Ледяное зеркало

      Быстро выпив чашку кофе и даже умудрившись сунуть в рот бутерброд, он стремглав побежал в мастерскую, разглядывая зеркало и оправу. Зеркало сверкало, будто начищенное, ни одной царапинки на амальгаме, ни скола. Оправа же требовала доработки. Остаток дня Лу провёл за шлифовкой и полировкой, в общем, доведением до ума хоровода серебряных снежинок. Конечно, всю работу он мог сделать за неделю, если бы не отвлекался и занимался. А тут уже третья пошла, а он толком и не брался. Зеркало подозрительно блестело, будто новёхонькое. Словно приходило в норму и без его стараний.       Хань извозюкался весь в мелкой серебряной пыли и шлифовальный порошках, пока решился наконец взяться за пасту гои и не морочить голову с мелкодисперсной пыльцой, и довёл раму до совершенства. В итоге остался доволен работой. Что бывало, признаться честно, нечасто. А тут снежинки будто искрились, и нигде не осталось червоточинки времени. Даже в особо труднодоступных местах. Быстро принял душ, оделся и, схватив подарок, выбежал из дома на гудок такси.       Двери открыл радостный и немного нервный именинник, за спиной которого гудел ряд нестройных голосов. Лу всунул ему в руки увесистый подарочный пакет, чмокнул в щёку и, хитро глядя на притаившегося у дверей Чонина, прошептал поздравления. Пока Хань разувался, к Исину подкрался довольный и незамеченный Чонин и обернул вздрогнувшего парня своими успокаивающими объятиями, прижимая к широкой груди. – Привет. – Привет, – поздоровался с Чонином Лу и, вытянув шею, с опаской заглянул в комнату. – А Бэкхён? – Бэкхён тоже здесь, – улыбнулся Чонин, хватая за рукав рубашки готовящегося делать ноги друга. – Хань, он же взрослый парень, он понимает. И ты не мелочь пузатая, без минуты выпускник ВУЗа. Да и светишься, как начищенный пятак. И так всё ясно, даже объяснять не надо, – Чонин отпустил Исина, тут же скользнувшего на кухню на звонок таймера, и разжал пальцы на рубашке Лу. – И да, жду потом повествования о таинственном воздыхателе, – Чонин заговорщически дёрнул бровью и усмехнулся, глядя на смутившегося Ханя.       Хань ступил на порог гостиной и замер, он уже хотел развернуться и вновь попробовать ретироваться, но сзади стоял ухмыляющийся Чонин и Исин с блюдом, на которой лежали моти. Лу вздохнул и понял, что моти его однажды погубят, но сделал шаг вперёд и поздоровался с присутствующими. Неловко кивнул вспыхнувшему солнцем Бэкхёну и забился в дальний угол комнаты. Откуда его не удалось выгнать даже под предлогом вкусных сладких роллов.       Исин махнул на него рукой, его друг всегда любил побыть один, зато Чонин уселся рядом с, о боже, тем самым блюдом моти и расспрашивал Ханя о работе. Тот с удовольствием отвечал, рассказывая о своих достижениях, практически законченном проекте и о дипломной работе. Чонин кивал, уточнял и искренне радовался достижениям младшего друга. Лу чуть расслабился и атаковал Чонина вопросами о школе танцев. Говорить о танцах Чонин мог долго, но стоило теме перейти на Исина, он скользнул взглядом по гибкому телу любимого и с трудом сглотнул. «Я сейчас», – кинул он Лу и направился прямиком к имениннику, отвоёвывать себе танец.       Хань расплылся в улыбке и закрыл глаза, растворяясь в музыке, льющейся из динамиков. Смотреть на танцующих он хотел и боялся одновременно. Хотел, потому что живое воплощение духа танца кружило голову, а боялся по причине мгновенного возбуждения от наблюдения за парочкой друзей. Когда они танцевали, никто не мог остаться равнодушным. И он не мог. А представляя хитросплетение их с Мином тел, он вообще шёл пятнами и едва ли не подпрыгивал от желания. – Можно? – тактично поинтересовались у Лу, и тот распахнул глаза, встречаясь с лучистым мягким взглядом Бэкхёна. – Ээээ, – многозначительно протянул Лу, пытаясь понять, хочет ли он видеть мужчину рядом и как ему вообще себя вести после сорванного свидания.       Не дожидаясь ответа, Бэкхён опустился на длинную кушетку и протянул онемевшему Ханю бокал с фруктовым соком. Но не успел Бэкхён начать разговор, как телефон в кармане Лу завибрировал и он, извинившись, схватился за трубку, тупо рассматривая незнакомый номер. – Господин Лу Хань? – строго поинтересовались на том конце провода. – Д…да, а что? – Лу судорожно соображал, кто и зачем мог ему звонить, откуда был известен его номер, и что вообще могло произойти, чтобы к нему так официально обращались. – Господин Лу, меня зовут следователь Ли Хёкджэ. По телефону долго объяснять, не могли бы ли вы подъехать к своему дому? – Эээ... а... да… а что? – У нас в городе не первое проникновение в дом с кражей и порчей имущества, потому нам нужно сделать опись пропавших и испорченных вещей…       Дальше Лу уже не слышал. Он дрожащей рукой поставил бокал на пол и схватился за голову, ероша волосы. Кража, проникновение в дом, порча имущества… Ведь с Мином же всё в порядке, да? – Хань?       Лу почувствовал лёгкие похлопывания по щекам и сосредоточился на озабоченном лице Бэкхёна. Дышать получалось с трудом, как и думать. Мысли вообще не укладывались в голове и не становились ровными рядами, путаясь и кувыркаясь. Да как вообще такое могло произойти? Он же ставил на сигнализацию. Хотя, судя по всему, сигнализация и привела к его дому следователя. Да и дом же не его. О боги, тётушка. Что она скажет? Как выплатить ущерб? Что вообще… – Хань, всё хорошо? – Бэкхён был искренне обеспокоен, разглядывая лицо бледного, как полотно, Лу. – Нет. Я…спасибо, Бэкхён. Я пойду. У меня…       Лу сорвался на бег и стал в спешке натягивать обувь, он выскочил на лестничную площадку, где его нагнал Чонин и насильно развернул Ханя лицом к себе, смотря в остекленевшие глаза. – Я с тобой. Куда ехать? – поинтересовался Чонин, нажимая на вызов лифта. – Не надо. Не бросай Исина. У него день рожденья, – заикаясь, воспротивился Лу и попытался оттолкнуть Чонина от дверей лифта. – У Исина день рожденья, но его друг в беде, – достаточно громко произнёс Исин, вталкивая Чонина в лифт. Ким закусил губу, сдерживая расползающуюся улыбку на лице. Такой Исин был любим не меньше, чем спокойный, если не сказать, что ещё больше. Чонин любил внутренний огонь в людях и старательно избегал всех потухших, которые стремились загасить огонь других. Потому сжал узкую ладонь своего парня и с вызовом посмотрел на Лу, мол, что я говорил. – Хань, тебе не стыдно? Мы же друзья! – Прости, – пролепетал Лу и опустил голову, разглядывая свои туфли. – Вот дурашка, – улыбнулся Исин и взлохматил волосы друга. – Ну, Лу, правда, на машине быстрее. И мы не можем бросить друга в беде. – Но…– попытался возмутиться Хань. – Гости. – Гости у нас самостоятельные, главное, чтоб в моей… – Исин кашлянул от ласкового тычка локтем под рёбра и исправился, – чтоб в нашей постели не валялись. Всё остальное дозволено. Да и там Бэк, он быстро всех построит, ежели, что не так. – Кто последний, тот пассажир, – хихикнул Чонин и, растолкав друзей, рванул к парковке. – Боги, с кем я живу?! – поинтересовался у небес Исин, вызывая несмелую улыбку на лице сосредоточенного Ханя.       До дома они доехали за пятнадцать минут, вместо привычных сорока на автобусе. Если бы Лу не был так замкнут и сосредоточен, он бы определённо поседел бы от ужаса. Чонин лихачил только так, но при этом был предельно осторожен, насколько такое вообще возможно, когда подрезаешь машины и гонишь на непозволительной скорости. Оставалось только удивляться, как Чонин нигде не вляпался, и дорожная полиция не нагнула его за превышения.       