Не могу дышать

Зато не белое теперь. Не режет глаза. Трубы, грязь, ржавчина даже на стенах и паутина — Акире куда привычнее давящего на мозги стерильного света. Тут он будто снова наверху. Тут он хотя бы побегает. Продержится сколько-то ещё. Только по иронии сам теперь весь в светлом и хорошо заметен. Идёт и идёт… Идёт, то и дело шарахаясь в сторону от горячей трубы или вздрогнув от то близкого, то далёкого гула. И в стенах, и за спиной. Ему чудится даже, что место, в которое он угодил, живое. Что место, по которому он продирается вперёд, — это чей-то пищевод или кишечник. Какого-то гигантского техномонстра. Монстра, который будто бы ещё и живой, а будто бы уже и нет. Акира не знает, зачем бежит. Знает, что вечно ему не прятаться, и эти трое, или все четверо — он не знает, сколькие за ним пойдут, — рано или поздно его нагонят. Акира прикидывает свои шансы и думает, что, возможно, утащит с собой ещё одного, но дальше-то что? Дальше-то как? Как дальше, если отсюда, из этого не то цеха, не то котельной-крематория, ему выхода нет, а за не вернувшимися в чёрных панцирях через какое-то время отправят других? И то тело в коридоре найдут тоже. Акира сглатывает, останавливается на секунду для того, чтобы выдохнуть, и прикрывает глаза. Акира заставляет себя не думать о том, что его тело не найдут даже, а притащат к печи за ногу или шею. Акира знает, что так и будет, но сейчас ему не до этого. Сейчас у него есть ещё немного времени. Хотя бы час, но есть. Раскачивается, толкается пятками о пол и, повернувшись боком, чтобы не обжечься локтем, протискивается дальше. Всё думает о той голой, беззащитной спине и… И всё ещё уверен, что не та. Слишком узкая, слишком гладкая. Без отметин. Совершенно незнакомая ему спина. Спина, которой он никогда не касался своими пальцами. Не Шики. Это не может быть он. Хотя бы потому, что пронзившая Иль Рэ арматура должна была оставить заметный след. Даже если рану и залатали, то где же шрам? На спине не было. От сквозных ран шрамы остаются по обе стороны. Акире досадливо оттого, что, как ни бегай, ни черта теперь не узнаешь. Акире досадливо ещё и из-за того, что во всём теле плещется слабость, а во рту очень сухо. Это не ломка, нет: он не болеет тем, чем болеют другие. Это не ломка — всё куда банальнее. У Акиры, и без того потрёпанного райном, просто заканчиваются силы. Он истощён и может рухнуть в любой момент. Акире такое нельзя. Акира против таких подарков абы кому. Акира если и умрёт в течение ближайшего часа, то стоя на своих двоих. Вперёд, вперёд и вперёд, и наконец-то ещё один отсек! Ещё какое-то помещение, сокрытое от чужих глаз. Вроде ещё одна котельная, но пустовато и, несмотря на то что жарко, душно и сыро, ничего не работает и не гудит. Только далёкий, припрятанный где-то генератор. И вместо жёлтых — аварийная красная лампочка. Не мигает, а так — постоянно светит. Глаза всё равно режет, и сразу не приспособиться. Акира не понимает, что вышел в чью-то брошенную лабораторию. Акира сразу замечает письменный стол и пыльные пробирки и держаки на нём. Даже морщит лоб: таким знакомым ему кажется это всё. Пытается, но не может вспомнить, где он мог видеть подобное. Пытается с полминуты и тут же отмахивается и от себя, и от всех лишних мыслей. Зачем ему это сейчас? Это сейчас только мешает. Осматривается, ищет взглядом хоть что-нибудь, что сойдёт за оружие, и, так и не нашарив, бросается к этому самому столу. Особо не надеясь, дёргает на себя ручку единственного ящика и отвлекается на секунду, чтобы поднять повыше болтающиеся на ладони цепочки. Сделать ещё один оборот вокруг руки. Отвлекается на звякнувшие друг о друга металлические подвески и замечает какое-то движение по свою левую руку. Смазанное, краем глаза. Замечает, как мелькнуло что-то и исчезло. Замирает вовсе и, прикинув, сколько там было в шагах, бросается в противоположную сторону, так и не успев глянуть в ящик. Бросается вправо и этим и спасает свой бок от высоковольтного разряда. Его просто обошли! Обошли по коридору или другому пути! Акира выкручивается, хватается своей голой, ничем не защищённой рукой за закрытое форменной курткой предплечье штурмовика, мешая ему замахнуться снова, и тут же пропускает в прямой в грудину. Задыхается, но не отпускает. Задыхается, давится, не может сориентироваться и получает ещё и по голове. Выхватывает в скулу явно утяжелённой перчаткой, теряется в один момент и получает разряд в живот. Складывается напополам тут же, глохнет от звона в ушах, ощущая, как красный, которым залиты и полоток, и стены, протекает и в его голову, и даже не кричит. Слишком больно. Спазмом схватило всё и словно держит. С трудом дышит и лишь слабо вздрагивает, получив ещё один пинок. Всё ещё в себе, но слово парализован. Всё ещё в себе, но, попытавшись подняться, опираясь на правую руку, падает назад, на грязный пол. Не то из-за удара током, не то из-за того, что получил ещё один ботинком. Акира собирался биться до последнего. Акира был уверен, что кого-нибудь прихватит собой, ещё пару минут назад. Теперь же он глотает пыль, нелепо чихает из-за неё и пялится на разбитые склянки, завалившиеся под стол. Пялится на крошево, присыпанное высохшим порошком, и не может собрать сил на то, чтобы попытаться подняться. Акира кусает себя за щеку, надеясь, что новая боль отрезвит, и тут же, будто в насмешку, появляется второй. Появляется ещё одна пара ног в точно таких же ботинках, как носит тот, кто только что уложил его на пол. Появляется ещё, когда хватило и одного. Акире нужно, по меньшей мере, чудо, чтобы справиться с ними. — Ну что? — первым заговаривает этот, который над ним стоит. Который ближе. — Тут его или у печи? Голос у него приглушённый из-за защищающего лицо шлема, и Акире не удаётся разобрать даже, низкий он или высокий. Ему сейчас всё одно. Ему сейчас всё будто из динамика дерьмовой рации звучит. — А какая разница? — второй отвечает будто бы с лёгким раздражением, но, может быть, так только кажется. Может быть. — И так и так тащить. — Живой сам дойдёт, — первый, помолчав немного, с ним не соглашается и решает всё один: — Помоги-ка. Акира не очень понимает, как его поднимают. Акира чувствует себя очень жалким, когда его хватают за шкирку и за неё же держат, чтобы не рухнул опять. Не лупят, не комментируют ничего, просто толкают вперёд. Просто выполняют свою работу, как и положено профессионалам, а не отморозкам с улиц. Акира всё не врубается, как же так. Акира заваливается вправо, у него горит весь правый бок и так сильно шумит в ушах, будто стоящий где-то неподалёку генератор кто-то усилил раз в десять. Понимает, что это всё райн в венах. Понимает, что ослабел. Только толку теперь? Много ли толку от того, что он что-то понимает? Звёзды перед глазами так и мерцают. Чёрное разбавляет начавший мерцать красный. Пятнами, вспышками, будто битыми пикселями. Будто реально ускользает. Его, послушно