку, другой — ощипывал гуся. Они разговаривали и явно сплетничали — это было видно, как рыжий омега, сидящий с ведром картошки чуть ли не в обнимку, яро жестикулировал, размахивая ножом и разбрасывая повсюду кожуру от клубня. Другой омега молча слушал, сопровождая слова рыжего немыми кивками. — Ты представляешь, Мило? — донеслось из дубовой двери, сопровождаясь запахом пропаренного мяса. — Он спал одновременно с тремя омегами! — Боже! — воскликнул малец, чуть не уронив обезглавленную тушку гуся в тазик с кипятком. — Понимаешь, это ужасно, — произнес рыжий, опуская взгляд в тарелку. — Он спит со всеми, кому не лень. И как они на такое соглашаются? — Ну, — вздохнул омега, продолжая ощипывать гуся, — он красив. Ему только пальчиком любого помани, так тот и поведется. Поспорить готов, что он им даже ничего не обещает: ни свадьбы, ни детишек. Им бы только лечь. — И то верно, — понурил голову рыжеволосый омега. — Хотя, я слышал, что и Король Дариус еще тот ходок, похуже Маркуса вдвойне. Услышав о Короле я прилип ушами к двери, вслушиваясь в каждый шорох, что даже собственное сердцебиение казалось гулом. — И чем же тот обошел его? Рыжий омега с серьезностью нагнулся к собеседнику, чтобы тому было четче слышно, и произнес: — У него есть гарем… Омега прыснул в кулак, тем самым перебив. Гусь полетел в тазик с кипятком, разбрызгав воду по всему кафелю. — И? — откашлявшись от смеха, произнес омега, доставая мокрого гуся из воды и заново отряхивая прилипшие перья к мокрой тушке. — Это давно не новость. Ты так серьезно это произнес, словно хотел сказать, что Король и животных в свою постель тащит. — Еще этого не хватало! — скорчившись, как от лимона, произнес рыжеволосый, но вскоре продолжил: — Я имел в виду, что Король Дариус любит разнообразие в плане расы и даже пола. — Хочешь сказать, что его гарем напичкан и… — Да! — Ох, Рик, откуда же такие новости? — скептично спросил омега. — Элан сказал, когда привозил продукты с Зеленого квартала. В городе уже об этом только и треплют! — Боже… Рик, какой ты наивный! — снова перебил омега, кинув тушку гуся в тазик, но уже намеренно, чтобы освободить руки и укоризненно опереть их в худые бока. — Нашел кому верить. Элана хлебом не корми, так он сразу растрезвонит на колокольной башне всему городу! Даже черт знает, что с ним секретом делиться нельзя, а про слухи, так он может и соврать. Омега фыркнул, возвращаясь к гусю, который мариновался в тазике. Красными руками, согретыми от горячей воды, он снова начал ощипывать птицу. Рыжий долго смотрел в ведро с картошкой, размышляя, но не решаясь нарушить эту тишину. Их разговор затих, и я не видел смысла стоять за дверью еще дольше, в ожидании чего-то интересного. Уже поднимаясь по ступенькам, я размышлял об услышанном ранее. Все мысли вертелись о спешившем, а точнее вынужденном посетить наше поместье Короле. Он приедет со дня на день, чтобы взять моего младшего брата в мужья. Не сказать, что я боюсь за Габриэля, но все же эта ситуация неприятна для меня. Я никогда не видел Короля, и это меня немного пугает. Габриэль еще тот прохвост и разбалованный мальчишка, и, — чтобы быть откровенно честным, — уже не мальчик. Знают об этом только я и альфа, с которым он проводил томные вечера. Будет очень неприятно, если Король узнает об этом, ведь он принадлежит к истоку совершенно другой расы, которая отличается своими традициями и обычаями, зачастую, глобально отличающимися от наших людских. Король Дариус демон. «Ужасные твари!» — прорезалось в голове, когда я уже закрыл дверь своей комнаты. Пространство было глухо зашторено, не провожая в ее владения свет. — Удосужилось мне родиться третьим сыном? — спросил я у пустоты, как-то глупо выжидая ответа. Для меня это сплошное наказание — быть третьим младшим альфой в семье. Меня не брали на светские и семейные мероприятия, связанные с решением каких-либо дел. Отец всегда впрягал в это моих старших братьев, которые нехотя, но справлялись с делами нашей семьи, и казна разрасталась как вьющийся плющ. Я, имея образование, мог бы помочь и еще больше улучшить состояние моей семьи, но отец всегда был против, не высказав на то причин. С возрастом, у меня сложилась картина, что мой отец — кучер, управляющий впряженными в поводья двумя конями, а для третьего просто не хватило места. Я был лишним в семье — младший сын из альф, которому просто ничего не достанется в наследство, кроме красивого имени. И чтобы сделал на моем месте каждый? Расслабился и стал бы получать от жизни удовольствие, не задумываясь о проблемах и даже не зная, что существуют эти проблемы. В отместку, я стал обузой для отца. Как я уже говорил, в наследство мне достанется только красивое имя, но и его я уже успел опятнать своими выходками. Моё имя уже испробовали на вкус большинство омег и дам, и все они дегустировали его в моей же спальне. Для меня не было помехой, если партнёр замужем, старше меня или имеет уже детей. Наоборот, это давало спокойствие, что он меня не будет допытывать вечной любовью до гроба. Скорее, до гроба доводили меня все эти признания в любви и сопливые сказки о долгой совместной жизни. В который раз я убеждаюсь, что любовь — это пустое слово, миф и только. Я никогда не чувствовал и не испытывал ее в открытую. Всегда она была скрытна. В семье мне мало когда ее дарили, даже со стороны младшего отца. Я долго помнил тот момент, когда мне было семь, и я по своей неуклюжести разбил папину любимую статуэтку. Тогда он так сильно осерчал, что влепил мне пощечину. Его острые коготки рассекли мне верхнюю губу, от чего и по сей день на ней красуется шрам. Вот так диковинная расписная статуэтка стала для моего младшего отца дороже сына.