Тебе пора.

      - Поверить не могу, что сделал это. И поверить не могу, что получилось…       - У тебя не могло не получиться. Знаешь, ты был так убедителен, что даже если бы я не верила в магию, обязательно поверила бы в неё ради тебя, бросая монету в фонтан вместе со всем Нью-Йорком!       - Со всем? Не преувеличивай!       - Ну ладно, не со всем, так с половиной.       - В таком случае, нас бы засыпало центами вместе с фонтаном!..       - Или Страну Нерассказанных Историй. Хотя, знаешь, иной раз мне кажется, что лучше бы её засыпало.       - В смысле?       - Ничего. Я пошутила.       Улыбнуться сквозь силу оказалось куда проще, чем получилось у неё позавчера. Наверное, сказывалась практика.       «И с каких пор Вам нужно практиковаться во лжи, мисс Свон? - Голос мистера Голда раздался совсем близко, а коснувшийся щеки ветер мог оказаться его дыханием. – Успокойтесь, мисс Свон, сегодня я Ваше воображение».       Чёрт бы побрал этого Тёмного! Впрочем, чёрт с ним как раз и не сладил… Но думать об этом означало практически наверняка испортить себе настроение. А настроение должно соответствовать и времени, и месту. Кто знает, когда ещё в Сторибруке наступит такое вот затишье? Быть может, этот день – один из последних, что Эмме суждено провести рядом с сыном, прежде чем фигура в капюшоне оборвёт её сказку?       Рассказать семье и друзьям, как советует Арчи? Ну нет. В этом кошмаре Эмме Свон совершенно не нужны соседи. В конце концов, она всё ещё остаётся Спасительницей…       …Парк, в котором Эмма и Генри любили коротать время, был удивительно красив в это время года. «Пограничное», как называла его Спасительница, ударяясь в то, что Истинно Верующий называл «мечтательным настроением». Сентябрь на календаре и впрямь только-только сменил август, однако засуха успела заявить о себе безвременно пожелтевшими листьями. А вот травы под ногами она не коснулась. Пыталась было, но включённые по чьей-то оставшейся безнаказанной прихоти (Чьей-то? Ну-ну… Её Величество Не Злая Королева мигом поджала бы губы, доведись ей услышать это) распылители отогнали её прочь, сохранив изумрудный ковёр для Эммы. О да, дочь Белоснежки и Прекрасного Принца обожала гулять по траве босиком, воображая, как бы она это делала в Зачарованном Лесу, будучи маленькой, всеми любимой принцессой с атласной лентой в волосах… А лента была бы определённо - стоит лишь вспомнить, кто приходится мисс Свон матерью.       - На прошлой неделе мы со Снежкой и Нилом гуляли у озера. Много болтали, а смеялись – ещё больше. Знаешь, я так привыкла к тому, что всё время нужно куда-то мчаться и кого-то спасать, что совсем позабыла, каково это – просто жить и радоваться мелочам. Вот, как с тобой сейчас.       Улыбнувшись, Эмма протянула руку, чтобы взъерошить волосы сына, и без того пребывающие в художественном беспорядке. Тот нахмурился, но всё же не отстранился. До чего же забавно, когда дети пытаются казаться взрослыми! Впрочем, этот конкретный «ребёнок» пережил столько, чем не может похвастаться большинство взрослых… ну, или же вспомнить с содроганием.       - Как Вайолет?       Вопрос подоспел аккурат вовремя, чтобы сбить Генри с толку и отразиться смущением в глубине его глаз. В моменты, подобные этому, сердце Эммы сжималось от нежности. Подумать только, сколько лет они потеряли по её вине, сколько времени, сколько совместных секретов, рассказанных «под честное-пречестное слово»! Она виновата. Счастье, что Генри простил и не раз.       - Мы с Вайолет просто друзья, - между тем отчеканил юноша, старательно изображая невозмутимость.       Просто друзья? Ну конечно же! Помнится, у них с Нилом тоже всё начиналось с дружбы. А ещё – с покровительства, которым тот укутал гордую девочку в нелепых очках, что изо всех сил старалась доказать миру свою самостоятельность, словно тёплым пледом. Все любят пледы, не правда ли? Даже те, у кого нет камина и кресла-качалки, чтобы завершить комплект.       - Как скажешь.       - Нет, правда, мы просто друзья! Ничего такого. Просто ходим вместе в школу.       - Да, на уроки лепки. Просто потому, что тебя…       - …интересует лепка! – Фразу Эмма и Генри окончили хором. Как и вчера.       - Я люблю тебя, мам, знаешь? – Произнёс юноша после непродолжительного молчания, которое Эмма коротала тем, что пропускала травинку между пальцами, блаженно морщась, когда та щекотала в ответ её босую ногу.       - Ну конечно. Я тоже люблю тебя, малыш.       Малыш?.. Казалось бы, Генри, как и всякому в четырнадцать лет, уже должна претить подобная ласка. Однако же уголки его губ чуть заметно дрогнули в ответ. В конце концов, Эмма – его мать, а матери всегда позволено больше, чем остальным. В некотором смысле, даже чуть больше, чем… другой его матери. Взгляд юноши обратился к забору. Там, за его узорчатой ковкой, она терпеливо ожидала его, смиренно выслушивая очередную претензию то ли доктора Вэйла, то ли… со спины не разобрать. Мать. Другая. Та, что не Эмма.       