переставляющего ноги, ведут в другую сторону — не к трубам, рядом с которыми он протискивался, — а к узкому, но коридору. Тёмному и пыльному, но достаточно широкому для того, чтобы идти по нему плечо к плечу. Один, запаянный в чёрный, уходит вперёд, второй вцепляется в его, Акиры, локоть и остаётся рядом. Шоркает своим плечом по его. Отвратительно близко и вдруг раздражает. Акира ощущает, как оживает. Ощущает, стискивая кулак покрепче, и, выгадав момент, вскидывается, толкается, пихается боком в защищённый щитком бок и, использовав стену как опору, делает прыжок назад. Всё только для того, чтобы выкрутить чужое запястье и освободить локоть. Всё только для того, чтобы, приземлившись на подошвы кед, снова броситься бежать. Шатаясь, кренясь, бестолково размахивая руками в надежде придать себе большее ускорение, — не важно, главное — бежать! Снова оказывается в этой недокомнате, у стола, дёргается дальше, наискось, всё к тем же трубам, и… не успевает. Не успевает нырнуть в узкий проход. Только поворачивается боком, как тут же приходится согнуться для того, чтобы спасти голову. Спасти её от удара не то арматурой, не то доской. Акира рефлекторно на колени падает, группируется, собираясь в комок, и тут же падает вправо, чтобы откатиться. Для того чтобы не попасть под следующий удар. Слышит треск дерева и звук, с которым щепки отскакивают от стен. Осыпают его голову. Ни черта не понимает снова, но уворачивается куда ловчее, чем от предыдущих атак. Уворачивается так, будто знает: попадётся — и всё. Убежать шанса не будет. Как и надобности куда-то вести. Останется только сжечь его труп. Всё быстро, всё красное. Ни одного блока — сплошные метания по полу. Всё быстро, и шаги его преследователей, кажется, раздаются лишь спустя вечность за спиной. Лишь спустя вечность он слышит удивлённый выкрик одного из них. Лишь спустя вечность разбирает «Откуда здесь второй?!» и не понимает, почему через него просто переступают. Перешагивают. Акира вскидывается сразу же, как только может, и у него сердце обрывается и падает не в желудок, а куда-то под пол. Потому что вот эту спину он как раз узнаёт. И силу удара тоже. Акира не знает, что ему делать. Акира не знает, вскочить или остаться сидеть на полу. Акира просто смотрит и не моргает. Акира ощущает себя потерявшимся щенком, который совершенно случайно НАШЁЛ. Нашёл, а его не признали. Акира заставляет себя подняться и просто смотрит. Шики так же, как и он, в белом и с пустыми руками. Шики, в отличие от него, не обдолбан и прекрасно понимает, что делает. И Акира бы никогда, никогда, никогда не полез на него с шокером. Впрочем, ему с ножом не слишком-то везло. Акира старается не умереть от приступа тахикардии. Акира напоминает себе не забывать дышать и просто наблюдает за тем, как вокруг безоружного одного кружат сразу двое. Двое, не то узнавших его, не то и вовсе не введённых в курс дела. Акира ощущает себя потерявшимся щенком… слабым и глупым. Шики безоружный и убивает так расчётливо и быстро, что не по себе. Шики, перехватив руку первого, его же дубинкой пробивает защитный щиток на шлеме второго. Противоударный пластик хрустит, как первая наледь, и бьётся также легко. Трескается, и Акира не моргает. Акира ждёт второй рывок; Акира знает, что тут уже всё кончено. Кончено для этих двоих точно, а вот для него?.. Что для него?.. Первому Шики раскурочил лицо, второму свернул шею. Дёрнул к себе за всё ту же руку и, развернув, хрустнул позвонками. Раз, два — и всё. Раз, два — и оттолкнул от себя на пол. Обернулся через плечо. Акира заставляет себя сделать вдох и поневоле, подчиняясь инстинктам, пятится. Акира просто не может ослушаться их сейчас. Акира смотрит и не узнаёт. Акира смотрит во все глаза, смотрит на лицо, которое совсем незнакомое тоже. Акира понимает, что и не видел-то его всего какой-то месяц, но… но сейчас ему страшно. Сейчас ему страшно так, как не было в их первую встречу. Акира помнит, что Шики сказал ему тогда, и сглатывает. Акира заставляет себя вскинуть голову и стиснуть обе руки в не очень-то крепкие кулаки. Он боится. Он этого не покажет. Ни за что. Не сейчас. Никогда. Выдыхает, только когда натыкается на стол, и понимает, что всё. Понимает, что дальше ему пятиться некуда. Понимает, что склянки за спиной, и вспоминает вдруг. Вспоминает, откуда он это всё помнит. Акира понимает. И дышать одновременно и тяжелее, и проще. Акира медленно перебирает пальцами металлические полоски, лёгшие в ладонь. Гладит их. Акира смотрит перед собой и ждёт, опустив руки. Ждёт, когда дистанция станет совсем ничтожной. Ждёт, когда же его уже схватят. Смотрят друг другу в глаза, и… алые его не узнают. Алые щурятся, и спустя мгновение их хозяин уже сжимает горло Акиры своей пятернёй. Не всерьёз будто, медленно доступа к воздуху лишает, не желая убивать сразу. Шики будто тоже не понимает, что же не так. Шики не знает ответа и гадает про себя. Держит его, душит, а сам смотрит, сам наблюдает. Акира гасит первый порыв, Акира заставляет себя схватиться не за его кисть, не попытаться отвести её в сторону, а тянется к лицу. Прижимается ладонью к гладкой тёплой скуле и гладит её. Акира заставляет себя смотреть ему в глаза и не трогать нигде ещё. Не хвататься за футболку, не пытаться разжать пальцы. Акира… не знает, выгорит или нет. Акира, захлёбываясь удушьем, ощущая, как внутри всё вспыхивает и сдавливает, уже и левой хватается, только теперь за шею, и на себя тащит. Тянет поближе и пытается не то наклонить, не то обнять. Акира смотрит в упор и уже хрипит. Перед глазами двоится, красный размазывается, заливая чужое лицо, и он вот-вот просто вырубится. Рухнет на пол. Заставляет себя опуститься на пыльный стол, сесть на край и дёрнуть на себя ещё. Притянуть ближе и внезапно ощутить, что всё. Разрешили дышать. Не отпустили, но ослабили хватку. Разрешили сделать вдох и дёрнули вверх, сжав уже за подбородок. Шики пытливо всматривается в его лицо, сам делает ещё полшага, встаёт вплотную, нависает, нахмурив брови и перехватив за правую — за ту, на которой раскачиваются подвески, — отдирает её от своего лица и долго, придирчиво рассматривает её. И её, и сами подвески. — А я тебя знаю, — выдаёт наконец задумчиво. И продолжает так и этак вертеть его, Акиры, кисть. Продолжает наблюдать за тем, как медленно перекатываются звенья цепочки и тяжёлые кресты. — Верно? Акира кивает, и после ещё, и ещё. Акира останавливается только после пятого кивка, и то потому, что Шики снова переводит взгляд на его запястье. Потому что Шики, нахмурившись, будто уходит в себя, а после… после осторожно, на пробу, с какой-то невнятной усмешкой уточняет: — И насколько близко я тебя знаю? Вот теперь Акире становится плевать, ударят его или нет. Теперь Акира и вправду, по-настоящему, выдыхает. Акира не отвечает ему словами. Акира просто сглатывает, а левой, которая всё также на чужой шее, давит сильнее. Выдернув