Лу вывалился из машины и на негнущихся ногах прошёл к калитке, боясь сделать шаг дальше. Возле дома суетились полицейские, под их ногами хрустело стекло, клумба была затоптана, а за забором мелькали заинтересованные лица соседей, что живо обсуждали всё происходящее. Едва не выли от удовольствия, как гиены над падалью. Хань осмелился сделать шаг, лишь когда с двух сторон ощутил ладони друзей, которые были рядом и готовы были разделить все горести. Такие друзья стоили сотен знакомых. Пусть их было двое, но зато каких! В огонь и в воду за своим младшеньким готовы.       К парням подошёл мужчина и, представившись следователем Ли Хёкджэ, предложил войти в дом, где и начал допрос, благосклонно соизволив друзьям остаться рядом с растерянным Лу. Следователь обладал неприятным колючим взглядом и тяжёлым характером, вопросы задавал так, будто виновным были пострадавшие. Хань отвечал на вопросы автоматически, не задумываясь над ответами и над отношением к нему. В голове вертелась только одна мысль. Скорее спровадить всех и кинуться в мастерскую. То, что рама зеркала была серебряной, не давала покоя. – Господин Лу, что вы так вертитесь? Вы связаны с проникновением? Вы знаете, кто мог это сделать? – следователь просканировал Лу, а затем и сидящих рядом друзей, и задумчиво склонил голову к плечу, ожидая ответа, в уме просчитывая варианты. Раскосые глаза сверлили сидящих на диване, заставляя парочку ёжиться и чувствовать себя виноватыми. Лу же равнодушно скользил взглядом по комнате, и, казалось, ничего не видел перед собой.       Парни недружелюбно смотрели на мужчину, чьи виски тронула благородная седина, на его упрямо сжатые губы и неприятный прищур, на отглаженный костюм и красивую трость, что примостилась у кресла. Всем своим видом следователь показывал, что он хозяин положения. Мало кто знал, что этот Ли Хёкджэ – лучший следователь отдела и именно благодаря непростому характеру, настырности и тяжёлому взгляду, раскрывал многие, казалось бы, безнадёжные дела. И трость не была просто атрибутом, дополняющим образ, она требовалась для передвижения и разгрузки с десяток лет назад простреленного колена. – Нет, простите, господин следователь. Просто дом не мой, а тётушки, я за ним приглядываю. Не знаю, как теперь ей в глаза смотреть, – не растерявшись, ответил Хань. Ведь это была часть правды. Не рассказывать же следователю о его мистическом любовнике. Так недолго и в психушку загреметь.       Лу нехотя скрипел мозгами и называл вещи, которые могли бы представлять ценность для грабителей. Он раньше и не задумывался, насколько богато может быть обставлен дом. Хотя основные свои сокровища тётушка хранила в банке либо подарила музеям, в доме были вещицы, которые могли заинтересовать покупателей. Следователь уточнил, какие ещё ценности могли бы исчезнуть, и просил составить полный список пропавших вещей, и занести его в отдел. Несколько раз намекнув, что так будет проще отследить ломбарды и скупщиков, и вернуть вещи хозяевам. Хань рассеяно кивал и пытался лишний раз не дёргаться, чтобы не провоцировать представителя закона, будто чувствуя себя преступником.        Хёкджэ цыкнул, но, не видя больше тем для разговора, записал данные всех троих и уведомил, что при необходимости их вызовут на повторную беседу. И удалился, слегка прихрамывая и постукивая тростью о деревянные полы старого дома. Стоило зарычать мотору на улице, Лу, как ошпаренный, подхватился на ноги и побежал в импровизированную мастерскую. Исин и Чонин ещё немного сидели в прострации, осматривая изрисованные баллончиком стены, разбитые окна и полный беспорядок, царивший в комнате. Грабителям казалось было мало украденного, они ещё и с удовольствием поизмывались над вещами. Было ощущение, что тут в тандеме сработали профессионалы и какие-то озлобленные подростки. От созерцания разрухи их оторвал истошный крик Лу, который неприятно резанул по ушам и заставил одновременно вздрогнуть и побежать на звук.       Огромные окна зимнего сада были рассажены в хлам, кресла перевёрнуты, даже стол с армированным стеклом пытались изничтожить. Лу стоял на коленях среди обломков мебели и, захлёбываясь слезами, пытался сложить воедино разбитое зеркало без рамы. Исин присел рядом с Лу и попытался успокоить его, поглаживая по спине. Но тот не слышал и лишь шептал что-то, задыхаясь от рыданий, складывая и складывая осколки. Он не реагировал на слова Исина и попытку оторвать его от нелепого занятия, и лишь хлёсткая пощёчина заставила взгляд стать немного более осмысленным. – Хань! – воскликнул Чонин и затряс друга за плечо, пытаясь обратить внимание на себя. – Хань, идём. Идём, пожалуйста.       Лу отрицательно покачал головой и опустил глаза, протягивая руки к осколкам своей души, пытаясь сложить воедино зеркальную поверхность. Исин осторожно потянул Ханя за руку, пытаясь поднять, но Лу что-то прорычал и оттолкнул Исина, возвращаясь к своему занятию. Чонин всегда был упёртым, потому он просто схватил сопротивляющегося друга на руки и, сжав его в медвежьих объятиях, потащил вон из дома. Исин плёлся следом. Он никогда не видел Лу таким потерянным и агрессивным одновременно.       На выходе они столкнулись с полицейским и на вопрос: «Что это был за крик?», Исин самозабвенно начал врать, как не врал с младшей школы, когда он пришёл с вывихнутой ногой, оправдываясь тем, что упал со ступенек, а вовсе не из-за неудачного пируэта в танце. Больше он родителям не врал, не побоявшись даже признаться о том, что живёт в гражданском браке с прекрасным человеком того же пола. Родители тогда пошумели, но признали, что в Чонина нельзя не влюбиться, да и мальчик их был слишком счастлив. А что нужно хорошим родителям, как не счастье ребёнка?       Исин уверенно говорил о величайшей древности, которой лишили его друга грабители. Что зеркало передавалось из поколения в поколение с начала правления династии Мин. И ему было плевать, делали ли тогда такие зеркала, если его друг в голос всхлипывал, перестав вырываться, лишь сжимая смуглые плечи Чонина до синевы и пряча лицо в изгибе смуглой шеи. Полицейский покивал и продолжил свою работу, в которую никто из друзей не стал вникать, отправляясь к машине.       Они почти сели, когда на Ханя налетел обозлённый начальник Чон, неизвестно каким образом разведав о нападении на дом. Он попытался схватить Ханя за грудки, но это было тяжело сделать, учитывая рост Чонина, и то, как он аккуратно, но безапелляционно отодвинул низкорослого мужчину подальше от своего друга, что всё так же цеплялся за него, прижимаясь всем телом. – Я не знаю тебя, малец, – просипел хозяин реставрационной мастерской, – не мешай мне говорить с Лу. Я из-за него потеряю кучу денег.       Чонин проигнорировал покрывшееся пятнами лицо Чона и усадил затихшего Ханя в машину, пристегнул и дверью хлопнул, давая знак Исину побыть с Лу. Затем он медленно повернулся и с высоты своего роста прямо посмотрел в глаза мужчине: – Вы смеете обвинять в этом Ханя? – грозно поинтересовался Чонин, сводя брови к переносице. На этом обычно все споры с Чонином заканчивались. Но Чон открыл рот, чтобы сказать что-нибудь колкое и неприятное, чтобы посильнее зацепить этого хлыща, как его прервали. – Директор Чон, господин Ким Чунмён оплатит всё сполна, – раздалось за спиной мгновенно закрывшего рот Чона. Лишь глаза округлились, и он повернулся к странной парочке, что некоторое время назад принесла на реставрацию древнее зеркало. Высокий парень с равнодушным лицом взирал на онемевшего Чона, при этом почти нежно придерживая за локоть хрупкого человека в чёрных кружевах. – Но зеркало… – начал было Чон. Закутанный в чёрное мужчина поднял узкую ладонь, останавливая от дальнейших разговоров. – Если господин Ким сказал, что заплатит, так тому и быть, – «перевёл» высокий парень и презрительно покосился на Чона, что тут же закланялся. – И ещё господин Чунмён просит не увольнять мастера Лу, – Чон поморщился при слове «мастер», но стерпел, столько денег его контора за год не видела, – потому что он невиновен в том, что его дом ограбили. То же самое могло случиться и с вашей мастерской, ведь так? – почти прошипел парень и Чон масляно заулыбался, елейным голосом шепча благодарности и заверения.       