Чёрные Озёра

Пройдут года. С тобой, но больше – без. Снег припорошит душу и виски. Из цепких лап полуночной тоски Не вырваться, не вспомнив... Боль и блеск, Сомнения, умение прощать, Победы, одиночество, печали – Всё, что улыбкой на пути встречали, И с чем не жаждем свидеться опять. Не потечёт Река Мгновений вспять, И в этом – наше истинное счастье. Почили вечным сном былые страсти. Но почему так больно – вспоминать?.. (с) Дом стоял на возвышенности, но увидеть его издалека было практически невозможно. Подъездная дорожка, изрядно поросшая за последние годы, петляла в густом ельнике, а потом забирала влево и неожиданно упиралась в высоченные кованые ворота. Сколько Леда себя помнил, они немилосердно скрипели, хотя в обязанности привратника входило регулярно их смазывать. В обе стороны от ворот тянулась длинная каменная стена, она огибала холм, отделяя огромное поместье от внешнего мира. В детстве она казалась Леде бесконечно высокой, уходящей под самое небо. Теперь он был уже взрослым, но впечатление особо не изменилось. Здесь были не рады посторонним. Однако и серая стена, и фигурные ворота из сплетения металлических колец, остриев и завитков едва ли производили впечатление на усталых странников и случайных гостей. В тот момент, когда древние ели расступались и сразу становилось светлее, все внимание путешественника притягивал особняк на холме. Как и прежде, он был величественным и безусловно роскошным. Сторонние наблюдатели называли его мрачным, но Леде, который здесь родился и вырос, так не казалось. Трехэтажный, из-за высоких потолков и круто забирающей вверх крыши, он больше походил на небольшой замок, чем на дом. Построенный четыре столетия назад, как раз в конце Второй Эпохи Благоденствия, он оставался все таким же прочным и крепким, как в тот день, когда впервые открыл свои двери. "В те времена умели строить, - часто повторял отец Леды. – Не то что теперь". Архитектурный стиль, выдержанный в традициях своей эпохи, был строгим и сдержанным. И если витиеватые ворота с вензелями и украшениями, поставленные двумя столетиями позже, выглядели как произведение искусства, дом был очерчен ровными строгими линями и, казалось, состоял из одних прямых углов. Ничего лишнего. Поезд опоздал, и на станцию, от которой было ехать еще две с половиной мили, Леда прибыл, когда начало смеркаться. К дому же он подъезжал вовсе затемно. Ночь выдалась ясной, что было нетипично для этого сурового края – сколько Леда себя помнил, погожих дней здесь случалось от силы два десятка за год. Но именно сегодня из рассеявшихся облаков на небо несмело выбралась луна, заливая округу холодным светом. До полнолуния оставалось не меньше недели, однако Леда все равно отлично видел очертания дома и уже пожухлые травы, которые слабый ветер клонил к земле. - Портится погода, - прокряхтел старик-возница, забираясь обратно на козла, когда с характерным, знакомым до дрожи скрипом закрыл ворота. Замок лязгнул за спиной, и Леде на миг почудилось, что часть его жизни в этот момент навсегда осталась в прошлом. Словно кто-то незримый отсек ее, отрезав путь к отступлению. - Разве? – без особого интереса отозвался он. – Вроде наоборот прояснилось. - Вот именно, - усмехнулся в бороду старик. – За два часа хорошей погоды расплачиваемся неделями затяжных дождей. Помяните мое слово, лаэр, так и будет. Леда рассеянно кивнул. Спорить не хотелось, и только вежливое обращение резануло слух. Впервые он услышал его, когда забирал завещание. Распорядитель назвал его именно так, а Леда в первое мгновение подумал, что ему почудилось – настолько непривычно было услышать некогда заветное слово "лаэр" в свой адрес. Теперь же Исор, старик-смотритель поместья Черных Озер, которого Леда помнил