Sins

Всё её сознание поделено на две части. Хорошая ведьма. Плохая ведьма. И часто она понять не может, на самом деле делает что-то хорошее, или же это сознание просто шутит. Вонзила нож от досады в дорогую плитку — хорошая ведьма. Улыбнулась Вижену — плохая. Просто два стра(ш)нных голоса в голове — да ей не привыкать. Всё время кто-то указывает, как поступать, а теперь её сознание ещё и оценивает поступки. Великолепно. Подстрекает сделать что-то такое, от чего кровь стынет в жилах. На пальцах отметины от многочисленных колец — жизнь в таборе не прошла бесследно. Какие-то знаки, значения которых даже сама ведьма не знает. Она даже у себя в голове себя по имени не называет. Просто. Ведьма. От частой беспричинной злобы пальцы накаляются, становятся алыми от силы, которую она не в состоянии сдерживать. Ей страшно, потому что не знает, что будет. Что случится, если однажды она не сможет успокоиться, на мягкую улыбку Стива и тихое «всё хорошо» ответит незаметным движением пальцев, а его расплющит о стену. Она ведь не простит. Иногда ей кажется, что её силой управлять невозможно. Живёт своей жизнью внутри неё, и ладно. Огоньки пляшут вокруг ведьмы, потому что так надо. Кто-то сказал — а они и подчиняются. Но не Максимофф. Бессилие, когда не может помочь, хотя знает, что умеет так делать. Что стоит лишь качнуть ладонью. А огоньки лишь издеваются, пропадают. Загораются только когда они захотят. Почему они алые? В цвет крови, которую её семья пролила? Цвет формы могла выбрать любой, но остановилась на красном, потому что куртка была этого цвета. Брат её ей дал. Просто швырнул, но она надела. Дорогой брат. Мёртвый брат. Такие похожие слова, она иногда даже отличить их не может. На могиле появляется раз в три дня — всё по расписанию. Полевые цветы всегда лежат у камня; тоже красные, с тёмным отливом, будто кровью измазанные. Кочуя с цыганами, в которых они нашли новую семью, всегда собирали полевые цветы; старая женщина варила отвары, а из некоторых, самых красивых, плела венки Ванде на голову. Брат подкладывал их ведьме под подушку ночью, думая, что она не видит. Она видела. Но утром искренне удивлялась, откуда они взялись. А Пьетро искренне радовался. Она осталась одна. Жизни не мыслила без брата, а тут его нет. Извечной ухмылки и шуточек. Могла бы она его вернуть? Задаёт этот вопрос каждый день, не в силах ответить. Утирает слёзы, когда кажется, что могла бы. Но теперь поздно. Она навечно одна.