Чонин с интересом смотрел на происходящее, безуспешно пытаясь отлепить сжавшиеся на его футболке пальцы Чона, и лишь только тот удалился, он поблагодарил неизвестных ему людей за понимание и заботу о его друге, и сел в машину, заводя мотор. Пока он медленно выруливал из проулка, пытаясь не разбудить задремавшего в объятиях Исина Лу, от него не укрылось, как счастливо улыбался один из двоих странных незнакомцев, когда прижавшись к тому, что повыше, поцеловал его, наплевав на всех.       Вернувшись, друзья застали Бэкхёна домывающим посуду в любимом Исином переднике. Передник был роскошный и если бы Бэкхён знал, сколько всего пережил кусочек ткани, то никогда бы не натянул его на себя. Он повернулся на вошедших и тут же кинулся ставить чайник, чтоб заварить ромашкового чая. Не спрашивая, что к чему. Он просто заметил бледного, как смерть, Лу и его нетвёрдую походку к столу, куда его тащил Исин.       Хань грел зябнущие руки о горячую чашку и неспешно прихлёбывал из неё, расправляя несуществующие складки на клетчатой скатерти. Глаза были словно засыпаны песком и болели. Хотелось сморгнуть боль и сухость, но веки со скрипом опускались и поднимались, причиняя ещё больше дискомфорта. Бэкхён тихо поинтересовался о происходящем, на что получил такой же тихий ответ от Исина с разъяснениями. Бэкхён покивал, похлопал друга по плечу и предложил дать снотворного дёрганому, будто стреляный заяц, Ханю. Друзья так и поступили. Бэкхён заметил, что случилось нечто большее, чем просто проникновение в дом. Потому что Лу несколько часов назад светился, а теперь поник, как будто лишился чего-то важного, что дарило свет и смысл. Но лезть с расспросами к Лу не стал, хотя и намекнул Чонину, что не стоит оставлять Ханя одного. Бэкхён, что был не только другом, но и врачом, настоятельно посоветовал каждый вечер давать Ханю успокоительный чай, и в случае чего, звонить ему.       Исин настоял на том, чтобы Лу отлежался у них, хоть и выслушал море упрёков от друга. Господин Чон дал Лу отпуск на время проекта и даже не сильно дёргал при встрече, очевидно, насытившись деньгами на время. Проект следовало защищать в ближайшем будущем, работы не было, потому Хань, в конце концов, согласился, особенно, когда стоило Чонину упомянуть странную парочку, что вступилась за него       «Отлежаться» затянулось на пару недель. Как-то незаметно часть вещей Лу перебралась в гостевую комнату друзей, Хань не смог отказать взъерошенному Исину с обеспокоенным взглядом и обещал погостить. Вечерами после работы друзей и учёбы Ханя, они ездили в дом тётушки и неспешно приводили его в порядок. Лу долго собирался с духом, чтобы позвонить родственнице, но это сделал за него Исин на следующий день, с милой улыбкой поведав другу о том, что она уже на связи и развернув Лу лицом к монитору.       Тётушка, к его удивлению, не злилась и посоветовала племяннику не нервничать и заказать мастеров для ремонта. Но тот упёрся своими огромными ветвистыми рогами и решил делать ремонт сам, так как чувствовал за собой вину. Прикладывал массу усилий на восстановление дома и приведения в божеский вид. Друзья не рисковали отпускать его одного, стараясь сопровождать его и всячески помогать в ремонте. Лу иногда подвисал, жевал губы, а взгляд стекленел и влажнел.       Следующей ночью Исин проснулся от чужого крика среди ночи и долго гладил друга по спутавшимся волосам. Хань так и не проснулся, лишь что-то тихо шептал и постанывал, хватаясь за руки Исина. Да и сам Чонин проснувшись среди ночи и не обнаружив своего парня рядом, напрягся. Он нашёл его сидящим с Ханем и дремлющим сидя. Исин напрочь отказался покидать друга, и Чонину ничего не оставалось, как захватить из спальни одеяло и, утянув Исина в объятия, уснуть прямо на полу. С утра Чонин набрал Бэкхёна и попросил о помощи. И как бы Лу не брыкался, друзья доставили его на приём. – Ребят, ну правда, я не пришёл к нему на свидание, вдруг он обиделся и в дурку меня запрёт? – С чего бы Бэкхёну тебя психиатрам сдавать? Он не мстительный, он всё понимает. Хань, ну что ты как маленький?       Лу надулся и до больницы не разговаривал с друзьями. Ещё и упирался всеми конечностями в притолоку двери, чтобы его не запихнули в кабинет. Но когда дверь открылась, и он нос к носу оказался с Бэкхёном, который мягко улыбнулся и попросил оставить Лу в покое, Хань сдался. Он стоически перенёс осмотр, несмотря на неловкость и почти честно ответил на вопросы, тщательно избегая говорить о Мине. Бэкхён после осмотра и опроса выписал ему лёгкие седативы и отправил домой. Хань немного остыл и извинился за ребячество и нежелание идти к врачу. Бэкхён был профессионалом, не выказывая своего отношения к Лу, не акцентируя внимания на произошедшем, и, видимо, не держал на него зла.       С лекарствами не только Лу стал спать спокойнее, но и Чонин, который за несколько бессонных ночей и нервов, не мог узнать своего Исина. Он был вялым и раздражительным, что никак не вязалось с привычным образом. Пока остановились на лёгких успокоительных и трудотерапии, но если же не поможет, Бэкхён советовал хорошего психотерапевта. Все искренне надеялись, что его помощь не потребуется.       Друзья не могли бросить поникшего Лу и старались наедине его не оставлять. Особенно после того, как вернувшийся раньше положенного Чонин застал одетого Ханя с ножом под холодным душем. Он вырвал из онемевших рук нож, вытащил друга из-под ледяных струй, раздел, обсушил и закутал в одеяло. Лу вырывался, кричал и кусался, но Чонин был сильнее. И упёртее. Ему удалось скрутить друга, практически не повредив ванную комнату. Лишь упала баночка с кремом, да треснуло зеркало, когда Лу особенно сильно махнул рукой, отбиваясь от рычащего Чонина. Заметив это, Хань затих и бессильно обмяк в руках друга.       Чонин хотел высказать другу всё, что думает о его дурацком поступке, но несчастные глаза и непрерывное всхлипывание, остановили его. Хань был растерян и напуган. А пугать ещё больше, не входило в его планы. Он молча переоделся в сухую одежду, бросив мокрую в углу, оставив её на потом. Столько хотелось сказать, даже не просто сказать, а отвесить подзатыльников и посильнее, чтоб неповадно было дуреть из-за какой-то ерунды. Вещи вполне можно восстановить. А если нельзя, не вина Лу в этом всём. Зачем было нож хватать? Вопросы и комментарии крутились на языке, готовые сорваться.       Но Лу был слишком несчастен. А подзатыльники можно отвесить и потом. Благо, они не портятся. Чонин лёг рядом, сгребая слабо сопротивляющийся свёрток в охапку. Хань уткнулся носом Чонину в шею и засопел, отчаянно борясь со слезами. Но горячая влага быстро сорвалась вновь, выламывая грудь рыданиями. Чонин гладил вздрагивающего Ханя, пока тот, захлёбываясь выдавал всё, что болело. Говорил прямо, как бы это не звучало. Чонин отстранился и заглянул в красные глаза Ханя, будто удостоверяясь, что тот не бредит. Но глаза смотрели прямо, не было той безумной пелены, ни как над разбитым зеркалом, ни как в ванной. Только пропал тот яркий блеск, который привлекал магнитом к Лу. Глаза были тусклы и печальны. И какой бы странной и нереальной не показалась история, рассказанная Ханем, Чонин поверил другу, прижимая его крепче. Незаметно для себя Лу задремал, чувствуя себя защищённым и сбросив с плеч груз своей тайны. Чонин повозился немного, не в силах бороться со сном, закинул ногу на бёдра Ханя, подгрёб его ещё ближе и вскоре тоже засопел в чужую макушку. В таком виде их и застал Исин.       