Солнце Конохи: Путь Шиноби.

Тихие шаги. Лёгкая походка. Сверкающие от предвкушения фиолетово-голубые глаза. Наруко улыбается широко и непринуждённо, не отставая от своего беловолосого сенсея ни на один шаг, ни на одну секунду. Ещё сутки пути - и она будет дома. Конохагакуре но Сато... Сердце при упоминании о родной деревне стучит, вдавливаясь с каждым стуком в грудную клетку, что очень похоже на то, стоит ей увидеть Гаару. В груди разливается приятное тепло. Скоро она увидит друзей, дорогих сенсеев и неунывающую команду Конохамару, которые должны уже стать генинами. Интересно, они уже ловили Тору?... А как изменилось родное селение за целых три года? Орочимару-сенсей не за красивые глаза стал Годайме Хокаге, у него был чёткий последовательный план становления деревни самой сильной, богатой и влиятельной в мире... Куноичи помотала головой, отгоняя мысли о Конохе. Для неё она и раньше была идеальной, несмотря на многие аспекты, а сейчас, с правительством самого Змея, селение заиграло новыми красками. Тренировки Наруко с Извращённым отшельником, который на людях величался исключительно Джирайей-сенсеем, принесли свои плоды - джинчуурики укрепила своё слабоватое тайдзюцу, так как раньше она давила на противника количеством, а не силой, в разы улучшила навыки фуина, научилась создавать Рассенган одной рукой без помощи клона, выучила-таки Технику призыва и подружилась со многими жабами из Мьёбокузан, да и просто хорошо провела время с крёстным, путешествуя по миру. Страна Молнии оказалась самой богатой и красивой (там прямо из окна гостиницы было видно облака - вот Шикамару бы удивился) и, видимо, понятно, почему Орочимару-сенсей говорил, что государственную казну деревни надо пополнять в первую очередь - у него, по словам Извращённого отшельника, явно были счёты с Райкаге. С Джирайей было очень интересно проводить время, если не брать в счёт его похождения по барам, публичным домам, подглядываниям за дамами на источниках... Последнее, разумеется, когда Наруко нет. Саннин, если так рассудить, удачно выполнял свою роль простого крёстного, проявляющего своеобразную заботу. Хотя, довольно грубо называть это ролью, скорее обязанностью научить и желанием защищать. Узумаки покажет друзьям свои новоприобретённые способности, обрадует, растормошит... Наверняка там все миссиями поглощены, не уделяя и дня своей дружбе. Трудоголики, думается Наруко и она морщится, будто съела целый лимон - знает ведь, что после миссий чунины и джонины по обыкновению предоставляют Хокаге пухлые папочки с отчётами о проделанной работе, расписанной едва ли не по секундам. Миссию-то взять ей жутко хотелось (особенно, какую-нибудь очень опасную, чтобы проявить свой потенциал), но этот самый фактор её жутко смущал, поэтому приходится полагаться на Какаши-сенсея, как капитана команды. Ну и что, что она чунин? Писать ту нудятину она уж точно не будет, побережёт свои нервы. Куноичи всем сердцем и душой ненавидит письменную работу, если не брать в счёт создание фуин-печатей на специальной бумаге специальными чернилами - это долгое и кропотливое занятие всегда успокаивало и дарило какое-то мистическое тепло. Наверное, всё дело в генах матери-Узумаки и природной склонности к фуиндзюцу. И в свободное время Наруко, стоит заметить, активно этим пользуется, на пару часов вырываясь из плена жизни, ощущает себя непривычно собранной, невозмутимой, усидчивой - аккуратно выводит каллиграфическим почерком печати, от усердия даже высовывая кончик языка. А испытывает печати на попадающихся под руку бандитов. Кажется, за её счёт в книге Бинго перечёркнуты красным около пяти процентов нукенинов. Кстати, имя Учихи Итачи (с суммой в десять с половиной миллионов за голову) там до сих пор фигурируется, несмотря на его жизнь как шиноби Конохагакуре, а не преступника. Там с его делами всё довольно запутано, но, благо, бывшие его "соучастники" не спешат убивать за побег. И то хорошо. Блондинка улыбается очень часто и ведёт себя беззаботно, но всегда начеку. Зрение, слух и обоняние при помощи Лиса она развила до предела, возросла чувствительность; частые тренировки в подсознании и эксперименты с демонической чакрой ещё прочнее укрепили их связь и расширили каналы чакры. Даже появилась способность чувствовать злобу, недобрые