Our Last night — Sunrise
Лавка Голда — маленький прекрасный островок боли в самом сердце Сторибрука. Входишь на порог под легкий звон колокольчика и по-детски раскрываешь рот от восторженного удивления. Внутри мрачно — помещение отделано древесиной темных оттенков, а обои на стенах темно-серого цвета. Жалюзи на окнах почти всегда полузакрыты, так что солнечный свет — редкость. Но оттого все вокруг кажется лишь романтичнее. Делаешь шаг вперед — и словно бы оказываешься на древнем бабушкином чердаке, которому уже не одна сотня лет. Но стоит начать разбирать вещи — и боль оставляет кровоточащие раны на сердце. Откуда здесь взялась та или иная вещь? Мистер Голд лишь как-то осторожно улыбнется, вглядываясь в свое отражение на стеклянной витрине, а тебя всего целиком передергивает от внезапного осознания. Сторибрук — небольшой, тихий город, спрятавшийся под маской тихого сельского счастья. Но это лишь фасад. С кем из горожан близко не познакомишься, у каждого в жизни сплошная драма. Кто-то одинок, кто-то чувствует себя не на своем месте, кто-то потерял родного человека, кто-то едва сводит концы с концами… В эти моменты люди со всего города несут Голду самое ценное. Кто-то пытается продать, получить деньги, чтобы как-то обеспечить родным и себе достойное существование. Иные же пытаются таким образом расплатиться с ростовщиком, не имея достаточного количества денег. Куда не посмотри — вокруг то, что люди отрывали от сердца, несли, омывая вещь солоновато-горькими слезами, а седой равнодушный Голд осматривал чье-то сокровище, давая сухую оценку предмета и его стоимости. С фальшивой радостью звенит колокольчик над дверью, а через секунду дверь за моей спиной захлопывается, злобно сообщая: «Выхода нет». Я чувствую, как меня начинает потряхивать от страха, как становятся невесомыми ноги, словно вот-вот перестанут держать меня. В коридоре слышатся тихие шаги, словно бы по коридору шел не пожилой мужчина, а крадущийся хищник, который пытается поближе подобраться к добыче. Я нервно проглатываю слюну, и звук этот, кажется, был слышан на другом конце города. Ладони мгновенно стали мокрыми от выступившего пота, и как бы я не пыталась вытереть их о шерстяную юбку, мерзкое липкое ощущение не проходило. — Мисс Диккенс, — из темноты раздается бархатистый низкий голос, усыпляющий бдительность — что привело Вас ко мне? Я делаю глубокий вдох, приподнимаю вверх подбородок и иду вперед, к кассе, откуда и раздался голос, пытаясь выглядеть максимально уверенно и непринужденно. Худое лицо мужчины наполовину освещено солнцем, с трудом пробивающимся через узкие щели закрытых жалюзи. Черты его лица кажутся несколько резкими, неприятными. Или же это мой страх перед этим мужчиной? — Добрый вечер. Мистер Голд, я бы хотела попросить Вас об отсрочке. Я знаю, что должна оплатить часть займа уже завтра, но на работе задерживают зарплату, и я никак не могу до… Голд властно поднимает руку, согнутую в локте, призывая меня замолчать, и я покорно отзываюсь на команду. Недосказанные слова застревают у меня в горле, и со стороны я похожу на умирающую в агонии рыбу без воды. Глаза ростовщика-палача закрыты, а по тому, как напряглось его лицо, становится понятно, что ничего хорошего мне ждать не стоит. Веки едва заметно дергаются, он открывает глаза в ту секунду, как руки его прикасаются к краю витрины, пытаясь не запачкать следами рук стекло. — Мисс Диккенс, если не ошибаюсь, мы с Вами заключили договор, в котором было четко прописаны все условия выдачи Вам суммы необходимой для покупки дома. В том числе — сроки погашения задолженности. Все верно? — Да, я все понимаю, но… — Мисс Диккенс. Или Вы завтра отдаете мне необходимую сумму или я буду вынужден обратиться в полицию. Мне, конечно, будет обидно, если Вам придется продать Ваш дом, но это не мои проблемы, — лицо Голда как-то презрительно-насмешливо кривится, а в его глазах загорается непонятный мне огонек.***