Словно бы ощутив на себе его взгляд, черноволосая женщина в безупречном классическом костюме натянуто улыбнулась Генри и постучала ногтём по циферблату наручных часов. Время, милый – неслышно прошептали её губы. Время? Наверное. Вот только прощаться было не просто. Как и приходить.       Тогда зачем он делал это дважды в неделю?       Генри Миллс никогда не был сиротой. Вернее, он совсем не помнил те месяцы в приюте, когда родная мать отказалась от него, а настоящая – усыновила. Несмотря на строгость, которую «мадам мэр» порой приносила в их дом, она делала всё для того, чтобы Генри был счастлив. По ту сторону узорчатого забора, словно намеренно увенчанного острыми пиками. И всегда ожидала за воротами, когда он переступал границу между мирами. Дважды в неделю. Чаще – нельзя.       Негромкие шаркающие шаги за спиной Генри наловчился отличать от прочих, похожих на них, словно две капли воды. Впрочем, кто сказал, что капли похожи? Да и снежинки – разве отыщутся две одинаковых? Помнится, мама – та, которая Реджина, – говорила, что именно в несовершенстве и есть красота. А ещё в нём есть сила, как есть она и в Генри.       «Мой сын справится, - сказала она мистеру Хопперу, - Вы даже не представляете, насколько он сильный».       - Добрый день, мистер Хоппер, - несмотря на то, что именно он позволил Генри эти визиты, юноша не испытывал к главному врачу клиники для душевнобольных, нахально втиснувшейся едва ли не в самый центр Сторибрука, симпатии. Возможно потому, что он, как и его клиника, так и норовил залезть в душу, даже не вытерев ноги о коврик у двери.       - Арчи! – Бледное лицо молодой женщины с глубоко залёгшими тенями напротив осветилось лихорадочной улыбкой. – Привет! Давненько не виделись. Как ты? Знаешь, я только сейчас подумала, что не представляю тебя сверчком. О, не подумай, я ничего не имею против сверчков! В конце концов, даже сверчок может стать хорошим человеком и ты – яркий тому пример. Не обижайся, ладно?       - Ну что ты, Эмма, я и не думаю обижаться. Привет, Генри, как ты сегодня?       - Хорошо, спасибо. Мне…       - …уже пора, я знаю.       - Точно, - от одной только мысли о том, чтобы закончить с ним фразу напополам, как они делали это с Эммой, Генри бросало в холод.       - Я понимаю. Эмма, попрощайся с Генри. Тебе пора принимать лекарство.       Улыбка мистера Хоппера оказалась в точности такой, какой Генри запомнил её вчера. И на прошлой неделе. И на той, что была перед ней. Вроде и мягкая, и деликатная, однако всё же чего-то ей не хватало. Быть может, души? Той, что была у каждого из его подопечных, пускай бы и тронутая безумием.       Худощавая женщина с небрежно собранными в хвост волосами, порывисто обняла его за шею.       - До свидания, малыш. Ты ведь ещё придёшь? На следующей неделе, верно? Я буду ждать. А ты… будь осторожен, - её голос сорвался на шёпот. Предупреждение, которым Эмма Свон всегда прощалась с ним. – Я знаю, Реджина больше не Злая Королева, но ты всё же будь на чеку, ладно? В первую очередь ради неё самой.       Выпустив Генри из объятий и подхватив с земли кеды, связанные шнурками, Спасительница зашагала прочь. Тропинка, усыпанная жёлтым речным песком, делала поворот, прежде чем вывести к двухэтажному зданию клиники. Многие срезали крюк по траве, но только не Эмма. Генри знал: она любит ходить по песку босыми ногами не меньше, чем по траве.       - Всё в порядке, милый? – Спросила она, стоило Генри усесться на пассажирское сидение.       Спросила, хоть и клялась себе не задавать этот вопрос всякий раз, когда провожала сына на встречу с его другой матерью. С «другой матерью»?! Боже, не зная эту историю с самого начала, сложно ошибиться, предполагая, кто тут сумасшедшая! Словно подслушав обрывок её мыслей, юноша взглянул на Реджину, рассеянно оттягивая на себя ремень безопасности. Этого хватило, чтобы мисс Миллс устыдилась своего выпада. «Сумасшедшая» - они договорились не произносить этого слова, и вот уже долгих три года неукоснительно придерживались правила.       - Всё в порядке, мама.       - Точно?       - Да. Поехали домой.       Захотелось протянуть руку, чтобы взъерошить его волосы, и без того пребывающие в художественном беспорядке, – жест, для которого он уже три года, как слишком взрослый, – как вдруг Генри сам подался навстречу, касаясь щеки поцелуем. Мысли о безупречном макияже привычно шарахнулись в стороны. Реджина не знала, что давали эти встречи Генри, и не желала знать, что дают они Эмме Свон – женщине, родившей для неё самого лучшего сына на свете, – однако за себя она могла бы ответить точно. Семью, в которую всякий раз возвращался её мальчик. И ничего другого ей не было нужно. Даже если фоном всегда будет маячить высокий забор с резной ковкой и острыми пиками поверху.