намерения и негативные эмоции в человеке - очень полезный навык, похож на сенсорику, только даже лучше. Акацуки - организация, ведущая охоту за Хвостатыми и их джинчуурики - за это время себя не проявляли, что очень хорошо - препятствий во время путешествия не было, правда, Деревня Скрытого Дождя для Наруко так и осталась неизведанной и печально-дождливой. Там, по догадкам Джирайи, главная база Акацуки, и если джинчуурики туда и идти, то только за своей смертью. Курама при упоминании этих шиноби опасно ощетинивается и злобно шипит сквозь зубы "Мадара", на что Узумаки по привычке отвечает: "Мы с ним ещё поквитаемся". Кьюби довольно ухмыляется, чем вызывает у куноичи непреодолимое желание подкинуть парочку идей об уничтожении этого шаринганистого ублюдка. Причём, как можно более болезненным образом, вплоть до уничтожения его тела и проклятых глаз в его же чёрном огне. Это ведь он натравил с помощью шарингана Кьюби на деревню, заставил Лиса крушить дома, разозлил... Пощады ему не будет. Она ещё очень давно выслушала краткую лекцию Извращённого отшельника по поводу этой организации, поэтому знает, что на неё, Гаару и на таких же джинчуурики объявлена охота. И действовать они уже будут в ближайшее время, по истечению этих трёх лет - видимо, готовились к наступлению. Пусть Наруко всего шестнадцать, но у неё довольно много честных и искренних друзей, и она не простит их смерть, не простит себя, если хоть кто-то пострадает. В конце концов, любой может быть на прицеле просто потому, что он её друг, потому, что так ей будет легко помыкать. Но они с Гаарой должны сами разобраться. Наруко придаётся мыслям о красноволосом, а из головы вылетают все возможные плохие события. Она помнит всё: их первую встречу, в конце которой они столкнулись взглядами; их разговоры по ночам в Конохе; их первый поцелуй под деревом; их соулмейт-метка, любезно поставленная дорогими Хвостатыми; их тайные переписки через призыв, последнюю из которых она отправила ещё пару дней назад... Рука неосознанно тянется к татуировке на запястье, трепетно повторяя подушечками пальцев замысловатый узор. Джинчуурики тяжело вздыхает, ловя на себе внимательный взгляд Извращённого отшельника. Тот понятливо хмыкает. Она Гаару видела в последний раз полгода назад. Целых полгода, ксо! Чёртово расстояние просто убивает. Надламывает. Вокруг уже вовсю царствует осень: всё темнеет и утрачивает насыщенные краски лета, листья деревьев желтеют. А только середина августа, стоит заметить, пятнадцатое. Но Наруко не сразу замечает этого мерного увядания природы. Для себя помечает одиннадцать слабых источников чакры на сто метров с севера. Она чувствует их намерения. Ками упаси, какие же они глупцы - лишь бы обворовать невинных путников. И ведь никто из них чакру свою не скрывал. Куноичи блаженно щурится, по привычке запрокидывая руки за голову и подставляя лицо тёмному небу, усыпанному редкими тёмными тучками. Действительно, дураки. - ..Вот и заключительная тренировка, - говорит Извращённый отшельник первым, вызывая многообещающую улыбку собеседницы. - Ага, даттебайо. Только с губ срываются слова, Наруко моментально отскакивает в сторону, услышав звонкий для чуткого слуха свист, на автомате переведя взгляд на саннина. Испещрённая сюрикенами спина истекает кровью. Его красная хакама постепенно становится грязно-бордовой, а сам он, падая, заваливается набок. Высокий мужчина с коротким чёрным ежиком на голове и раскосыми карими глазами, облаченный в тёмные одежды, выходит из тени дерева с топотом, мерзко улыбаясь. - Какая медовая куноичи... - он скалит белые ровные зубы, покрепче сжимая в руке кунай. Через секунду его взгляд заметно тяжелеет, а чакра медленно проходит через оружие, заостряя лезвие, - Ты пойдёшь со мной. - Пф-ф, - Наруко не выдерживает, показательно закатывая глаза и скрещивая руки на груди. Смазливое лицо никак не показывало её слабость. От неё просто фонило опасной чакрой за версту, только идиоты не почувствовали бы. А, ну да... Фиолетово-синие глаза мелькнули безумием. - Не много ли ты хочешь, парень? - Ну-у, - он показательно прокручивает в руке оружие указательным пальцем через отверстие рукояти. - У меня довольно много желаний. И одно из них, милая, осуществишь ты. И тем более, - шиноби перевёл взгляд, полный