Кара настигнет каждого

      Кара настигнет каждого. Она найдёт любого, кто её заслуживает. От нее невозможно убежать, от нее нельзя скрыться. Нигде. Даже в самом далёком космосе. Беги так быстро, как только можешь, так далеко, как только получится. Но даже за пределами исследованного мироздания не спрятаться от уготованной расплаты. Кара таится в самых дальних уголках вселенной, выжидает, отсчитывает годы, часы, мгновения, чтобы в одну роковую секунду занести над головой карающий меч правосудия. Маккой точно знал, очень скоро он услышит звук металла разрезающего воздух над своей головой. Но он не собирался бежать. Он не думал прятаться. Каждый его поступок уже был взвешен, оценен и ждал расплаты по достоинству. И цена всего, что он совершил, была ему не по карману. Маккой был уверен, кара настигнет каждого, ему осталось ждать совсем недолго. У его кары были руки кузена Энди, которыми тот жал на фазер. Его кара голосом Мириам требовала лишить Леонарда родительских прав. У его кары была подпись главного врача Стивенсона, стоявшая в приказе на увольнение. Маккой не сомневался — у его кары будут пронзительные голубые глаза Джима Кирка. Они будут смотреть с осуждением, горечью и совсем немного с жалостью. Но неожиданно для Леонарда взгляд у его персонального возмездия оказался совсем другим. На Маккоя смотрели холодные немигающие глаза почти черного, как сам космос, цвета. Этого Леонард никак не мог ожидать.       — Доктор, вам нужно отдохнуть, — равнодушный голос Спока раздаётся над самым ухом Леонарда. Маккоя будто сковывает льдом. Всего на секунду. Никто не замечает, просто не может заметить, как напрягается всё тело доктора. Никто. Кроме самого Спока. Леонард абсолютно точно знает, от старпома не скрылись пропущенный доктором выдох, зрачок глаза, в долю секунды затопивший всю радужку, и предательски дрогнувшая рука с кружкой. У его правосудия черные глаза Спока, ровный голос Спока, холодная беспристрастность Спока и запах свежего кофе из репликатора. Убийственное сочетание. — Вы выглядите неудовлетворительно, доктор Маккой. Чтобы повысить вашу работоспособность, вам немедленно нужен девятичасовой сон и сытное питание. Порция кофеина, которую вы сейчас собираетесь употребить, лишь усугубит ваше состояние. Спок задаёт правила игры. Леонард следует им, ведь он — хороший игрок, поэтому он быстро справляется с неуместным волнением и оборачивается к спарпому с раздражительностью на лице, хорошо знакомой каждому члену экипажа. — Не знал, что у вас есть медицинское образование, коммандер. Может тогда вам возглавить медицинскую службу? Будете управлять лазаретом, а я займу ваше место. За спиной капитана. Спок вопросительно выгибает бровь. У Леонарда еле ощутимо подрагивают кончики пальцев. Доктор лишь принимает правила игры, ведь он — объект возмездия, и потому не вправе выбирать каким будет его наказание. Правила устанавливает Спок. И они жестоки, но справедливы. — А разве на «Энтерпрайз» за спиной капитана не ваше место? Мне казалось, вы давно его заняли. — Мы с вами могли бы стоять там вместе. Или сменять друг друга по очереди, — гадко ухмыляется Маккой, но Спок смотрит всё также без эмоций. — Отрицательно, доктор. Каждый должен заниматься своими обязанностями. Отдохните, Леонард. У вас впереди трудная смена. Спок разворачивается, и его идеально ровная спина исчезает за закрывающимися дверьми. Маккой продолжает стоять посреди кафетерия с остывающей кружкой в руке. Нет, пятно на манжете форменки Леонарда не от пролитого кофе. Нет, это не его сердце бешено стучит о ребра. Нет, он не пытается безуспешно совладать с дыханием. Он давно готов платить по счетам, ведь кара найдет каждого, даже доктора Маккоя, заточённого в железную банку на окраине галактики. Леонард смотрит на темно-коричневую гладь в своей кружке и думает, что кофе — как глаза Спока. Когда-то они были теплые и живые, а теперь на их глянцевой поверхности отражается только безразличие и холод. Кара настигает Маккоя, и её меч уже завис над его головой. Леонард замечает на себе пытливый взгляд Ухуры. Связистка в излюбленной манере с прищуром смотрит на него, будто пытается пробраться под кожу и разгадать саму суть. Доктор ощущает, как в умной головке Нийоты щелкают шестеренки. И совсем скоро тайна Маккоя станет не такой уж и тайной. Леонард отправляет кофе в утилизатор и уходит в лазарет. Быстрей бы всё закончилось. Он чертовки устал ждать, когда опустится меч. Уже в медблоке на падд Маккоя приходит сообщение: «В девять в вашей каюте. Отдохните, доктор».       