Не знай бы он своего парня, уже выяснял бы вовсю отношения. Но он просто тихо переоделся, развесил мокрую одежду в ванной, обратив внимание на нож в раковине, разбитое зеркало и валяющийся на полу крем. Вывод напрашивался сам собой. Исин очень надеялся, что Лу не понадобится помощь психотерапевта. Но для начала им всем надо хорошенечко поспать. Захватив запасные одеяла, укрыл спящего любимого и устроился рядом с Ханем, укладывая свои руки поверх рук Чонина. Впервые после той ночи они все спали крепко и отлично выспались.       Лу проснулся, нежась в тепле, и сладко потянулся всем телом. Он впервые спал спокойно, без кошмаров и рваного сна. Он никуда не убегал, у него никого не отнимали, он ничего не терял и не стоял перед выбором, и это было прекрасно. Хань открыл глаза, тут же замирая. Возле него, точнее склонившись над ним, не особо церемонясь, целовались друзья. – Ээээээ!! – возмутился Лу. – Уединитесь уже! У вас же спальня есть! – Хан-и, – бархатисто прошептал Чонин, отрываясь от сладкого, как грех Исина, – ты в нашей спальне.       Лу весь покрылся мурашками сначала от голоса, от которого млели практически все, а некоторые могли даже получить эстетический оргазм, второй табун мурашек пробежался по телу от осознания того, что он был обнажён. – Эээ! Почему я голый?! Извращенцы, что вы сделали?! – Хань, ты такой горячий, – прошептал на ухо Лу закусивший губу Исин, изо всех сил старающийся не заржать от перепуганного взгляда друга. Всё испортил Чонин, всё-таки захохотавший в голос.       Воспоминания ворвались в измученный мозг Лу, и он захихикал вместе с искренне хохочущими друзьями. Напряжение закравшееся было в Ханя, выходило толчками вместе со смехом, расслабляя и отодвигая проблемы на задний план. Попытками незаметно выползти из одеяльного кокона, Лу развеселил друзей, и те устроили подушечные бои, каждый зазывая его на свою сторону. Но Лу остался непреклонен и предложил быть судьёй. Впрочем, вскоре Чонин повалил Исина на лопатки и прижал к матрасу, нависая сверху и щекоча чужое лицо отросшими волосами. Чонин провёл носом по чувствительной шее Исина, на что тот отреагировал сразу – выгнулся и сладко простонал. «Это мой шанс», – подумал Лу и сделал ноги из спальни, пока не стал свидетелем соития лучших друзей.       Он долго просидел, запершись в ванной, снимая усталость, и что греха таить, нехилое возбуждение под тугими струями душа. Голову посещали грязные мыслишки о том, как он снимет видео с танцующими друзьями, и в старости будет использовать в качестве афродизиака. При мыслях о том, что происходит сейчас в спальне, когда два гибких тела сплетаются в одно, возбуждение накатывало с новой силой. На пике экстаза перед внутренним взором промелькнул образ Мина, и Лу глухо застонал, упираясь головой в стену, когда его неожиданно настиг второй оргазм.       Ноги стали ватными и Лу опустился на дно ванной, подтягивая к себе колени и тихонько поскуливая под тёплой водой до тех пор, пока в дверь деликатно не постучали. – Хань, если ты выпустил мне всю тёплую воду из бойлера, я тебя убью! – пригрозил Исин, постукивая по дереву двери ноготками. – Сииин, я согрею тебя в душе, если ты замёрзнешь.       Исин хихикнул и ласково шлёпнул Чонина по плечу, вновь оказываясь прижатым к стене распалённым телом. Лу приоткрыл дверь, высунул кончик носа и, увидев занятых друг другом друзей, выскочил из ванной. «Отлично у некоторых начинается суббота», – думал Хань, готовя плотный завтрак. Но он не завидовал, только грустил и сожалел об утраченном. Когда в кухню вошли хитрющие и довольные друзья, завтрак уже был готов. Лу сам повторил то, что вывалил вчера на Чонина. Исин кивал и переваривал информацию. Хань был явно влюблён по уши и в полнейшем восторге от партнёра, настоящего или выдуманного неважно. Он был счастлив, говоря о нём.       Становилось понятным его странное состояние после нападения на дом. Если Мина Лу придумал, то он перестал ему являться, а если действительно существовал, пусть и мистическим образом, то разбитое зеркало приравнивалось к потере близкого. В любом случае, Ханю нужны были друзья и поддержка.       Хань жевал губы и сдерживался, стараясь задавить рождающиеся всхлипы. Но это ему не очень хорошо удалось, и вскоре он протяжно вздохнул, пряча лицо в ладони, сотрясаясь в беззвучных рыданиях. Друзья переставили стулья и сели по обе руки от поникшего Лу, аккуратно обнимая. Они не задавали вопросов, не упрекали и не советовали, просто были рядом, согревая своим теплом. Лу думал, что скажи они сейчас хоть слово, и он сорвётся на неудержимый рёв со всеми вытекающими. Ему было больно, печально и гадко. Он пока ещё не мог смириться с потерей, но и никогда не был зациклившимся нытиком. Вчерашнее происшествие вообще было как не с ним. Потому что он никогда не глушил душевную боль физической. Лу боялся боли и не понимал, как люди режут вены или избивают себя плетью, наказывая себя за свои прегрешения.       Хотя он и хотел выть от того, что не было рядом Его. Что он не слышал своего имени мягким голосом в тишине, что не задыхался от восторга в чужих объятиях. Даже просто потому что он так и не понял, что это всё было. Бред и фантазия или мистика и реальность. Хань всегда был сильным, никогда не страдал подолгу после расставаний, считая нелепицей убиваться по тому, чего нет. Он справедливо считал, что если так случилось, значит, так и должно было быть. И даже эта потеря сделает его сильнее. Надо жить дальше, оставив себе сокровища приятных воспоминаний. Внутри болезненно стягивало, умоляя пострадать ещё, пролить слёзы и не мириться с происходящим, но тут вступали в свои права железная воля, позволившая самостоятельно поступить в университет и получить стипендию, и природное упрямство. « А я смогу, вот чисто из вредности!», думал Хань, болезненно морщась. – Син, мне нужен психиатр, да? – тихо спросил Лу, поднимая голову и комкая мягкие домашние штаны. – Я такой дурак. Я не знаю, что я хотел вчера сделать. Не понимаю. Простите меня… – Знаешь, Хань, даже если Мин – сон и бред, это самое лучшее, что было в твоей жизни, судя по тому, что ты говоришь о нём. Он оставил след в тебе, кем бы он ни был. Будь благодарен ему и живи дальше. Я не хочу, чтоб ты кидался и кричал во сне, а уж тем более, чтобы Чонин, – Хань бросил быстрый взгляд на сидящего рядом друга, – вытаскивал у тебя из рук ножи, я хочу, чтобы вернулся мой прежний друг. Жизнерадостный и верящий в чудеса. Ты же, чёрт возьми, баран упрямый! – Спасибо, – робко улыбнулся Лу и почувствовал ещё более крепкие объятия друзей. И он сдавленно пискнул, чтобы его отпустили и дали глотнуть воздуха. – Я не буду больше так вас пугать. Простите… Ребят, вы самые лучшие, правда. Другие б на вашем месте в психбольницу засунули и не спросили бы, как звали. – Зачем тебе психушка? – искренне удивился Исин, чмокая друга во взлохмаченную макушку. – У тебя есть мы, – а мы гораздо хуже.       Парни засмеялись, продолжая стискивать Лу в объятьях, но Чонин немного отстранился и заглянул другу в глаза: – Хань, я хочу… нет, мы хотим, чтоб ты ещё пожил у нас. Сначала приведём в порядок дом, а там, глядишь, и тётя твоя вернётся. Не хотим, чтоб ты был один.       Лу повернулся к Исину и тот сосредоточенно кивнул, подтверждая слова Чонина. Хань почувствовал, как дрогнула нижняя губа от переполняющих чувств. – Вы самые лучшие друзья на свете. Нет, правда! – Дааа, мы такие, – улыбнулся Чонин, поднимаясь со стула. – А теперь нам пора. Сегодня много работы предстоит. Ведь так, Хань?       