Настоящее

Всё началось со стука. Под словом «всё» Лидия подразумевала адскую головную боль, не дававшую ей покоя весь вечер, сухость во рту, мелкую дрожь в руках и коленях, а ещё тугой узел в животе, словно невидимой рукой скрутило внутренности. Она вжалась в спинку сиденья, вытянула вперёд руки и вцепилась пальцами в руль, вцепилась так сильно, что суставы хрустнули, но странное ощущение, будто что-то разрывает изнутри и рвётся наружу, никуда не ушло. А под словом «стук» Лидия в эту минуту понимала звон молота, бьющего по наковальне, и этот звук раздавался как будто бы рядом и со всех сторон сразу, он окутывал девушку, хотя она сидела в своей машине, снова и снова нажимая на кнопку магнитолы. Каждый удар невидимого молота заставлял её сердце вздрагивать в попытке вырваться из грудной клетки. При этом оно ударялось о рёбра с такой силой, что по телу Лидии пробегала крупная дрожь, и Мартин выпрямлялась, стискивая руль ещё сильнее. Боль. Она раскалывала голову на части, билась под черепной коробкой бешеным импульсом, стальным обручем сдавливала грудь, а сердце, глупое, всё билось, стучало, стучало… И вдруг… «Лидия. Лидия Мартин». Слова эхом отдавались в мозгу, и Лидия не имела ни малейшего понятия, с чьих губ они сорвались. Она была уверена, что не издавала ни звука, но рядом не было никого, кому бы потребовалось произносить её имя. Лидия прислушалась. Звуки музыки, рвущейся из магнитолы, едва ли заглушали звон падающего молота, но среди всей этой какофонии внезапно проступил тихий отчаявшийся голос. Такой родной… Лидия сглотнула, но слёзы подступили к горлу. Нервы натянулись, словно струны. «Мне бы так хотелось, чтобы ты была рядом, Лидия, хотя… может быть, так даже лучше. Это ужасно». Лидия слушала, затаив дыхание, но даже если бы ей вдруг захотелось вздохнуть, она не смогла бы, закашлялась. Музыка гремела, поставленная на максимум, молот стучал, но его голос звучал отчётливо, помогая отвлечься и сосредоточиться только на нём, а именно этого Лидии сейчас хотелось больше всего. Ну, за исключением, наверное, того неконтролируемого желания коснуться его, того самого лица, что вставало перед мысленным взором девушки всякий раз, когда она закрывала глаза в попытке сдержать рвущийся наружу вопль. Боль в груди становилась нестерпимой, спазмы сдавливали живот, будто тиски, лёгкие с силой выталкивали воздух при каждом вздохе, но с губ девушки срывался лишь хрип. Невыносимо было думать о том, что Стайлз сейчас испытывал то же. «Дурацкое МРТ, скорее бы оно закончилось. Знаешь, а ведь это стоит кучу денег. Папа погряз в долгах… Не знаю, как мы будем с этим разбираться». Стайлз замолчал, но на самом деле он ничего не говорил, всё это время он просто думал. Думал, потому что много раз представлял, как будет делиться самым сокровенным с Лидией. Он не догадывался, что она его слышит. Лидия не могла поверить в случившееся. Сильная ментальная связь… Вот, значит, что это такое… В эту минуту она буквально задохнулась. Лёгкие сжались, воздух поднялся вверх по горлу, ударился о плотно сжатые полные губы, железный молот резко опустился, и девушку обдало жаром изнутри. Она в отчаянии ударила кулаками по рулю и закричала так, как точно ни за что не смогла бы, если бы была человеком. На долю секунды крик перекрыл шум, от которого голова Лидии была готова взорваться в любую секунду, и стало немного легче. Девушка откинулась на спинку сиденья и потёрла рукой челюсть, а потом вдруг вспомнила о том, что её крик приносит облегчение только ей самой, а другим он сулит смерть. Она снова вскрикнула, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что она выдала только что. Это был жалкий щенячий плач, потонувший в рёве магнитолы, от которого в окнах дребезжали стёкла.

