ID работы: 5227330

Диалог с демоном. И тут явился ко мне мой черт...

Джен
G
Завершён
26
автор
Размер:
18 страниц, 6 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
26 Нравится 115 Отзывы 2 В сборник Скачать

Явление Мефистофеля

Настройки текста
      — Громова! — рычание полицая, занявшего собой, казалось, весь проем распахнувшейся двери, заставило арестованных из женской камеры еще теснее вжаться в ее стены и пол.- Уляша, — тихонько шептала Лина Самошина, — господи, второй раз за сегодня.       После утреннего допроса Уля еще не пришла в себя. Она почти весь день пролежала в углу под грудой одежды и других переданных мамой вещей и едва обмолвилась несколькими фразами с подругами, смотрела в потолок, о чем-то сосредоточенно думая, и происходящее вокруг словно бы ее не касалось.       — Давай, давай! Разлеглась, стерва! — полицай вошел внутрь, за ним еще двое. Они рывком подняли Ульяну и поволокли вон. Кто-то из узниц затянул революционную песню.- Войте, войте, сучки сталинские, — оскалился старший. — Зовите свою Красную Армию. Не дождетесь! Когда конвоиры, не задерживаясь, прошли мимо кабинетов Соликовского и Кулешова, Уля поняла, что ее ведут к выходу. В этом было что-то непонятное и пугающее, но девушка не успела об этом подумать, как оказалась на улице. Короткий январский день уже переходил в сумерки, и большинство родителей арестованных молодых краснодонцев разошлось по домам. У крыльца ждала легковая машина с включенным двигателем, куда конвоиры усадили Ульяну, и через минуту она исчезла в вечерней снежной дымке.       Краснодон невелик. Дорога заняла от силы минут пять, и вот машина остановилась у дома, который некогда занимал главный инженер треста «Краснодонуголь».       — Пошла, красавица! — грубо сказал один из полицаев и выдернул девушку из машины, так что та едва не повалилась в снег. Другой тут же подхватил ее под мышки, развернул лицом к себе и хотел дать ей оплеуху. Заметно было, что в их обращении с арестованной не было особой злобы. Они так привыкли, для них это было обычной забавой, «игрой», в которой они не могли себе отказать, тем более что Ульяна, несмотря на все истязания последних дней, была по-прежнему хороша собой.       — Halt! — раздался вдруг резкий высокий голос. Занесенный кулак полицая замер в воздухе, — Арестованный ждет господин полковник. Los! — Навстречу им вышел молодой высокий светловолосый немец с офицерскими погонами. Он с явным неодобрением посмотрел на полицаев, и последним ничего не оставалось, как оставить свою жертву. Немец быстро окинул девушку взглядом своих пронзительных серо-стальных глаз и, что-то раздраженно пробормотав, твердо взял ее за руку выше локтя.       — Komm herein! — жестко сказал он и поспешно ввел Улю внутрь дома. Они прошли прихожую и остановились перед массивной деревянной дверью. Немец постучал. Изнутри произнесли что-то отрывистое, и офицер отворил перед девушкой дверь, знаком велев ей войти. Уля переступила порог и замерла в полушаге от двери.       — Спасибо, Хайнц, — прозвучало в комнате, — можете идти.       Молодой офицер легко кивнул, прищелкнул каблуками и затворил дверь. Девушка продолжала стоять как вкопанная.       — От советского информбюро, — наполнял комнату знакомый очень густой и тягучий, ошеломляющий голос, — в районе Нижнего Дона и на Центральном фронте наши войска вели наступательные бои на прежних направлениях. За 13 января в районе Сталинграда уничтожено 26 транспортных самолетов противника…       Сколько раз они ловили этот колдовской голос Левитана тайком от немцев и их соглядатаев, торопливо записывали им сказанное, боясь пропустить не то, что слово, последнюю запятую, чтобы на следующий день его бесплотный отзвук дошел до краснодонцев в рукописных листовках. Уля уже и не чаяла его услышать, и оттого стояла совершенно потерявшаяся: радость и новые надежды пробудились в ней и переполняли ее настолько, что она не видела ничего вокруг и не замечала, что не одна в комнате. В глубине ее, в удобном кресле сидел, прильнув к радиоприемнику, человек и что-то помечал в блокноте, точно также не обращая внимания на арестантку, как и она на него. Но вот вечерняя сводка закончилась, из приемника на радость Уляше запели «Наш паровоз вперед летит», а очнувшийся вражеский офицер отложил блокнот и, наконец, повернул к ней голову.       