пренебрежения, на лежавшего в луже крови беловолосого. - Тебе теперь никто не поможет. А Наруко знает, что Извращённого отшельника таким детским приёмом никак нельзя убить, он даже будучи пьяным в стельку умудрялся Рассенган использовать. Он уже давным-давно подменил себя теневым клоном. Бандит не стал дожидаться ответа, видимо, сочтя молчание за согласие, поэтому с размаху закинул в голову куноичи кунай, щедро напитанный чакрой. Ясно, его стиль боя - атаковать издалека оружием. Узумаки чуть склонила голову вбок. Металл просвистел в сантиметре от уха, продырявив насквозь дерево позади. Недовольно хмыкнув, он легко махнул рукой и Узумаки окружили десять шиноби. Бессмысленное махание кулаками и попытки взять в захват быстро надоели джинчурики. Через минуту она успела отпинать пятерых одним тайдзюцу, шестому засадила локтём в рёбра и кулаком отправила в длительный полёт. Тот пропахал носом десять метров, остановившись у ног главаря. Тот не нападал, явно дальнейшую стратегию продумывал. Седьмой был довольно быстр: Наруко не успела отбить удар по почкам и, со свистом втянув воздух через ноздри, ударила его коленом в пах. Так по-женски, если честно. Тот болезненно застонал, опустившись на колени и поскуливая. Узумаки боковым зрением усмотрела подозрительный блеск со стороны деревьев. Став за спину практически поверженного противника, она резко выдернула из сырой земли металлическую звёздочку и, перерезав тому шею точным движением, прикрылась его телом. Оружие вонзилось в живую плоть с небывалой лёгкостью, а он захлёбывался в собственной крови, хватаясь за горло. Тёмная одежда насквозь пропиталась кровью. Откинув его тело, Наруко стремительно сложила печати техники футона, резко разводя руками в разные стороны. Ветер напитался чакрой и с тихим свистом врезался в корни дерева, идеально ровно разрубив их. Как испуганные зайчишки, оставшиеся шиноби рассредоточились. Один-таки спустя пару мгновений решил напасть со спины. Он был значительно быстрее остальных, мечом хорошо орудовал. Наруко только и успевала отражать его атаки кунаем и уворачиваться. Ловкий, тварь, и чакрой владеет неплохо, только вот не привык проигрывать, раз делает такие удивлённые глаза, когда Узумаки заламывает ему руку до болезненного хруста, выждав нужный момент, и ударом пятки ломает позвоночник. Тот кричит, безуспешно пытаясь вырваться из захвата. Но куноичи держит крепко, последующим ударом колена выбивая воздух из лёгких. Ещё. Ещё крови. И он насытится. Глаза Наруко мгновенно преображаются в лисьи. Курама проснулся и хочет сполна насладиться шоу. Наруко не видит смысла ему отказывать. Кьюби в теле куноичи довольно улыбается и, упиваясь чужой болью и страхом, хватает его за запястья. Ломает лучевые кости, а удлинившиеся ногти впиваются в кожу на чужих ладонях. По-лисьи хитро ухмыляется, слизывая с кончиков "собственных" пальцев кровь - кажется, и она пропитана страхом. Давно, уже как месяц, Лис не выходил на охоту в теле Узумаки. Попадались всегда какие-то мелкие бандиты, и сейчас зверька покрупнее не оказалось. Конечно, тело сосуда он может занять максимум на пять минут, а позже начнёт покрываться алой чакрой-дымкой и терять контроль. Но кто сказал, что напротив него сильные соперники? К шиноби на подкрепление приходит ещё один, в высоком прыжке занося ногу для удара в череп. Курама глубоко присел, уклонившись от сильного замаха с чакрой, и врезал одному в бок с ноги, и тот прямо-таки напоролся животом на клинок. На клинок своего бывшего союзника. Курама так предусмотрительно поднял меч, что не мог скрыть глумливой улыбки-оскала, вперившись внимательным взглядом в пустые глаза уже-трупа. Какая немощность, аж зубы сводит. Курама, дёрнув плечами, обернулся. На него бегут двое шиноби, стремительно складывающие одинаковые печати: главарь этой шайки и один из оставшихся - понимают уже, что не выиграют, но хотя бы погибнут с достоинством. Может быть. Демон небрежно кидает меч на землю, поманив противников указательным пальцем. - Техника земляного облома! - синхронно прокричали оба и, остановившись в пяти метрах от "куноичи" и с хлопком приложив руки к земле, как при призыве. Земля вздыбилась, похрустывая. Огромный кусок земли, добротно напитанный чакрой, нагло игнорируя законы гравитации, полетел на блондинку