***

Стайлз был влюблён в Лидию с третьего класса. Он прекрасно помнил, как увидел её в первый раз, девятилетнюю девочку с копной блестящих янтарных волос и глазами цвета весенней зелени. Такая красивая, очаровательное создание, Стайлзу казалось, что она пришла к нему из другого мира, нет, из сказки. Мальчик не встречал никого умнее и красивее. Он вообще думал, что умными (настолько умными) и красивыми (настолько красивыми) одновременно девушки быть не могут, только мамы, и то не всегда. Маму Стайлз считал и умной, и красивой. Он думал, что другой такой не сыщешь на всём белом свете, но в его жизни вдруг появилась Лидия. И Стайлз на какое-то время позабыл обо всех девчонках, окружавших его, к тому же их было не так уж и много. Он зажмурился. Для него молот стучал гораздо громче, чем для Лидии. Барабанные перепонки отчаянно вибрировали, пальцы нервно подрагивали, свет, что исходил от стен камеры, неприятно бил по глазам, хотя и был не таким уж и ярким. Стайлз думал, что вполне смог бы вынести эту процедуру, не вспомнив о Лидии, если бы не эхо, отскакивающее от стенок его повреждённого мозга, и вкрадчивый голос, такой, что желудок сжимается и кажется, что тебя вот-вот вывернет наизнанку. Стайлз зажмурился ещё сильнее, а когда открыл глаза, обнаружил, что молот не стучит, его окружает глубокая, даже слегка гнетущая тишина. Руки больше не дрожали, а это, несомненно, было плюсом. Только пульсирующая боль в голове никуда не делась. Стайлз зажмурился и потёр затылок, и в эту минуту за его спиной раздался зловещий шёпот, который эхо делало похожим на шипение змеи. — Стайлз, — прошелестел безжизненный голос, и парень резко обернулся, чувствуя, как страх ледяными щупальцами сковывает его тело. Тьма сгустилась вокруг него, и Стайлз почувствовал холод. Звук шаркающих шагов нарушил мёртвую тишину, и вскоре Стайлз понял, что за существо приближалось к нему. Обмотанный бинтами дух остановился и взглянул на него, склонив голову набок. Кончиками коротких, изуродованных пальцев он упирался в стены коридора, из которого пришёл. Ногицунэ усмехнулся, обнажив тёмно-серые зубы, блестящие, словно выплавленные из какого-нибудь металла. Стайлз поморщился при виде чёрного бесформенного рта и, повинуясь инстинкту, отступил назад. — Ты знаешь ответ на мою загадку? — спросил дух, выдержав долгую паузу, такую долгую, что у Стайлза от бездействия зачесались руки. — Ты понял, о чём идёт речь? Когда Ногицунэ заговорил с ним, каждый мускул в теле Стайлза напрягся, а теперь его плечи поникли, безвольно повисли руки, парень с трудом держался на ногах. Опять он со своими чёртовыми загадками! — Я не знаю, — пролепетал он, беспомощно качнув головой и слегка разведя руками. — Я же говорил, что не знаю. Волны отчаяния набегали на него снова и снова, перекатывались через его тело, швыряли на берег лицом вниз, а потом тянули его обратно в свои тёмные воды. Стайлз чувствовал эту боль, хотя волн не было и в помине, он тонул, он правда тонул, барахтался в темноте, а вода заливалась через рот и нос в лёгкие. Он надеялся, что Ногицунэ оставит его, в конце концов, он и так умирает, он знает, он чувствует это, он видит, как смотрит на него отец. Точно так же он смотрел на его маму, когда врачи сказали ему, что она умирает, умирает, как теперь это делает Стайлз. Но если бы Ногицунэ действительно оставил его, то это было бы похоже на чудо. И его не происходит. — У всех это есть, но никто не может это потерять. Что это? Стайлз невольно сжал руку в кулак и махнул им, будто бы хотел кого-то ударить. Головная боль, утихнувшая на короткое время, снова дала о себе знать. Стайлз схватился руками за голову и опустился на пол, холодный и совершенно точно каменный. — Я не знаю! — в отчаянии выкрикнул он, и боль разразилась в его голове красочным фейерверком. Ракеты взрывались внутри черепа, заставляя Стайлза морщиться и тихонько поскуливать. — Что это? — Ногицунэ обошёл его и остановился за его спиной. — Что это? — повторил он гораздо громче, в его голосе послышались рычащие нотки. Он схватился руками за голову, с точностью копируя движение парня. Стайлз замотал головой, не в силах вымолвить ни слова. Слёзы градом катились по его щекам, крик подступал к горлу, парень раскачивался из стороны в сторону, чувствуя, как сжимаются лёгкие от нехватки воздуха. Фейерверк в его голове плавно перешёл во взрыв сверхновой. — Что это?! — проревел дух и рванул бинты на своём лице. Они крошились в его руках, превращались в пыль, он снимал их всё быстрее и быстрее, не беспокоясь об их сохранности. Он намеревался покинуть это тело и никогда больше в него не возвращаться. Он был силён в своей игре и не допускал мысли о том, что победа может перейти в другие руки. Стайлз вскрикнул, подался вперёд, и вдруг всё стихло. Взрыв прекратился. Он ощупал свою голову, словно она действительно могла разлететься на куски. Она оказалась цела. Стайлз медленно поднял голову и произнёс тихо-тихо, зная, что демон всё равно его услышит: — Тень… Ногицунэ усмехнулся. — Наконец-то. У Стайлза всё похолодело внутри, когда он услышал голос духа. Он звучал по-другому, совсем-совсем по-другому. Он казался до боли знакомым и каким-то родным. Не веря своим ушам, Стайлз обернулся.