Лу кивнул и улыбнулся, пытаясь сморгнуть не к месту выступившие слёзы. Кто знал, что два совершенно разных и непохожих старшекурсника, что живя вместе, даже толком не разговаривали, до его появления, станут его соседями по комнате, помогут ему не только не плутать в университете и знать тайные ходы, но и станут лучшими друзьями. Да ещё и найдут любовь друг в друге. Такими друзьями, что не бросят в беде и поддержат в тот момент, когда можно сомневаться в психическом здоровье и нормальности, стоило гордиться и восхищаться. Чем он и занимался, постоянно благодаря и получая подзатыльники от старших.       Ремонт друзья окончили как раз к возвращению тётушки, побоявшись оставить Ханя наедине с женщиной, навязались встречать её с самолёта. Мотивировав тем, что у них есть машина и получится дешевле. И, несмотря на протесты Лу, засунули его в машину и увезли в направлении аэропорта. Хань страдальчески вздохнул и пробурчал, что надо привыкать к выходкам старших. Если они чего решили, то отбиться никак, только смириться, расслабиться и получать удовольствие.       Тётя была рада видеть и племянника и его друзей, зазвав их на ужин, который тут же заказала у своего старого школьного друга. Чонин парковал машину, а остальные шли по направлению к восстановленному дому. Хань тащил сумки, позволив Исину катить чемодан, мотивировав тем, что спину танцорам нагружать не стоит. И не суть, что Исин иногда тащил спящего Чонина на себе в постель. Хватило той недавней ночи на полу в одеяле, когда пришлось долго разминать затёкшие мышцы и смазывать мазью стойко терпящего, но всё равно морщащегося Чонина. Упрямец страшно не любил признавать, что ему больно или плохо, и уж тем более не позволял себя жалеть. Никому. Но вот Исину удавалось его переупрямить. Да и Чонин тоже хорош, любил носить любимого на руках и обожал позицию стоя, отлично перенося подобные упражнения, но стоило поспать в неудобной позе, и Исин получал сведённого болезненной судорогой Чонина с печальными глазами.       Навстречу с диким мявом вылетел рыжий котяра и с довольным видом вскарабкался женщине на руки, позволяя гладить за ушком и, не может быть, под подбородком. Даже заурчал, как старый холодильник и сощурил хитрые глаза. Сразу видно, соскучился.       Друзья немного потоптались на пороге, ожидая недовольных возгласов, но так их и не услышав, гуськом вошли вовнутрь. Пока тётушка после недолгих уговоров отправилась немного привести себя в порядок с дороги, ребята занялись сервировкой стола. Словно крыльями, взмахнув руками с зажатой в них тканью, Чонин опустил на массивный стол свежую нежно-голубую скатерть с тонкой вязью незабудок по краю. Исин кружился, расставляя тарелки, ажурные по краям с теми же нежными цветочками. Лу пытался вклиниться между двумя танцующими при сервировке, но в итоге остался готовить посуду, протирая её мягким полотенцем. А потом спохватился и выбежал на лужайку, срезая на клумбе голубые и фиолетовые астры, что смогли выжить в неравной борьбе с полицейскими ботинками. Ваза с цветами заняла почётное место посреди стола, одаривая тонким запахом осени.       Доставка прибыла ровно в тот момент, когда женщина спускалась по лестнице. Заказ был масштабен, как будто готовился какой-то праздник, а не просто возвращение домой. Хань облизнулся на коробку с тортом и уже предвкушал слегка морозный привкус на языке мятно-шоколадного лакомства.       Ели, весело переговариваясь. Тётя рассказывала о своём путешествии и новых находках, Чонин и Исин делились успехами их новой школы танцев, а Хань изредка поддакивал и подтвердил, что проект получил наивысший балл. Тётя сказала, что и не сомневалась в своём прекрасном племяннике. К вопросу о ремонте, уж тем более о нападении на дом, не говорили, старательно избегая темы. Но за чаем женщина всё-таки решила поднять этот вопрос, что, естественно, её волновал. – Ты так похудел, Сяо Лу. Ремонт тебя совсем вымотал? И, мальчики, – она посмотрела на друзей, – спасибо, что помогли ему, – парни смущённо потупились, а женщина продолжила. – Заказчик выставил неустойку? – поинтересовалась она, глядя прямо в глаза замершему Ханю. Он старательно обходил этот вопрос, но тут пришлось собраться с духом и ответить. – Нет, тётя. Заказчик оплатил всё, как и пообещал. – Дорогой, тебе не кажется это странным?       Лу перестал жевать торт и замер. А действительно. Он не задумывался над этим вопросом, занимаясь ремонтом и проектной работой, он просто забыл подумать, отодвигая мысль об этой странности на окраины сознания. И теперь она выглядела ещё более странной. Он сжал в руках вилочку, испачканную в креме, и посмотрел на друзей, не зная, что ответить и только открыл рот, чтобы высказать предположение, как в дверь позвонили. – Я открою!       Лу подорвался с места и побежал к двери, старательно избегая внимательного взгляда женщины. На пороге стоял прямой, как шест Ли Хёкджэ и с удовольствием рассматривал вытянувшееся от удивления лицо Ханя. – Господин Лу, я могу войти? – поинтересовался следователь.       «Прям, как упырь, ей-богу», – подумал Хань. И хотел уже добавить, что его уже приглашали в дом, а вампиры в повторном приглашении не нуждаются, но вовремя прикусил язык и пропустил следователя вовнутрь. – Проходите за мной, – попросил Лу, проходя в столовую, где его ждали заинтересованные друзья и всё ещё ожидающая ответа тётушка. – Следователь Ли Хёкджэ, – представил Хань мужчину и почувствовал, как его челюсть встречается с полом, когда следователь галантно поклонился тётушке и поцеловал протянутую кисть. – Как же давно мы не виделись! – воскликнула женщина и засуетилась вокруг гостя, движением руки прося помочь ребят налить чаю и отрезать кусочек торта. – Сколько? Лет десять? – Двенадцать, – поправил её следователь и мягко улыбнулся. Друзья переглянулись и оставили весело щебечущих женщину и мужчину наедине. Те даже не заметили их исчезновения, полностью погрузившись в беседу.       Парни перебрались в кухню и уселись на мягком диванчике. Чонин привычно сел в углу, притянув Исина спиной к своей груди, Исин же блаженно вытянул ноги на диване. Хань сел напротив. Подумал и налил новые порции чая. Но на этот раз не в дорогущие сервизные чашки, а в привычные керамические. Он расставил их на столе и, не выдержав, прыснул в кулак. Ему было непривычно видеть тётю такой мягкой по отношению к мужчине. Себя он в расчёт не брал, тётушка всегда в нём души не чаяла. А к мужчинам относилась в большинстве своём холодно. А тут такие ласковые взгляды бросала на вмиг смягчившегося следователя, что казался до этого каменным, но в какой-то момент стал не таким ужасно гнетущим и подозрительным. Что связывало этих двоих? Над этим можно было подумать. Как и над ответом на странность в происходящем не только в соседней комнате, но и в голове заказчика.       Лу включил телевизор на какую-то передачу об археологических раскопках и погрузился в мысли. Выходила какая-то нелепость. Если заказчику было плевать на зеркало, тогда зачем он вообще взялся платить бешеные деньги за восстановление антикварной вещи? Если же он был недоволен, он бы с него три шкуры снял, по судам затаскал, но получил бы возмещение физического и морального ущерба, и плевать, если ещё правнуки Ханя бы выплачивали долг. Здесь что-то не вязалось. Что-то ускользало. Нет, можно, конечно, предположить, что заказчик в доле с грабителями, но тогда бы всё тоже свелось бы к выплате неустойки и стоимости утерянной вещи. А что, если всё так и должно было закончиться? Что если заказчик выбрал именно его для того, чтобы он поработал с зеркалом? Ведь не пошёл же он к именитым мастерам. Да к тому же за такие деньги? Почему не нанять известных специалистов? Почему выбор пал именно на молодого, неизвестного, хоть и умелого Ханя? А что если отбросить все разумные доводы и представить, что он единственный мог пробудить спящего в зеркале? Неважно как, неважно зачем, но просто никто другой бы не смог? Бред? Брееееед!! Ну, ладно, допустим, так и есть, но тогда за непростую разбитую семейную реликвию его бы закопали на месте. Или в этом и был весь смысл? Пробудить и выпустить? Или нет? И никто ничего не знал? И если всё-таки его догадки верны, то, что он выпустил? Голова пухла от вихрящихся мыслей. Лу не заметил, как уснул под размеренное дыхание задремавших друзей.       