*FLASHBACK*
— Пошел отсюда, щенок! Чтоб духу твоего здесь не было! Пьяные крики доносились из кухни, где отец опустошал одну за одной бутылку водки, но его пьянству помешал подросток, захотевший попить. Как осмелился этот малец захотеть пить, когда его отцу так душевно плохо? Смиренная тоска мужчины сменилась яростью. Он бросил стеклянную рюмку вслед собственному сыну. На звон разбившейся посуды прибежала мать, которая секунду назад стирала вещи в ванной. Ее крайне сильно утомлял процесс стирки, но стиральная машинка являлась непозволительной роскошью в этом доме. Уставшая женщина быстро напиталась энергией, заметив, как супруг разъяренно кричит на 15-летнего парня. Она взяла мальчишку за ухо и повела в спальню, чтобы наказать за очередную провинность. Хоть Даня и был далеко не самым хилым парнем, но женщина никогда не боялась получить «сдачи». Она понимала, что если она позовет мужа, то со стопроцентной вероятностью он станет защищать не ребенка, а супругу. Поэтому любое наказание Рэнделл младший сносил смиренно, даже не вставлял слова поперек. Когда мать с сыном оказались в спальне, на всю квартиру прозвенел звук ладони, ударившейся о щеку. Далее — еле слышный подзатыльник. Дело привычное: скорее обидно, чем больно. На массивном деревянном стуле, как напоминание, всегда лежал жесткий кожаный ремень с большой пряжкой. Этим ремнём хлыстали всех детей из семьи Рэнделла, в основном парней. Семья Даниила была крайне традиционной и консервативной. Родители считали, что лучше ремня никто не сможет объяснить ребенку как делать нужно, а как категорически нельзя. Так что хлыстали за все подряд, даже не объясняя, что юноша сделал неправильно в этот раз. Женщина взяла в руки ремень, сложила его пополам. Обычно ремнём била именно мать, так как после побоев отца юноша по несколько суток не мог сидеть, но завтра предстоит экзамен по математике. И пусть только попробует прогулять! Женщина жестом приказала подойти к столу и наклониться, спустив джинсы и белье, чтобы ткань не мешала, а Даниил мог прочувствовать наказание в полной мере. Парень подчинился. Он на автомате выполнял указания, ведь ему не в первый раз приходилось проходить через такое. Наказание ремнём было еженедельной практикой. Кожа его спины и ягодиц была вся исполосована ещё не до конца зажившими следами ремня. Смотря на исполосованное тело Рэнделла, у матери даже на секунду не ёкало сердце, когда она замахивалась на первый удар. А потом снова и снова. Подросток кусал подушку от боли, а по лбу тек холодный пот. Иногда он всхлипывал, иногда кричал. Но его звуки никогда не заглушали ударов ремня. Свист кожаного изделия в воздухе, тяжелый выдох матери, в который раз прикладывающей грубую силу в отношении родного ребенка, ругань отца и снова звонкий удар. Наказание продолжалось не больше десяти минут, но в ощущениях парня это длилось вечность. Ему было больно душой, телом. Стыдно и обидно одновременно. С каждым разом было как будто больнее. Ноги дрожали, а руки сжимались в кулаки. Хотелось выплеснуть всю злость и обиду, но нельзя. Приходилось терпеть. После порки мать выгнала пострадавшего ночевать на балкон. Благо была ранняя осень и ночь, проведенная вне теплой квартиры, не привела ни к чему более страшному, чем простуда.***
Смотря на Мишу, Рэнделл вспомнил, как, будучи подростком, сидел на кровати в той же самой позе, без штанов и клонил голову к полу то ли боясь, то ли стесняясь смотреть матери в глаза. Но эти воспоминания не навеяли ему тоску и грусть. Почему-то он злился. Но уже не на родителей, а на себя. Он корил себя за то, что боялся дать отпор. Теперь Рэнделл здраво оценивал свои тогдашние силы и силы своего неуклюжего вечно пьяного отца. Он наконец осознавал, что был сильнее, чем думал раньше и это бесило его вдвойне сильнее. — Ты такой слабый! Совергон поднял взгляд. — Да не ты! Я… Ладно, забей, — Даниил предпочитал жаловаться на других, но своими слабостями никогда не делился. Ему не позволяла та самая внутренняя гордость. Он потер