Темно-зеленая жизнь

      Вокруг царит тьма, лишь лучик света в щели двери давал видеть расплывчатые углы стен и потолка. Вообще, возникает ощущение, что потолок стремительно падает вниз спереди и возвышается над головой. Или это не ощущение? Черт возьми, да я под лестницей. А по косому потолку передвигаются темные точки, похоже, пауки. Чувствую, на моей груди лежит что-то маленькое и легкое. Очки. Да, с ними мне гораздо яснее, что черные точки на потолке — пауки. Хоть что-то прояснилось. А собственно, кто я, не ясно. И как я сюда вообще попал? И откуда? Голова ни чем не лучшего этого чулана, в котором я нахожусь. Так же темно и пусто. У меня амнезия? Ну должен же я помнить хоть что-то. Откуда-то мне известно, что в фильмах люди не утрачивают базовые навыки, все понимают, но совершенно не помнят ничего о себе и своей жизни. Если у меня амнезия - я должен быть в больнице? А я под чертовой лестницей. Нихрена не понятно. Может, удастся узнать что-то у человека, что идет по лестнице надо мной? Шаги легкие, значит, скорее всего девушка. Так, отлично, она идет к двери этого странного места в котором я нахожусь. Черт, как же кружится голова.       Вижу милый голубой передник в белый горошек сквозь щель в дверце. Вот только либо обладательница передника такая габаритная в принципе, либо я меньше, чем положено. Похоже, я ребенок? Значит, я точно не мог напиться, это проблематично. Да какой я к черту ребенок, у меня мышление явно не детское, это то я точно понимаю. — Гарри, ты уже проснулся? — Устало, но радостно спрашивает милая девушка, открывшая дверь. Она бережно подхватывает меня подмышки и аккуратно вытаскивает из чулана, неся куда-то. Я Гарри? Отлично, я Гарри, теперь мы это знаем. — Пошли умываться, милый. — Ее светлые кудри щекочут шею, я пытаюсь рассмотреть, что происходит за ее спиной. Мы проходим какого-то полнотелого мужчину с пухлым ребенком на руках, на вид лет шести. Хотя я совершенно не разбираюсь в детях, это точно. — Петти, тебе помочь? — Мужчина с ребенком на руках смотрит на неё с такой безграничной любовью, а на меня с сожалением и толикой сопереживания, страха за меня. Я, что, жалкий? Почему? Хотя, если у меня амнезия и я ничего не помню — может, я попал в аварию и болею сейчас, поэтому со мной как-то особо бережно обращаются? — Нет, Вернон, я сама. Покорми Дадлика, пожалуйста. Каша почти остыла. — Я наблюдаю за тем, как пульсирует артерия под ее тонкой бледной кожей. Ощущение, будто все вокруг бросается в глаза. Какая-то гиперчувствительность. Вот она у меня точно есть, это я помню. Но откуда? И кто эти Петти, Дадли и Вернон? И Гарри... Дадли, Вернон, Гарри... Что-то знакомое. — Малыш, давай купаться? — Похоже, ответа от меня не ждут и вопрос задан только для того, чтобы уведомить меня о том, что я буду купаться. Боже, ну я же явно не ребенок, дети так не думают, они оправдано глупы! Меня снова куда-то несут. По пути замечаю бежевые стены, фотографии на них. Здесь точно живет семья. На снимках в основном эти трое. О, на одном точно есть еще один мальчик - щуплый, в круглых очках, кого-то мне напоминает. Может это я? У меня на носу тоже сейчас есть очки. Круглые очки, Гарри... Голова просто раскалывается. Теплая вода заставляет немного забыться, успокоив в голове неугомонный гвалт вопросов. Щекочущая нос пена, приятный аромат детского шампуня и воркующая надо мной Петти, никаких вопросов… Так странно, что меня купают. Это неправильно. Стараюсь отстраниться от этого и закрыть глаза.       Когда меня понесли на кухню и усадили на стульчик, стало ясно, что Дадли, похоже, позавтракал и мы с этой Петти на кухне одни. Передо мной детская ложечка и тарелка с овсянкой, посыпанной миндалем. Люблю миндаль… Это тоже помню, хорошо. А ручки-то какие маленькие! Как ими ложку держать-то? Зажав в кулаке? Ну, дети вроде так и едят. Значит, зажмем в кулаке… — Вернон! — Судя по голосу она будто испугалась, но её лицо преобразила улыбка, взволнованный мужчина подбежал к ней, не понимая, что случилось. — Вернон, посмотри! — Петти жестом руки указала на меня, на мою руку, держащую перепачканную кашей ложку. — Матерь божья… Ох, Петти, он сам! Сам ест! — Похоже, мне совсем мало лет, раз на такое событие такая бурная реакция. — Врачи ведь говорили… О, Боже! — Врачи? Так, видимо я действительно был болен. Или я отстаю в развитии и сегодня ночью произошел немыслимый скачок, иначе я не понимаю, как это все объяснить. — Да, милый, он сам! — Сияющая улыбка не сползает с лица этой милейшей девушки, мне даже неуютно, кажется, она вот-вот заплачет от счастья. — Вкусно… — Отвечаю тихо, невнятно, язык заплетается. И еще, кажется, я говорю по-английски. Слова сами вырываются. Смотрю на стену — афиша с неизвестной актрисой читается ясно. А написана она на английском языке. Это не мой язык. Это точно не мой язык. Так кто же я? Я плохо помню, но я не помню о жизни Гарри и думаю на ином, мне понятном языке, а вся английская речь самопроизвольно выговаривается, читается, понимается. Но английский точно не мой родной. За всеми этими размышлениями мне незаметны округлившиеся глаза молодой пары. Милую Петти вот-вот хватит удар от счастья и непонимания. Я все таки отсталый?       Но я все еще не пойму, кто я? Я Гарри, но кто такой, нахрен, Гарри?