свою правую, хватается ею за ворот чужой футболки. «Насколько близко»? Зачем он будет рассказывать? Он сейчас покажет. А дальше уже и правда всё похеру. Дальше можно и умирать. Он покажет… и для себя всё поймёт заодно. Насколько в самом деле его не помнят. Акира тащит его на себя, виснет, обхватив за шею уже не ладонью, а всей рукой, и целует. Сначала и вовсе распахнувшийся от удивления рот. После — скривившиеся и собирающиеся сказать что-то губы. После — подбородок, когда Шики тянется вверх, уходя от прикосновений, и… замирает. Не отпихнув. Шики останавливается, уже схватив Акиру за кисть в очередной раз и не дёрнув за неё. Шики замирает, хмурится, морщится так, будто у него вдруг заболела голова, трясёт ею, наклоняясь чуть вправо, и, подумав немного, возвращается назад. — Вспомнил? — Акира спрашивает, запрокинув голову и глядя на него снизу вверх. Акира спрашивает у него и ждёт с приоткрытым ртом. Не дышит и не моргает. Ждёт, и всё — только за счёт этого ожидания и живёт. Выживает. В ответ так ничего и не получает. Никаких слов. Только ладонь, подхватившую под бедро и толкнувшую дальше, ближе к центру стола; только пятерню, вцепившуюся в волосы, и укус, от которого искры из глаз. Сразу до крови. Сразу больно так, что оглушает. Акира не сдерживается, не молчит, не терпит. Хватается сильнее, стонет прямо в чужой рот и жмётся, жмётся, жмётся. Льнёт, сжимается, притирается высоко вздёрнутой его, Шики, рукой коленкой к его же боку и всеми способами демонстрирует покорность. Дрожит, лижет в ответ, толкаясь языком между приоткрытыми губами, когда зубы отпускают, и не верит. Это снова то самое. Это то, от чего мозги набекрень и пригибает помимо воли. Акира не знает, смеяться ему или плакать. Он искал тело, он его нашёл. Он тысячу раз укусил себя за неправильный выбор, и вот, пожалуйста — вот он, его «правильный». Сейчас что-нибудь ему оторвёт или откусит. Случайно или нет. Акира не дышит, потому что не может. Акира не дышит, потому что ему перекрыло всё, и, когда он бестолково распахивает рот, ничего не происходит. Воздух будто не попадает в лёгкие. Воздух будто не расправляет их. Это и больно, и нет. Это будто бы асфиксия, и в то же время не она. Это… падение. Куда-то. Акира всё ещё держится. Не кусается, но позволяет кусать себя. Акира целует в ответ, подставляется под поцелуй и оживает. Акира дышать начинает спустя чудовищно длинную минуту. Только тогда. Кажется, только тогда. Делает первый вдох и выпрямляет спину. Крепче стискивает кулак на вороте чужой футболки и непроизвольно тянет его вниз. Ткань трещит. Это уже тоже было. Наоборот. Только очень давно. Настолько, что уже успело минуть пару месяцев. — Акира? Слышит своё имя будто бы через толстую дверь и бездумно кивает. Слышит своё имя и протестующе вскрикивает, когда его грубо дёргают, снова хватают за шею и буквально насильно отдирают. Заставляют отстраниться и посмотреть перед собой. Акира не хочет смотреть — у него другие планы. Акира получает по щеке и тут же вскидывается, злобно сверкнув глазами. — Что ты здесь делаешь? — Вопрос из тех, на которые принято отвечать кулаками. Сразу и без лишних предисловий. Бывший чемпион «Бл@стер» немеет от такой наглости и может выдохнуть в ответ только обиженно-злобное: — А ты?! — Акира так зол, что и впрямь ожидает, что Шики начнёт оправдываться. Секунду или две. Пока не начинает говорит снова. — Я думал, ты умер! Я!.. Да я из-за тебя!.. Акиру душит. Эмоциями, воздухом, который он беспрестанно хватает, да просто чистым гневом без примесей… Акиру душит… небрежностью во взгляде напротив. — Что? — Шики не то подсказывает, не то издевается всерьёз. — Попался? — Нет! — Акира злится уже на себя за то, что не сдержался и выкрикнул. Акира выдыхает и отирает и без того сухой лоб. Говорит уже спокойнее и подняв голову: — Я сам вернулся. Говорит, глядя в и без всяких подсветок алые глаза напротив, и получает не одобрение. Акира получает только хлёсткое и весьма ожидаемое: — Идиот. Почему-то не сомневался. Почему-то был уверен, что в любом случае услышит нечто подобное. — Я думал, что ты умер, — Акира повторяет уже спокойнее и проходится пальцами по лицу ещё раз. Отирает его и зачем-то касается своих губ. Будто проверяет, на месте ли и насколько опухли. — Ты же… С такими ранами не живут. Я видел, как ты истекал кровью. Акира и сейчас смотрит. Просто смотрит на Шики. На непривычного и будто голого без своего плаща. Отступившего назад и сразу ставшего холодной злобной глыбой. Может быть, припоминает не только самого Акиру, но и то, как они расстались. Может быть, просто становится собой. Тут не одно из двух. Тут просто Шики. — И чем же для тебя был так привлекателен мой труп? Шики, который не опускается до того, чтобы припоминать Рина, и уже на том спасибо. — Я не хотел бросать тебя. — Акира даже со стола соскакивает и тут же морщится от боли в боку. Шипит, бегло осматривает оставшуюся от шокера отметину на животе и опускает футболку снова. — Я не хотел, чтобы… Я… — Осекается, когда снова поднимает голову. Осекается, нарвавшись на полный какого-то не недоумения, а будто даже брезгливости, взгляд. Тут, при таком отвратительном освещении, не разобрать: вправду Иль Рэ так косит, или всё это игра красного и воображения. — Это всего лишь тело. Акира вздрагивает, будто ещё раз получил по лицу. — Не нужно было из-за него возвращаться. «Не нужно было». Кому нет? Кому из них? — Как оказалось, нужно было. — Упрямые оба, и Акира не собирается отступать. Акира шагает ещё немного вперёд и вместе с подбородком поднимает и руку. — Я всё собирался тебе отдать. Показывает то, что Шики и так видел; показывает ему эти треклятые блестяшки, которые явно должны значить что-то, но тот тонко хмыкает в ответ и качает головой: — Не собирался. Акира косится на него с таким раздражением, будто он его всю жизнь бесит. Всю. С самого детства, а то и раньше начал. И уже открывает рот, чтобы возразить, как Шики усмехается чуть шире и произносит ещё увереннее: — Ты не собирался. Это я хотел их забрать. — И что, велика разница? Теперь уже Акире в ответ не достаётся ничего. Он снова пятится, потому что его теснят, но уже не так напряжённо, как в первый раз, и собирается бороться куда решительнее. Сейчас он злится и, зная, что его жизнь уже не висит на волоске, намерен драться и шипеть. Намерен огрызаться и не даваться. Какого чёрта, в самом деле?! Какого чё… Бросает довольно нервное «отвали», быстро оглядывается назад, смотрит, сколько там до этого самого, вытертого его же штанами на добрую четверть стола, и — надо же, кто бы мог подумать? — назад выкрутиться уже не успевает. Поймали. Поперёк торса двумя руками. Акира выдёргивает одну, толкает ею в плечо, пинает по голени своей левой, но все его попытки словно детская возня. Все его попытки только отсрочка, и, хочет он того или нет, всё равно оказывается усажен назад. Всё равно задницей на край. Наверное, стоило сказать спасибо, что не рожей в разбитое стекло. Наверное, стоит сказать спасибо, что всё ещё одет, а то Шики мог бы… Акира вдруг осознаёт. На середине вот этой злой, сердитой мысли осознаёт наконец до конца и полностью. Акира только сейчас окончательно врубается и принимает. Промаргивается и выдыхает. Отвечает на вопросительный взгляд, быстро-быстро помотав головой, и сменяет гнев на милость. Собирается сменить. Не успевает. Только хватается за руки, проводит по ним, от локтей к плечам, только примеривается для того, чтобы схватиться за шею, как вздрагивает и дёргается назад, приметив какое-то движение краем глаза. Движение всё у того же прохода, через который появились эти в чёрной, не такой уж и надёжной броне. — Что ты так долго? — Шики ориентируется быстрее и, судя по голосу, не удивлён тем, что явился кто-то ещё. Более того. Несмотря на суть вопроса, он этим недоволен. Интонации явно выдают. Акира поворачивает голову и понимает, что разделяет чужое раздражение. И ненависть тоже. Пожалуй, его собственного сейчас даже больше. — Улаживал оставшиеся вопросы, мой дорогой друг. — Арбитро якобы виновато разводит руками, но в его улыбках искренности не больше чем обычно. — Я смотрю, вы уже успели познакомиться заново и найти… общий язык? Улыбается куда глумливее, и Акира, не выдержав, набрасывается на него с обвинениями: — Ты меня кинул! Ещё немного — и сделает то же самое, только уже с кулаками. Двинет по холёной морде, а после ещё и добавит чужой брошенной дубинкой, замахнувшись что есть силы. Особенно хочется сделать это после того, как Битро в ответ на его выкрик только вытягивает губы трубочкой и, причмокнув ими, качает головой. — Напротив, малыш, — сюсюкает с ним, как с маленьким, и разве что руки держит сцепленными перед собой, а не машет ими в воздухе. — Я тебя спас. — Это каким же образом? Акире не хочется разговаривать с ним вообще. Акира не знает, зачем его слушает, но рядом с Шики, держась рядом с ним, многое становится проще. Выносить бывшего масочника тоже. — Я дал тебе шанс вырваться и скрыться, — масочника, который закатывает глаза и терпеливо поясняет ему как идиоту. Может, им обоим. — Отправил в нужный отсек и молился всем богам для того, чтобы тебе хватило мозгов бежать вперёд. Но всего этого не было бы, сиди ты в своей камере, как послушный мальчик. Улыбается шире, но в открытую не обвиняет. Намекает только и ждёт, что же Акира скажет в ответ. Акира, который огрызается только потому, что снова, как самый непосвящённый, ни черта не понимает. — Моя вина в том, что двери открылись? — спрашивает и, зная, что никакого ответа не услышит, тут же задаёт следующий вопрос. И за ним ещё один. — И столько ещё сиди? Давно ты пришёл в себя? И ещё один, повернув шею и вскинув голову. Всё ещё на столе сидит, и потому, чтобы смотреть на Шики, ему приходится высоко отводить подбородок. Благо хотя бы тот ни во что не играет. По крайней мере, пока. — Две ночи назад, — и отвечает сразу же. Без увиливаний. Целых две ночи. Акира качает головой и снова поворачивается к тёмному коридору: — И ты ничего мне не сказал. Акире плевать, как это звучит. Акира знает, что его в очередной раз передразнят, и он даже удивляется, когда Битро, пусть в шутку, но будто бы оправдывается, качая головой: — Мы были заняты, милашка. Акира смаргивает и не выдаёт глупое «чем?». Акира знает. Акира смотрит на Шики, Акира вспоминает его того и осторожно уточняет: — Вы что, готовили труп на подмену? Оба? Он просто не может представить. Он просто… Они сейчас смотрят друг на друга, и Акира чувствует себя не то просто глупым, не то угодившим в альтернативную реальность. Шики и гримёрные кисти — это, конечно, очень круто. Кисти… Или чем он там орудовал вместо катаны? — Ну… — Битро потирает переносицу, и Акира нехотя поворачивается в его сторону. — Сразу после того, как он попытался отправить меня на тот свет, признав в последний момент… в общем и целом… да. Акира моргает раз. Второй… В третий держит веки сомкнутыми подольше и распахивает так быстро, как только может, словно надеясь, что так ему удастся с них что-то стряхнуть. — У него же не было раны на спине. — С недоумением смотрит на бледное каменное лицо одного и переводит взгляд на плутоватого другого. — Даже шрама не было. Не было же! Ничего не было! Только почему-то именно на него смотрят со снисхождением и даже каким-то лёгким презрением во взгляде. В приглушённом красном свете сложно разобрать. — Кого это интересует? — В голосе Арбитро столько небрежности, что Акира даже верит. Правда верит. По крайней мере, тут, у печи, действительно всем наплевать, от кого именно нужно избавиться. — Главное, что лицо похоже и все пробы были собраны. Акира, который не видел этого самого лица, очень сомневается в том, что то настолько уж тянет на то, чтобы быть копией вот этой бледной, нависающей над ним рожи, но прикусывает язык. Акира делает это только потому, что Шики задумчиво потирает подбородок и обращается к бывшему масочнику: — Мне ты про него тоже не сказал. Без упрёка даже, без угроз. Просто негромко констатируя факт. Будто бы размышляя вслух. — Приберёг, значит, на крайний случай? — На какой? — Нет, Арбитро точно веселится. Сарказма в его голосе просто прорва. Арбитро едва ли не умиляется этой подозрительности. Только что бы он ни говорил и как бы ни кривлялся, Акира уверен, что что-нибудь ещё он обязательно приберёг. На самый край. — Когда мы разошлись, ты едва меня и Тошиму помнил. Это резонно, но и ответ Шики тоже резонный: — Сейчас помню куда больше. Память возвращается к нему толчками, и вполне возможно, что ещё через пару часов он оклемается уже полностью. Избавится от всех белых пятен. Акира хочет, чтобы так было. Хочет, а пока возвращается к вопросам более важным сейчас, а не в обозримом будущем. — Почему пробы? — обращается сначала к одному, а после, не найдя на лице Шики хоть какого-то интереса, поворачивается ко второму: — Почему не забрали всё тело? — О… ты расскажешь? — Арбитро будто умиляется. Оживляется взглядом. Становится игривее и явно расстраивается из-за того, что воротом халата не взмахнуть, как концами боа. — Или оставим этот маленький секретик между нами? — Я бы и тебе не рассказывал, если бы не необходимость. — А что так? Акира даже изумляется такой любви к актёрской игре. Арбитро кривляется, изображает то удивление, то испуг, то обиду, и не лень же ему. Вот и сейчас тоже: подходит чуть ближе и доверительно шепчет: — Против тебя мне это не использовать. Только Шики с ним не соглашается и внимательно следит за каждым движением: — Кто знает? — Ладно. Всё это безумно трогательно, но пора бы нам всем переместиться в место поуютнее. Вам так не кажется? — Даже ответа не ждёт. Кивает сам себе и тут же хлопает в ладоши. Хлопает, опускает взгляд вниз и мрачнеет. — И кто из вас сломал шлем? Весь такой осуждающий, упёрший кулаки в