***
Реборн бьет Цуну по голове, и Цуне кажется, что она сейчас потеряет сознание. Мир перед глазами меркнет, а воздуха внезапно перестает хватать. Но через пару секунд наваждение проходит, оставляя за собой лишь тупую боль в затылке и ухмыляющегося Реборна без капли жалости во взгляде. Цуна его ненавидит. Его она спалит в первую очередь, с наслаждением решает Цуна, молча уставившись в непонятные закорючки в книжке — итальянские глаголы, если быть точнее, но Цуне плевать. Жизнь Цуны перепрыгивает с ноги на ногу и с веселым улюлюканьем размахивает плакатом «Сдохни, демократия!». А демократия и не против. Демократия уже давно сдохла, потому что ее никогда и не существовало. Глупая попытка человечества нацепить на диктатуру маску поприличней. Все вообще должно быть ухоженным и приятным. Так правильно. Потому Реборн снова больно бьет Цуну своим молотком за «почерк, как курица лапой, Глупая Цуна». Наверно, когда ты слепнешь больше, чем на минуту, — это тоже, мать вашу, правильно.***
Вообще-то Цуна нифига не дружелюбная. То есть, со стороны, наверно, очень милая и смешная. Люди, увы, еще не научились читать мысли и совсем не подозревают, что за веселым взглядом кроется еле сдерживаемое раздражение. Люди бесят Цуну априори. По определению. Без исключений. (Впрочем, с последним можно было бы поспорить. Исключение было. Целое одно) Но людям Цуна почему-то отчаянно нравится. Кому-то как товарищ. А кому-то — как груша для битья. Разницы, в общем, никакой. Такеши стоит рядом и улыбается. Красиво так улыбается, мечтательно, тепло-тепло. У Такеши вообще очень приятная улыбка. Цуна любит ей любоваться, только вот не всегда получается. У Такеши на самом деле жизнь тоже постоянно выскакивает из-за кустов с провокационными плакатами. Яркими и цветастыми, словно издеваясь. Хотя, почему «словно». Открыто измываясь над своими подопечными. У Такеши жизнь тоже не сахар и тоже хрен-поймешь-почему, и Цуна кривит губы в усмешке. Побитые они какие-то. Как дворняги. Отвратительно.***
В воздухе пахнет гарью. Сильно. Цуна просыпается от того, что ей становится трудно дышать, а потом кто-то с силой отвешивает ей пощечину и голосом Реборна рычит: — Успокойся и убери Пламя, идиотка! Цуна мгновенно приходит в себя. Огня уже нет, лишь в воздухе витает удушливый дым, а обгоревшие волосы неприятно царапают кожу на ключицах и висят неровными прядями. Реборн что-то цедит про неуравновешенных малолеток, которых повесили на его шею, и «чем лучше психованного Занзаса?», а Цуне внезапно становится очень смешно. Цуна растягивает губы в улыбке и не видит ничего ненормального в собственном смешке. В отличие от Реборна, с отвращением глянувшего на нее.***
На следующий день Цуна приходит в школу с непривычной, как-то омерзительно короткой стрижкой. Такеши так же беззаботно улыбается и, кажется, все прекрасно понимает.***
Если честно, ее называли по-разному. А обзывали — хоть словарь составляй, какие эпитеты, какие метафоры и аллюзии! Но вот психованной быть совсем не круто. Точнее, не то, что бы не круто, а просто невесело. Чего веселого в том, что ты сам подозреваешь и чему не особенно рад? Но Цуна привыкла. Цуне уже почти все равно — почти, потому что природная ненависть к ближним у нее в крови и она не забывается после пары-тройки «горячих» ночек. Жизнь обиженно надувается и уходит менять плакатик на «Сожги все к чертям, истеричка!». Цуна только снова не может сдержать широкую улыбку.***
Тот самый Занзас, которого она по словам Реборна не лучше, разочаровывает Цуну. Блеклый какой-то, думает она, со скукой разглядывая ближайшую стенку, блеклый и неинтересный. Глаза кровью наливаются, шрамы на все лицо — и пафос, господа, пафос. Горы пафоса. А еще прикольные пистолеты. Только рявкает громко. И сильно так, прям отрезвляюще. Цуна с уважением смотрит на Занзаса и хочет поинтересоваться, не научит ли он ее так же. Только вот по хмурому взгляду понятно, что нет, увы, не научит. Скорее сметет столбом пламени, сдует пепел и хлебнет виски. Это слишком предсказуемо. Слишком по-занзасовски. Стоящий рядом Такеши что-то весело говорит про «волевого мужика» и думает, что никто не замечает стали в его взгляде. Или позволяет Цуне увидеть свои эмоции. Кто его знает. Это ж Ямамото. У них это тоже в крови.***
Цуну не очень волнует, что будет завтра. У нее активистка-жизнь с афишами на все случаи жизни, вполне сносный Такеши и нездоровая мечта превратить все в пепел. Множество-множество несуществующих проблем, тиран Реборн; где-то на горизонте маячит смутная перспектива становления чьим-то Боссом. (Впрочем, Цуна искренне полагает, что так далеко все не зайдет) А где-то в параллельной вселенной неуклюжему мальчишке с добрыми глазами по ночам снится бушующее пламя.