своё лицо ладонями, желая отогнать мысли, а потом сел около Миши, без стыда рассматривая его ноги, — Почему следы только спереди? Не похоже чтобы тебя бил кто-то. — Меня никто не бил, — коротко ответил гость, немного расправив плечи и сел ровнее, когда к нему подсел Рэнделл, но взгляд снова уставил в пол. — Может перестанешь отвечать так односложно? Как умственно отсталый, ей богу! — Я сам это сделал, — Миша почесал висок одним пальцем и коротко взглянул на собеседника, ожидая реакции. Тот улыбнулся. По какой-то причине это признание показалось Дане забавным. На мгновение брюнет даже предположил, что Даня ему попросту не поверил, но почему-то сомнений насчет правдивости слов Совергона у Даниила даже не появлялось. Казалось, он догадывается о чем-то, но даже сам не понимал о чем. Нужна была малейшая подсказка и Рэнделл сам бы все понял. Однако Миша через чур молчалив. Даже в его глазах невозможно было найти ответ, ведь взгляд был пустой, да и зрачки то и дело смотрели куда-то в сторону. Миша как будто стеснялся задерживать зрительный контакт со светловолосым дольше, чем на три секунды.*FLASHBACK*
Совергон грустный прошёл в двери квартиры. На щелчок двери сразу из соседней комнаты выглянула мать. Она ещё не успела подойти к сыну, но уже понимала, что первый день занятий ее сына в школьной секции выдался неважно. Вместе с карезлазым в квартиру вошла тоска. Она плотной пеленой заполнива воздух и окутала мать, но ещё сильнее — Мишу. Парень как обычно держал руки в карманах, слегка сутулился, а челка была опущена, что из-под нее не было видно не то что глаз, даже губы было сложно разглядеть. Подросток опустит мешок со сменной обувью на пол и, минуя мать, быстро зашел в ванную комнату. Он сел на край ванны и наконец поднял челку. В какой-то маленькой коробочке, стоящей на работающей стиральной машинке, хранились резинки, невидимки, крабики и прочие мелочи для волос. Они принадлежали младшей сестре и маме, но Миша тоже иногда использовал их. Парень достал из коробочки первую попавшуюся в руки заколку, убрал мешающую челку вверх. Он взглянул в зеркало и тихо охнул. Над левым глазом Миши был глубокий порез. Из него уже не текла кровь, но корочка на ранке была совсем свежая. Брюнет смыл остатки крови теплой водой и вытер лицо мягким полотенцем. Услышав мать, которая медленно подходит к двери в ванную, парень запер ее. Шаги прекратились, а спустя несколько секунд мать вовсе ушла на кухню, оставив сына наедине с самим собой. Эта добрая женщина очень любила своих детей и поддерживала их в любой ситуации. Но так вышло, что старшему сыну поддержка была более полезна, чем младшей дочке, поэтому Совергону доставалось больше внимания. Ему было уже 17 и через полгода ему пришлось бы сдавать важнейшие в его жизни экзамены. Но учеба никогда не была для Миши чем-либо непосильно сложным. Он хорошо учился. Он не был зубрилой, бывало и четверки получал. Он считал что его успехи в учебе — ничто иное, как результат его упорного труда, того что у него совсем не было друзей в школе. Так, несколько знакомых, которые были не против обсудить с ним учителей во время перемен. Соответственно, гулять тоже было не с кем, вот и приходилось свободное время тратить на параграфы, примеры и толстые книги — выбор был невелик. Что бы помочь сыну социализироваться и найти людей с общими интересами родители записали сына в читальный клуб. Было неудивительно, что они не пользуются большой популярностью, но мать и отец были уверены, что там Миша сможет раскрыться. А общение давалось Мише с превеликим трудом. Нет, он не боялся людей, а в его голове у него были миллионы тем для разговоров! Вот только стоило ему попытаться начать беседу, как выдуманные темы для диалога начинали казаться такими бестолковыми и невнятными, а отвечал он всегда просто: «Да», «Нет», «Понятно». С каждым днем Миша замыкался все больше и больше. Вскоре вместо «Привет» он просто поднимал руку, а «Да» и «Нет» заменял положительным либо отрицательным кивком головы. К