Хань открыл глаза от мягкого, но настойчивого тормошения за плечо. Он приоткрыл один глаз и увидел тётушку. Она звала его в гостиную, а пока с улыбкой укрывала спящих друзей лёгким пледом. Лу потянулся, потёр лицо ладонями, сгоняя сон и, извинившись, что они ретировались на кухню, проследовал вслед за родственницей.       В глубоком кресле в гостиной сидел следователь и потягивал рубиновое вино из бокала. Хань осторожно примостился в кресло, краем глаза наблюдая, как тётя усаживается на соседнее с ним и протягивает ему бокал вина. Он аккуратно взялся за витую ножку и поблагодарил родственницу. Но вина так и не пригубил. Слушая неспешный рассказ, что лился из уст следователя, как сказка со счастливым концом.       Благодаря подробному списку Ханя, что был снабжён фото исчезнувших вещей, и случайным свидетелям, что предоставили подробное описание преступников, следователь быстро нашёл скупщика и прижал к стенке. Грабители залегли на дно, но сверив фотороботы с существующими личностями в розыске, вывод напрашивался сам собой. Да и скупщиков было всего ничего, что могли бы работать с такими отбросами. Неудивительно, что именно через Кана проходили практически все вещи, украденные из домов. Часть уже он успел распродать, а с двух последних ограблений вещи отлёживались по ящикам в тайном хранилище. Утопая в обвинениях, скупщик Кан потопил и подельников. – Вещи в ближайшем будущем обещаем вернуть, – закончил следователь. За весь разговор так и не оторвав тёплого взгляда от тётушки Лу. Казалось, что всё это он рассказывает именно ей, а не ему. – А зачем они громили дома? – поинтересовался Лу, немного боясь услышать ответ, что погром учинили только в их доме. – Это их фирменный почерк, благодаря которому мы связали дела с ещё не одним подобным нападением по всей стране. Преступники набирали группы молодёжи, обучали и брали на дела, расширяя свою сеть, – Лу выдохнул. Значит, зеркало разбили случайно. Мда, его нелепые мысли не подтверждало ни одно слово, сказанное следователем. – А кто эти свидетели? – Простите, но это закрытая информация и я не смею её разглашать. Благодарю за сотрудничество, – кивнул Ли Хёкджэ напрягшемуся Ханю, когда пронзительный взгляд следователя скользнул по нему.       Мужчина поставил бокал на столик и поднялся, собираясь уходить. Женщина поднялась следом и вызвалась проводить, оставляя Лу переваривать информацию. Он залпом выпил вино и замер, стараясь разложить по полочкам полученные данные и подвести их под теории. Каждая рушилась карточным домиком. Так или иначе, выходил бред и что-то оказывалось лишним либо выпадало.       Лу решил бросить это неблагодарное дело и прошёл сначала в комнату для гостей, приготовив постель, а затем на кухню. Присел на привычное место и посмотрел на спящих друзей. Смуглые и светлые пальцы переплелись на груди Исина в замок. Чонин носом зарылся в мягкие волосы любимого. Оба улыбались во сне. От них просто веяло умиротворением и той любовью, которые чувствуют даже прохожие. В ногах примостилась наглая рыжая кошачья морда, что урчала, как трактор. Хань знал, что никакая подушка под поясницей не спасёт друга от завтрашней боли. Но ему очень не хотелось разрушать прелестную картину. Собравшись с духом, осторожно тронул плечо Чонина, но первым проснулся Исин, испуганно хлопая глазами.       С горем пополам растолкав Чонина, Лу и Исин поднялись по ступенькам, помогая сонному чуду перебирать ногами, пока дотащили до комнаты, оказалось, что джинсы Чонина остались где-то на лестнице. Как он умудрился их снять, никто не понял, но и не стал зацикливаться на этом. Попытки уложить на кровать возмущённое донельзя, но спящее на ходу тело, не увенчались успехом. Он долго сопротивлялся, но в итоге рухнул на кровать, утянув за собой парней. Мёртвой хваткой вцепился в друзей и отказывался выпускать из цепких пальцев чужие футболки. Так и пришлось упасть на огромную постель втроём. Лежать на животе Хань не любил, да и мешать друзьям отдыхать тоже не хотел, но смуглые пальцы всё так же сжимали его футболку. Лу ещё долго возился, слышал, как Исин выпутался из хватки и укрыл их всех одеялом, заодно обнимая перевернувшегося Чонина со спины. Лу уже собрался выбраться из кровати, но его сначала придавила к матрасу рука Чонина, а затем властно подтянула ближе. Вскоре Хань ощутил ещё и тяжесть закинутой на бёдро ноги танцора. Видимо, чтоб неповадно было.       Хань тяжело вздохнул и расслабился. Сопротивление бесполезно, и так всё ясно. Сон, на удивление, пришёл достаточно быстро, хотя спать Лу ещё не собирался. Он думал обмозговать полученную информацию и с утра взяться за розыск таинственного заказчика. Но сонное сопение за спиной, приятное тепло и тяжесть чужого тела дарили ощущение надёжности и защищённости, и вскоре глаза невольно закрылись, а мысли выветрились напрочь, уступая место лёгкому и приятному сну.       Вибрация по всему телу не давала сосредоточиться, разгоняя остатки сна. Поморщившись от назойливого луча, Хань попробовал сообразить, где он очутился и почему вибрация в ноге не проходит. Он потянулся за телефоном, что так и продолжал вибрировать в джинсах, но попытка не удалась. Пришлось даже разлепить глаза и оценить ситуацию: Чонин едва ли не всем весом придавил его к кровати, а сверху на Чонине спал ещё и Исин, сладко улыбаясь во сне. Хань вздохнул и попытался вывернуться, что ему не сразу, но всё-таки удалось, и он взял трубку. – Доброе утро, – пробурчала трубка. – Доброе, – ответил Лу и подумал, что человек на том конце был настойчив и очень хотел дозвониться. Чонин вяло завозился, устраивая голову на груди Ханя, и горячо задышал в рёбра. – Господин Лу, господин Чунмён хотел бы с вами поговорить, – проговорил всё тот же тихий голос. Сехун, так звали сопровождающего того странного заказчика, вспомнил Лу. Хань напрягся и подскочил бы на кровати, если бы не два тела, навалившихся сверху. – Господин Лу, вы здесь? – Д…да, где? Во сколько? – В парке, напротив вашего университета в 12. Устроит? – Да, хорошо, спасибо, – пролепетал Хань и вздрогнул от двух заинтересованных взглядов, направленных на него. – Ну? – прохрипел Чонин, упираясь подбородком Ханю в межреберье.       Сначала Лу почувствовал волну мурашек от низкого голоса и на секунду прикрыл глаза, собираясь с мыслями, этот голос вечно сбивал его и вводил в ступор. Разве можно обладать таким приятным и волнующим тембром? Ему ж отказать невозможно, стоит просто вот так спросонья что-то прошептать. А потом Лу захихикал и попытался столкнуть Чонина. Подбородок щекотно упирался в ревностно хранимые рёбра. Но не тут-то было. Пора было запомнить, что вырваться из рук Чонина не удавалось никому. Хань извивался под щекоткой сидящего на нём Чонина, захлёбываясь хохотом. Пока не присоединился Исин, трогая его под коленками. Хань взвыл и забрыкался. Но победить двоих маньяков не представлялось возможным. А тут ещё и подушкой по лицу получил от хитрого Исина. И как только извернулся? Когда Лу выдохся, Чонин что-то победоносно прорычал и отпустил задыхающегося Ханя, что сдался на милость победителя. Но Хань рано обрадовался, вопрос повторился сразу же, как танцор слез с него, прикрываясь одеялом от хихикающего Исина. Лу вздохнул и рассказал, что к чему. – Ты как хочешь, а мы идём с тобой, – категорично заявил Исин, запуская руки под одеяло к Чонину. – Угу, но чуть позже, – просипел Чонин. – Хань, выйди, это не для детских глаз, – прорычал он, подминая под себя всё громче хихикающего Исина.       