Чёрные Озёра

Цветы для наглых, вино для сильных, Рабы послушны тому, кто смел. На свете много даров обильных Тому, кто сердцем окаменел. Что людям мило, что людям любо, В чем вдохновенье и в чем полет, Все блага жизни тому, кто грубо И беспощадно вперед идет. (с) Ублюдок – впервые Леда услышал это слово, небрежно брошенное в свой адрес, когда ему не было и пяти лет. Воспоминание стало одним из главных детских, и даже спустя годы он, закрыв глаза, мог как наяву представить, как это было. В тот день маленький Леда, выбравшись из комнат для прислуги, несмело выглянул в холл, где горничная открывала дверь прибывшему гостю. Он нередко делал так – подглядывал. Было невероятно любопытно, кто приходит проведывать хозяев – загадочных и до него практически не снисходивших. Эта сторона дома Черных Озер оставалась для Леды желанной тайной много лет. Мужчина был статным и высоким, светлые волосы роскошной гривой развевались за его спиной при ходьбе. Он был так красив, что Леда замер на месте, затаив дыхание и наблюдая, как тот широкими шагами меряет паркет из канолонского дуба, направляясь в зал для приглашенных. Леду скрывал полумрак примыкавшего к светлой приемной коридора, он не двигался и почти не дышал, но мужчина все равно заметил его или, быть может, почувствовал направленный на него взгляд. Он обернулся лишь на долю секунды – видимо, мысли его были заняты чем-то отвлеченным. Но когда рассмотрел, кто наблюдает за ним, резко остановился. - Ну-ка, ну-ка, кто это у нас тут? – медленно произнес он, и его губы скривила издевательская ухмылка. Леда попятился назад, но сорваться с места и убежать почему-то не смог. Тем временем гость, преодолев в несколько шагов разделявшее их расстояние, медленно и грациозно опустился на корточки. Полы его дорогого камзола подмели начищенный до блеска паркет. - Так тебя зовут? – спросил мужчина, улыбаясь, но почему-то эта улыбка не вызвала у Леды доверия. - Леда, - тихо ответил он. - Да у тебя даже имя как у светлого, - улыбка стекла с лица гостя, как вода по гладкому камню, и в глазах мелькнуло что-то нехорошее. – Пошел вон, ублюдок! Тебе здесь не место. Словно парализовавшие его чары спали, и Леда рванул прочь, не разбирая дороги. Он остановился и выдохнул, только когда оказался на кухне. Колени дрожали, руки тоже. - Что случилось? – спросила кухарка, как раз колдовавшая над кастрюлей и, когда Леда не ответил, нахмурилась: - Тебя кто-то обидел? Что-то было не в порядке, но Леда тогда еще не понимал что именно. Вскинув голову, он посмотрел на внимательно глядевшую на него женщину в белоснежном чепце и неуверенно спросил: - А что такое ублюдок? В выражении лица кухарки что-то изменилось, и этого оказалось достаточно, чтобы перед глазами Леды поплыло, когда на них навернулись слезы. Теперь он понял: его действительно обидели, пускай смысл нехорошего слова был ему неизвестен. - Ну будет тебе, будет, - квохтала кухарка, суетясь вокруг. – На, возьми горбушку. Пять минут назад из печи хлеб достали. Как раз как ты любишь! Ну чего ты плачешь? Леда не знал, почему плачет, но и горбушку не хотел. Как будто уже тогда он почувствовал, что гадкое слово прилипнет к нему и станет извечным спутником на многие-многие годы. О звездной расе ходило множество противоречивых легенд, и не нужно было иметь семи пядей во лбу, чтобы понимать – половина из них выдумка чистой воды. Леда же и вовсе считал, что как минимум процентов девяносто сказок, называемых теперь историей, придумано правящей кастой для поднятия собственной значимости в глазах окружающей черни. Согласно легенде, около тысячи семисот лет назад особенные, не похожие ни на кого люди, обладавшие сверхспособностями, умевшие колдовать и совершать деяния силой мысли, спустились со звезд, чтобы свергнуть жестоких богов, правивших тогда на земле. Уже в этой части истории Леде, человеку образованному, хотелось покрутить пальцем у виска. Как они могли спуститься со звезд? Каким образом у людей получилось победить богов, если даже предположить, что те когда-то и правда существовали? Ведь сама божественная суть предполагает превосходство ее обладателя над людьми. Но фокус был в том, что большинство людей на всех четырех