***

Звон молота стих так же внезапно, как и появился. Лидия недоумённо хлопала глазами и морщилась от поставленной на полную громкость музыки. Несколько прохожих обступили её машину маленьким неровным полукругом и заглянули в окна, но Лидии было решительно всё равно. Продолжая смотреть прямо перед собой, она нащупала магнитолу и вдавила в панель нужную кнопку, которую она тоже нашла не с первой попытки. Девушка пыталась нащупать ту нить, что несколько минут назад связывала её мысли с мыслями Стайлза, но только в груди что-то саднило, словно от неё отхватили кусочек. Связь оборвалась, и Лидия была в ужасе: ей казалось, что ничего дороже этой связи у неё не может быть. Она барабанила пальцами по рулю, кусала свои полные губы, но в голове, пустой и лёгкой, готовой взлететь ввысь, словно воздушный шарик, не было ни единой мысли, за которую можно было бы ухватиться. Лидия застонала в отчаянии. Она не могла ни о чём думать. Руки двигались сами по себе, пока она пыталась сдержать навернувшиеся на глаза слёзы. Лидия не помнила, как добралась до дома, пропустила мимо ушей то, что ей выплюнула в лицо переволновавшаяся мама. Словно зомби, она поднялась к себе в комнату, дрожащими пальцами заперла дверь и упала без сил на пол, не успев добраться до кровати. Ковёр смягчил падение, но даже если бы его здесь не было, Лидия бы не заметила этого. Единственное было хорошо: она смогла зарыться пальцами в его мягкий ворс, и это, казалось бы, сняло напряжение. Но что-то по-прежнему тяготило Лидию. Этим «что-то» была свинцовая тяжесть в груди, вызванная медленными, словно через силу, толчками сердца, хотя совсем недавно оно билось так резво и быстро. Вместе с напряжением, служившим Лидии опорой целый вечер, её покинули все силы. Невидящим взглядом Мартин буравила стену, пока веки вдруг не стали тяжёлыми и не опустились. Темнота накрыла банши плотным покрывалом, и она провалилась в глубокий сон.