бока, но если и хочет произвести впечатление, то выбрал не ту публику. Акира просто в недоумении, Шики не выказывает эмоций вовсе. — Раздобудь другой. Это всё, что он говорит вообще и уже снова поворачивается к Акире, как Битро принимается согласно кивать: — О, я бы с радостью; это же так просто сделать, не вызывая подозрений! Укор в его голосе столь явный, что его потрогать можно, но если он кого-то и может впечатлить, то не Шики. Шики всего одно слово добавляет к уже сказанному: — Живо. Приказывает, и бывший масочник выдыхает и заговаривает совсем иначе. Спокойно и без ужимок. — Если бы не необходимость, я бы никогда и ни за что не связался с тобой снова. С куда большим удовольствием наблюдал за тем, как ты медленно умираешь, не приходя в себя, — заговаривает ровно, негромко, и это так непривычно, что даже голос кажется незнакомым. Слишком будничным. — Скоро вернусь. Машет рукой напоследок и действительно скрывается в коридоре. Шики отступает назад, осматривается в комнате, которую и до того уже не раз видел, и, вслушавшись, подходит к трупам. Акире приказывает подойти тоже, махнув рукой. — Переодевайся. — Ты ему доверяешь? — Нет, — Шики отвечает сразу же и ни секунды не думая. Шики критически осматривает лежащих на полу силовиков и толкает ногой того, что левее, и тут же подгоняет Акиру: — Вот этот ниже. Давай, шевелись. Акире не остаётся ничего, кроме того как кивнуть и порадоваться тому, что «этот» умер бескровно, а значит, и не запачкал уже не очень-то и свою форму. Акира не то чтобы очень принципиален в таких вопросах, поэтому, опустившись на колени, уже спешно выдёргивает шнуровку из ботинок. Его пальцы замирают на третьей или четвёртой петле. — Так почему не забрали тело? — вспоминает очень к месту, глядя на холодные, но всё ещё не задубевшие трупы. Вспоминает и вскидывает голову вверх, как-то не вовремя подумав о том, что в такой позе глядит на всё ещё стоящего во весь рост Шики словно ждущая поощрения собака. — Ты мне расскажешь? — спрашивает, а сам понимает, что дело не в информации. Спрашивает, а сам просто хочет знать, доверяют ему или нет. После всего. После того, как вспомнили каких-то полчаса назад. Шики глядит в ответ, пару раз смаргивает и в итоге, не то не удержавшись, не то и не собираясь сдерживаться, ерошит волосы Акиры. — Глава этой организации панически боится мёртвых и поэтому никогда не спускается в лабораторию сам. И, конечно же, он не станет работать с трупом. Даже на одном этаже. Акира замирает. Не поверил сначала своим ушам, но Шики так презрительно хмыкает, принимаясь, наконец, за доставшуюся ему «вешалку», что сомнений не остаётся: не послышалось. Вот это да. Неужели и такое возможно? Проводить опыты на людях и при этом не принимать их «побочных эффектов»? Впрочем, не Акире удивляться чужим милым странностям. Не Акире удивляться вообще. Акире, который разобрался с обувью и тянется к брючному ремню, теперь хочется спросить про другое. — Ты сказал «глава». Арбитро рассказал мне кое-что, когда привёл к тебе первый раз. — Акира сам не знает, почему не говорит прямо. Шики не из тех, с кем стоит деликатничать. Шики вообще ни к кому не привязан и вряд ли испытывает родственные чувства, но от этого ощущение, что Акира лезет не в своё дело, никуда не девается. — Он соврал или… Потому берёт красноречивую паузу и, бросив быстрый взгляд, получает такой же, как и предыдущие, равнодушный ответ: — Думаю, что не соврал. Значит, правда. Значит, Шики нисколько не дорожит этой сомнительной связью. Да и с чего бы ему при таком раскладе? — Всем этим до сих пор заправляет Совет, в который входит мой биологический отец. — И ты ему нужен? — Вопрос один из самых глупых, но и на него Акира получает ответ: — Видимо, то, что в итоге выросло. Задумчивый и будто бы вовсе и не для чужих ушей. Это становится понятно, когда Шики, очнувшись, сводит брови и раздражается: — Одевайся быстрее. Акира кивает и больше не мешкает. Раздевается, тут же влезает в чужую великоватую форму и, наблюдая за тем, как Шики делает то же самое, вдруг вспоминает о том, что всё никак не может сделать. Стягивает цепочки с запястья и протягивает ему, сжатые в кулаке: — Возьми. Шики в ответ не говорит совершенно ничего. Кивает и спустя полминуты укладывает подвески на грудь. Тут же берётся за разгрузку, подтягивает, чтобы был по размеру чужой, набитый всякой всячиной жилет, а Акира всё смотрит. Так и стоит с протянутой рукой. Так и замер к большому неудовольствию того, за кем так пристально наблюдает. — Что? Вздрагивает от резковатого окрика и тут же отворачивается. Пригибается и хватается за уцелевший шлем. — Теперь ты выглядишь привычнее, — бормочет себе под нос и смотрит на свои ноги. Смотрит на ботинки со шнуровкой, и они кажутся ему бордовыми. Кажутся натёртыми, но не воском, а будто чьей-то загустевшей кровью. — И зачем тогда всё? — подаёт голос снова, заметив, что Шики как-то слишком уж пристально разглядывает засевшую в растрескавшемся защитном щитке электрическую дубинку. — К чему? Акира говорит и о маскараде, и обо всём том, что творится внизу. Акира в какой-то мере говорит и о НИХ тоже, но теперь ответа не получает. Теперь он едва не выхватывает по голове, едва успев отклониться от подачи слишком уж развеселившегося Арбитро. — Лови. Тяжёлый шлем пролетает прямо мимо его, Акиры, лица и заканчивает дугу в руках Шики. Битро же на него даже не смотрит — Битро критически впился своими зрачками в Акиру и осуждающе цокает языком: — Никогда не замечал, насколько ты низкий. Мы же погорим только из-за твоего роста! Всплёскивает руками, и Шики, почти было скрывший лицо за защитным щитком шлема, морщится и приказывает: — Замолчи и иди вперёд. *** Акире это кажется весьма циничным — возвращаться всё в тот же кабинет. Акире это кажется, по меньшей мере, глупым, но других вариантов у него нет, и потому он идёт туда же, куда и Шики. Он просто идёт туда, куда его ведут, и надеется, что теперь всё станет проще. Теперь, когда у него есть хотя бы один сильный союзник. Сильный и не такой скользкий, как Арбитро. Арбитро, который явно не рад им обоим, но тут у него, как и у Акиры, не то чтобы особо богатый выбор. Ни у кого из них нет выбора. Может быть, только у Шики, но, судя по тому, что он предпочёл уродовать чей-то труп и наблюдать за тем, как Арбитро перекрашивает чужие волосы — и кто знает, что еще? — простые варианты его не то чтобы устраивают. «Чей-то труп…» Акира меланхолично думает о том, что этот высокий брюнет не так уж давно и стал трупом, потеряв свою личность. Вполне вероятно, что ещё сутки назад он был одним из силовиков, которому не повезло подойти по комплекции и общей схожести черт. Акира не спрашивает, кто из них это придумал. Акира думает лишь о том, что всё это ненадолго. Весь этот цирк. Что бы там ни было, в том чемоданчике. Акира не хочет разбираться в том, во что в очередной раз влип, и хочет просто