материках образованным не было, а байки о всесилии звездных впитали с молоком матери. Поэтому практически ни у кого не возникало возражений, что звездная – или светлая – малочисленная верхушка правит и обладает всеми благами мира, тогда как остальные прозябают в нищете. Как бы там ни было, боги, которых в последствие стали называть "про́клятыми", ушли в небытие, и, как раньше люди поклонялись им, теперь они стали превозносить их победителей. По преданиям поначалу светлые действительно считались едва ли не божествами, им кланялись в землю и приносили жертвы в их честь. С течением времени многое изменилось, и к тому моменту, как Леда появился на свет, ореол святости и непогрешимости вокруг его звездных пращуров заметно померк. Во многом этому поспособствовало то, что звездные правители не гнушались близости с чернью, в результате чего на свет появлялись полукровки, одним из которых был Леда. Как ни крути, в подобных поступках мало величия. Также значительную роль в ущемлении божественности сыграл технический прогресс, а вместе с ним – исчезновение магии. У звездных больше не получалось колдовать, и крайне редко они обладали какими-то необычными, несвойственными всем остальным людям способностями. При прочих равных Леда с привычным ему скептицизмом усомнился бы, были ли звездные люди волшебниками хоть когда-то, или же в темные времена у них лучше получалось окружать себя пеленой таинственности и мнимого могущества. Если бы не тот факт, что когда ему было тринадцать, у него самого открылся неожиданный талант – способность, о которой Леда предпочитал не распространяться. Светлая раса получила такое название не просто так: в отличие от остальных живших на земле людей, их волосы были серебристыми, кожа – молочно-белой, а глаза – зеленые или голубые. Немудрено, что внешность светлых была возведена в канон красоты, ведь другие люди оставались куда более смуглыми и без исключения темноволосыми. Леда отличался от своих аристократических прародителей, цвет его волос сильно отдавал в рыжину, а глаза вовсе были темными, как у матери. Однако это не делало его менее приметным, в толпе он всегда выделялся, и иногда, заговаривая с ним, незнакомцы принимали его за знатного – светлого – господина. Отец Леды женился рано, но счастлив в браке никогда не был. Его супруга, носившая красивое имя Делиэнь и обладавшая правильными чертами лица и точеной фигурой, в ближайшем общении напоминала рыбу. У нее были такие же пустые водянистые глаза, голос звучал чуть слышно, речь казалась слишком неспешной, а из интересов и увлечений были только книги. Леда нередко видел, как жена его отца отдыхает на кушетке, которую выносили в сад, если погода была хорошей. В руках лаэра Делиэнь всегда держала книгу. Изредка она поднимала голову, и ее пустой взгляд, направленный в никуда, казался жутковатым. В такие моменты Делиэнь производила впечатление не совсем нормальной женщины. На тот момент Леда не знал, как выглядят сумасшедшие, но ему казалась, что взгляд у них должен быть именно таким. Неудивительно, что отец Леды, лаэр Лирос, человек куда более приземленный, начал искать утешения на стороне. Лирос был высоким, широкоплечим и статным, его белые, как лунный свет, волосы, ниспадали до пояса, а льдисто-голубые глаза, казалось, излучали холодное мерцание. Лирос был не слишком разборчив, не гнушался простолюдинок из деревни и служанок, одной из которых стала мать Леды. - Твоя несчастная родительница испустила дух еще при родах, даже на руки взять тебя не успела, - рассказывала Леде Гафида, жена смотрителя. – Уж не знаю, какая судьба была уготована тебе свыше, но всем стало так жалко тебя, и Исор попросил лаэра оставить ребенка в доме. Мы пообещали, что у него не будет из-за тебя проблем. О чем думал тогда лаэр и почему разрешил не отдавать своего незаконнорожденного сына в сиротский приют, теперь уже никто не мог сказать. Лирос никогда не славился добрым сердцем, да и вряд ли испытывал к простой служанке хоть что-то, кроме похоти. Единственным его условием было, чтобы занималась ребенком прислуга, на что Исор и Гафида, единственный сын которых давно вырос и уехал, согласились. Слух о том, что знатный лаэр приютил собственного бастарда, разнесся быстро. О Леде были наслышаны родственники и друзья семьи, его отца многие порицали, сочувствовали жене лаэра Лироса, хотя вряд ли та испытывала какие-то эмоции по поводу супружеской неверности. За несколько месяцев до рождения Леды лаэра Делиэнь тоже родила мальчика, которого назвали Кейтой. Других детей у нее больше не было – почему, Леда не знал. Впервые его назвал ублюдком в лицо родной брат лаэры Делиэнь – тот самый красавец, за которым Леда наблюдал из темного коридора. Он был военным и через несколько лет погиб, возглавляя войска где-то на севере, когда вспыхнул конфликт с соседской державой. Леда не знал деталей, на тот момент ему было совсем немного лет, но лицо знатного лаэра, его пренебрежительную гримасу и грубое "тебе здесь не место" запомнил на всю жизнь. Позже Леде неоднократно доводилось слышать оскорбительное слово, и чаще остальных его произносил Кейта, его брат. - Эй, ублюдок, ты куда такой нарядный? – окликал его Кейта, когда Леда в простой одежде, какую носила прислуга, отправлялся вместе с конюхом в луга, чтобы накосить травы для заготовки сена. - Слышишь, ублюдок, свали с дороги, ты мне мешаешь, - больно толкал его Кейта, если им доводилось где-то пересечься, и неважно, если даже это случалось на широком заднем дворе – Леда мешал Кейте в любом случае. - У тебя новая подружка, ублюдок? Такая же жирная, как твоя мамаша, - смеялся Кейта, когда однажды увидел, как Леда разговаривает с Каей, дочкой кухарки, пухлой некрасивой девочкой. В тот раз Леда собирался привычно проигнорировать выпад своего брата, когда вдруг случилось неожиданное. Впоследствии Леда неоднократно вспоминал тот летний день, удивительно солнечный и погожий, и до мельчайших подробностей мог воспроизвести в памяти, как впервые осознал у себя наличие дара – одной из тех способностей, которыми когда-то гордилась светлая раса. Способность чувствовать чужие эмоции. Кейта бросил злые слова походя, едва повернув голову в сторону Леды, чтобы тут же отправиться дальше. Леда помнил, как дрогнули от обиды губы Каи, с которой он разговаривал. - Не обижайся, - произнес тогда Леда. – Он хотел задеть меня, а не... Договорить Леда не успел, потому что вдруг почувствовал, как неприятно немеют кончики пальцев, как легкая, почти неуловимая дрожь проходит по рукам. А потом он ощутил ненависть. Чувство было ярким, ослепительным, его подпитывали презрение и отвращение. А еще злость от понимания того, что "этот", недостойный, живет и дышит, ходит совсем рядом и хорошо себя чувствует, хотя его, грязного ублюдка, и близко быть не должно. Почему он не сдох при родах, как его плебейская мамаша? Почему он все еще здесь?.. - Леда, что с тобой? – обеспокоилась его подруга и несильно потеребила за плечо, после чего Леда моргнул и будто вынырнул на поверхность из холодного омута. Солнце сияло в ярко-голубом небе, распугав редкие белые облака. Распогодилось так, как редко бывало в этих краях, и слабый ветерок перебирал волосы Леды. Напротив него стояла Кая и таращила свои глаза навыкате. - Ты стал бледный, как те простыни, на которых господа спят, - заметила девочка. Леда в ответ лишь покачал головой. То, что он испытал минутой ранее, не принадлежало ему. Отвращение, ненависть, болезненная злоба оказались в нем, он ощутил их как свои, но при этом Леда точно знал, что это все не его – это чувства Кейты. Мысли и эмоции, которые он испытывал к своему брату, к Леде. Открытие было до того поразительным, что Леда ни с кем не стал им делиться. Он неоднократно слышал, что иногда потомки звездных обладают особенными возможностями, например, могут внушать свою волю, заклинать погоду и совершать некоторые действия, не пошевелив пальцем – просто подумав о чем-то. Но Леда считал, что если все это не выдумки, его чаша сия миновала. Он был полукровкой и уж точно не умел ничего особенного. Вплоть до того памятного летнего дня. Спустя несколько лет Леда мог с уверенностью сказать, что его дар – весьма сомнительная награда. Он не умел им управлять, чувства и эмоции других людей Леда слышал спонтанно и не по своей воле. До него иногда доносились отголоски ощущений совершенно посторонних людей, проходивших