с огромной скоростью, а вдогонку - техника катона. Глупо. Глаза Кьюби опасно заблестели предвкушением и азартом. Он ещё никогда не пробовал использовать техники своего сосуда, ограничиваясь жестким тайдзюцу и демоническими иллюзиями. Иногда хватало простого давления Ки, но хотелось попробовать что-то новенькое. Сосредотачивая чакру в ладони и задавая ей направление, Курама побежал прямо на земляной снаряд. Вытянув руку, Одама Рассенган попал в самую цель. За секунду технику врага разнесло в разные стороны, оставив после себе рыхлые куски земли. Путь свободен. Недо-главарь банды останется на сладкое. А сейчас... Красные глаза с лисьим зрачком устремились на потрёпанного блондина с серыми глазами и по-детски кукольным лицом, выражавшим сейчас потерянность и дикий страх. От резкого удара в лицо его челюсть щелкнула, а кровь потекла из уголков рта. Но пострадавший, стоит отдать ему должное, быстро оправился и сделал попытку ударить в шею. Ясно, метит в акупунктурные точки. Курама ладонью увёл его руку, блокируя и последующие три удара, и повалил на землю, нависнув сверху. Сомкнул пальцы на шее, не замечая, как непроизвольно испускает жуткую Ки. Пары секунд натиска чистой физической силы хватило, чтобы убить. Его смерть была не столь мучительна. ..Но вот про последнего он слегка подзабыл, секунду назад упиваясь животным ужасом в глазах того шиноби. Глаза были красивые: пепельно-серые, чуть раскосые, в них было приятно смотреть, но не менее приятно было наблюдать, как они медленно тускнеют, теряя свой яркий свет: быстро, с искрой и с призрачной надеждой на спасение. Но от демона не убежать, как бы не старался. Он не будет смотреть на силу, на внешность, не поведётся на жалость, а просто сотрёт с лица мира. Почему? Потому что его не изменить. Сколько способных людей ещё подались в отбросы общества и вот так вот бесславно погибали, недооценивая соперника из-за внешности? Это был бы ценный экземпляр, если бы мозгов имел побольше. Главарь банды совсем страх потерял от нахлынувшего отчаяния. Улыбки на лице больше не было, только ощутимая горечь поражения на языке, как и металлический привкус во рту. Да и "труп" беловолосого мужчины мгновения назад красиво и эпично исчез с громким хлопком, а настоящий же стоял позади, прислонившись к тому самому дереву, где ранее стоял он сам, и внимательно наблюдал за ситуацией. Помогать не спешил, значит, с самого начала был уверен в победе куноичи. Так оно, собственно, и складывалось. Шиноби уже понимал, что связался со смертью, но убежать бы ему точно не дали, а сдаваться вот так сразу он не спешил. Это было бы ещё унизительнее. Голова сильно болела: давление внезапно почерневшей ауры куноичи не могла не ошарашить. Смерть его всё равно будет мучительная - шиноби понимал это. Именно поэтому он взял - и отрезал кунаем добрую половину волос от одного белокурого хвоста. Волосы медленно упали на рыхлую землю, напоследок совершив красивый пируэт с помощью попутного ветерка. Кьюби злобно зашипел, медленно-медленно поворачивая голову и поднимаясь с трупа. Не усмотрел. Отвлёкся. Непозволительная ошибка. Ярость накатила резко. Руки опасно задрожали, медленно вспыхивая огнём. Катон - естественная стихия Лиса, она тоже передалась Наруко. Правда, знает она только самые простые дзюцу Огненного шара и Огненного дракона, так, на всякий случай. Она не любила сжигать, да и Кьюби не настаивал на обучении. Он знал, как Узумаки дорожит своими волосами, расчёсывает их долго, с трепетом и наслаждением. Пусть у неё никогда не было много времени за ними ухаживать, но она хотела быть похожей на мать и даже грустила, почему они не алые, как у всех Узумаки. Но это её и выделяло. Наруко дорожила ими ещё потому, что они нравились Гааре. Они были длинными, прямо до щиколоток, и привлекали внимание своим цветущим блеском. А теперь один хвост достаёт до поясницы. А вот обрезать их - низость для врага, который скоро растает в огне в прямом смысле этого слова. - ..