Копыта коня двигаются практически в унисон с моим пульсом, когда тропа оказалась далеко позади. Вокруг — густой лес. Вот подул легкий ветерок, и каждый листок откликается тихим шелестом-вздохом, чуть поблескивая влагой после дождя. Невольно приходится вслушиваться в каждый звук — вдруг он? В следующий раз надо будет обязательно себе напомнить не назначать встречи в мрачных лесах вечером. Желательно вообще без пугающих безлюдных мест. Я резко дергаю на себя поводья, видя место встречи — раздвоенное высокое дерево. Ствол порос изумрудным мхом, корни растянулись на несколько метров вокруг, угрожающе выпирая из-под земли. Спрыгнув с лошади, я медленно двигаюсь к дереву, опасаясь в темноте споткнуться о корни или какой-то камень. Все мое внимание сосредоточено на ногах и земле, так что я едва ли не врезаюсь в широкую грудную клетку мужчины. Отрывая взгляд от ступней, я медленно перевожу его на лицо мага — и едва не вздрагиваю от ужаса, видя перед собой этого урода. Волшебник насмешливо улыбается, демонстрируя гнилые зубы, а темно-зеленая кожа поблескивает словно бы золотистыми каплями пота. Румпельштильцхен делает несколько шагов назад, по-джентельменски кланяется, но в каждом взмахе, в каждом наигранном движении чувствуется его подавленная злоба. — Ну что, дорогуша, — мужчина выпрямляется, активно жестикулируя руками. — Одна птичка нащебетала мне, что тебе кое-что нужно. Я слышу, как начинает топтаться на месте лошадь, вот-вот готовая умчаться отсюда подальше. Наверно, если бы не нужда, я бы с радостью умчалась подальше от жуткого Темного. Развернувшись, я подхожу к коню и пытаюсь его успокоить, поглаживая по шее. — Да. У вас точно есть то, что мне необходимо. Я хочу перестать чувствовать. Я хочу перестать чувствовать какие-либо эмоции. Хочу не ощущать боль, забыть о её существовании. Никаких угрызений совести. Никакого стыда. Темный хлопает в ладоши, как довольный ребенок. Мгновение — и маг уже не в нескольких метрах передо мной, а стоит практически вплотную за моей спиной, наклонившись к левому уху. — Идет! — радостно вскрикивает мужчина, чуть не заставив меня оглохнуть; передвигаясь по часовой стрелке, Румпельштильцхен вновь стоит передо мной — но ты же понимаешь, дорогуша, все имеет в этом мире цену. Особенно магия. За неё приходится платить особенно дорого. Я чувствую, что как никогда близка к тому, что бы раз и навсегда оставить позади себя всю эту кошмарную жизнь. Все эти мучения, которые я сносила год от года. Родители. Позор. Стыд. Унижения. Джимини… Знакомые всегда с сочувствием обнимали меня, пытаясь ободрить. « Впереди у тебя вся жизнь». В их глазах это было стимулом жить дальше, отставить все плохое позади. В моих — суровым приговором с этой жизнью покончить. Я думала даже о суициде — сброситься бы с горы, утопиться бы в пруду среди кувшинок, чтобы потемневшие волосы выглядели подобно водорослям. Но проходила минута, две, и страх брал верх. Моим самым главным страхом была и является боль. А за свою короткую жизнь я успела немало повидать тех несчастных, кому жизнь была в тягость — как они корчились, задыхались, пока толпа вокруг сходилась плотным кольцом, словно они уже были не людьми, но вещью, мартышкой на базаре. Люди тыкали в них пальцами, усмехались, кто-то паниковал, но ничего не делал, а в глазах умирающего всегда была такая дикая тоска… Я не хотела себе в этом признаваться. Но, наверно, главной причиной, почему я шла на сделку с одним из самых гнусных людей нашего королевства, являлась надежда. Меня не покидало ощущение того, что слабеньким огоньком горел шанс на перемены. Что есть у меня возможность все изменить. Что я сброшу свои временные оковы безразличия ко всему. Что я заживу счастливо. — Что ты хочешь взамен? — Сущий пустяк, — Темный крутится на месте, как кокетливая девочка — всего-то надо добыть одну вещицу. — Пустяк? Будь это пустяком, ты бы сам с этим справился, нет? — произношу я, удивленно выгибая брови, что немало злит собеседника. — Нет, пустяк, — Румпельштильцхен делает резкий шаг вперед в каком-то приступе агрессии, но тут же успокаивается — всего лишь нужно дойти до соседнего королевства и кое-что украсть. — Королевства? Какого? Что тебе там нужно? — Всего лишь одна вещичка из Изумрудного города. Ну что, дорогуша, ты согласна? Тогда подпиши, — в руке мага оказывается длинный договор. Настолько, что документ практически касался земли. Тощая рука с длинными ногтями протягивает мне перо. Мгновение -и подписанный договор исчезает в воздухе. — Что тебе там нужно? — Рог изобилия, — секунда, и Темный испаряется.***