Лу выскочил из комнаты, как ошпаренный, даже телефон забыл. Да и о каком средстве связи может идти речь, если сдвоенный стон возбуждает не хуже танца?! До встречи ещё было время, потому он отправился в душ и долго мылил кожу мочалкой, стараясь смыть все картинки интимного содержания, всплывшие в голове. Спустившись завтракать, он обнаружил записку от тёти: «Отправилась по делам. Завтрак на плите. Хани, мешать семейной паре не стоит. Или ты помогал?». Лу подавился водой и выплюнул её на записку, откашливаясь и глядя, как расплывается хитрый смайлик по бумаге. Его родственница не признавала ограничений в любви, кроме совсем уж крайностей и легко приняла ориентацию племянника, не выказывая недовольства или презрения.       В парк на встречу они едва не опоздали из-за затянувшихся утренних признаний и заверений в любви двух танцоров, что потупив взгляды, выслушали бурю эмоций от Ханя, а затем неслись вперёд, подгоняя вечно отстающего Лу. Хань присел на лавочку и посмотрел по сторонам, отмечая, что хоть и был разгар выходного, в университетском парке не так и много людей прогуливались. Он вздрогнул, заметив странную парочку почти рядом. Никто не выказал недовольства присутствием друзей, словно так и нужно было. – Господин Лу, – начал Сехун. – Хань, зовите меня так. Никакой я не господин, – возразил Лу и нервно вцепился в брючину джинсов. – Хорошо, Хань. Давайте пройдём в летнее кафе, там будет удобнее, раз нас больше.       Никаких протестов или претензий никто не выказал, и все пятеро заняли места за круглым столиком под навесом. Заказали сока и немного помолчали, присматриваясь друг к другу. Сехун, взглядом спросив Чунмёна, заговорил. – Господин Чунмён хотел, чтобы я рассказал вам историю зеркала. Вы нервничали по факту утраты антикварной вещи и не могли понять, почему мы вам не выставили неустойку, ведь так? – Хань утвердительно кивнул, глядя на Чунмёна, словно это он сейчас говорил с ним. – Я вам расскажу, что к чему, а вы уж сами думайте, правда это или нет. Сошли ли мы с ума или история реальна. Всё равно деньги уплачены.       Лу кивнул. Он был готов к самым нелепым объяснениям. Сехун сжал руку Чунмёна и осторожно, словно боясь сломать, погладил большим пальцем кожу под кружевами, собираясь с мыслями. Хань смотрел на только на Чунмёна, а его друзья переводили взгляд с одного на другого, что-то для себя решая. – Почти сто лет назад сын придворного мага и сын советника влюбились друг в друга. Но такие отношения были под запретом, и они скрывали свои отношения, прячась в домах увеселения, где могли уединиться за соответствующую плату. Но вскоре власти стали закрывать подобные дома, и влюблённым не было места для встреч. Они могли встречаться лишь по ночам за городом, переодеваясь, чтоб остаться неузнанными. Но вскоре и выход за пределы города стал невозможен. Случайно об этих встречах узнал Мин – старший брат одного из влюблённых. Теми несчастными душами были мы с Чунмёном. Мы боялись, что брат выдаст нас, но Мин всегда благоволил мне и брату. Да и сам был не чужд таким отношениям. Он очень любил своего брата и был рад за нас. Он втайне от всех выделил комнатку для встреч в своей библиотеке. Отец что-то заподозрил и долго расспрашивал Мина, но тот ничего не сказал, лишь улыбался на все обвинения и обещания. Но один из библиотекарей, прельщённый деньгами моего отца-чародея, донёс, когда мы все втроём были в библиотеке. Люди отца схватили и нас, и Мина, что кинулся нас защищать. Так он и нарвался на самое сильное проклятье, что должно было обрушиться на меня.       Сехун вздохнул и посмотрел на зависшего Лу, а потом перевёл взгляд на Исина, крепко сжимающего ладонь Чонина. Они слушали внимательно, не перебивая, не крича о сумасшествии не набирая номер психбольницы. Казалось, даже солнце померкло, капли воды, летящие из фонтана, будто замедлились и искрились в ярком полуденном солнце, листва шептала что-то слишком возмущённо, а шум машин словно отдалился. – Мин поймал основную часть заклятья, медленно покрываясь инеем. Мы смотрели, как снежинки рвут его кожу и ничего не могли поделать. Нас слишком крепко держали люди отца. А Мин…он…он смеялся, глядя на чародея. Он будто специально его провоцировал, перетягивая проклятье на себя.        Хань прикусил губу, ощущая вкус крови во рту, и зло потёр слезящиеся глаза. Он будто наяву видел происходящее. И отчаянно хотел успокоить дрожащего Чунмёна. Он протянул руку через стол и осторожно коснулся пальцев, закутанных в кружево. Сначала Чунмён напрягся от чужого прикосновения, но рука Лу была тёплой, и этому теплу хотелось довериться. Хань почувствовал ответное пожатие и легко улыбнулся, стараясь передать через прикосновение хоть частицу своей поддержки. Хотя у самого дрожали губы, и хотелось, чтобы его успокоили. Но он не мог смалодушничать и просто осторожно гладил холодные пальцы, что медленно согревались и переставали дрожать. – Этого отцу было мало, он призвал зеркало и заключил туда Мина, плюясь слюной будто безумный. Он хрипел что-то невнятное о том, что ему всегда не нравился молодой библиотекарь, с которым был слишком близок будущий император. Да и библиотекарь почему-то влияние имел куда большее на будущего государя, чем придворный маг. Он припомнил и то, что Мин скрыл от него правду, а потом и бросился нас прикрывать собой, заступаясь за любовь. Отец был слишком зол. Он боялся потерять авторитет и место при дворе, если бы узнали, что его сын состоит в отношениях с мужчиной или что он угрожал библиотекарю – фавориту будущего императора. Он не признавал любовь и тем более плотские влечения. Вообще удивительно, как я на свет появился, – хмыкнул Сехун, не меняясь в лице.       Он опустил взгляд на руки Чунмёна и уголки губ дрогнули. Одну кисть гладил он сам, а вторую держал Хань. Спокойно, покровительственно и успокаивающе. Тонкие пальцы почти не дрожали. Даже спустя столько лет Чунмён во всём винил себя. – Меня он ненавидел за непослушание, за то, что я не такой сын, как он хотел, за то, что не унаследовал дар, а Чунмёна за моё якобы совращение. Но Мина он возненавидел куда сильнее, обращая против него всю свою мощь. Мы смотрели, как серебряную оправу окутывали снежинки, оплетая своим тонким ажуром овальное зеркало, которое потом отец подарил молодому императору, будто издеваясь над его влюблённостью в Мина. Он повернулся к нам, чтобы проклясть. Но силы были на исходе. Его хватило только на то, что Чунмён потерял голос, а я способность выражать эмоции на лице. Он разлучил нас, запер меня в комнате без окон, и добился, чтобы Чунмёна сослали на границу с Китаем. Это всё, чем мы поплатились тогда. Несколько лет я просидел, будто в темнице. Когда слуга выпустил меня из комнаты, я узнал, что отец умер. Я даже не обрадовался, хотя и лелеял надежду, что заклятия спадут. С его смертью мы потеряли друг друга. Я был в Корее, Чунмён за океаном, а зеркало пропало из покоев императора. И я не знал, что делать, как искать, к кому обращаться. Но руки не опускал и спустя годы мои поиски увенчались успехом, я нашёл Чунмёна, который тоже искал меня. Проклятие отца оказалось с изъяном. Мы не старели, не болели и лишь страдали от одиночества, пока не обрели друг друга вновь.       