С-сука! - шипит Курама и даёт ему пару пинков ногами, наслаждается болезненными стонами и сдавленными криками. Этот парень был просто редкостным тупым уродом, его жалеть не за что. Его лицо - что кровавое месиво, в котором черты лица сбиты в кашу, а во рту полно крови. Лис в довершение касается его солнечного сплетения рукой: ткань чёрного плаща, как и кожа, мгновенно выгорает. Пахнет горелым, в воздухе усиливается запах крови. Кости горят, как полено на кострище. Кьюби вдыхает этот кисловато-пряный аромат чужой крови поглубже, сощурив глаза от удовольствия. Да, он зверь, и зверь смертельно-опасный, несмотря на временную женскую оболочку. Скоро власть над телом вернётся к её обладателю, поэтому ему хочется насладиться этим моментом сполна. Парень корчится, сжимается от боли в клубок, уже кричит, а сорванным голосом стонет от боли. Голосовые связки вскоре тоже выжигает. Кровавое пятно под ним растёт, насыщая рыхлую землю "витаминами". А женская фигура в коротком оранжево-чёрном кимоно умилительно улыбается, глядя на жертву сверху вниз. Пылающие алым глаза сжигают его и снаружи, и изнутри, прокрадываясь в отдалённые уголки подсознания. Урод поплатился, демоническая иллюзия действует не хуже Цукуёми Учиха. Потому что Наруко не смеет трогать никто. Он за неё в ответе в первую очередь. А уж потом и крёстный, и Хокаге, и друзья... "Меняемся," - неожиданно тихо шепчет Наруко. Курама чуть кивает и притопывает ногой. Резко разгорается костёр, сжигая останки. И свитков запечатывающих не надо, огонь прекрасно заметёт следы, а ветер и дождь скоро разгонят запах. Наруко безучастно буравит взглядом пепел. Был человек - и нет человека. Вот, каким может быть Курама, использующий лишь одну десятитысячную своих сил. Демон есть демон, и подобные сцены давным-давно перестают пугать. Ко всему со временем привыкаешь. Джинчуурики оборачивается к саннину. Тот долго молчит и смотрит в упор. Ей не жалко таких глупых людей; Курама не принесёт вреда; всё в порядке. Беловолосый вглядывается в абсолютно пассивное лицо практически пытливо, но в конце сдаётся, легко качая головой. Наруко довольно улыбнулась, стряхивая пылинки с короткого кимоно. Кьюби воистину ужасен, когда злится. Узумаки прекрасно всё понимает: он просто переживал за неё. Злиться на него из-за состриженных волос? Зачем? В конце концов, он не виноват, они ещё быстро отрастут. Ничего такого Курама не сделал, чтобы брюзжать на него слюной и обижаться. Лис всегда всё преувеличивает, но заботится, словно за маленьким непослушным ребёнком. Он вообще в последнее время проявляет уж очень большую заботу. Узумаки это нравится. От Кьюби не всегда услышишь что-то умилительное, но слова: "Я всегда буду защищать тебя" - откровенно выбивали на слёзы. Саннин подходит к куноичи, покручивая в руке кунай. - Давай подровняю, - кивает он на её неровные белокурые хвосты. Голубоглазая вздыхает чуть устало и кивает; они проходят добрый десяток метров и останавливаются возле ручейка и маленького валуна. Наруко садится на землю, покорно положив руки на колени. Джирайя присаживается сзади и распускает высокие белокурые хвосты. В его движениях Наруко ощущает уже привычную, невесомую заботу и трепет. Спустя пару минут волосы теперь достигали поясницы и по просьбе джинчуурики были заплетены в низкую косу. Только они закончили и Наруко умыла окровавленные руки в ручье, завязался разговор. Поправляя огромный свиток за спиной, Джирайя сказал: - Этот Кьюби очень странный. Я не раз это тебе говорил, но всё же - будь аккуратнее. Наруко безмятежно пожала плечами. - Он так просто проявляет заботу, и он всегда говорил, что дорожит мной. Я же тебе рассказывала о его отношении ко мне: мы подружились, когда я была ещё очень маленькой. Только с моего разрешения он может захватить контроль над моим телом. Для него я - не простой сосуд. И ты, Извращённый отшельник, знаешь это. Беловолосый устало вздыхает. Да, общался уже с Кьюби тет-а-тет на эту тему. И если после таких "задушевных бесед" Змея Лис искренне ненавидел (потому что эта змея омерзительно облизывается своим длинным языком и знает подозрительно много запрещённых фуиндзюцу), то к Джирайе у него какое-никакое, но уважение. Нейтралитет, если обобщить. - Я знаю.. Но если и будешь его отпускать, то не при своих друзьях. Он не перестал быть демоном, - кивает на бывшее местоположение, где сам по себе, потихоньку, потухает огонь. Не даёт возможности не устрашиться его силой лишний раз. Напоминает, кто сидит в хрупкой куноичи. - Да ладно, - блондинка непринуждённо махнула рукой, продолжая копаться в своём рюкзаке. - Они