Ограбить банк уже не кажется такой отвратительной идеей. Это, пожалуй, лучше, чем гнев мистера Голда. Он лишь на словах обещает сообщить в полицию, идти в суд, изымать собственность. На самом деле, ростовщик почти всегда действует «в темную», регулярно нарушая закон. Но он настолько богат, настолько влиятелен, что все об этом знают и все закрывают глаза. Даже шериф. Видимо, это все влияние мэра. Об этом ходит немало слухов — от интрижки с Грэмом до интрижки с мисс Миллс. Но большинство, конечно, не верят этим сплетням. Не верят или делают вид. Гнев мэра не то, что кто-либо хотел бы испытать на своей шкуре. Улица путается в сетях настоящего ливня с громом. Холодные капли воды буквально барабанят по коже, к которой неприятно липнет промокшая одежда. На талии болтается тяжелая шерстяная юбка, которая буквально тянет к земле. Даже церковь уже не кажется таким плохим местом, особенно, если тебе нужно идти домой через весь город пешком. Внутри оказывается на удивление светло — я привыкла, что католические церкви мрачные, в темных тонах, то и дело напоминают нам о скорби и стыде. Здесь же стены были светлые, кажется, бледно-голубые. Единственным источник света были стоящие повсюду свечи, от которых в воздухе сильно пахло воском. Я обычно обходила стороной места, связанные с религией. Мне становилось дурно от всех этих настоятельниц, от нотаций и проповедей, от постоянных указов, как мне жить, что думать, чего хотеть. Мне хватало таких проповедников в интернете — куда бы я не сунулась, повсюду они, вечно тыкающие меня в мои несуществующие грехи. Возможно, я не была святой — не умела ходить по воде, не могла накормить тысячу людей хлебом и рыбой, и, что гораздо хуже, не могла превращать воду в вино, но разве я заслужила гореть за свои деяния в Аду? Спасибо, я и так в нем. Вечно ненавидящая свою жизнь даже в те моменты, когда, казалось бы, все должно быть прекрасно. Я люблю литературу и преподаю её в школе, я хотела чего-то своего — у меня появился дом. Но Судьба умело подставляла мне подножки: стоило мне добиться желаемого, как это обращалось в прах. Ничто не приносило мне хотя бы кратковременного удовлетворения, потому что стоило мне близко подойти к желаемому — оно либо ускользало, либо строило мне козни. Та же самая работа — вместо того, чтобы говорить с детьми о глубоких произведениях, столь мной любимых, я выносила от них насмешки и почти полное безразличие к моему труду. Им это было даже в радость — они видели во мне говорящего попугая. Наши занятия были временем для отдыха и развлечения. Символично сгрудишь в кучу учебники и пенал, и спокойно обмениваешься записками с другом. Подобным образом складывалось со всем. С домом. С друзьями. С личной жизнью. Стоило мне построить башню, готовую поцарапать небо, все рушилось, и я падала в темноту. Откинув назад холодные от воды волосы, я делаю неуверенный шаг вперед. В церкви пусто, тихо. Моей единственной компанией стал распятый Иисус. Взгляд фигурки был виновато уставлен на пол, словно бы побаиваясь той тьмы, что скрыто в недрах нашей планеты. Я медленно передвигаюсь ближе, стремясь лучше разглядеть главную реликвию маленького собора. Абсолютная тишина, которую с трудом нарушает ритм дождевых капель, отчаянно бьющих по крыше, будто бы надеясь проникнуть внутрь. Где-то далеко отчаянно рвет глотку ветер, пытаясь о чем-то предупредить. Но, как известно, любопытство сгубило кошку. — Мисс, с Вами все хорошо? — я вздрагиваю за секунду до того, как мне на плечо осторожно ложится чья-то рука — простите, если я Вас напугала. Просто мне показалось, что Вам не хорошо, — девушка легонько подскакивает, словно бы пружинка — я сестра Астрид. Вам точно не нужна помощь? Красивая девушка. Худая, с широкой улыбкой и лучистыми глазами. каштановые волосы собраны в