Сехун погладил руку Чунмёна и осторожно приложил к губам, оба синхронно вздохнули, прикрывая глаза. Чонин прижался к дрожащему Исину, согревая своим теплом и даря успокоение. Исин же просто положил руку замершему Ханю на предплечье, слегка сжимая. Он и представить не мог, что творилось в его душе, но однозначно друг нуждался в поддержке. Пусть даже так нелепо выраженной. – Лишь в этом году мы нашли зеркало, что не отражало ничего, и было обрамлено хороводом снежинок. Оно хранилось в одной частной коллекции, и владелец долго упирался, не желая продавать, но в итоге мы заполучили его. Почти полгода мы потратили на попытки разузнать, как освободить Мина из заключения. Возили зеркало к экстрасенсам и гадалкам. Они что-то шептали о зеркале из могилы, о ворожбе на любовь, и подмене старого зеркала на некачественное новое. И лишь он один рассказал, что к чему. Ему мы и поверили. Единственное, что он не знал, что именно случится после освобождения Мина из зеркала. Он склонялся к тому, что Мин умрёт. Но это всё равно лучше, чем жить так. Он говорил, что Мину очень больно. И если мы страдали от того, что всего лишь разделены, то страшно представить, что переживал он там, за зеркальной гладью. Когда экстрасенс говорил, глядя на нас своими совиными глазами, мы видели, что он не врёт. Настоящие слёзы и прокушенные губы сердечком не врали. За столько лет мы научились различать искренность .       Сехун облизал пересохшие губы и потянулся к соку, делая несколько глотков. Помолчал немного, глядя в сторону фонтана. Потом поднял глаза и встретился с ожидающим взглядом Ханя, что неотрывно следил за каждым его движением. Он уже выпустил ладонь Чунмёна из своей и сейчас сжимал кулаки до побеления костяшек. – Экстрасенс сказал, чтобы мы объехали все лавки реставраторов. Сколько бы это времени не заняло. У нас ведь впереди была вечность. Но это значило и вечность страданий для заключённого в зеркале. Он сказал, что зеркало станет не таким обжигающе холодным рядом с тем, кто сможет пробудить его. Мы составили список всех лавочек, контор и подвалов, где работали реставраторы в этом городе. Всё-таки мы решились начать здесь, где всё началось и закончилось для нас. И нам несказанно повезло. Мы проезжали как раз мимо конторы Чона, когда зеркало едва заметно потеплело. А когда из неё вышел молодой паренёк, зеркало стало ещё теплее. Я узнал у Чона, кто только что вышел из его конторы, и мы сделали заказ на реставрацию. Мы поняли, что единственный человек, что сможет пробудить зеркало – это ты, Хань. Так мы и пришли к тебе, поручая заказ. Не знаю уж как, но тебе удалось оживить зеркало. А потом был совершён налёт и Мин освободился из заточения. И мы вновь стали простыми смертными. – А если он не освободился? – прохрипел Лу, сжимая кулаки ещё сильнее. Казалось, кожа на косточках треснет от натяжения. – Зеркало невозможно уничтожить, если его не пробудить, – едва слышно просипел в ответ Чунмён. – А пробудить дано далеко не каждому. Отец жесток. Так Мин мог бы мучиться ещё очень-очень долго, расплачиваясь за нашу любовь. Но ты подарил ему свободу, избавив от боли.       Лу не сдержал судорожный вздох и сжал челюсти до ломоты в зубах. Всё было так странно, неправильно, но логично. Даже если не было правдой, как и всё происходящее в последние месяцы. Но так хотелось верить, что Мин не страдает больше. Откашлявшись, Хань спросил: – А есть шанс, что он жив? – Не знаю, – покачал головой Сехун и встал, помогая встать Чунмёну. – Прости, что вот так. – Лучше так, чем в неведении, – сказал Лу, протягивая руку. – Спасибо. – Но знай, если Мин жив, то где бы он ни был, он ищет тебя, – напоследок добавил Сехун.

Спустя полтора года.

      В конце апреля Хань позвал в гости друзей на свой день рождения. Тётушка уехала в очередную поездку, прихватив с собой вышедшего в отпуск следователя Ли Хёкджэ, вновь оставив дом на племянника. Лу окончил университет, окончательно осел в мастерской за любимейшим делом, отдавая реставрации всё своё время. Поднаторел в своём деле и сделал друзьям уникальные подарки из восстановленных вещей, которые украсили школу танцев и личные кабинеты. Чем он несказанно гордился. Потому что делал от души, продумывая всё до мелочей, учитывая характеры друзей и всякие мелочи. Он всё чаще стал задумываться над тем, чтобы открыть собственную мастерскую и набрать себе штат из молодых, но активных студентов младших курсов и выпускников, чьи навыки были на высоком уровне, но без опыта работы они не могли найти себе достойное место.       Комнату заливало яркое весеннее солнце, что потихоньку клонилось к закату. Лучи плясали по лицам, заставляя жмуриться и смешно морщить носы. Хань любил свечи и редко себе отказывал в удовольствии их зажечь. А тут ещё и подарили ему большой набор свеч ручной работы. Разной формы, цветов и степени ароматизации. Одни были гелевые, вторые литые, третьи вообще были произведением искусства – резные. Даже трогать такую красоту жалко. Хань счастливо перебирал сокровища, пока Бэкхён хитро смотрел на него, невольно расплываясь в улыбке. Всё-таки, их с Тао подарок пришёлся по вкусу. Даже более чем, учитывая, как надолго над коробкой завис Хань. Теперь выбирая подарок для Тао, он точно спросит света у Исина. Лу водил пальцами по воску, который ещё и божественно пах мёдом. Как тут удержаться? Он и не смог, устроив одну из них в красивом старом подсвечнике, презенте от Исина и Чонина. Хань едва смог удержать слёзы, когда распечатал подарок. Подсвечник представлял собой переплетение снежинок. Не таких тонких и ажурных, и даже не серебряных, как на зеркале, но всё-таки хрупких красавиц, что вились в танце, образуя витую ножку с небольшой чашечкой для свечи и стекая вниз широким основанием.       Бэкхён рассказывал смешную историю из их общего с Исином детства. Он был старше Исина на пять лет и лучше помнил весёлые и немного смущающие моменты. Хань заливисто смеялся, Чонин бархатисто хохотал, прижимая к себе смущённого раскрытием детских тайн Исина. У ног сидящего в кресле Бэкхёна щурил свои кошачьи глаза врач-реаниматолог Тао. Он медленно поглаживал длинные пальцы Бэкхёна, что лежали на его плече, и мягко улыбался, глядя на колеблющийся огонь свечи в подсвечнике.       С Тао Бэкхён столкнулся в тот день, когда Хань не пришёл не свидание. Оба оказались в аналогичной ситуации: к ним на свидание не явились. Так они разговорились, выпили по чашке кофе в ближайшем кафе, обменялись контактами, а спустя месяц съехались. По словам Исина, их отношения развивались непривычно стремительно для осторожного Бэкхёна, но оба светились от счастья, и этого было достаточно для друзей.       Лу вприпрыжку побежал открывать дверь новым гостям, которых ждали с минуты на минуту. Неожиданно для себя он сдружился с двумя новыми в его жизни людьми, которые быстро вошли в близкий круг и не собирались его покидать. Но за дверью оказались не они. В лучах яркого заходящего солнца стоял взъерошенный Мин в потрёпанной одежде. Обыкновенные джинсы, серая футболка и клетчатая рубашка с изношенными кроссовками прикрывали его тело. Хань никогда не видел его одетым, и теперь боролся с улыбкой от непривычного вида. Мин выглядел ещё моложе, чем прежде, пусть даже и был не на одну жизнь старше.       На лицах обоих отразилась такая гамма чувств, что тяжело разобрать, чего было больше. Счастья от встречи или негодования от разлуки, желания ударить или обнять до боли, облегчения или пронзившего тело желания оказаться ближе. Хань тихо вздохнул, ступил босыми ногами за порог и впечатался Мину в грудь, расплываясь в улыбке от того, как хрустнули его рёбра в ответном объятии. Он наконец-то понял, насколько скучал, насколько сильно хотел вжаться в Мина, чтобы трудно было сделать вдох, вновь окунуться в лёгкий аромат морозной свежести и игриво закусить нижнюю губу. Всё время у него не было частицы себя, как бы он не прятался под улыбками и работой, ему не хватало вот этого мужчины рядом. Немного растерянного, но отчётливо довольного. Счастье копилось где-то на дне зрачков разных глаз, пузырилось в груди, сбивая дыхание и сердечный ритм, расплывалось лёгкими волнами, передаваясь по воздуху. – Нашёл, – хрипло прошептал Мин в шею Ханя и вымучено улыбнулся, счастливо прикрывая глаза.