Веселый голубой вагон...

Как я провел эти три часа – не помню. Мне казалось, что мы все время разговаривали, иногда я клал трубку, подключал автомобильную зарядку, снова звонил, Ден останавливался где-то, разговор прерывался, снова созванивались… К десяти вечера, когда уже сумерки накрыли улицы и дома, а фонари разрезали темноту, Ден сказал, что въезжает в город. - Остановись там, я скоро буду. - Жду, - был ответ и я отключился. Что я делаю? Словно выпускница школы, в ночь бегу на свидание с парнем. Хотя… Я взрослый чел и сам могу решить, что для меня плохо, а что хорошо. Разве от того, что меня тянет с неимоверной силой к мужчине, я стал хуже? Неужели, влюбившись парня автоматически становишься изгоем? Почему симпатия к себе подобным обязательно должна подвергаться осуждению? Ведь никого не волнует, что я ем, какую музыку слушаю, какой отдых предпочитаю? Так почему всем есть дело, с кем я провожу ночь? Раньше мне эти вопросы не приходили в голову. Ну, есть они где-то, эти «мужчинки», да и Бог с ними. Хотя, по правде, упоминание о геях в мужской компании, вызывало две реакции: смешок и отвращение. Возможно, это связано с тем, что в тот момент перед глазами встает только физиологический процесс, и нет желания понять «почему?» Сейчас, ощущая себя все тем же брутальным мужиком, понимаю, что я таким же и остался, просто люблю… да, не важно кого. Разве от личности предмета обожания меняется твое название? Если люблю женщину – крутой мен, если мужчину – педик? Что за бред? Любовь, к кому бы она ни была, все равно делает человека добрее. Так какая разница, каким образом достигается эта самая доброта? Неужели, окружающим людям, приятнее было бы со мной общаться, зная, что я натурал, но сука редкостная? Не думаю. А в постель залезть – это дело святое, тут мы первые и с удовольствием вешаем на «неугодных» ярлыки. Я его увидел издалека. При въезде в город, на обочине стояла единственная машина с тусклыми габаритными огнями. Развернувшись через двойную сплошную, я припарковался в нескольких метрах сзади. Выключил зажигание. Погасил фары. Впереди стоящая машина моргнула аварийкой и открылась водительская дверца. Мое сердце учащенно забилось, и я потянул ворот футболки, чтобы ослабить давление на шею, притом, что вырез у футболки был глубокий. Мне казалось, что шею окутывает шарф. Стало невыносимо трудно вдыхать вязкий воздух. Резко распахнув дверку, я выскочил на улицу, но тут же остановился. Ден стоял и смотрел на меня. В сумерках я плохо различал черты его лица, но ясно видел, или просто может, чувствовал, его взгляд. Осторожно сделав один шаг, я увидел, что и он ступил. Так и продвигались мы, как саперы на минном поле, боясь совершить неосторожное движение. Когда между нами осталось всего несколько шагов, Ден, резко дернувшись, кинулся ко мне и, чуть не сбив меня с ног,заключил в крепкие объятия. От неожиданности я не знал что сказать и, хватая ртом воздух, просто стоял и позволял ему себя обнимать. Через несколько секунд, так же резко, как он накинулся, Ден отстранился. - Прости. Я не должен был… - Все нормально. - Я соскучился, – опустив глаза, Ден скрестил руки на груди. Я улыбнулся его искренности. Как же давно я не ощущал такого позитива, по отношению к своей персоне. Жена давно перестала реагировать на меня, как на своего мужа, малый воспринимает меня, как ходячий кошелек и партнера по игре в футбол. От тещи и тестя я вообще никогда не видел радости встреч. Создавалось впечатление, что я не зять, а скунс, от которого только и ждут западло. - Я тоже скучал, - раскрыв руки, я улыбнулся Дену. –Иди ко мне. Он, как ребенок, которому согласились таки купить сумасшедше-дорогую и уродливую игрушку, необходимость в которой видел только он, с силой ударился в меня и опять сцепил руки в замок за моей спиной. Так мы и стояли: молча, тяжело дыша, крепко обнявшись и изредка переступая с ноги на ногу. Проезжающие мимо