окончанию переходного возраста стало заметно, что даже эмоции парню давались с трудом. Он разучился улыбаться, что уж говорить про смех и так далее. В последнее время люди все чаще стали замечать необычный характер Совергона. Возможно, они и раньше замечали, просто не считал нужным сказать. Но Миша и сам замечал странное поведение и отношение людей в его присутствии. Все сразу становились зажатыми и скомканными. Миша искренне не понимал что с ним не так. Либо не хотел разбираться. Что касается читального клуба, кареглазый пропустил половину первого же занятия. Он зашел в библиотеку, где должна была состояться встреча. Он даже сел за стол, но увидев, что несколько взрослых людей (что-то около восьми человек в возрасте от тридцати до шестидесяти лет) сидят и молча читают книги, на сердце накатилась тяжелая тоска. Он словно очнулся ото сна и понял, каким остальные видят его со стороны: скучным, пресным, молчаливым сухарем, сидящим за учебниками и невидевшим ничего за пределами чужих взглядов на жизнь, преподнесенных авторами книг! В читальном зале Мише стало неуютно. Он почувствовал духоту и головокружение. Парень молча захлопнул книгу и уверенно вышел из библиотеки. Участники клуба даже на секунду не отлепились от скучных текстов. Казалось им все равно на обстановку вокруг. Миша тоже ни на секунду не обернулся. Выйдя на свежий воздух, парень присел на высокие ступени, ведущие ко входу в библиотеку. Он потёр лоб. Покинув душный зал сразу стало легче дышать, а голова перестала быть тяжелой. Брюнет положил книгу на ту же ступень, где сидел сам и достал из кармана пачку сигарет. Он не скрывал от семьи свою вредную привычку, но и не афишировал. Ему казалось, что родители сами обо всем давно догадались. Подросток вытянул из пачки одну и хотел поднести ее к губам, как в его личное пространство, созданное тишиной, ворвался парень. Он нахальным голосом попросил у Миши сигарету, но тот отрицательно дернул головой и убрал пачку обратно, оставив во рту только одну сигарету. Мише было сложно добывать сигареты, ведь ему ещё не было восемнадцати, а, судя по голосу парня, который обратился к нему, было около двадцати и он мог приобрести сигареты в любом месте. Вот только за отказом последовала реакция, причём очень грубая. Незнакомец двумя пальцами забрал изо рта Миши сигарету и положил ее в свою руку, а другой поднял книгу Совергона. Второй поднял свои карие глаза. Перед ним была пара: очень симпатичная стройная девушка с черными волосами средней длины, темными глазами и парень. Парень был очень высокий, со светлыми волосами, но глаз было невидно, их скрывали темные очки, хотя день был облачным и солнце не показывало ни единого светлого лучика. «Дуракам всегда солнце светит», — подумал Миша и поправил челку, слегка сжал губы, но больше не показывал ни единой эмоции. Тем временем парень демонстративно, кривляясь, взял книгу вверх ногами и стал наигранно вчитываться в перевернутые буквы, веселя свою пассию. Миша поднял руку за книгой, но, заметив жест юноши, незнакомец бросил в него книжку. Он не швырнул ее с силой, но угол твердой обложки очень неудачно удал на лицо брюнета, глубоко ранив кожу под бровью. Из раны сразу полилась кровь. Пара быстро покинула это место, оставив Совергона в одиночестве. Кровь ещё очень долго не останавливалась, а маленький шрам остался вечным напоминанием о той злополучной встрече у дверей библиотеки.***