целомудренный пучок сзади, как и у всех монахинь нашего города. Я вспомнила её, но не рискнула подавать виду — Астрид была той самой служительницей церкви, что имела дурную славу. Она не грешила в тайне ото всех, лишь была неловка. Крайне неловка. Настолько, что находиться с ней в одном помещении представляло угрозу. Как-то на местном празднике сестра Астрид случайно подожгла одной женщине волосы. Или разлила вино для причастия. Не говоря уже о том, чем увенчалась попытка девушки помочь приюту для животных. Все стремления несчастной помочь окружающих заканчивались провалом, но это лишь давало ей стимул пытаться еще. Пытаться еще и делать новые глупости. — Все хорошо, я просто… Промокла под дождем. Хотела зайти ненадолго, дождаться, пока ливень ослабнет. Не думала, что потревожу кого-то своим присутствием, — я выдавливаю улыбку и присаживаюсь на скамью, чувствуя, как ноги готовы отвалиться — а я Дафна Диккенс. Простите, если вдруг напугала Вас. Просто я боюсь всего на свете, а этот ураган… Я скоро уйду. — Ничего страшного. Церковь для того и существует, чтобы быть тем самым местом, где каждый может почувствовать себя в безопасности. — Я нигде не чувствую себя в безопасности. Тем более в церкви. Абсолютная ложь, каждый кирпичик этого здания. Вдруг через секунду меня признают ведьмой и сожгут? Или грешницей. Будут смотреть со всех сторон, испепеляя взглядом и надеясь закидать камнями. — Я Вас уверяю, сюда ходят мирные, добрые люди, которые просто ищут покой и уединение, — девушка ласково улыбается, словно бы разговаривая с несмышленым ребенком — не стоит бояться. — А я боюсь всего на свете: грозы, -поджав губы, я несколько раздраженно взмахиваю рукой в сторону окна — темноты, лестниц, высоты, боли, слабости, людей, Голда, — я уже не в состоянии сдерживать на ржавых цепях внутренних демонов, и те скрываются, накрывая меня волной настоящей истерики. — Я устала! Я просто хочу, чтобы все от меня отстали. Чтобы ученики слушались. Я хочу иметь свой дом без всяких там задолженностей перед Голдом. Хочу собаку. Хочу, чтобы у меня был любимый мужчина, который бы делал мне массаж и готовил вафли с кленовым сиропом! Хочу быть красивой, хочу нравиться себе! Хочу семью, преданных друзей! Хочу быть счастливой! А что я имею?! — резко взмахнув рукой, я начинаю загибать пальцы, перечисляя — долги, работу, где меня не уважают, кучу фобий и кошмаров, и в свои двадцать пять я хожу к психиатру. Отличное начало жизни, да? Повисшая тишина бьет пощечиной, возвращая трезвость мысли. По вещам ручьем текут слезы, и я уже ощущая дикую жажду и сухость во рту. Провожу по лицу рукой, невольно размазывая смесь соплей и слез, а затем резко плюхаюсь на скамейку, отбивая пятую точку. Я чувствую, как грызет меня совесть, как стоит извиниться перед несчастной монахиней. Стыд душит меня, заставляет краснеть. Подобные монологи совсем не вписываются даже в мое собственное представление о себе и своей сущности. Словно бы на пару секунд мною завладел кто-то другой, не я. Я слышу, как Астрид присаживается рядом, а затем ощущаю, как она приобнимает меня за плечи. — У Вас есть достаточно, чтобы стать счастливой. Один знакомый как-то мне сказал, что все, что можно намечтать, можно и исполнить. Бог не посылает нам того, что мы не можем выдержать. Он посылает нам преграды, чтобы мы выдержали. Все мы приходим в этот мир обыкновенными серыми камнями. Но в каждом из нас скрывается алмаз. А приобрести огранку, пройдя через трудности, или остаться камнем — решает каждый из нас. Я чувствую, как неожиданно резко успокаиваюсь, словно ребенок, ощутивший материнскую ласку. Поджав губы, я долго смотрю на неё поверх толстой оправы очков, запотевшей от недавней истерики. — Нет, — севший голос дрожит, как последний осиновый лист, — Бог нас оставил. Каждый сам должен прорубать дорогу к своему счастью. Идти по головам. Не каждый из нас «алмаз». Кому-то, несмотря на старания, это так и не удастся. Очень часто нужно идти по головам, чтобы стать счастливым. А тот, кто на это не способен, кто других ставит выше себя, идет на дно. Как мы с Вами. Вот Вы счастливы, сестра Астрид? Девушка легонько отдергивает руку, с сожалением глядя на меня. Этот взгляд лишен упрека, лишь сплошная жалость, будто бы в её глазах я была лишена чего-то очень важного, какого-то фундамента для всей жизни. — Каждый сам творит свою судьбу, Бог лишь направляет нас, дает нам силы идти дальше. Он видит чьи-то старания, и награждает тех, кто верен ему и себе. Поэтому и несчастны те, кто не пробуют и опускают руки.***
Огромный зал в изумрудно-золотистой гамме кружит голову. Роскошь достойная настоящего дворца. Я не выдерживаю, кружусь вокруг своей оси, словно бы пытаясь осмотреть каждый миллиметр помещения, зацепить взглядом все, что можно, чтобы впечатать это в свою память. Но вот взгляд цепляют тяжелые, массивные шторы, скрывающие за собой нечто. Стоит мне взбежать по ступенькам и сделать несколько шагов навстречу раскрытию тайны — как до самого потолка с ревом взметнулись яркие языки пламени. От них не чувствовался жар, не было даже легкого тепла, но они ослепляли своим огненным светом, так сильно, что я даже легонько пошатнулась назад. — Я ждал тебя, — произносит плавный голос, и на шторах появляется темный силуэт неизвестного. — Ты пришла за Рогом Изобилия. — Да. Откуда ты узнал? — Я знаю все, ведь я Оз! Рог Изобилия способен исполнять любые желания, он не может лишь воскрешать мертвых, влиять на эмоции и чувства, менять прошлое. Но я готов расстаться с этим предметом и отдать тебе эту ценную вещицу, только хочу получить кое-что взамен. — Что? — я легонько наклоняюсь вперед, хмуря брови — мне нечего дать тебе взамен. — Ошибаешься. Я вижу, ты очень храбрая девушка, раз проделала такой длинный путь по приказу Темного Мага. Отдай мне свою смелость и получишь Рог. — Мою… Смелость? Зачем она тебя? — мысли лишь сильнее путаются: я чувствую себя мелкой пешкой в руках двух сильных волшебников. А как известно, именно пешки страдают больше всего. — У меня свои причины желать её. Ну как, ты согласна? Меня мучает смятение, но я не позволяю ему выбиться на поверхность. Отдать этому неизвестному свою смелость? Как это отразится на мне? Нужна ли мне эта смелость, если я скоро лишусь всех чувств и эмоций? — Хорошо, забирай. — Учти: магия имеет свою цену. Если ты готова отдать мне свою храбрость, уколи свою ладонь этим кинжалом. Мгновение — и кинжал, похожий на охотничий, оказывается у меня в руке. Ощущение безысходности сжимает меня в тисках, и оттого я резко режу себе тыльную поверхность ладони, стремясь покончить с этим делом как можно скорее. Как можно скорее выбросить из себя все то, что не может заглушить возникшая только что физическая боль. — Благодарю, — по тени заметно, как волшебник взмахивает рукой, и у меня в раненой ладони возникает огромный Рог. От неожиданности я подскакиваю на месте, а затем бегу прочь из замка — прочь от огромной тени, прочь от языков пламени, прочь от стражи, прочь из страны Оз. Я бегу прочь по дорожке из желтого кирпича так долго, что в один момент дыхание просто заканчивается, словно легкие продырявились. Жадные попытки сделать вздох через рот заканчиваются лишь скребущим и режущим ощущением в глотке, а через секунду к нему присоединяется колющее ощущение в правом боку. Я сгибаюсь пополам от неприятных ощущений, пытаясь успокоиться и перевести дух, но внезапный шорох в кустах заставляет меня резко выпрямиться и вскрикнуть от неожиданности. — Тише-тише. Простите, я не хотела Вас напугать, — из кустов показывается потрепанная фея в розовом — я просто заблудилась. Я ищу волшебника страны Оз. Простите, я правда не хотела Вас напугать. Меня зовут Нова. — Вы ищите волшебника страны Оз? Если не боитесь сгореть заживо или быть убитой его суровой стражей — Вам туда. Даже не стану спрашивать, зачем Вам этот волшебник. — Я иду к нему за Рогом Изобилия. Я узнала об этой вещице от одной из фей. Эта вещь исполняет любое желание своего владельца. Для меня это последний шанс увидеть любимого… — Любимого? А что с ним случилось? — Нас разлучили. Скоро я стану феей-крестной, и… мне просто нужен последний шанс его увидеть. Я смотрю на Рог Изобилия в своих