еще относительно молодым, не седым до последнего волоса, и которого, играя, дергал за усы, назвал его так же. "Кто бы мог подумать, что все так обернется", - про себя подумал Леда. Но ставшего уже привычным удивления не почувствовал. За полгода, что он потратил на бумажную волокиту из-за вступления в права владения немногочисленным и не слишком ценным имуществом, оно порядком притупилось. Лошадь устало плелась в гору, коляску покачивало на несколько запущенной дороге, пока особняк медленно приближался. Леде чудилось, что это не он едет к дому, а дом ползет к нему навстречу. Ощущение было неприятным, и уже в сотый раз Леда с тоской подумал о том, что идея вернуться была не самой лучшей. "Родовые особняки звездных правителей не продают", - строго сказал ему распорядитель, когда Леда заикнулся о том, что не знает, как поступить с внезапно свалившимся на него сомнительным богатством. Он тогда чуть было не рассмеялся – кто-то еще верил в звездную расу, с ума сойти можно. Но в то же время и устыдился. Как бы отреагировал его отец, будь он жив и знай, что родовое поместье ушло с молотка? Впрочем, стоило усомниться и в том, что нынешнего наследника этого самого поместья старый лаэр одобрил бы. Плевать, что Леда был его сыном. Крыльцо выглядело величественно, оно внушало трепет, как и одиннадцать лет назад, когда Леда в последний раз спустился по нему, про себя пересчитав ступеньки – ровно двадцать, с твердой уверенностью, что делает это в последний раз, и теперь уже точно никогда не вернется. Тогда ему было шестнадцать, впереди ждали четыре года обучения в университете, а что потом, не ведал никто. Лишь в одном Леда был уверен: в Черных Озерах его больше не ждут. Строители прошлого были по-своему искусны: человеку, остановившемуся у основания лестницы, казалось, что та очень высокая, хотя на деле ее с легкостью можно было преодолеть за несколько секунд. Одновременно, стоя в ряд, по ней могли подняться пять человек, чтобы потом оказаться на пороге дома между двумя четырехгранными колоннами. Если издалека особняк поражал и даже вызывал восхищение, то в непосредственной близости он скорее подавлял, отбивая последнее желание заходить внутрь. - Приехали, лаэр. Что же вы? Задремали? - Нет, - Леда мотнул головой, насильно заставляя себя оторвать взгляд от каменных, местами растрескавшихся ступеней. – Конечно, нет. Он знал, что как войдет внутрь, неприятное, сосущее изнутри чувство исчезнет. Леде было не впервой заходить через парадный вход, и он знал, что внутри ждет домашнее, отнюдь не роскошное убранство. Теплые стены и полы – благодаря хитро продуманной системе отопления, мягкие ковры, весело пылающие камины, дорогая добротная, но не роскошная мебель. Представителям древнего рода – рода звездных людей, как их называли когда-то, – нельзя было отказать во вкусе. Но до двери надо было еще дойти. - Не называй меня так, Исор, - попросил Леда, умышленно поторопившись и толкнув дверцу коляски, чтобы старик не успел сделать это сам или, упаси звезды, не подал ему руку. - Как так, лаэр? - А вот именно так. Лаэром не называй. - Разве можно? – поразился старый смотритель. – Вы теперь хозяин всего поместья, вы потомок благородного рода звездных... Под добродушно-насмешливым взглядом Леды Исор смешался, на миг умолк, а потом неуклюже закончил: - Ну, это... Не знаю даже. А как тогда называть? - Да как в детстве называл, так называй и теперь. Это предложение Исора напугало. - Как так? - снова повторил он, всплеснув руками. – Негоже мне, слуге, звать вас по имени, лаэр. - Раньше тебя это не смущало. - Так вам же лет было мало, под стол пешком ходили, а теперь... - А теперь мне больше лет, и я выше ростом, но в остальном ничего не изменилось, - перебил его