Миша легонько потер левый глаз, желая прикрыть шрам под бровью. Он не любил, когда люди подолгу всматриваются в его лицо, так как опасался вопросов о полученном около семи лет назад шраме, ведь замечая эту деталь, всем было интересно узнать историю появления ее у парня. Совергона всегда удивляло, почему людям так нравятся истории, которые вызывают у рассказчиков неприятные ощущения, воспоминания. Люди обожают обсуждать мерзость, грязь и боль других, но так не любят получать ее по отношению к себе. Среди людей так много садистов, надевающих маску «нормальности», статисты. Они с интересом читают выдуманные истории из пабликов в социальных сетях, где описаны истории смертей, убийств и кровавых трагедий. С нескрываемым удовольствием ищут ещё и ещё, но испытывают душевную боль, когда бездомную кошку, которая минуту назад перегрызла голубю горло, гладят против шерсти. Они так возмущаются, когда в деревнях, селах и на окраинах некоторых городов топят бездомных котят, но им не жалко голубей, которых съедают эти же самые блохастые бродяги. «Помойные куры» скажете Вы? Да. Однако чем же котята отличаются от птиц? Разве что смазливой мордашкой и пушистым хвостиком. Лицемерие. Желаешь быть отзывчивым, так будь отзывчив ко всем, в том числе к бездомным, выпрашивающим мелочь при входе на вокзал, а не обходи за три шага вокруг, боясь их вида и за глаза называя «алкоголиком». Почему бездомная живность — «бедненький», а бездомный человек — «бедный»? Бедный даже не в плане финансовом, а в плане духовном, в плане личностном. Человек не готов проникаться судьбой другого человека: каждый ставит себя на ступень выше другого. И каждый старается залезть подальше от прочего сброда. А ещё более ценно не залезть повыше, а спихнуть другого, лишь бы быть лучше, успешнее. Даже если ты стоишь на единственной кувшинке, когда другие тонут в болоте. И не дай бог кто-то ещё найдет вторую кувшинку! Тогда сразу придется лезть негодяю на голову, ведь нельзя допустить равного положения с кем-либо. Уж лучше встать на его голову и утонуть на этой самой непрочной кувшинке вдвоем. А ведь все потому, что твоя голова утопнет в болоте последней.***
— Я даже не буду спрашивать зачем, — Даня почесал подбородок, немного задрав голову. — А сверху так же? Покажи. Рэнделл не счел нужным дожидаться ответа, а может он просто понимал, что его не последует. Совергон послушно взялся за два верхних уголочка на рубашке. Стоит заметит, что Миша всегда застегивал рубашку на все пуговицы, даже на самую верхнюю. Брюнет очень медленно расстегнул первую пуговицу, затем вторую… Дане казалось, что Миша нарочно его раздражает своей неспешностью. Тогда светловолосый сам резко потянул ближний к нему край, дернул. Рубашка податливо расстегнулась, хотя и парой пуговиц пришлось пожертвовать. Рубашка была новой, но создавалось впечатление, что Совергону абсолютно неинтересна судьба вещи. Он как обычно не показал реакции, лишь поднял наконец свой взгляд к Дане. Парень сидел боком к старшему, поэтому второй рукой толкнул его в плечо, заставляя развернуться к нему лицом. На груди Совергона и на его животе было ещё больше отметин: более глубокие порезы, ожоги, синячки и прочие следы истязаний. Мише не было стыдно. Он смотрел в глаза Дани, узнавая реакцию. Почему-то ему казалось, что Рэнделл испугается, но на лице парня виднелась садистская улыбка, искорка в глазу. На секунду Мише показалось, что Рэнделл прикусил губу. — Когда ты начал это делать? — заинтересованно спросил Рэнделл. — Давно… — А теперь напряги свою жопу и ответь, блять, нормально! — с угрожающим видом прикрикнул Даниил, смотря в глубокие черный глаза. — Извините, — Миша громко сглотнул. На секунду ему почудилось, что Рэнделл пододвинулся к нему ближе. — Когда мне было лет четырнадцать или пятнадцать, мои сверстники меня недолюбливали. Я был козлом опущения не только в классе, но и во всей школе. Кажется, даже во всем мире, — Миша снова опустил глаза, а вместе с ними спала и челка. — Иногда я даже плакал в своей комнате, когда моя семья не слышала. После слёз становилось легче. Но, плача изо дня в день, слёзы уже не помогали, не успокаивали, — Миша замялся, сжал губы, выдерживая паузу. Ему не хотелось говорить про то что он заменял душевную боль физической. По лицу Дани было видно, что он и сам все понимал. — Ты резал руки? — Даня поднял запястье парня, посмотрел на старые, но все ещё сильно заметные шрамы. Было видно, что Миша себя не щадил в подростковые годы. — Да. Сначала немного и царапины скоро проходили, но потом мне было мало этого. Я заменил канцелярский нож кухонным… