***
Я никогда тебе не завидовал, а ты — мне. И я никогда не испытывал к тебе ненависть, ровно, как и ты ко мне. Но и любовь тоже не ударила в мою голову. Как и в твою. Мы притирались друг к другу настолько долго, что иногда становилось невыносимо. Раньше никогда не встречал человека, с которым я бы не нашёл общий язык сразу. Без всяких проблем и лишних заморочек. А теперь — встретил. Между нами — не искрило, но напряжение и натянутость в общении чувствовали даже другие участники, даже не из нашей команды. Почти не общались, и разглядывали друг друга с хреново скрываемой опаской, и это однажды даже вылилось в ёмкое замечание Даяна: — Прекратите так смотреть друг на друга, а то это уже не страшно, а забавно — я начинаю думать, что между вами что-то есть, — и мы тут же отвечали парню почти синхронно: — Даян, блин! — Даян, ё-моё! Я напрягался. Ты напрягался. Потому что видели друг в друге нехуёвых соперников. Взгляд у тебя был шалый, волчий, и я глядел на тебя так же. Ты ещё помнишь об этом? Надеюсь, что да. Потому что я — помню. Проект… Встретились бы мы, если бы не это шоу? Чтобы было, если бы кто-то из нас слился на этапах отбора? Думаю, что ничего хорошего. Всё началось там, хоть и продолжилось — уже не на нём. Наш общий дуэт… Мне кажется, если бы не он, я бы никогда не смог поменять своё мнение о тебе. Таким бы ты и остался в моих глазах до самого вылета — странным, отстранённым, немного превознесённым самим собой. «Мы только притираемся» — сказал я в профайле. И тогда ещё даже не думал, насколько точно угадал с формулировкой. Мы притирались. Не только как танцоры (для такой сложной и концептуальной постановки), но и как люди (наверно, для самих себя). «Он должен понять меня, я должен понять его», — сказал я в том же проклятом профайле. И снова не предполагал, насколько чётко я попал в точку. Я увидел и изучил тебя в разных настроениях. Что-то у нас не получалось (связка, поддержка, очередная «восьмёрка») — ты злился и отвешивал в мой адрес не совсем цензурные комментарии. «Жилин, блять!», — это, наверно, было самым невинным эмоциональным рыком в мою сторону. Что-то во время репетиций выходило идеально, — и ты радовался, как ребёнок, широко улыбался и говорил, что мы обязательно всех порвём. А иногда мы просто могли уйти пить чай и спонтанно поговорить наедине, в коридорах павильона. Ни о чём и обо всём. Иногда видел в тебе соперника — сильного, достойного танцора, который определённо заслуживал финала. Я видел в тебе интересного собеседника — твои многогранные рассуждения и приятный голос хотелось слушать бесконечно. Я видел в тебе то, что не видел ни в ком из тех, кто меня окружал. Например, странный блеск карих глаз (красивых, сука). Машинальное облизывание и покусывание губ (не менее красивых, чёрт возьми). Объятия и вроде как дежурные рукопожатия, длящиеся дольше положенного. Внезапная неловкость. Односторонняя. Смущал ты меня нехило. Да, я смущался. Я терялся и подвисал, не зная, что думать. Какой делать вывод, о чём предполагать, на чём тормозить свои плохо контролируемые мысли. А потом мы станцевали. Наш номер. Единственный наш, мать его, номер. Ты настолько вжился в свой злодейский образ, что решил перенести его в жизнь? Или ты настолько поверил в то, что можешь иметь власть надо мной и вне кадра, раз уже за кулисами позволил себе снова поработить меня? В нашей постановке ты яростно затыкал мне рот руками — по сценарию Масленникова. В коридорах ты яростно заткнул мне рот поцелуем — видимо, этот сценарий был уже твой. В танце ты подчинил меня, подмял под себя, как истинный тоталитарный вождь, в коридоре всё произошло до дрожи аналогично. И даже краска на лицах осталась, быстро смешавшись в мокрые разводы от слюны. Почему я не сопротивлялся? Не знаю. Спроси у себя. Это не я владею сильнодействующим даром