Леда, которого от усталости после долгой дороги и нервного напряжения, возникшего, едва они въехали за стену, ограждавшую поместье, начинало потряхивать. Меньше всего он сейчас хотел предаваться воспоминаниям и спорить со слугой. - Ну как скажете, хозяин, - пробормотал окончательно смутившийся смотритель. "Хозяин" звучало куда лучше, чем "лаэр", как подумал Леда, и было заметно, что даже это слово далось Исору нелегко. Леда рассудил, что тратить сейчас время на правила поведения нецелесообразно. - Жена, поди, уже заждалась. Ужин вам приготовила. Сейчас обрадую ее. Она часто о вас, ла... хозяин, вспоминала все эти годы. Все приговаривала, каким славным ребенком вы были, и роптала на ваше семейство за то, что так несправедливо с вами обошлись. Но да видите, как все повернулось. Близких ваших никого не осталось, а вы снова здесь... Исор продолжал бормотать под нос, разговаривая скорее сам с собой, чем с Ледой, а тот уже и не слушал. Он стоял, задрав голову, и смотрел на возвышающееся над ним строение. Темные окна казались слепыми, а сам дом – мертвым. Леду передернуло от мысли, что эту ночь он должен провести здесь совершенно один: немногочисленные оставшиеся слуги жили во флигеле, у которого был отдельный вход с черного двора. И тут же он укорил себя за малодушие и какой-то откровенно деревенский суеверный страх. Это был его дом, Леда провел в нем детство, и здесь ничего не могло ему угрожать. Вздохнув, он сделал шаг, преодолевая первую ступень. Дальше было проще. Входная дверь поддалась легко, впуская его внутрь, и в нос сразу ударил слабый запах затхлости нежилого помещения, хотя Леда не сомневался, что Гафида, жена смотрителя Исора, проветрила комнаты и прибрала перед его приездом. Если бы Леду спросили, как включается в родительском доме свет, он вряд ли смог бы объяснить – слишком давно этого не делал. Но тело помнило лучше, и бездумно он провел рукой по стене, безошибочно нащупав небольшой рычаг, который тут же опустил вниз. Газовые рожки, подвешенные на стену, вспыхнули один за другим, будто по цепочке передавая свет, и Леда прищурился, пока привыкали глаза. Легенды гласили, что звездные люди, от которых якобы происходил и его род, обладали волшебством и умели зажигать хрустальнее магические шары одной силой мысли, освещая так свои жилища. Леда полагал, что это выдумка самих представителей знати, чтобы внушить почтение необразованным деревенщинам. Зажигать свет щелчком пальцев не умел никто, а газовое освещение в доме стоило баснословных денег и являлось необходимой роскошью привилегированной прослойки общества. Осматривать дом стоило при дневном свете, но Леда все же не удержался и прошел коридором первого этажа, заглядывая в темные комнаты. Здесь как будто ничего не изменилось за последнее десятилетие. Леда вспоминал, что статуэтки на камине в банкетном зале стояли в том же порядке, что и теперь, а часы в домашней обеденной мерно тикали, как и во времена его детства. Это тиканье да звуки его шагов, когда подошвы касались начищенного до блеска паркета, были единственным, что нарушало глухую тишину вокруг. Дом больше не казался уютным, как прежде, но Леда надеялся, что неприятные ощущения отступят, когда он немного привыкнет. Расслабиться и вдохнуть полной грудью мешало волнение, а еще мысли о той трагедии, что произошла здесь не так давно. В музыкальный кабинет, где встретили смерть его брат с невестой, Леда умышленно заглядывать не стал. Еще будет время. Первый этаж являлся публичным – здесь принимали гостей, обедали, отдавали приказания слугам, встречали прибывших по делу распорядителей из казны или служащих с важными сообщениями. Двенадцать комнат – кабинеты, приемные, залы, учебный класс для детей, также комнаты для гостей – были обустроены для этого. Второй же этаж был личным пространством хозяев, туда никогда не звали посторонних. Да и самого Леду не то чтобы жаловали с радушием. Поднявшись по лестнице, Леда бросил короткий взгляд в сторону уходящих вверх ступеней, но сразу же решил, что сегодня туда не пойдет. Третий этаж был особенным, и все, что хранилось там, в свое время вызывало у него трепет, который не прошел окончательно до сих пор. Вместо этого Леда свернул в широкий холл второго этажа. Ряды одинаковых дверей слева и справа, портреты почивших предков на стенах, строго взирающие на него, мягкий ковер, не предназначенный для грязной уличной обуви – здесь он чувствовал себя куда более чужим, чем внизу, где бывать доводилось чаще. Леда шел вперед, зная, что в дальнем конце коридора его ждут огромные стеклянные двери, открыв которые, он попадет на террасу. В теплое время – то есть от силы пару месяцев в году – семья коротала вечера там. Туда выносили столы, подавали ужин, и отец вел неспешные беседы со своей супругой. Чем они еще там занимались, маленький Леда не знал, но часто слышал доносившийся сверху смех брата и больше всего мечтал, чтобы его тоже когда-нибудь пригласили. Разумеется, этого так и не случилось. Кованая ручка легко поддалась, когда Леда повернул ее, тонкие длинные занавеси в пол колыхнулись от слабого дуновения ветра, ворвавшегося внутрь. Леда шагнул на террасу, залитую лунным светом, и на мгновение остановился. Сейчас она была совершенно пуста – ровные плиты под ногами и ничего более. Терраса была очень большой, при желании здесь можно было устроить прием для пары десятков гостей. Бесшумно ступая, Леда подошел к парапету и оперся на него руками. Сейчас он находился над парадным входом, перед которым в нерешительности топтался четвертью часа ранее, но увидеть ступени, даже перегнувшись через перила, у него не получилось бы – терраса немного нависала над крыльцом. Вдохнув полной грудью, Леда вскинув голову, вглядываясь в ночной пейзаж. Двор и служебные пристройки казались заброшенными: нигде не горел свет, вокруг было звеняще тихо, а луна лишь усугубляла гнетущую картину. Леда вдруг почувствовал себя одиноким, словно последний человек, оставшийся в этом мире. Чуть дальше были видны верхушки столетних сосен, слабо качавшиеся на ветру, а за ними – возвышенности начинавшегося предгорья. В ясный день можно было разглядеть и силуэты далеких гор, но настолько хорошей погода в этом краю бывала крайне редко. Все эти места были знакомы Леде, всю округу он обегал, будучи мальчишкой. Леда помнил, что справа от него за подлеском располагалась деревня, а за ней – поля. Все эти земли теперь принадлежали ему. Слева же, в доброй полумиле от каменной стены, находились три небольших озера – одно за другим, словно кляксы черных чернил, упавшие на чистый лист. Места эти считались дурными, местные избегали туда ходить, но при этом почему-то именно Черные Озера дали название и деревне, и самому поместью. С обратной стороны дома, за спиной Леды, тянулись бесконечные леса, которые пересекала лишь тонкая нить железной дороги, по которой он добрался сюда сегодня. Вернулся домой. - С возвращением, - чуть слышно пробормотал Леда. Больше его поздравить было некому, если не считать смотрителя Исора и пожилой Гафиды. Становилось холодно: в отличие от столицы, стоявшей в золоте листвы до конца осени, в Черных Озерах в сентябре иногда даже шел снег. Надо было возвращаться в дом, в тепло, чтобы, спустившись на первый этаж, поздороваться с Гафидой и поужинать. Однако еще несколько минут Леда стоял на месте и смотрел, как завороженный, прямо перед собой, стараясь игнорировать упорно подъедавшее его предчувствие чего-то плохого. И мысли о том, что дом ему не рад.