ко мне такой ещё с Чунин Шикена привыкли. Не думаю, что с этим возникнут проблемы. Просто Кьюби давно не выходил на свободу, но моих друзей он не тронет. - Не будь так беспечна! - на удивление синхронно воскликнули Джирайя и Лис (правда, последний в подсознании ещё и о клетку поскрёбся так, что уши заложило). Саннин продолжил: - Кьюби существенно уменьшил диапазон поражения своей Ки, да и чакрой не слишком пользовался. За это ему, конечно, большое спасибо, но нельзя сейчас высовывать нос, пусть мы уже практически в Конохе. Пока это для него последний глоток воздуха. Случится битва с Акацуки, то зацепит всех - тебе не следует часто использовать чакру Лиса. Только саннин договорил, копошение в голове усилилось, послышался усталый голос: "- Наруко. Может, я и не трону твоих друзей, из уважения к тебе, но никогда так не говори обо мне. Мне абсолютно безразличны их жизни. Мне не наплевать лишь на тебя, поэтому один косой взгляд в твою сторону от тех же Учиха - я сотру их в порошок и на твоё мнение не обращу ни малейшего внимания. Я думал, что показал это тебе ещё минуту назад. Я чувствовал, что ты наблюдала за мной." Узумаки передёрнуло. Попав в подсознание, она непроизвольно сжала голову в плечи, пристыженно опустив взгляд. Кьюби лежал перед ней, вольготно расположившись в своём ложе и для удобства подложив когтистые лапы под морду. Его рыжая шесть во время речи опасно вздыбилась, отливая красной медью, а длинные чёрные уши стояли торчком, подрагивая. Он также высказывал своё отношение к сложившейся ситуации одним только опасным взглядом с вертикальным зрачком, в котором плескалось недовольство. Не злоба, а простое недовольство. Кьюби раздражало, что Узумаки говорит о том, что он практически у неё "на привязи". "Не тронет её друзей"?... Возможно. Но он никогда не давал чёткого ответа. Он лишь оберегает её. А Наруко начинает откровенно пренебрегать этой заботой. Узумаки и не подумала об этом, просто она с самого детства наладила отношения с Лисом и совершенно не думала об остальных. Ведь действительно, кто те шиноби для него? Для Кьюби но Йоко? Для бессмертного демона? Пустое место, ни больше ни меньше. Просто он никогда не говорил об этом. Он надеялся, что она сама поймёт. Блондинка шумно вздохнула, припав к лапе демона, как в первый раз. Она спокойно поглаживала его жёсткую шёрстку, пропитанную кровью и пылью, легко проходя короткими ногтями. Даже нос зачесался. Тот, несмотря на десять лет дружбы, ещё не привык к подобного рода прикосновениям, нервно дёргая ушами, словно током ударило. Но пытался расслабиться, честно. - Ты дышишь. Ты живой. Ты - как и я, со своими инстинктами и желаниями, - начала куноичи, - Но тебе чужды человеческие чувства и именно в этом мы с тобой различны. Только демонические. Я понимаю, они тебе никто. Но я прошу тебя - не будучи ранее в этом так уверена - именно прошу: не навреди моим друзьям. Прости, что была такой глупой и ни разу не спросила твоего мнения. Ты ведь мой лучший друг, даттебайо... Я прошу тебя!" Узумаки согнула спину в низком поклоне, совершенно не чувствуя себя опозоренной. Она чувствует вину и хочет искупить её. Такой поступок - не позор. Она поняла его смятение днями назад. Да что там днями - годами. Лис оскалился. Он видел её взгляд. Молящий, но при всём том не утративший своей гордости. Он насытился этими эмоциями, эмоциями послушания и понимания. Спектр чувств переполнился, слившись в одно целое. Он рад, что она наконец поняла его. Ведь он как был, так и оставался демоном. Вот теперь можно и сенсею ответить, с ним всяко проще. - ..Хорошо, ттебайо, обещаю, - пробурчала Наруко, обиженно надувшись. К Извращённому отшельнику необходим другой подход: заболтать. Не выдержав сей милой картины, Джирайя улыбнулся. - Давай закроем эту тему, Извращённый отшельник? Я вот что хотела спросить: разве это не низко - обрезать куноичи волосы во время битвы? - Наруко провела пальцами по прядкам толстой косы. Волосы оставались длинными, но всё же стали непривычно короткими и непривычно жесткими. Хотя, последнее понятно: кунай - не самая подходящая вещь для подравнивания мягких волос. - Шиноби же так не поступают, вон у Мизукаге-сама такая огромная рыжая шевелюра, а она спокойно ходит. Нет, я понимаю, охрана престижная и тому подобное, но