очаровывать. Дурманить. Привлекать. Заинтересовывать. И… влюблять? Нет, я не люблю тебя. Но и не ненавижу. Я просто размышляю вслух. Ночи в отеле. Жаркие и короткие. Секс, тоже мало чем отличающийся от нашего номера. Такой же напряжённый, доводящий до болезненных мурашек. Такое же свистящее и сдавленное «Жилин, блять!», только уже с другим подтекстом и с другой интонацией. Такой же мой крик, но не уже протестующий, а согласный на всё, что ты со мной вытворял. Такая же борьба. Видимо, тебе нравится бороться. Не только на сцене. Да и мне хорошо. Честно. С тобой не может быть по-другому. Не может быть плохо. Непринуждённые разговоры, прогулки по вечерам, чай в бумажных стаканах, поцелуи в кровати, минет в душе. Всё циклично, и до одури круто. Нам обоим. До решающего дня. Общая номинация. Как и общая постель. Одна на двоих. Мы предполагали ещё до скрытия процентов, что окажемся в ней. Но страх — иррациональное чувство. И оно — неподвластно ничему. Ведь мне правда было страшно. И я знаю, что тебе не меньше. При чём не за себя. А друг за друга. Я знал, что Иру спасут, а нас оставят. Я знал, что это неизбежно. Потому что, по сути, это логично. Но то, что в номинации оказались именно мы, — уже не поддаётся адекватной логике. Моей. В субботнем эфире покажут момент, как ты успел на меня посмотреть во время речи Светлакова. Зря. Я запомнил его. Мне было больно. И там, и уже при просмотре через экран. А потом мы без сговора посмотрели друг на друга быстро, и так же быстро пожали друг другу руки. Хлопнули свободными ладонями друг друга по плечу и моментально ушли за кулисы. Там мы уже сухо пожелали друг другу удачи, хотя, я думаю, и тебе, и мне, хотелось выть и материться от несправедливости. Я сдержал себя, лишь поджал губы, сжал кулаки и пошёл готовиться к номеру. Да и ты тоже осунулся моментально. И нам это было очень на пользу, если говорить о наших постановках в тот эфир. И время пролетело так быстро, что я почти не заметил того, как мы уже стояли рядом на сцене и слушали Егора. Меня трясло, а у тебя потели руки. В субботнем эфире покажут момент, как ты потираешь свои ладони, а я сжимаю за спиной пальцы. В субботнем эфире много что покажут. Блядское ТНТ. Я бы взял тебя за руку, чтобы камеры не смогли поймать этих лишних движений. Но я не стал. Упустил момент. Наверно, оно и к лучшему. Я чувствовал, что мог бы уйти. Но в итоге Егор выбрал меня. Никогда не ощущал себя настолько мерзко и гадко, как в те минуты. Настолько гадко, что я задержал тебя в своих сумбурных объятиях дольше обычного. Я не сразу услышал, что сказала Ляйсан. Потому что я дал себе слабину. Потому что я остался, а ты — нет. Потому что… слишком влюблён в тебя? Но нет, я не должен тебя любить. Я просто слишком утонул в этом болоте. Слишком сильно прикипел к тебе, херов безбилетник в чёрной шапке. Слишком, слишком, слишком не мог без тебя. Я проклял момент, когда остался. Я проклял момент, когда проводил тебя, и ты уехал. Я проклял это шоу. И почти что проклял себя. Неделя с лишним. Недели с лишним понадобилось мне на то, чтобы втюхаться в тебя. Чуешь, насколько всё плохо? Я ушёл через неделю. Тоже покинул проект. Приехал в Питер. Через некоторое время мы встретились. И почти ничего не изменилось. Те же прогулки, поцелуи, ночи, разговоры. Только чай уже в домашних кружках и постель не гостиничная, а моя. А потом — подготовка к финалу. Мы, до офигения раззадоренные и счастливые от факта возвращения в шоу, плюнули на всё и заселились в один номер. Ты по-прежнему фамильничал и недвусмысленно шутил. Потом я заболел — чёртова Ролик на пару с Даяном, утащившие меня на прогулку в жгучий мороз. И даже вылечивая меня от шальной простуды, ты всё так же шутил. И фамильничал. Знаешь, называй меня как хочешь. Тебе можно всё. А потом финал отгремел. Конфетти смели ворчливые