уйти. Хочет наверх и за пределы этого проклятого места. Хочет и понимает, что даже если двери распахнутся, то Шики не пойдёт с ним. Не пойдёт, пока не закончит все свои дела здесь. Акира наблюдает за ним сидя полубоком, стащив с головы шлем и куртку, закатав рукава большеватой водолазки, и гадает, о чём тот думает. Гадает, насколько сильно ему промыли мозги и много ли в этом новом Иль Рэ от старого. Акира помнит всё, о чём его предупреждал бывший масочник, но пока не видит изменений. Пока ничего не замечает, но ждёт. Ждёт какого-то подвоха. Судьба просто обязана подпихнуть ему что-то. В очередной раз. Может быть, чуть позже, а не сейчас, но пихнёт же. Обязательно пихнёт. Акира ловит себя на мысли, что не знает, где Арбитро ест и спит. Где моется и просто переводит дух. Где думает и прячется. Акира не знает, где теперь будут прятаться они. Кругом не Тошима. Кругом не сотни пустых улиц и тысячи брошенных квартир. Все они в клетке здесь. Бывшие игроки, бывшие, короли, даже бывшие хозяева. Все. — Я не то чтобы хочу спрашивать, но должен. Как ты себя чувствуешь? Любопытство в голосе есть. Заботы — ни на жетон самого мелкого достоинства. Арбитро интересуется исключительно из прагматичных соображений и не видит смысла скрывать этого. Не лицемерит хотя бы здесь, и Акира готов мысленно поблагодарить его. Мысленно и в полслова. Более чем насторожен по отношению к бывшему масочнику и каждую секунду ждёт новой подставы. — Ты меня раздражаешь, — Шики отвечает через пару секунд; видно, потратив их на то, чтобы прислушаться к себе. Отвечает без эмоций и наблюдая своими страшными радужками за каждым движением отчего-то заёрзавшим в своём кресле учёным. — Так сильно, что я едва сдерживаюсь от того, чтобы вцепиться в твою глотку и вырвать её, — договаривает спокойно и не порывается вскочить на ноги. Вообще ничего не делает. Продолжает смотреть. Пока только смотреть. И не один Акира цепляется за это. Не один он решает, что всё это только пока. — Чудесно, — Битро улыбается в ответ и даже тянется рукой к щеке, как если бы хотел прикрыть её для того, чтобы уменьшить мнимую зубную боль. — А ещё что-нибудь? Шики оборачивается сразу же, и взгляд у него ничуть не меняется. Остаётся таким же пронзительным и оценивающим. Холодным. Акира ожидает, что и ему сейчас достанется пара любезностей, но… — А ещё я хочу его трогать. Акира едва не подскакивает на месте. Акира умудряется остаться на диване, но вот глаза у него округляются, и с этим поделать совсем ничего нельзя. — Гладить, теребить; может быть, трахнуть. Не знаю, — Иль Рэ перечисляет совершенно равнодушно, не меняясь в лице, а Акира не понимает: хорошо то, что он говорит, или же плохо. Вот именно из-за этого самого лица. — Гнев и похоть, значит. — Арбитро задумчиво постукивает пальцами по столу и уточняет: — А страх, паника? Может быть, жалость? Подумай, ты ведь уже убил двоих, — напоминает о тех, чью одежду они забрали, и вопрос откровенно глупый. Это же Шики. Акира всё ещё помнит крики тех, кому не повезло убраться с открытых ночных улиц города над ними. Какая «жалость»? Вот и Шики не думает. Шики пожимает плечами и бросает всего одно слово: — Ничего. — А голод? Акира сначала было удивляется подобному вопросу, но после быстро прикидывает, что к чему, и не встревает. Понимает, что Шики если и оклемался, то не полностью. — Не появился? — Пока нет. Шики не всё чувствует. Не со всем разобрался. Но это же временно. Верно же? Акира спросил бы, наверное. Наверное. Если бы они были наедине. Может, спросил бы. — Ладно. — Арбитро цокает языком и, скрывая свою озабоченность, решает видеть во всём позитивные стороны. Только вот Акира не может заставить себя перестать смотреть на его руки. На то, как он то и дело дёргает пуговицу на левом рукаве своего халата. — Достаточно того, что ты разговариваешь, а не рычишь. Моими стараниями, смею заметить. — В третий раз это говоришь. — Тон откровенно предупреждающий, но Арбитро легкомысленно отмахивается от него и тут же, забывшись, обещает: — Скажу и в десятый. Шики реагирует очень ожидаемо. Шики отталкивается от обивки и поднимается на ноги. Акира только моргнул дважды, а он уже заходит за стол, он уже за монитором своего болтливого «знакомого», который тут же вскидывает пустые ладони вверх. — Тихо-тихо… держи себя в рамках. Мы нужны друг другу, помнишь? — напоминает, разом сжавшись и даже немного скатившись по спинке кресла. Напоминает, и Шики, которому и осталось-то всего один шаг до того, чтобы дотянуться рукой до чужого галстука, одёргивается назад. Отступает и, видно, желая занять руки, избавляется от жилета с разгрузкой. Шики в чёрной обтягивающей водолазке и со звякнувшими на груди железками становится похож на прежнего себя чуточку больше. — Ты знал, что комплекс незаброшен? Акира не очень понимает, к чему этот вопрос сейчас, но не лезет. Акира вообще молчит и не суётся, ощущая себя идиотски лишним. Его словно не должно было присутствовать при этом разговоре. Он здесь словно случайно. — Он был заброшен ещё три года назад. Я понятия не имел, что сюда кто-то вернулся. — Арбитро досадливо, Арбитро кривится и закатывает глаза. Даже не пытается скрыть того, что просчитался. —Более того, я был уверен, что большая часть совета погибла при бомбёжке старого Токио. — Почему ты снова согласился с ними сотрудничать? — Шики спрашивает с явным интересом и долей осуждения. Шики не называет его трусливой крысой, но это и не нужно. — А что, лучше было выбрать смерть? — Битро огрызается якобы в попытке защититься, но, видно, и сам теперь считает, что стоило рискнуть и попробовать извернуться. Стоило хотя бы попробовать. Что ему теперь терять, когда ничего не осталось? — Впрочем, вопрос, видимо, риторический. Что бы ты там ни думал, я хотел жить. Думал, соскочу, как повод представится, и надо же! Жизнь подкинула ещё один сюрприз, — последнее добавляет будто бы в отместку. Последнее добавляет, переведя взгляд на Акиру, и тот ощущает, как сложно становится глотать. Он по глумливой, предвкушающей улыбочке понимает. Понимает, что именно Битро сейчас выложит, чтобы отвести от себя чужую немилость. — О чём ты? И, надо же, Шики, которому хочется весьма определённых вещей, возвращается на диван. Шики садится назад и будто бы невзначай опускает ладонь на его, Акиры, бедро. Чуть сжимает её и явно терпит, запрещая себе что-то большее. Акира же сжимает челюсти. Верит, что если перестарается, то они хрустнут. — Премье так и не взяли: он исчез, растворился в воздухе. Но это сейчас и не важно. Стоило только Битро открыть рот, как Шики тут же выпрямляется. Шики слушает его очень и очень внимательно. — Наркотик синтезируют искусственно, просто клонируя клетки его крови, а вот с антидотом так и не получилось. Мы думали, что не получилось. Масочник даже без маски не бывший. Масочник улыбается им обоим и так сладко, что будь у кого-то сахарный диабет, то