Sins

Какое у неё имя? Как её вообще называть? От рождения и до смерти — буква и две цифры. Впиваются в виски, проедают кости черепа и добираются до мозгов, чтобы превращать их в месиво каждую минуту. Минута отдыха, две минуты боли. Двадцать четыре часа. Тысяча четыреста сорок минут. Девятьсот шестьдесят минут боли, четыреста восемьдесят — ожидания, как внутри снова проснется рой пчёл и начнёт жалить, кусать, бить. Имени нет, лишь номер. Жалкий номер, по которому тебя определяют. Двадцать третья. Даже не первая, не вторая. Сколько было таких до неё? Скольким до неё сломали позвоночник, лишь чтобы проверить: выдержит ли? Скольких до неё сломали изнутри и снаружи, лишь чтобы посмотреть, как они справятся? Сколько таких загубленных жизней? Двадцать две. А она — двадцать третья. У неё ошейник из адамантия, когти из адамантия, но никто не учёл, что сама она — из плоти и крови. Никто не смотрит в глаза, никто не знает их цвета. Но каждый думает, что знает её; каждый думает, что глаза у неё цвета тихого моря, убивающегося каждый вечер о скалы. И никто не знает, что глаза её не такие. Что цвет совсем другой. Шорох белых халатов. Удар. Укол. Удар. Крик. Приказ. Удар. Что, кроме этого, она может почувствовать? Кроме свистящих оплеух и брызжущих слюной людей, она ничего не знает. Шорох халатов. Удар. Снова удар. Приказ. Удар. Воздух. Вдохнуть воздух сродни чему-то волшебному ужасному. Раскалённым железом по горлу, плёткой по спине и ботинками по животу. Никто из них не может так с ней обращаться. Халаты. Удары. Приказы. Халаты. Удары. Приказы. День за днём одно и то же. Регенерирующая раба — бей бесконечное множество раз. Что её удерживает здесь? Алчная женщина, которая вообще непонятно что за существо? Которое способно убить её? Человек с надменной ухмылкой и ненавистью не к ней даже, а к её отцу прообразцу? Или та женщина, до боли похожая на отражение в зеркале? С добрыми глазами и ласковыми ладонями с сухой кожей, отравленной химикатами? Её назвали оружие икс. Её отца звали так, потому что он был десятым. Он был не первым, но — уникальным. Она — оружие икс. Но двадцать третья. Двадцать третья ошибка, двадцать третья проба. Никто. Лишь звено в цепи. Слабое звено, порванное звено. Которое можно заменить. Райс говорит, что она ничтожество, доктор Кинни — что она совершенство. Двадцать третья не знает, кому верить. Верит порванной вене, потому что чувствует её. Слышит и видит скатывающиеся капельки, затягивающиеся порезы. Верит разбитому стеклу, которое показывает её лицо. Хмурое, дикое. Звериное. Её назвали двадцать третьей, потому что наконец-то добились того, чего хотели. Двадцать три — число совершенное.