Ульяна узнала его. Он был в клубе на их злосчастном рождественском концерте. Девушка живо вспомнила, как он фотографировался с «русской молодежью, довольной новым порядком». («Вот лопух!» — сказал о нем в тот вечер Женя Мошков). Она вспомнила и то, как он явился к ним за кулисы и рассыпался в комплиментах перед Валей Борц, игру которой на рояле он де столь высоко оценил, и все время допытывался о происхождении ее немецкой фамилии. Потом, когда публика растеклась, он послал денщика за нотами и битый час заставлял Валерию себе аккомпанировать. («С этой войной, — говорил он, — рта не откроешь!») Он спел несколько немецких, итальянских и даже русских песен. Пел, надо сказать, неплохо. Любка, как всегда игриво, предложила ему на следующем концерте спеть дуэтом. «Ja, ja, natürlich», — столь же игриво ответил тогда немец. Ребят по-настоящему развеселила «Durch die Wiesen kam hurtig Katjuscha zu des Flusses steiler Uferwand» (1) («Наши солдаты любят хорошие песни! Das ist gut!») Впрочем, они с большим нетерпением ждали, когда он скроется, и они смогут вдоволь наговориться о своем, а он все сидел, рассказывал какие-то пустяки, шутил и угощал их компанию шоколадом. Немец отрекомендовался им на русский манер «Фридрихом Францевичем» — Ульяна и это запомнила. На следующий после немецкого Рождества день он перестал показываться в городе, видимо, куда-то уехал. И вот сегодня, три недели спустя, «Фридрих Францевич» сменивший офицерский китель на хороший костюм-тройку сидел перед ней.       — А, Ульяна Матвеевна, — обратился он к ней, — простите. Проходите, присаживайтесь. Да, да, сюда, пожалуйста, — он указал на свободное кресло. Ульяне вдруг стало страшно неловко. Как бы то ни казалось глупым, но впервые с момента ареста она устыдилась за свой истерзанный вид. Она всегда считала себя воспитанной и опрятной, и ей случалось посмеиваться над плохо одетыми одноклассницами, пусть ее потом и посещали угрызения совести. Всегда и в любых обстоятельствах ей нравилось хорошо выглядеть. Да, сегодня утром на допрос в кабинет Кулешова, залитый кровью и пропахший вонючей махоркой, она входила с гордо поднятой головой, твердо ступая босиком по грязному полу. Только так, в испачканных юбке и кофточке, вся в синяках и кровоподтеках и должна была выглядеть настоящая советская партизанка, измученная, но не сломленная врагами. Здесь же перед изящно одетым и издевательски обходительным господином девушка оказалась в сильном замешательстве.       Немец оценил ее чувства, привстал ей навстречу и вновь настойчиво предложил присесть.       — Забирайтесь, забирайтесь в кресло, — ободрительным тоном говорил он, — Да, да, можно с ногами.       И Уля неожиданно легко для самой себя подчинилась словам врага. Все последние дни она вела себя так, чтобы немцы и полицаи поняли всю силу ее ненависти к ним: упорно молчала в ответ на самые простые и не имеющие отношения к делу вопросы, грубила, игнорировала приказы тюремного начальства, заставляя постоянно применять против себя силу. Захватчики Уляшу отталкивали всем: чужой каркающей речью, барским высокомерием офицеров и развязной бравадой, и сальными остротами солдат, и общим для тех и других презрением к простому народу: презрением высшей расы господ к низшей расе рабов. Но в голосе, взгляде и всей повадке сегодняшнего противника она не почувствовала привычного сплава животной злобы и страха, неумело маскируемого яростью. Напротив, она ощутила вполне искреннее к себе уважение и какую-то заинтересованность. В немце определенно было что-то притягательное, может быть, одно только, что он не носил мундир и превосходно изъяснялся по-русски. «Не хуже нашего Ивана Алексеевича», — мелькнула быстро совсем уж кощунственная мысль, которую Уляша тут же постаралась прогнать. Очень осторожно, чтобы не пробудить лишней боли в избитом теле, она, поджав ноги, устроилась калачиком в огромном кресле. Подчеркнуто вежливое обращение немца порядком интриговало ее. «Как долго может продолжаться эта игра?» — думала Уляша. «Ну, ладно, пусть. Поиграем немного, если фашисту хочется. Все равно ничего не скажу!» — повторяла она про себя как заклинание.
Примечания:
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.