всё — привет, кома. Привет, что-нибудь пострашнее. Акира смотрит на него как на предателя второй раз за сутки. Акира хочет вломить ему уже сам и держится только потому, что смысла нет. Шики всё равно заставит его договорить. — А если без ребусов? — Шики уже не терпится. Он постукивает кончиками пальцев по взятой в плен коленке. — Так вот же он. Под твоей рукой. Акира невольно задерживает дыхание и с трудом не отводит взгляд. Акира выдерживает чужой и просто знает, что нельзя отворачиваться и смыкать ресницы. — Справедливости ради, стоит сказать, что он сам не был в курсе. Справедливости ради, можно было не открывать рта вовсе. Ну да это же какая-то другая, неинтересная справедливость. С ней не выйдет поиграть и полюбоваться со стороны, как Акире медленно прожигают дыру посреди лба. — Не смотри на меня так, — Акира сквозь зубы это цедит и искривив рот. У него ногу судорогой свело от слишком сильно впившихся под колено пальцев, но он молчит. Это он прекрасно потерпит. — Я не собираюсь оправдываться за то, в чём не виноват. Чёрные брови поднимаются будто бы в удивлении, но никаких слов не следует. Ни слов, ни чего-то кроме. Акира ожидал брезгливости во взгляде или желания отодвинуться. Акира ожидал вспышки чего угодно, но только не задумчивости. — Он прав: это всё отголоски старых экспериментов. И, надо же, во всей этой мутной истории у него есть такой же мутный адвокат, который и сам же его зачем-то и выдал. Не просто же ляпнул. По-любому не просто так. — Но забавно вышло, не находишь? Ох уж эта матушка ирония. Из всех игроков ты каким-то неведомым образом выбрал нужного. Арбитро это всё нравится, без сомнения. Арбитро это не то умиляет, не то близко к этому. Арбитро ждёт какой-то реакции на свои слова, но почти не получает эмоций, на которые рассчитывал. — Я никого не выбирал. — Шики режет, отвечая, и всем лицом кривится, а Акира молчит. Акира где-то в глубине души считает иначе, но предпочитает закусить язык и оставить своё мнение при себе. Знает точно: он выбрал сам, а Шики пусть думает, что хочет. — Выбирал, не выбирал — не важно. — Арбитро вдруг вспоминает о том, что у него лежит что-то в нагрудном кармане халата, и выхватывает оттуда очки, которые тут же, не протирая, и водружает на нос. — Важно то, что антитела в его крови нейтрализуют действие наркотика. Выжигают поражённые им клетки, и всё. Никаких церемоний. Шики медленно опускает подбородок и на время забывает про масочника. Всем корпусом разворачивается к Акире и совершенно ровно интересуется: — Сколько ты выдержал? Акире в ответ остаётся только пожать плечами и тут же невольно втянуть голову в плечи. Втянуть и сразу же отвесить себе мысленного пинка за это. — Я не знаю. Не считал. И эта правда. Он действительно уже запутался. Он не помнит. Чёрт знает, сколько раз ему ставили эту дрянь и сколько раз он умудрялся выживать. Он просто не помнит, и всё тут. Память, видно, вытеснила лишнее. Избавилась от неважного. — Покажи руки. Акира слышит приказ и не хочет подчиняться. Акире вовсе не хочется ничего никому показывать. Не хочется, чтобы алые радужки оценивающе скользили по сгибам его локтей. Слишком хорошо помнит, как их обладатель относится к подобному. На всю голову же больной. Помешанный. — Шики, — Акира знает, что не выйдет, но пробует его уговорить. Акира пробует сделать это одной только интонацией, но её отбивают, как прилетевший под руку мяч: — Я сказал: покажи. Металлом в голосе. В голосе, который становится куда более давящим, и Акира сдаётся. Знает, что ему тут не бороться, и, задрав рукава водолазки ещё выше, разворачивает и правую, и левую ладонями вверх. Укладывает их на свои колени, и Битро тут же перегибается через свой стол, чтобы быть поближе. Битро, который дочерта раз всё это уже видел. — Видишь? Вены будто опалены изнутри. Шики видит, это да. Шики немного наклоняется и даже проводит по правому предплечью Акиры большим пальцем. Нажимает на пару проявившихся линий, будто бы проверяя, получится их стереть, или разрушить, или нет. — Ни у кого из испытуемых не было такой реакции. — А эйфория? Серые глаза встречаются с алыми взглядами, и Акира отрицательно качает головой. — Опьянение? Прилив сил? — Только боль. — Акира даже вспоминает, какая она. Вспоминает, стоит ладони на его руке надавить посильнее и тут же исчезнуть, отпустив уже окончательно. — Ничего, кроме боли. Шики кивает, показывая, что услышал его, и Арбитро снова опускается в своё кресло. Сцепляет ладони в замок и выдыхает с явной досадой в голосе: — Я бы изучил его более детально, да возможности не было. Но если сейчас никто не против, то… Так вот для чего он сказал! Хочет разобраться в деталях. Провести пару опытов. Хочет, чтобы Шики кивнул ему сейчас и позволил это. Акиру невольно передёргивает, когда он представляет, как именно этот недалёкий до настоящего безумия фанатик мог бы разобраться. И с его кровью, и с ним самим. — Всё останется так, как есть. — Шики, нынешний или новый, против экспериментов. Шики даже не думает на этот счёт, и у Акиры такое чувство, будто что-то тяжёлое только что навалилось и соскользнуло с его груди. — Премье пропал. Антидота никогда не было. — Как скажешь, — соглашается очень легко, и это вызывает определённые вопросы. Акира ему не верит. — Это же непринципиально для моего выживания. Акира не верит ни в его согласие, ни в улыбки. Не верит ни в сотрудничество, ни в то, что не предаст в итоге. Акира хочет верить в Шики. В Шики, который будто выпал и смотрит теперь куда-то на его, Акиры, плечо. Даже не на него, а будто бы вскользь. И, конечно же, это не остаётся незамеченным. — Если тебе нужен мой диван, то мне не жалко — пожалуйста. Пользуйся сколько угодно, но только после того, как мы всё обговорим. О, ну конечно. Куда же без тонкого намёка. Очередной гадкой улыбки, адресованной Акире, который от каждой такой сжимает челюсти. Куда же без попытки оцарапать того, кого можно зацепить, и только после уже снова обращается к Шики: — Мне нужны гарантии, слышишь? — И что же я могу тебе гарантировать? — К Шики, который глядит всё в том же направлении, но отзывается, по крайней мере. Показывает, что слышит. — Что ты уйдёшь отсюда на своих двоих? Весьма вероятно, что тебя прикончит кто-нибудь, когда я буду в другой части базы. Твоя безопасность — только твоя забота, — заканчивает, и Арбитро теряется даже. Арбитро уже не такой едко-сладкий. — Ты же сказал… — Что отпущу тебя, — Шики договаривает за него и тут же, без промедления и игр, кивает, подтверждая свои же слова: — Да. Отпущу. Ты мне без надобности. Но караулить не стану. Арбитро фыркает, но в его глазах так и читается беспокойство. Ещё бы. Что ему это «отпущу» без защиты? Сам он вытянет, только если удачно спрячется. Акира как никто знает цену всех этих шатких «если». Акира, который в очередной раз оказывается приплетённым к чужому диалогу. — А его, стало быть, станешь? — И