руках, и знаю, что незнакомка теперь тоже не сводит с него взгляд. Отдала бы я все на свете, чтобы вернуть Джимини? Разумеется. Несмотря на возросшую между нами стену, через которую не пробиться и не перелезть, не достучаться до его сознания, несмотря на то, что мое предательство не способна искупить даже смерть, он оставался для меня всем. Мир пошатнулся и рухнул в тот миг, когда наши пути разошлись. Теперь мне остались только кошмары посреди ночи да стоны от душевной боли. Без него я словно бы тонула в соленой воде, израненная, горела заживо. Изнутри. Больше не отыскать покоя, мира внутри себя, лишь сплошной хаос, бардак в голове и душе, отчего нельзя найти свое место в этом уже сером и унылом мире. Не хватает его объятий. Его голоса. Улыбки. Не хватает того чувства, что он дарил мне. Что я могу быть лучше, чем есть. Могу ли я понять фею? Конечно. Я бы для возвращения любимого сделала бы что угодно. А за секунду до ошибки представила бы его реакцию, его разочарованный взгляд, поджатые губы. И вот — меня относит на шаг назад от счастья, потому что Джимини бы не одобрил. Потому что мне противно быть той, что не нравится ему. И в эту секунду я понимаю, что эта удушающая меня боль, эти бьющие под ребра страдания — все, что мне от него осталось. Я его больше никогда не увижу. Он станет лишь отражением этой боли. Так как я могу из себя её выбросить? У меня шансов нет, но у этой девушки передо мной еще есть возможность что-то исправить. Я перебьюсь, Румпельштильцхен тоже. — Забирай, — я протягиваю девушке Рог, не глядя на нее — забирай и беги, пока я не передумала. Брюнетка в розовом неуверенно мнется, но проходит пара секунд, и её рука уже осторожно тянется к Рогу. — Ты… ты уверенна? — Не давай мне возможности передумать. Облизнув губы, Нова осторожно забирает Рог у меня из рук. — Спасибо. Спасибо тебе огромное, я никогда этого не забуду, — еще пара мгновений и след её простыл. Не жить мне спокойно. Никогда. Бегать по кругу, содрогаясь от мучительной боли, рыдать ночами в подушку, ненавидеть солнечный свет, щипать себя, надеясь прервать этот кошмарный сон под названием «жизнь». Я чувствую как губы и плечи стали подрагивать, а на глазах выступили слезы. Я знаю, что приняла правильное решение, дав кому-то надежду на счастье, но легче от этого не становится. Эмоции все так же камнем висят у меня на шее и тянут на дно. Внезапный звук шагов сзади заставляет меня подскочить от неожиданности и вздрогнуть, обернувшись назад. Наверное, этого стоило ожидать — Румпельштильцхен не упустил бы возможности поиздеваться надо мной и моим грандиозным провалом. — Дорогуша, это было очень… благородно, — голос Темного окончательно вызывает во мне чувство внутреннего опустошения — но это было опрометчиво для человека, который не читал договор. Что ж, ты не хотела чувствовать, ты и не будешь. В ту секунду, когда мои глаза округляются от ужаса, уродец взмахивает руками. Все тело, начиная от кончиков пальцев ног постепенно немеет, и с каждым мгновением я все меньше и меньше способна себя контролировать. Недалеко от Изумрудного города виснет тишина. Лишь Румпельштильцхен осматривает свое очередное творение — каменную статую девушки с гримасой ужаса на лице. Налюбовавшись страданием очередной жертвы, волшебник радостно хлопает в ладоши, а затем испаряется вместе со своим новым товаром.***
— Что у Вас произошло? Люди никогда не ведут себя так, если у них все хорошо. — У меня не бывает хорошо, сестра Астрид, — я избегаю визуального контакта с новой знакомой: моя недавняя истерика вызывает во мне чувство стыда — я поняла, что никогда не была счастлива. Ни одной секунды. Я просто не могу вспомнить такой момент, когда мне было бы по-настоящему легко и хорошо. Особенно сейчас, когда я задолжала мистеру Голду крупную сумму. — Мистеру Голду? Ростовщику? — Да, — отвечаю я, легонько закивав головой — взяла у него в долг денег для покупки дома, а теперь нечем отдавать. Разве что ключами от моего жилища. — Могу ли я как-то Вам помочь? — Разве что у Вас есть десять тысяч долларов в долг. — Нет. Но я знаю, кто может Вам помочь.