ведь у многих куноичи длинные волосы и они как-то ходят с ними на миссии. - Ну, вообще для шиноби существует два правила: не бить куноичи в живот и не хватать за волосы, - беловолосый авторитетно оттопырил указательный палец. - Но далеко не все этому правилу придерживаются. Вернее, ему не следуют лишь отбросы общества и жалкие нукенины. Хотя, это слова синонимы. Например, для джонина применить подобные "приёмы" - означает показать свою слабость и немощность, раз уж прибегнул к таким низким способам. Пусть куноичи на поле боя уважают не все, часто недооценивая, но никогда не ударят в живот, силясь поскорее завершить бой, ведь дети - возможные или реальные - шиноби высоко ценятся, как наследники великих кланов. - Вот как. Понятно, - Узумаки откинула косу назад, предварительно поправив рюкзак за спиной. - Ну что, идём дальше, даттебайо? Джирайя уставился на хмурое небо, запрокинув голову. - Как хочешь. Дождь нас, в принципе, не остановит, но укрыться в пещере мы можем. - Нет, тогда уж лучше пойдём быстрее, все равно пять часов назад привал устраивали, да и не вечер ещё, - Узумаки потопталась на месте пару секунд и пошла дальше по ведущей в деревню дороге, оставляя за собой следы крови. Дождь смоет. Джирайя смерил её фигуру усталым взглядом, но промолчал. - Ну ты идешь или нет? Я сама сейчас уйду, и ты меня не догонишь! - прокричал раздражённый голос куноичи. Беловолосый закатил глаза. Уйдёт она без него, ага.

***

Гаара нервно водил кистью по бумаге, на ходу придумывая и строча текст. С каждой секундой и строкой его лицо всё чернело и чернело. Банально... Нет, слишком официально... Слишком ванильно... Он Казекаге или где?! Нахмурившись, он скомкал лист в руке и точным ударом кинул в стоящую на другом конце кабинета урну. Охрану на потолке он предусмотрительно выгнал, чтобы не видели сего жалкого зрелища - проще говоря, натужного мыслительного процесса, который направлен вовсе не на сохранение безопасности деревни (как думают многие, когда он не пускает никого - даже старших брата с сестрой - в кабинет), а на амурные личные дела самого Собаку но. А вот тут-то уж надо мозги напрячь. Призывная жаба Наруко покорно выжидала своего часа, находясь в жаркой Суне, к своему несчастью, уже третий день подряд - именно тогда Узумаки отправила письмо, что скоро вернётся домой, в Коноху. В общем, спасался от жары маленький Гамакичи только в прохладном кабинете Казекаге, денно и нощно скрываясь от палящего солнца за высоченными стопками документаций. Ну, за три года он уже успел к перемене климата привыкнуть, да и общаться с парнем Наруко стал более легко и свободно. В принципе, работой посланец остался вполне доволен: пока он не вырастет, как его отец, Гамабунта, его просто нельзя допускать к сражениям, а вот призывом разносить любовные (он, конечно, не заглядывал, но там наверняка про любовь) записки вполне интересно и ему по плечу. Путешествует ещё заодно. В общем, плюсов много. Но его братец Гаматацу в этом деле только лишний - постоянно отвлекается, и ему лишь бы пожрать. А у Собаку но за бесконечной работой всё руки никак не доходили ответить. Договор о мире с Конохагакуре многое предусматривал, нужно быть осторожным, чтобы не остаться с носом. Гаара, конечно, знает, что Орочимару предпочитает сотрудничать с Сунагакуре и не отличаться "подозрительно мелким шрифтом" в правом нижнем углу сотой страницы, но тот всё же политик - хитрый и умный, далеко не малоопытный. Отец Гаары, Раса, пал в честном бою со своими детьми с так и не пробудившейся ото сна совестью. Во благо Суны, стоит так говорить. Он узнал про метку на запястье сына, но настроен по этому поводу был серьёзно, вплоть до запрета на выход из деревни. На-все-гда. Бешенство Собаку но (и Канкуро с Темари, что после Чунин Шикена сильно сблизились с младшим, и их за "панибратство" затянуло следом в пучину недоверия и самых-самых опасных заданий) было не передать словами. И техниками. Их бывший сенсей, Баки-сан, в этом муторном (для всех незнающих людей) деле очень помогал с документацией и распространением информации, чтобы чуть-чуть изменить в глазах селения джинчуурики. Конечно, вследствие чего практически все узнали о его по-настоящему трудном детстве - факт, что собственный отец пытался его убить целых семь раз (седьмой