машины, словно прожектора в цирке, освещали на несколько минут нас светом фар и тут же скрывались, погружая нас в обволакивающую тьму и звонкую тишину. Очередная, появившаяся из-за поворота машина, вновь росчерком фар провела по нам и тут же скрылась. - Что мы делаем? - Не думай об этом. – шепот Дена. - Мне хорошо с тобой. - Разве это не главное? – он еще сильнее меня обнял и уткнулся в плечо. – Просто доверяй чувствам. - Я доверяю тебе. - Спасибо… Ближе к полуночи, когда мы, как свадебный кортеж, двумя машинами подъехали к гостинице, зазвонил телефон. Это была жена. Видно переживает. Я снял трубку. - Микки, где ты? – ее голос был встревоженным. Странно, она должна была понимать, что мне вряд ли захочется сегодня прийти домой. После того, как сегодня жена выступила в роли переходящего красного знамени, мне не хотелось этот обсуждать, а молчать она бы не смогла. Сложно представить, какой понос мыслей она излила бы, но явно моя голова это не смогла бы воспринять. После сегодняшнего «знакомства с прекрасным», моя бошка скорее напоминала дуршлаг. В ней впору макароны отбрасывать, а не вести дебаты с моей благоверной. Она могла биться в истерике и доказывать, что всему виной я – паскудник и самодур. Могла плакать и просить прощения, умолять вернуть все как прежде. Могла шантажировать, что не даст общаться с ребенком, если я не выполню ею придуманные требования. Могла вообще притвориться, что все случившееся – недорозумение и захотеть искупить все потрясающе-извращенным сексом. От ее пустой, как новая копилка головы, можно ожидать чего угодно. А если в эту ёмкость кинула монетку теща, то думаю, кастрации не избежать. - Что ты хочешь? - я продолжал сидеть в машине и видел, что Ден ждет меня, но не подходит, чтобы не помешать разговору. – Давай побыстрее, я занят. - Чем это ты занят? Уже полночь! Ты, почему домой не идешь? – ее писк переходил в ультразвук. Это означало, что она начинает злиться. - Послушай. Что ты хочешь от меня? Ты сделала свой выбор. Я его принимаю. Оставь меня, пожалуйста, в покое. - Микки, ты меня совсем не любишь, - она зашморгала носом, изображая плач. - Люблю. Но теперь, как мать моего ребенка, - я устало прикрыл глаза. Почему всегда, когда я общаюсь с ней или ее мамой по телефону, у меня начинаются головные боли? Неужели их негатив распространяется, как радиоволны? – И прекрати истерику. Я сегодня не приду. - Сука! Ты себе бабу нашел! – ее визг больно резанул по ушам. – Кобель! Я так и знала! - Не сходи с ума. По-моему, это ты нашла мне замену. - Чтоб ты сдох, скотина! - И тебе того же, - я устал от этого разговора. - Микки, прости, - она опять захныкала, - может вернешься? - Дорогая. Ты сама не знаешь, чего хочешь. Тебе подумать нужно. - Я тебя люблю. - Не ври хотя бы себе. - Нет, ты таки последняя паскуда! – снова выпалила она. - Не сомневался. - Ты встретишься завтра с ним? - А ты как хочешь? - Мне похуй! Мне вообще насрать, что вы будете делать, - резкая перемена настроения начинала бесить. - Я вешаю трубку - Не-е-ет! - Что еще? - Ты будешь к нам приходить? - жалостливые нотки опять открыли в ней ту девчонку, в которую я когда-то влюбился. - Конечно, вы все равно моя семья. - Спасибо тебе и прости… - Береги себя. Получив ключи от номера, мы зашли в лифт. Ден взял мою руку и поднес к губам. - Я не… - Тссс… - он прижал палец к моим губам. – Ничего не говори. Повернув мою кисть, он уткнулся в раскрытую ладонь и шумно выдохнул. Меня, словно от январской вьюги бил озноб. Сердце выстукивало такой неимоверный ритм, что я физически ощущал биение его о ребра. Мягкие и влажные губы Дена прикоснулись к ладони, а затем, медленно, словно ювелир, собирающий золотую цепочку, стал плести узоры от моей кисти до сгиба локтя. - Подожди, - прошептал я. - Я очень долго ждал, - подняв на меня глаза, он остановился. Шумно разъехались створки лифта и мы, так и держась за руки, дошли до дверей номера…