Сказки Анволы

Щеки облаков зарозовели — отражали прощальные взгляды солнца. Небо было прозрачное и оттого невидимое; холодные подсохшие коробочки семян на потемневших стеблях осторожно покачивались, покрытые сизым холодным снежком. Травы склонились к земле, готовясь принять пуховое одеяло и заснуть до ближайшего равноденствия. Первый снег выпал вчера, ватными тучками опустился на опавшие листья, припорошил подмерзающую землю. Идти было близко — лесной гребень опоясывал холм словно частокол и продолжался много дальше способного усмотреть глаза. Я стояла у широких сосновых лап и высматривала, не потеряла ли сосна где-нибудь иголистую веточку, чтобы унести в дом густой смолистый дух. Тропинки бурели, островки снега белели лишь на густых волосах травы, и я шла по ним, чтобы касаться свежих снежинок, слушая, как они едва-едва перехрустываются. Было морозно, и тонкие пальцы холода уже начинали щекотать спину вдоль линии позвоночника. Ноги и руки он зацеловал раньше, но я не обращала внимания — кровь горяча, успеет согреть. Лапка нашлась еловая, мягкая и тоненькая, она упряталась под снегом и все не хотела расставаться с небольшой распустившейся шишкой. Дома ветки с зелеными хвоинками мы иногда клали в солнечное одуванчиковое варенье. Я подняла ее, сдула снежную пыль, в избяном тепле уберу прилипшие темные листочки, а льдинки между хвоинками растают сами. Тут же, почти близко, нашлась и сосновая ветка, оставалось нарвать рябины — и окна к зиме будут полностью готовы. А зима придет снежная и лютая: ягоды — ярче пламени и гуще крови — висят крупными бусинами, приманивают распушивших перья птиц. Надо успеть до них сорвать хоть пару гроздочек. Дыхание поднимается туманным паром, шевелит тонкие свеженькие хвоинки. Пойду, прислушиваясь к едва скрипучим шагам, варежками с северным узором поглажу уснувшие ветки, сухую морщинистую кору. Говорят, первый снег стает и уже скоро, а после все сложнее будет поверить, что новый придет и уляжется спокойно, устелется мягкой периной, заглушит резво скачущую жизнь… Хоть и происходит каждый год, но как-то незаметно, вот люди и недоверчивы. А мне тянуть некогда — в одну из прошлых зим не попросила, так и мало навалило сугробов, да и те первые появились много позже самой долгой ночи. Упускать время не хотелось, да и всегда приятно сердцу, когда на первый снег мягко вздыхает второй, и они лежат всю зиму, как слоеный пирог, промазанный взбитым маслом солнечных лучей. Но это уж позже — чтоб не таяло, а сейчас достанет и нового снега. Идешь, мысленно кольцо новое покручиваешь — то уже снежное — мыслишь целующиеся в хлопья снежинки, точно мотыльки, порхающие в медленном сонном танце. Солнце почти упряталось за дальними синими лесами с острыми грозными верхушками, небо сладостно вздохнуло, расслабилось на томительно-хладную осеннюю ночь. Золото березы, опавшее под новой луной, смешалось с сахаром и похрустывало от каждого шага. Прошу, прошу снега, прошу метели, звездных ночей, спрятанных под облаками сверкающих снежинок… Рябинка была тоненькая, но горевшая столь ярко, что вороны все толпились вокруг ее гирлянд, срывая спелые ягоды, но больше роняя алые капли на заиндевевшие хрусткие листья. Допрыгнула до сочной грозди, еще две подобрала с земли. Две бусины друг за дружкой оторвались, укатились меж снежных грядок. Заветрилось на минуту, и острая паутинка влетела мне прямо в глаз. Следом закружило вокруг, заснежило… Улыбку теперь не спрячешь. На собранные синеватые ветки тут же налетели белые звезды, собрались в хвоинках, заискрились. Там, глядишь, и не растает.