Однажды в другой вселенной

В просторной аудитории стоит гулкая тишина, которую разбавляет только один голос. Во всём университете такое случается только три раза в неделю: на лекции профессора Грейвза по функционализму в архитектуре, на лекции профессора Грейвза по эклектике и во время студенческого кружка древнегерманской живописи. В кружке состоят два человека. На пары Грейвза ходит весь поток. И не потому, что он суров, как скалы Туманного Альбиона во времена викингов. Не потому, что воплощает собой девчоночьи мечты студенток. Хотя, кто уж тут спорит, роль это играет, никуда не денешься. На лекциях Грейвза студенты молчат по одной простой причине: они слушают. Не верите? Остальной преподавательский состав считает, что Грейвз умеет колдовать. Студенты в этом даже не сомневаются: как можно рассказывать так, что ты забываешься настолько, что приходишь в себя только когда Грейвз постукивает длинными пальцами по кафедре и говорит своим гипнотическим голосом, что на сегодня всё? Он высокий и подтянутый. Лет сорок, может, чуть побольше. Идеально отглаженные стрелки брюк, рубашка из дорогой ткани, жилетка. На спинке стула — пиджак. На висках — седина. На безымянном пальце — ничего. Тина всегда сидит за первой партой. Она считает, что так удобнее. Остальные считают, что она патологическая отличница. Её сестра уверена, что Тина влюблена в Грейвза. Тина сидит на первой парте и внимательно слушает отличия функционализма от конструктивизма, параллельно делая мелким узким почерком заметки в толстой тетради. Каждый раз, когда она склоняет голову, чтобы записать очередной тезис, взгляд Грейвза останавливается на её макушке. Каждый раз, когда она закусывает губу, выводя маленькие аккуратные буковки, глаза Грейвза внимательно следят за этим движением. Каждый раз, когда она поднимает голову, Грейвз смотрит на дальние ряды, продолжая степенно рассказывать об интернациональном влиянии на архитектуру прибрежных городов. — Кто у вас староста потока? — в конце очередной лекции спрашивает он, уже заранее зная ответ. Студенты как один смотрят в сторону Тины, Тина уверенно поднимает руку. — Останьтесь на пару минут, если вас не затруднит, — говорит Грейвз, и Тина мотает головой: не затруднит. — Меня не будет на следующем занятии, — Грейвз смотрит на неё своими магнетическими глазами. Тина в первый раз стоит к нему так близко. В аудитории они одни. Температура воздуха не меняется ни на градус, но Тина чувствует, как по спине разбегаются мурашки. Сердце отчего-то бьётся лениво, медленно ударяясь о грудную клетку. Тук. Тук. Тук. Ей кажется, будто гулкий звук заполняет аудиторию. Тук. Тук. У Грейвза пара морщинок на лбу. В его глазах — угольная чернота. — Я бы хотел, чтобы вы написали список отсутствующих, если таковые будут, — продолжает Грейвз, и Тина через силу кивает. Воздух густеет, неохотно раздувая лёгкие. Но, кажется, это замечает только Тина. Тук. Тук. Тук. — Будет сделано, сэр, — отвечает она и по привычке закусывает губу. И видит, как расширяются зрачки Грейвза. Сердце замирает, а потом вдруг заходится в пароксизмальной тахикардии. Кажется, теперь его стук слышен на весь корпус. Впрочем, Тине всё равно. Она смотрит в глаза Грейвза, которые кажутся чёрными только издалека. Если подойти поближе, ещё ближе, ещё, ещё — они цвета крепкого кофе, который Тина пьёт по утрам. Между двумя людьми в пустынной аудитории не остаётся и сантиметра свободного пространства.