уборщицы, победные фанфары в колонках стихли. И чемоданы были уже почти собраны. Ты собирал свой тюк долго, как и в первый раз. И вскоре долгожданный Новый год вступил в свои права, и зимняя сказка вошла в каникулы. Мы отметили каждый календарный праздник вместе. И это для меня важнее победы в самом масштабном танцевальном шоу страны и грёбанных трёх миллионов рублей. Я ездил к тебе в Ленинград-центр, видел тебя на другой сцене, в другом амплуа. В замечательных спектаклях, с прекрасными партнёрами. И до горького смеха ревновал. Кажется, я перманентно тебя ревную. Но всё равно — ты, твои актёрские данные, твоё умение перевоплощаться созданы для сцены. Не забывай об этом. И я уехал снова. Подготовка к туру — процесс утомительный и длинный, а без него — никуда. Мы ничего не решили. Почти так же молча разъехались, как и после первой номинации. Не было точки. Не было итога. Не было слов. Какие же мы придурки… Уже скоро начнётся этот ебучий тур. Тур третьего сезона. Нашего третьего сезона, на котором мы встретились. Ты отказался от тура — и я это принял. Я согласился на тур — и ты тоже принял моё решение. И вот — я снова приехал в родной Питер. У меня есть несколько дней на короткую передышку перед чёсом по России без тебя. Три с половиной месяца без тебя. Лучше бы ещё раз пережить день нашей общей номинации. Не так сильно давит на душу и не так сильно рвёт сердце. Не так больно. Наверное, это и есть любовь? Хотя я плохо понимаю, что это такое. Если любовь — это стереть плохо гнущиеся пальцы в кровь, чтобы написать в позднее время огромную смс-ку человеку, без которого я даже работать спокойно не могу, то можешь меня поздравить. Я влюблён. Если любовь — это смс-ка человеку практически без ошибок в пьяном состоянии, то поздравь меня снова. И поздравь меня, что я не могу прожить без мыслей о тебе сраные пять минут. И что я дышу через раз, когда вспоминаю свои глаза. И что у меня всё в штанах предательски тянет, когда я ощущаю фантомных вкус твоих губ на своих. И что я просто уже раз десять написал слово «люблю», но до сих пор не сказал тебе этого вслух. У меня есть несколько дней. А потом — чёрт пойми его, как всё сложится. Но я, знаешь ли, не хочу, чтобы ты снова уходил по утрам и оставлял меня одного. Насрать мне, блять. Либо ты приходишь ко мне и мы всё решаем, либо я трачу оставшиеся дни на то, чтобы найти тебя в городе и расквасить твою рожу в кровь. Чтобы ты, такой охуительно красивый, никому не достался. Никогда. Никто не поведётся на твою выбитую в мясо морду. И вообще, Костян, может, Даян был прав? Может, между нами всё-таки заискрило в самом начале? Может, всё стало понятно уже тогда? А мы, как два дебила, не поняли этого сразу. Давай больше не будем так жестоко тупить? Приезжай. Или же гори в аду, Зайц. Со своими блядскими карими глазами.***
«Сообщение доставлено» Максим тихо, судорожно выдохнул и снова посмотрел в окно, отшвырнув «Айфон» на стол. Выпив ещё двести грамм коньяка, он поймал себя на страшной мысли, что Костя может не ответить. Минуты тянулись предательски, мучительно долго. Макс уже почти допил алкоголь (уже из горла), обматерил себя за слабину самыми последними словами и почти махнул на всё рукой, но через час гаджет коротко прозвенел однотипной мелодией, а на экране высветился небольшой текст: «Жилин, блять! Если ты ещё раз пришлёшь мне на телефон подобную эпопею, в своём туре будешь танцевать одной ногой! Я, мать твою, на репетиции был! У нас генпрогон во всю шёл! И ещё: если ты ещё сидишь и тупишь, по-хорошему советую быстро метнуться в душ и встать под воду — я уже к твоему дому на такси подъезжаю. Готовь лучшую жопу проекта, ведь, если не откроешь мне после третьего звонка, я выбью твою сраную дверь!» Максим широко улыбнулся, встал со стула и, слегка шатаясь, быстро вышел из кухни, забыв выключить свет.