был относительно недавно и оказался для отца последним) - разлетелся по деревне быстрее, чем чума. И были направлены на всех детей Йондайме косые взгляды, шепотки; все не упускали возможности поболтать "о погоде" с теми шиноби, с которыми Гаара раньше сотрудничал на миссиях... Короче, около полугода в деревне было нестабильно - и из-за внезапной смерти Казекаге, удачно завуалированной под "убиение родных детей незнамо из-за чего и самозащиты оных", и из-за выборов нового Казекаге. Скрепя сердцем и искренне того ненавидя, старейшины отдали шляпу Гааре, но обязались внимательно следить за каждым его решением. Наверное, одна Чиё-сама и её брат, Эбизо-сама, были более-менее к нему расположены. И люди, на искреннее удивление самого джинчуурики, действительно тянутся к нему. Не сразу, разумеется, а потихоньку. Меньше шепчутся за спиной, в уважении склоняют головы и приветствуют, стоит пройти по улице. Гаара всё ещё чувствует их страх и понимает его природу. Он всегда присутствует у каждого в сердце. Но, благо, его постепенно вытесняют спокойствие и уважение, а это большой прогресс. И поклонницы у него даже появились, к вящему ужасу. И ученицу он себе нашёл, Мацури - спокойную и очень даже перспективную девочку. В общем и целом, жизнь хорошо складывалась. Правит Гаара уже практически полтора года, имея в помощниках старшего брата, сестру и бывшего сенсея их команды. Они помогают справляться с проблемами, поддерживают и подозрительно часто улыбаются. Они замечают изменения в нём, доверяют свои жизни. И Годайме Суны сохранит этот хрупкий мир между ним и людьми; делом докажет, что они не зря во время инаугурации радостно восклицали, отпуская прошлый страх, отпуская отнюдь не приятные воспоминания о прошлом джинчуурики... Но сейчас красноволосый совсем не думал о селении. Голова была забита и переживаниями, и собственными проблемами. Происходило что-то странное. Вот просто природа стала чересчур переменчивой. В Конохагакуре, судя по нависшим тучам с северо-востока, вообще дождь идёт. Для них в разгаре жаркого августа - это странность. А для жителей пустыни настоящая странность - дневная прохлада, присущая только в ночное время. Ни одной песчаной бури за неделю только довершили сию до абсурдного пугающую картину. Но вот только пустые предположения не изменят ничего. Пока всё тихо и мирно. Словно перед бурей. Но, ксо, он обещал себе сегодня не думать об этом. Гаара вновь вчитался в письмо Наруко, жадно ловя глазами каждую строку, аккуратно выведенную каллиграфическим почерком. Пусть и любовным письмом, как мысленно выразился Гаматацу, это нельзя назвать, но ощущается что-то едва уловимое... и опьяняющее. Красноволосый осторожно прикасается к метке на запястье пальцами, чуть вздрогнув. Прохлада едва уловимо прокатилась по телу. От Наруко Узумаки. "Привет, Гаара-кун. Очень хотела бы увидеть тебя, даттебайо. Когда мы виделись с тобой в последний раз? Полгода назад, да?... Неплохо бы поговорить с тобой об Акацуки тет-а-тет. Ты же помнишь информацию, принесённую Итачи? Может, и Змей нарыл чего - шпионы - прекрасные люди, особенно если дружишь с ними и узнаёшь самым первым свежие сведения. Они скоро начнут действовать. Даже очень скоро. Будь начеку. Всегда. Тренировки мои с Джирайей-сенсеем завершились, уже через пару дней я возвращаюсь в Конохагакуре. Жди меня - приду сразу, как только дадут длительную миссию. Не знаю, конечно, как я Змея уговорю пойти одной, но попытаюсь. Честно, даттебайо. Правда, там что-то с его сестрой, Тоши. На связь не выходит, а это плохо. И да, мой Казекаге-сама, - на этих строках красноволосый усмехнулся. - Люблю вас." Для Гаары Собаку но. ..Стоит ли на него отвечать?... Собаку но склонился над десятым, пока не замаранным листом, зависнув на минуту. "Слишком часто думает малыш", - мысленно фыркает маленькая жаба, скрещивая лапки на груди. - Гаара-кун, может, тебе помочь? - решился спросить-таки Гамакичи, наблюдая за тем, что привычно собранный и юный глава деревни пачкает чернилами бумагу, оставив жирную кляксу вместо приветствия. - Не стоит, - устало выдыхает он, вновь комкая и выбрасывая лист. Хм, юбилейный был. Одиннадцатый пошёл... Пошёл... Пустым. Красноволосый подпёр щёку рукой, устало прикрыв бирюзовые глаза. ..Может, не стоит ничего отвечать?