∞◆∞
Босыми пятками по раскалённому песку. Чанёль барахтается в мареве раскалённого воздуха. За последние три недели он загорел и, кажется, ещё больше высох — кожа да кости. Кожа просолена бризом, даже волосы бунтарского оттенка «пшеничный блондин» выгорели в банальную «солому». В домике хоть от тоски вой, не над учебниками же сидеть летом. Да и местные пейзажи уже немного приелись. Сначала было ощущение, что он сбежал из дома, несмотря на то, что на морской курорт притащили родители. На самом деле курорт ещё в проекте, и стройку развернут только в следующем году. Всё, что есть в округе, — рыбацкая деревня, пляжи, которые практически не интересны местным, и мобильная связь с перебоями, если не забраться куда-нибудь повыше. Родители все в работе, Чанёль предоставлен сам себе как никогда раньше. Чанёлю свободно дышать и делать что угодно, но лимит занятий исчерпал себя. И радость от того, что наконец перестал быть «ого, стропилой» и «крашеным неряхой», немного притупляется. На диких пляжах его никто не задирает, в округе и сверстников-то не видно, только занятые по горло взрослые. Жара оседает испариной по коже. Чёлка липнет ко лбу под плотной тканью бейсболки. На пляже Чанёль натыкается на лодку. Она лежит вверх дном на песке и вроде как бесхозная. Чанёлю очень хочется узнать на плаву ли она и чуть-чуть отойти от берега, в одиночку. Но нет вёсел. Теперь Чанёль ходит к лодке. Это далеко от их домика. И хотя Чанёлю уже семнадцать, его радует своя маленькая тайна. А потом он встречает у лодки парня. Парень ничуть не ниже ростом и тоже с выбеленными волосами. Из-под выгоревшей хлопковой панамы выбиваются платиновые пряди. Лицо серьёзное, как будто он решает жизненно важную проблему. Глаза умные и глубокие. Засмотришься и утонешь. Парень не намного старше самого Чанёля. Китаец. Короткие реплики на ломаном английском через дебри двух акцентов как спасение. — Как тебя зовут? И откуда ты? — Ифань. Приплыл на пароме. А как тебя зовут? — Чанёль. Я из Сеула. Чем занимаешься? — Путешествую. Еду. Иду. А ты? — А я с родителями. Они там. Работают. Я сам по себе. Гуляю. Скучно. — Мир большой и интересный. Лето. Месяц свободы. Полной. Потом… потом будут обязанности. Они знакомятся. И каждый говорит немного о своём. Чанёль так редко встречает людей, к которым не нужно наклоняться, чтобы смотреть в глаза. Ифань смеётся и обещает найти вёсла. Или что-то другое. Не важно. У Чанёля начинается новое приключение. Они встречаются каждый день. С Ифанем несложно. Чанёль может ему хоть о всей своей жизни рассказать, всё равно тот не поймёт. Да и не нужно. Достаточно того, что Ифань сильнее и уверенней. За ним не страшно лазать по утёсам. И на лодке в море, потому что Ифань всё-таки нашёл вёсла. Он весёлый, но не смеётся, когда Чанёль бежит, а потом падает, сдирая ладони и колени о нагретые солнцем камни. Ифань бережно промывает неглубокие раны морской водой, заставляя Чанёля морщиться, — щиплет. Ифань осторожно проводит языком по длинной царапине на запястье, что-то шепчет на китайском, сжимая руку Чанёля длинными сильными пальцами. И на полный непонимания взгляд говорит: «Быстрее заживёт». А потом отпускает и как ни в чём не бывало поднимается на ноги. А Чанёль не может успокоить бурю внутри, которую вызвал горячий влажный язык, прочертив дорожку по прохладной коже. Чанёль рос в городе и никогда не думал, что ему могут быть интересны такие простые радости, как летние пляжи и скалы, море, рыбалка и интуитивное общение. Ифанем хочется восхищаться. Он всё просчитывает наперёд и знает, что всё получится. Чанёль чувствует себя маленьким глупым щенком, которого Ифань взял под опеку. Чанёль смотрит на Ифаня, сидящего по другую сторону костра, сквозь языки пламени и не может найти имя своей привязанности. Пугает, что когда их собственное лето закончится и нужно будет разъехаться, его сердце разорвётся от боли и тоски, которые забрались туда вместе с радостью. Он спрашивает, когда Ифань поедет дальше. И, кажется, все внутренности плавятся, превращаясь в лаву, когда он слышит короткое: «Скоро». Ифань безмятежен. Кормит костёр мелкими ветками и смотрит прямо. А Чанёль лишь выдыхает на родном корейском: «Я буду скучать», — и уходит к воде. Море лижет босые ступни, а с небес смотрит полная луна. На душе тяжело. Ифань нагоняет в несколько шагов. Хлопает по плечу, улыбается, за руку тянет обратно к тёплому свету костра. — Не расстраивайся. Твоё останется с тобой. Память, — говорит он медленно и протягивает небольшой нож. Нож с чудной вязью по рукоятке из жёсткого пластика, копьевидным лезвием, спрятанным в ножны. Навершие оголовка украшено крупным искусственным камнем. — Скинду. Похож на тебя. Кажется неопасным. Но только кажется. Рассвет они встречают на пляже. Ифань обнимает на прощание и коротко невесомо мажет губами по левой скуле Чанёля, быстро отстраняется и ерошит его отросшие волосы. Чанёль не может надышаться прощальной улыбкой, куда более ценным подарком Ифаня. Тот тоже топит огонёк грусти в глубоких глазах. Таких глубоких, что засмотреться и захлебнуться. Ифань уходит, а Чанёлю остаётся сгорающее лето, нож и щемящее чувство в груди, что он упускает что-то эфемерное, но очень важное.∞◆∞