мимо, при этом Леда мог годами близко общаться с каким-нибудь человеком, но не услышать ровным счетом ничего. Читать мысли Леда тоже не умел, скорее, он мог почувствовать настроение собеседника, вот только случалось это нечасто. Будучи совершенно неконтролируемой, удивительная способность не приносила ему никакой пользы. Но обо всем это Леда узнал позже, а в тот летний день, стоя посреди заднего двора и глядя вслед уходящему брату, он отказывался верить в то, что только что произошло. - Никогда не спорь с ним, никогда не давай сдачи, - говорил Леде Исор, который в те годы если и не заменял ему отца, то часто выполнял его обязанности. – Твой брат – отвратительный избалованный мальчишка, но все права в этом доме у него, а твое положение слишком шаткое. Если он пожалуется, тебя выставят за дверь, и куда ты пойдешь тогда? Леда покорно кивал и говорил, что будет терпеть. Даже Исору он не признавался, что будь у него развязаны руки, вряд ли он решился бы дать сдачи задиристому Кейте. С детства Леда знал за собой такой порок, как трусость, и с годами пускай научился с ним бороться, внутреннюю дрожь и трепет чувствовал постоянно даже перед незначительными трудностями и откровенно более слабыми противниками. - Тряпка бесхарактерная, - уже намного позже, незадолго до отъезда Леды, бросил ему в лицо Кейта, которому, очевидно, надоело называть его банальным словом "ублюдок". Леда, как обычно, промолчал. Думать о том, что брат, желая его обидеть, оказался совершенно прав, было неприятно и горько. Несмотря на то, что воспитывали Леду слуги, его отец изредка снисходил до общения с ним, а когда Леде исполнилось шесть, оплатил частные уроки сельского учителя, чтобы тот приходил к ним домой и по два часа в день обучал Леду основам математики, грамоты и прочим наукам. - Когда тебе будет шестнадцать, ты поступишь на учебу и свою дальнейшую судьбу будешь определять сам, - как-то раз строго сообщил ему отец в один из непродолжительных разговоров. – Я оплачу твое обучение, но на этом все. Наши дороги расходятся. На это сообщение Леда лишь покорно кивнул. Тогда он был еще мал, чтобы оценить, насколько ему повезло, но позже с возрастом осознал, что каким бы человеком ни был лаэр Лирос, со своим незаконнорожденным сыном он поступил весьма щедро: не только дал кров в детстве, но и обеспечил некое будущее. По крайней мере, впереди Леду ждало нечто большее, чем тяжелая участь прислуги. А потом лаэр Лирос умер. Его кончина была скоропостижной и во всех отношениях загадочной. Накануне вечером он поужинал с семьей и удалился в свой рабочий кабинет на третьем этаже особняка, куда остальным домочадцам вход был заказан. Спальню со своей супругой он не делил, потому хватились лаэра только утром, когда он не спустился к завтраку. Его уже окоченевшее тело нашли наверху: лаэр Лирос лежал на ковре посреди своего кабинета и смотрел в потолок остекленевшими глазами, прижимая к груди руки со скрюченными в судороге пальцами. Местный лекарь констатировал сердечный приступ, никаких подозрений, что смерть стала насильственной, найти не удалось, после чего хозяина дома похоронили. Леде, как и его брату, на тот момент было пятнадцать лет. Через полгода, когда в начале лета ему исполнилось бы шестнадцать, Леде предстояло отправиться в Найен, ближайший крупный город, где он планировал поступление в местный университет на факультет истории. Особого выбора отец ему не оставил: если Кейте предстояло поехать в столицу и учиться в самом престижном старинном университете страны для представителей правящей верхушки, оплачивать столь дорогое образование Леде никто не собирался. В Найенском университете учились большей частью студенты из простолюдинов, чьи родители благодаря своему трудолюбию и способностям смогли выбиться в люди. Леда читал, что первых не знатных студентов университеты начали принимать всего-то пару сотен лет назад – до этого образование было прерогативой только избранных, то есть представителей светлых. Смерть лаэра Лироса стала неожиданностью для всех – от его супруги до последнего прислужника. Лаэр был относительно молод, здоров, много внимания он уделял себе и точно не производил впечатления человека, который вот-вот скончается из-за внезапного недуга. В первый момент известие так огорошило Леду, что он даже не задумался о том, какая участь ждет его впереди. В отличие от Кейты, который, едва придя в чувство, первым делом решил выставить ненавистного брата вон из дома. Дверь в каморку, служившую Леде комнатой, треснула о стену, когда Кейта толкнул ее ногой. Похороны лаэра прошли накануне, брат, как и остальные домочадцы, был одет в черное по случаю траура. - Собирай свои пожитки, ублюдок, - выплюнул он, не скрывая ликования. – Закончилась твоя счастливая жизнь. - Ты не имеешь права, - голос Леды предательски дрогнул, когда он вскочил на ноги. – Отец позволил мне... - Не смей называть его так! – моментально взвился Кейта. – Для тебя он лаэр! Понял, бестолочь? Скорей всего, брат набросился бы на Леду с кулаками, но на шум сбежались слуги, и Кейта моментально взял себя в руки, не желая падать лицом в грязь при посторонних. - Завтра придет распорядитель, - выплюнул он напоследок, глядя с ненавистью на Леду. – На твоем месте я бы не позорился и свалил раньше. У Леды были сомнения, что на его месте Кейта поступил бы именно так. Хотя бы потому, что стояла суровая зима, а идти Леде было некуда. Гафида, переживавшая за него, как за родного, вместе с другими обитателями дома суетилась и пыталась найти решение. Прислуга любила Леду за спокойный нрав и доброе отношение к окружающим. Тогда Леда впервые почувствовал, что у него действительно есть семья, пускай не такая знатная и именитая, как у Кейты. - Я не дам тебе пропасть, мой мальчик, - увещевала его Гафида. – Даже если у них, иродов, поднимется рука выгнать тебя вон, переждешь в деревне, моя сестра пустит тебя к себе. А там можно и в город отправиться. Ты уже взрослый, найдешь работу. Но беспокоилась Гафида зря – лаэр Лирос даже после смерти удивил и Леду, и свою семью. - Моему незаконнорожденному сыну, которого я признаю, оставляю денежное содержание на обучение в Найенском университете и проживание в течение четырех лет, а также оставляю за ним право жить в моем доме до достижения шестнадцати лет, - зачитал по бумагам распорядитель, которым Кейта пугал Леду накануне, и поднял глаза на собравшихся. – Такова воля покойного лаэра. В тот момент Леда порадовался тому, что его дар спал мертвым сном, и он не почувствовал, что именно испытывал Кейта. Голубые глаза брата горели такой неприкрытой злостью, что Леду взяла оторопь. Почему его отец в очередной раз проявил заботу и продемонстрировал такую предусмотрительность, Леда так и не узнал, но в тот день получил законное право жить под крышей семейного дома до своего совершеннолетия, а также не беспокоиться о своем будущем. Через полгода в день своего рождения Леда покинул Черные Озера и отправился в Найен, чтобы поступить в университет. Тогда он даже представить не мог, что еще вернется сюда, в поместье, и не просто так, а на правах хозяина. И что произойдет это достаточно скоро – через одиннадцать с небольшим лет. Ночью Леде снились тревожные сны, но проснувшись утром, когда за окном едва забрезжил тусклый рассвет, он едва ли мог вспомнить детали. Сны были бессюжетными, но все равно почему-то неприятными. Леда бродил по заснеженным пустырям, оступался на неровностях, но ни разу не упал. Из-под тонкого слоя снега виднелась жесткая желтая трава, выглядывали лысые сучки кустарника, вокруг было тихо и безлюдно, а зимнее серое небо казалось таким низким, что впору дотронуться рукой. "Это же Озера", - понял Леда, когда увидел вдалеке черную водную гладь. Озера не замерзали даже в самые лютые морозы, и Леда вспомнил, что точно такие унылые пейзажи он неоднократно видел в детстве, когда вместе с местными мальчишками втайне от взрослых забирался в эти неблагополучные, считавшиеся дурными места. Во сне Леда зачем-то направился в сторону Озера, первого из трех. Что влекло его туда, он не помнил, но цели не достигнул, проснувшись раньше как от толчка, как будто кто-то дернул его за руку, хотя в комнате, разумеется, он был совершенно один. Несколько долгих минут Леда лежал без движения и смотрел в белый потолок над головой. Накануне прислуга приготовила для него одну из гостевых комнат на первом этаже, и Леда был благодарен им за этот выбор, потому как едва ли представлял, что сможет с комфортом обустроиться в спальне кого-то из бывших хозяев. Впереди Леду ждал долгий день – впрочем, как и все следующие за ним. Ему надо было начать разбираться с наследством, осмотреть дом и оценить, в каком тот состоянии, определить, что он хочет изменить и что для этого потребуется. Леда еще и не приступил к работе, но уже чувствовал растерянность. Никогда в жизни он не думал, что ему придется решать такого рода вопросы. Еще полгода назад он был уверен, что до конца дней своих будет жить в столице, куда переехал после окончания учебы, занимаясь преподаванием – единственным, что Леда действительно умел, и жить в небольшой квартире, какую мог позволить на свое скромное жалованье. А теперь по иронии судьбы он стал землевладельцем и даже не мог в полной мере этому порадоваться. Только сейчас Леда начинал осознавать масштабы перемен, приключившихся с ним. Подавив тяжелый вздох, он с усилием оторвал голову от подушки. Бесцельно лежать не имело смысла, а чем раньше к делам приступишь, тем быстрее справишься. Начать Леда решил со знакомства со слугами – именно от этих людей зависела работа в доме в ближайшем будущем. - Знакомиться-то особо не с кем, - вздохнул Исор, когда еще накануне Леда поделился с ним планами. – После смерти вашего брата жить в доме стало некому, большую часть прислуги распустили, остались только мы с женой да еще пара человек для поддержания порядка. Ну и конечно, нужен был человек, чтобы следить за конюшней. А больше никого и нет. - Тем лучше, - рассудил Леда. – Если возникнет необходимость, можно нанять еще людей. Говорить он старался уверенно, а сам думал, что малое количество наемных работников – это очень даже хорошо, потому что он имел весьма смутное представление, сколько прислуги может себе позволить. Вопрос финансов и их планирования казался Леде особенно устрашающим, и с какой стороны к нему подступиться, следовало еще решить. После скромного завтрака Леда сам отправился в комнату для прислуги, примыкавшую к кухне, где на его памяти собирались все многочисленные работники дома, чтобы получить указания от хозяев. Он чувствовал себя странно и не в своей тарелке, когда думал о том, что впервые приходит сюда со стороны господского дома, а не флигеля для слуг. Про себя Леда порадовался, что прислуги было совсем немного, ведь если бы людей было столько же, сколько при жизни его отца, вряд ли Леде удалось бы сохранить невозмутимый вид под двумя десятками направленных на него взглядов. - Доброе утро, - бодро поприветствовал всех собравшихся Леда и постарался улыбнуться тепло, на что Исор с важностью кивнул ему: - Доброе утро, хозяин. Разрешите сразу представить вам всех, кто трудится здесь и сейчас на благо поместья Черных Озер. Прозвучало это настолько вычурно и торжественно, что Леде потребовалось немало усилий, чтобы не улыбнуться. Исор раздувался от важности и наверняка хотел внушить другим почтение к новому хозяину, чтобы те расшаркивались перед ним никак не меньше. - Да, конечно, - чинно кивнул в ответ Леда и окинул быстрым взглядом собиравшихся. Прислуги было действительно совсем немного, всего пять человек, из которых смотрителя и его жену Леда помнил еще с детства. Но всмотреться в лица остальных он не успел, потому что парень, на которого он взглянул первым, тут же просиял широченной улыбкой и выпалил: - Привет, Леда! Ты меня помнишь? - Джури! – подскочил на месте Исор, с которого в мгновение ока слетела вся напыщенность. – Как тебе не стыдно? Немедленно извинись перед лаэром! Упомянутый Джури тут же опустил голову и уставился в пол, чтобы через секунду хитро взглянуть на Леду из-под упавшей на глаза челки. - Джури? – растерянно повторил тот. Парень перед ним был молодым, на вид ему было не больше двадцати, а значит, во времена, когда Леда жил здесь, тот был еще совсем ребенком... Смутное воспоминание крутилось в голове и никак не оформлялось в четкий образ, но тут Исор сделал шаг вперед, торопливо заговорив. - Простите нашего внука, хозяин, - виновато зачастил он. – Хорошие манеры, сколько не прививай ему, отскакивают, что тот град от оконного стекла... Дальше Леда уже не слушал, потому что против собственной воли тоже заулыбался, во все глаза глядя на Джури. - Конечно, я тебя помню, - от души признался он. – Ничего себе ты вырос! Джури демонстративно фыркнул и закатил глаза к потолку. С манерами у него действительно было не очень. Единственного внука смотрителя Леда и правда помнил неплохо. Уже взрослый сын Исора вместе со своей женой жил недалеко от границы и погиб много лет назад во время набегов дикарей с приграничья. Его ребенок выжил, и Исор с Гафидой забрали внука в Черные Озера, когда тот был еще совсем маленьким. Джури жил в деревне у кого-то из родственников, а когда стал постарше, смотритель начал брать его с собой, чтобы тот помогал по хозяйству. Леда припоминал, что маленький Джури всегда смотрел на него с восхищением, бегал по пятам и всячески пытался угодить. Узнать во взрослом парне того ребенка было практически невозможно, только веселые глаза, растрепанные волосы и не в меру жизнерадостная улыбка напоминала мальчишку, которого помнил Леда. - Чем ты здесь занимаешься, Джури? – доброжелательно поинтересовался Леда. - Что прикажут, то и делаю, - охотно доложил тот. - Работы в отсутствие хозяев было не слишком много, поэтому мы тут все на подхвате, - пояснил за своего внука Исор. – Джури больше хозяйничает во дворе, а вот Мирика помогает по хозяйству в доме. Мирикой звали молодую девушку, на вид не на много старше Джури, миловидную и невысокую. - Рада приветствовать вас в вашем доме, хозяин, - вежливо кивнула она Леде, и тот вернул ей улыбку. Она была беременной – Леда не обладал достаточными знаниями, чтобы определить, как скоро ребенок появится на свет, но и скрывать ее положение было уже невозможно. Хотя Леда старался не пялиться на ее живот, видимо, его взгляд все же не укрылся от девушки. - До появления малыша еще три месяца, а пока мне совсем не тяжело работать, - чуть напряженно пояснила она, видимо, ожидая, что у нового хозяина могут возникнуть замечания. - Даже не сомневаюсь, - кивнул Леда и перевел взгляд на последнего, пятого, слугу, на которого до этого даже взглянуть не успел. Чтобы тут же опешить. В первое мгновение могло показаться, что человек перед ним самый что ни на есть обыкновенный – Леда так и думал, пока не присмотрелся. Он был не слишком высокого роста, чуть-чуть ниже самого Леды, с длинными темными волосами в простой рабочей одежде, достаточно теплой, как того требовала погода. Леда не сразу заметил, что в ушах этого человека было множество тонких металлических колец-сережек, бровь и губа были также проколоты, а часть волос заплетена в тонкие многочисленные косички. Но даже если бы не эти особенности, Леда все равно догадался бы, что перед ним чужестранец по чуть более резким чертам лица, чем свойственные его соотечественникам, и по слишком темным, почти черным глазам. "Дикарь", - было первой мыслью, мелькнувшей в голове Леды, за которую он тут же отругал себя. Леде хотелось считать себя человеком прогрессивным и свободным от предрассудков, а называть дикарем человека только потому, что культура его страны отличается от привычной, было как минимум ханжеством. Но первое пришедшее на ум слово опередило все доводы разума. Жителей гор, необразованных и часто опасных, называли именно дикарями, а еще иногда лошадниками, потому что те отлично ладили именно с этими животными. По слухам дикари с гор учились ездить верхом раньше, чем ходить, и могли легко проскакать на любое расстояние без седла и сбруи. - Это Сойк, - нарушил повисшее неловкое молчание Исор, пока Леда удивленно смотрел на слугу, которого здесь точно не было прежде, а тот равнодушно глядел в ответ и не спешил заговорить первым. Взгляд у Сойка был пустым, как будто неосмысленным, он смотрел на Леду, но словно никого не видел перед собой. И когда смотритель назвал его имя, медленно отвернулся в сторону. Руки он держал за спиной, а густые черные волосы, собранные на затылке в конский хвост, блестели так красиво, что Леда вяло отметил: такой роскоши позавидовала бы любая столичная модница. - Очень приятно, Сойк, - решил, что с него не убудет, если он заговорит первым, произнес Леда. Сойк в ответ только чуть заметно дернул