Ухура проскальзывает в кабинет Маккоя так бесшумно, что если бы не шуршание автоматических дверей, доктор и вовсе бы не заметил девушку. Леонарду нравится Нийота. Она красива, как чернокожая богиня, и грациозная, как пантера. Но самое главное — она умная, смелая и добрая. Нийота хорошая. Слишком хорошая. От этого у Маккоя мерзко на душе. Ему стыдно смотреть в глаза Ухуре, потому что он сгорает от стыда под её прямым и честным взглядом. Он не может говорить с Ухурой, потому что его слова отравляют ложью само существование столь искренней и открытой девушки. Он даже не может находиться с Ухурой в одном помещении, потому что чувствует себя старым и уродливым рядом с этой африканской кошкой. В общем, Леонард не рад видеть Нийоту в своем кабинете, но она слишком хорошая, чтобы её грубо прогнать. — Привет, Леонард, — Ухура застывает перед столом. Маккоя бесит, что она смотрит с таким сочувствием и нежностью. Ему не нужна жалость, его ждёт возмездие. — Слушай, Нийота, если у тебя что-то несерьёзное, подойди к любому другому врачу. Скажи, я дал добро, — между делом бросает Леонард, не поднимая головы от падда. На самом деле, он прекрасно понимает, что Ухуру в лазарет привёл не недуг. И ему очень страшно услышать настоящую причину. — Я не за этим, Лен. Нам надо поговорить, это личное, — девушка не робеет, она говорит ровно и спокойно. От этого Леонарду становится совсем не по себе. Трусам всегда трудно говорить с такими, как Ухура. Маккой поднимает глаза, и через силу смотрит на связистку. Может, его кара отнюдь не Спок? Может, его персональная богиня правосудия — Нийота. — Личное? О чём поговорить? — О тебе. Ухура резко заводит руку за спину. И реакция Маккоя поражает их обоих. Леонард вскакивает с места, выбрасывая ладонь вперед в жесте толи предупреждения, толи защиты. — Нет! Девушка ошарашено делает шаг назад. У Леонарда кровь стучит в ушах и сердце готово выскочить из груди. У него паника. Банальная, глупая, необоснованная паника. Когда грудь Маккоя перестаёт ходить ходуном, а дыхание приходит в относительную норму, Нийота с опаской выводит руку из-за спины. В узкой ладошке девушка сжимает простой коммуникатор. Леонард тяжело выдыхает. Какой же он идиот. Трусливый идиот. — Извини, Нийота. Нервишки надо подлечить с этой чертовой работой, — делано усмехается Леонард. Ухура не изменяется в лице. — Угостишь чаем, Лен? — Конечно, садись. Леонард приносит две чашки чая и печенье из репликатора, старается улыбаться, но выходит вымучено. Его богиня правосудия не отрывает взгляд от доктора, пристально следит из-под длинных ресниц-бабочек. Маккою жутко от этого взгляда, но у него есть проблемы посерьёзнее, чем догадки умных связисток. Доктор усаживает в кресло для посетителей, напротив Нийоты. Он ждёт. Ухура медленно отпивает чай и ставит чашку на стол. У Маккоя нет больше времени оттягивать неизбежное. — Так о чём ты хотела поговорить? Ты сказала, о личном. — Я хотела попросить у тебя прощения, Леонард. — У меня? За что? — Маккой в смятении, уж кому-кому, но не Нийоте извиняться перед ним. — За то, что ты не попадёшь сегодня на встречу. — Чт… Маккой слышит, как дверь его кабинета объезжает в сторону. Он хочет обернуться, но чувствует лёгкий укол гипо на своей шеи. В это раз Леонард даже не успевает испугаться, лишь краем замечает виноватое и обеспокоенное лицо Скотти. — Прости, док, — на краю сознания слышит Леонард, а затем летит в кромешную, словно глаза первого офицера, темноту.       Маккою хорошо знакомы ощущения после подобного пробуждения. Все чувства будто смазаны: звуки, цвета, запахи смешиваются в один запутанный клубок. Они окутывают Леонарда, и невозможно выбраться из них сразу, потому что они везде. Но Маккой слишком часто пробуждался в таком состоянии, ему нужно меньше времени, чтобы заставить своё тело слушаться, а голову — работать, а не тонуть в жидком киселе из собственных чувств. Он вяло дергает руками вверх и в стороны. Вопреки ожиданиям они поддаются и безвольно падают на диван по разные стороны. От неожиданности Леонард тут же приходит в себя и вопросительно глядит на свои кисти. Они свободны. — Док, ты как? Перед ним на стуле сидит Скотти, рядом на диване