Кайтар Гарри Поттера

Профессор, уже прошло три дня, а он так не пришел в себя! Неужели дементоры все-таки навредили ему? – плачущий девичий голосок зудел над моим ухом, мешая спать, как назойливый комар, которого сразу же захотелось прихлопнуть. – Почему мы не отправили его в Мунго?! Ведь ни мадам Помфри, ни профессор Снейп не имеют звания, хотя бы, бакалавра! У них нет высшего медицинского образования! Ведь нет же? Гарри должны лечить специалисты! - Мисс Грейнджер! – меня, уже совсем было собравшуюся открыть глаза и выяснить, что же тут происходит, придавил обратно к постели презрительный, но, тем не менее, невероятно бархатистый, мужской голос. – Решения профессора Дамблдора не обсуждаются! Ему, наверно, лучше знать, где должен лечиться и кем именно, ваш национальный герой, - последние два слова были произнесены с явной издевкой. – И хотя мне нет нужды перед вами отчитываться, все же позвольте заверить вас, что я закончил и бакалавриат, и магистратуру. И предвидя новые дурацкие расспросы, поясню, что для того, чтобы все успеть, я был вынужден воспользоваться небезызвестным вам, мисс, артефактом: маховиком времени. - Северус, мальчик мой, не стоит бравировать никому ненужными бумажками перед бедной девочкой, право слово, - вмешался в разговор новый голос, от звука которого кишечник мой неожиданно принялся изображать броненосца, стараясь свернуться в компактный шар. Да что там, мне и самой захотелось это сделать, лишь бы спрятаться от говорящего. Не знаю, отчего, но он был полон какой-то первобытной жути, хотя и звучал очень ласково, я бы сказала – сюсюкающе, словно обращался к умственно неполноценному или младенцу. – Мисс Грейнджер, Гарри в Мунго не могут помочь, сейчас главное лечение – это покой и время. Нам надо прятать его и от Пожирателей, и от, к сожалению, Министерства. Вы же знаете, что сейчас творится? Фадж требует немедленной выдачи самого Гарри или его тела, дабы лично удостоверится в серьезности нанесенного ему вреда дементорами. И если окажется, что он в порядке, то суда не избежать. Все решится в ближайшие часы. - Как же так? – возмущенно всхлипнула девчонка. – Либо Гарри приходит в себя, и его судят, либо он остается растением, и тогда он невиновен?! Что за ерунда? Какие - такие Гарри – Фаджи – Мунго – Шмунго? Что вокруг меня происходит? Ничего не понимаю… А открыть глаза и дать понять, что уже не сплю, страшно. Сейчас они обсуждают какого-то Гарри, а вдруг сразу перекинутся на меня? Лучше еще послушаю. Судя по всему, я оказалась в больнице, запахи и ощущения совершенно незнакомые, это точно не наш дом в Форксе. И голоса Чарли не слышно… Если бы со мной случилось что-то серьезное, он бы точно торчал неподалеку, да еще и маму вызвал бы… А самое главное, я не слышу Эдварда. Вот уж кто не отошел бы от меня ни в коем случае… До чего же я странно и непривычно себя чувствую… И голова ужасно болит… А лицо полностью закрывает влажная, пахнущая травами, тряпка. Внезапно всплыло воспоминание: вчера Эдвард, в третий раз попрощавшись со мной, как обычно, выскочил в окно. Я шагаю к кровати, и, как всегда, запутавшись в ногах, падаю ничком на пол, после чего, видимо, теряю сознание, так как на этом мои воспоминания о вчерашнем дне, обрываются. Ну, кажется, все ясно: я треснулась слишком сильно, и теперь нахожусь в реанимации! Понятно, почему рядом не наблюдаются ни родители, ни Эдвард – тот наверняка, дожидается, когда консилиум разойдется. Хм, консилиум? Не похоже… Да и говорят вовсе не обо мне, а о каком-то Гарри. Кстати, что-то есть знакомое в этих именах – названиях… Нет, не помню, судя по всему, память после удара сильно пострадала. Но обоняние-то мне не отшибло, и больницей не пахнет совершенно! И тряпка почему-то совершенно не мешает принюхиваться. Чувствую запах трав каких-то, затхлости, дерева, не знаю, старины, что ли… От оглушительного женского вопля, раздавшегося совсем неподалеку, у меня едва не остановилось сердце: - Грязнокровки! Предатели крови! Порождение порока и грязи! Как вы смеете осквернять мой дом! - Заткнись, старая карга! – заорал еще один, на сей раз, мужской персонаж. Рядом затопали, судя по всему, «консилиум», в полном составе направился к выходу. Еще несколько затихающих вскриков, и наконец, наступила тишина. Я набрала полную грудь воздуха, и протяжно, с присвистом, выпустила его, собираясь с духом. Тело свело от долгого лежания и неудобной позы, во рту пересохло, мешало непривычное и странное ощущение между ног, и к тому же сильно тянуло в туалет, но тоже, как-то непривычно. Зато я точно не парализована – удалось буквально со скрежетом вытянуться на постели, или на чем меня там уложили. Рядом кто-то тихо ахнул, быстро приблизился, скрипя досками пола, и резким движением сдернул с моего лица тряпку. - Гарри, ты очнулся! Надо мной нависла фигура косматой девицы в джинсовом костюме. Ее физиономии разглядеть не удавалось – почему-то изображение мутилось, расплывалось, как если бы в бинокле недокрутили регулировку. Что у меня с глазами? Стоп… Гарри? Какой Гарри? Это она мне? Я тупо, и по-прежнему молча, смотрела на суетящуюся девицу: все той же тряпкой она зачем-то вытерла мне лицо, только – только высохшее, пошевелила подушку, отчего лежать на ней стало неудобнее, подоткнула одеяло, под которым я и так уже запарилась, в общем, вредила, как могла. - Гарри, как ты? Ну, скажи хоть слово, Гарри! Не молчи, Гарри! Ты меня узнаешь, Гарри? Ты чего-нибудь хочешь, Гарри? Вот же заладила: Гарри, Гарри! Ослепла она, что ли? Хотя, нет, это же я ослепла… - Девушка, замолчите, пожалуйста! – прохрипела я. – Я хочу пить, и я Изабелла. То есть, Белла. Девица застыла, забыв опустить руку, которой она поправляла свою шевелюру. Я же, пользуясь секундным затишьем, кряхтя, села, стащив ноги на пол и, опустив взгляд, уподобилась девице, превратившись на статую. Несмотря на внезапно испортившееся зрение, я отлично рассмотрела тонкие, костлявые и, о ужас! Волосатые ноги! Заметила я и еще кое-что: обзору совершенно ничего не мешало… То есть, у меня не было груди! А через красовавшихся на месте моих обычных стрингов -мужские боксеры, пропечатывалось нечто такое… Такое… - Ой… Мама! Мамочка! Папа! Э-эдвард! Спасите меня!!!- мальчишеский баритон эхом раскатился по огромному дому, и оборвался, повинуясь негромкому возгласу: - Силенцио!