указывает длинным пальцем ещё, будто бы непонятно, о ком речь. Тычет этим своим указательным прямо в Акиру, и если бы мог, то ещё бы и потрогал его за щеку. Какой же всё-таки скользкий урод. — А про него не знал вовсе ещё час назад. Акира невольно искажает рот в подобии улыбки, когда слышит это, и ждёт, что Шики сейчас добавит, что, собственно, и смысла никакого нет. Беречь или сохранять. Нет смысла держать рядом. — Как бы то ни было, его с тобой я не оставлю тоже. Оклемается немного — и будет нужен мне в другом месте. Акира старается выдохнуть как можно незаметнее и тут же хочет вставить свои два слова. Сказать, что он уже в себе. Что ему не нужно восстанавливаться. Что он готов идти куда позовут прямо сейчас, но Арбитро со своим ехидством оказывается быстрее. — Даже так? — Арбитро и его тон являются хорошим напоминанием того, что не стоит болтать лишнего вообще. — Стало быть, придумал что-то? Есть какой-то план? — В общих чертах. — Очень расплывчато на слух, но Акира и не уточняет. Он бы и сам не стал делиться с тем, кому не доверяет. — Нужны внутренние коды и ещё немного времени на то, чтобы в голове всё прояснилось. — Ты же понимаешь, что времени как раз и нет? — Арбитро явно нервничает и явно желает покончить со всем как можно быстрее. — Не сегодня, так завтра этот мерзкий тип явится за мной с длинным тонким шприцом в кейсе. Раз, и всё — я больше не работаю на Совет. Раз — и всё. Акира даже может представить себе это «раз». Один укол — и темнота. Но насколько же это гуманнее, чем быть забитым дубинками. — Ты же понимаешь, что я хочу убить тебя уже сейчас? — Шики, кажется, и моргает сейчас реже. Шики, кажется, вообще смыкает ресницы не чаще десяти раз в минуту, и это уже пугает. — Вцепиться в голову и крутить её, пока не выйдет отделить от тела? — Да, это проблема. Арбитро будто не слышал самих слов. Арбитро сокрушённо соглашается с их смыслом, подчёркивая, что осознает масштаб неприятности, и только-то. — Нечего было колоть мне чёрт знает что, — Шики не парирует даже, а так. Будто показывает зубы. Шики явно непросто бороться с собой, учитывая их более чем «тёплые» отношения и раньше, но он держится. Шики понимает, что в шахматы не играют, размахивая кеглей. — Скажи спасибо за то, что всё ещё имеешь сознание и волю. И, видимо, потому что понимает, остаётся сидеть там, где сидит. Откидывается на спинку кресла и, выдохнув, спорит: — Если бы не бомбёжка, этого разговора вообще бы не было. Спорит, лишь на пару мгновений потянувшись взглядом к тяжёлому штативу, отставленному за узкий белый шкаф. Видимо, ему уже проще сдерживать свои порывы. Может быть. — А бомбёжка ли? Бывший наркобарон, а ныне всё ещё глава всех этих стеклянных клеток для людей, снова растягивает губы в улыбке, и Акира, которого на время оставили в покое, ощущает укол. Укол вины, пришедшийся прямо на только начавшую затягиваться рану. — Он прав. Ты тут из-за меня. — Акире, может, и не стоило, но он хочет. Хочет сказать это. Хочет сказать, что пожалел о том, что неправильно решил тогда. О том, что нужно было думать о них тогда. И выбирать тоже нужно иначе. Правильно нужно было. — Если бы не та рана, не Рин… — Акира говорит, но слышит его только подпёрший голову кулаком масочник. — Закрой рот. Акира осекается, когда они снова сталкиваются взглядами, и он, будто только проснувшийся, понимает вдруг, перед кем решил оправдаться. Понимает, что всё случившееся за последние несколько часов размягчило его мозги. — Шики… Понимает и всё равно зовёт. Зовёт, зная, что так можно не отделаться только окриком. — Я сказал: закрой, — приказывает и глядит с тщательно сдерживаемой яростью. Закидывает руку на спинку и сжимает её до треска белой, и без того туго натянутой на раму кожи. Выдыхает через ноздри, качает головой, словно так у него выходит избавиться от лишнего мусора, и снова поворачивается к столу. — Ты — раздобудь коды доступа от всех внутренних дверей. По всему комплексу. А ты… Акира ёжится и не знает, что ему сейчас поручат. Акира не знает ни лабораторий, ни коридоров. Акира ни черта, по сути, не знает и не то чтобы сильно в себя верит. Но, как бы то ни было, не собирается спорить. Мысленно подбирается. — Нужно будет вернуть тебя в камеру. Мысленно подбирается и понимает, что бессмысленно всё. Оказывается не готов к тому, что слышит. Всё равно будто получает под дых. — Не сейчас. Перед следующим отбором. — Что?! Акира задыхается мгновенно. Акира был уверен, что райна и боли больше не будет. Что уж Шики-то никогда не заставит его, не подпишет под это… А Шики размышляет всё, то и дело касаясь своего лица. То лица, то, как и прежде, колена Акиры. — Это не очень умно, — Битро тоже не в восторге от чужой идеи, пусть и не выражает свои эмоции столь экспрессивно. Битро разве что кривится, будто бы жалея, что вся проделанная им работа может пойти насмарку, и опирается локтями о столешницу. — Каждая инъекция ослабляет его, в отличие от остальных. Он и протянул-то столько исключительно потому, что я снизил дозу и капал после каждого боя. Акире не нравятся такие аргументы, подчёркивающие его слабость, но других у него нет. Акире вообще сказать нечего. Он знает, что не ослушается. Он знает, что всё выполнит. — До уколов не дойдёт. — Шики всё ещё себе на уме и говорит тоже словно сам с собой. Негромко и всё размышляя о чём-то. Спустя минуту только оборачивается назад. — Как скажу, вернёшь его к остальным. «Как скажу…» Акира выдыхает и сам хватается за чужое запястье. Дёргает за него, привлекая внимание, и, дождавшись прямого взгляда, упрямо заявляет: — Я хочу остаться с тобой. — Арбитро прав. Акиру кривит не меньше, чем если бы он только что глотнул кислого молока. — Ты слишком низкий для силовика. Это бросается в глаза. — Не поступай так со мной. Каждый упорно твердит своё, и Акира до кучи ещё и двигается ближе. Акира заглядывает в его лицо, крепче сжимает пальцы и дышит чуть ли не через раз. И в этом, видно, его ошибка. В этом, видно, то самое «не так». Потому что так ему не достучаться. Так он если что и получит, то совсем не то, на что рассчитывал. Шики на него смотрит, это верно. Шики его не слышит. Шики опускает взгляд, долго держит его прикованным к чужим, упрямо сжатым губам и, тонко хмыкнув, будто решая сдаться, коротко бросает как если бы в никуда. Будто бы Акире. — Уйди. Акире, который сначала и решает, что это ему, но Арбитро начинает возмущаться так резво, что всё становится ясно. — Тебя не смущает, что это мой кабинет? Шики вскидывается так быстро, что им хватает секунды зрительного контакта. Хватает мгновения на то, чтобы бывший масочник поднялся на ноги и двинулся к двери. — Не шумите. Здесь не то чтобы бункерная звукоизоляция. Улыбается просто премерзко, прежде чем закрыть за собой дверь, и Акира гулко сглатывает. Акира только сейчас понимает, что понятия не имеет, чего ждать теперь. Теперь… когда Шики и не Шики вовсе.