подбородком, что, очевидно, выражало взаимное радушие. - Сойк, как вы можете догадаться, отвечает за лошадей, - зачастил Исор, который заметно занервничал. – Уже пять лет как. Еще никто так хорошо не справлялся с работой, как он. Даже ваш брат это оценил... Окончательно смешавшись, Исор умолк, а Леда лишь недоуменно отметил неуместно прозвучавшее слово "даже". Что оно означало, Леда решил выяснить позже. - Ты говоришь на всеобщем наречии, Сойк? – спросил Леда, к которому вдруг пришла догадка, что странная молчаливость слуги может легко объясняться незнанием языка. В ответ Сойк медленно повернул голову в сторону Леды, ни единый мускул не дрогнул на его лице, когда он совершенно равнодушно произнес: - Разумеется. Слово как будто зависло в воздухе, и Леда, который по идее должен был кивнуть, сказать хоть что-то, поприветствовать нового для него человека, почему-то разом позабыл все слова. Взгляд у Сойка был жутковатым, необъяснимо неприятным. А напускная холодность и отсутствие малейших попыток понравиться новому работодателю вводили Леду в ступор. - Что ж, - наконец произнес он, нарушая неловкое молчание, продлившееся несколько бесконечно долгих секунд. – Рад приветствовать вас всех. Надеюсь, мы найдем общий язык. - Конечно, найдем, - заверил его Джури. – Помнишь, как перед твоим отъездом, мы с тобой поперлись в лес за... - Джури! – хором одернули его Гафида и Исор, а Леда, не удержавшись, рассмеялся. - Все нормально, - произнес он, поднимая руки с раскрытыми ладонями вверх. - Негоже так разговаривать с хозяином! – рявкнул на Джури Исор. – Вы уже не дети! - Правда, все в порядке... – попытался вмешаться Леда, но на него никто не обратил внимания. - Обращайся на "вы", уважительно, бестолковая твоя голова! Чему мы тебя учили все эти годы... Глядя на эту сцену, на Джури, старательно, но не слишком успешно делавшего виноватый вид, Леда поймал себя на том, что улыбается. Мирика тихонько прыснула в кулачок, и на секунду Леде показалось, что Сойк бросил в его сторону короткий взгляд. Через полчаса, когда Леда, отдав свои первые распоряжения, шагал по коридору, его догнал смотритель. - Хозяин, я хотел поговорить с вами насчет Сойка, - в его голосе Леде сразу послышались виноватые нотки. - Обращайся ко мне по имени, Исор, в конце-то концов... – устало попросил он. - Негоже, - упрямо повторил старик. – И я хотел поговорить не об этом. - Я понял, что ты хотел. И я ничего не имею против. - Правда? – как будто даже удивился смотритель. – То есть вы действительно не против, что он будет работать здесь? - Ну ты же сам сказал, что он хорошо справляется. В чем проблема? Исор замялся. В чем была проблема, понимали они оба, но как ее повежливее сформулировать, смотритель сходу не придумал. - Мало ли, - наконец вздохнул старик. – О горном народе у людей много предрассудков, да и если честно, когда этот парень впервые появился у нас, я сам был неспокоен. Этот Сойк... Он угрюмый и не слишком общительный, но даже ваш брат – а вы сами знаете, каким он был, да простят меня звезды за эти слова, – и то не смог не признать, что в своем деле Сойк хорош. Очень. Животные слушаются его и любят, он умеет лечить их болезни и держит в чистоте и порядке... - Я понял, понял, - перебил Исора Леда. – Если даже сам Кейта не выставил его вон, то я уж тем более не стану. Кейта с его чистоплюйством и высокомерием морщил нос, если у стражника у ворот от пота блестела лысина или если у горничной из прически выбивалась прядь. Представители горного народа в их краях встречались редко, слыли они темными и необразованными варварами, а самое главное, как и в древности, они поклонялись проклятым богам и ни во что не ставили светлых аристократов. Сойк действительно должен быть очень хорошим работником, как думал в эту минуту Леда, раз Кейта смирился с его присутствием под крышей своего дома. - А сколько у нас лошадей? – поинтересовался Леда у Исора, который по-прежнему вышагивал с ним рядом. - В вашей конюшне сейчас шесть лошадей, - доложил тот. – Отличные породистые скакуны. - И как долго Сойк за ними ухаживает, ты говоришь? - Да уже пять лет. В ответ Леда только кивнул. - Вот и славно, - произнес он, ни к кому не обращаясь.