пристроилась Ухура. У обоих уж слишком участливое и заботливое выражение лица. Маккой ненавидит их только за этот вид. Что они уже успели себе напридумывать, пока он валялся в отключке? Что за неуместное сочувствие в их глазах? Идиоты, он — не жертва. Но Леонард только глухо стонет: — Зачем? — Нам надо поговорить, — все тем же спокойным тоном отвечает Ухура. — Это я уже слышал. Только к чему этот спектакль с гипо? Я плохой рассказчик, когда нахожусь без сознания. — Ты ведь куда-то собирался? — Да, к себе в каюту, — Маккой по привычке закатывает глаза. — Леонард, что происходит? К доктору окончательно возвращается контроль над собственным телом и сознанием. Голова больше не водит хороводы, а руки и ноги не кажутся ватными. По мере того, как заканчивается действие препарата, Леонард всё больше и больше злится на инженера и связистку. Они, конечно, друзья, но какое, к черту, им дело, что творится в жизни главы медслужбы? — А что происходит? — раздраженно огрызается Маккой. — Ты плохо выглядишь, Леонард. — У меня была тяжёлая неделя. — Ты проводил инвентаризацию, — Ухуру не сломить. — Да, инвентаризацию медицинских препаратов на корабле с экипажем в несколько сотен человек. Вот вы, например, наверняка не внесли в журнал израсходованный на меня гипо, — не отступает Маккой. — Ты всего лишь посчитал таблетки и микстуры, док, а выглядишь, как кусок дерьма, — вклинивается в их непродуктивный диалог Скотти. — Когда ты последний раз брился? И не пил? — О, ты теперь следишь за моей эстетической привлекательностью, Скотт? — Ой, да заткнись! — Ты боишься гипошприца, — снова встревает Ухура, только теперь с большим напором. — Когда ты очнулся, дернул руками так, будто думал, что они скованны. Как часто тебе приходилось просыпаться с зафиксированными руками после гипошприца? Судя по гематомам на твоих запястьях, достаточно часто. Она хватает руку Леонарда и тянет на себя. Тёмно-фиолетовый след от фиксатора на запястье Маккоя невозможно спутать ни с чем другим. Сердце Леонарда делает кульбит. Вот и всё. Даже не скажешь, что натёр или ударился. Всё слишком очевидно. Леонард легко перебарывает секундное замешательство, он давно играет по правилам Спока и теперь следует им даже и в отсутствие старпома. Маккой провокационно откидывается назад и закидывает руки на спинку дивана, так что Скотти и Ухура получше рассмотрели его красочные запястья. — Ты про эти синяки? Ерунда. Джим немного перестарался на днях, иногда он, знаешь, слишком увлекается… хм, процессом, — Леонард нагло улыбается и замечает, как Скотти смущенно отводит глаза. На такую реакцию и рассчитывает доктор. Но Ухура — не бедолага Скотт, и на неё выходка Маккоя не производит должного впечатления. Напротив, она будто слетает с тормозов. Её глаза загораются гневом, руки мелко дрожат. В одно стремительное движение она подсаживается вплотную к Леонарду и задирает его форменку вместе с черной водолазкой, обнажая грудь и живот доктора. — А это тоже капитан перестарался? Джим объелся стероидов, или в нём неожиданно взыграла кровь Хана? И, интересно, почему он запрещает тебе лечить себя? Леонард отпихивает руки Нийоты и приводит форменку в порядок. Он знает, как сейчас выглядит его тело, с утра любовался в зеркале на желто-лиловую роспись, покрывающую его торс. Вид у него должно быть совсем удручающий, потому что Скотти смотрит со смесью ужаса и жалости. Впрочем, ужаса в глазах инженера в разы больше. — Мне стащить с тебя штаны, чтобы ты, наконец, признался? — не унимается Ухура, она угрожающе раздувает ноздри и буравит доктора презрительным взглядом. — Признался в чём? — Леонард не выдерживает напора девушки и всё-таки повышает на нее голос. — В том, что стал жертвой насилия! Повисает гробовая тишина. Леонард и Нийота зло смотрят друг на друга, испуганный взгляд Скотти мечется между ними. Маккой уверен, это конец. Одно дело догадки, но теперь Ухура обличила их в словестную форму, тем самым дала ход необратимым процессам. Теперь им троим — Маккою, Скотти и Ухуре — придётся размотать весь клубок из грязи, низости и унижения, чтобы добраться до сути. То, что они получат в итоге, не обрадует ни инженера, ни саму связистку. Очень скоро они поймут, что Леонард отнюдь не жертва, он получает по заслугам. Очень скоро его друзья отвернутся от него. Он ошибся, Нийота — не богиня правосудия, она — богиня мщения.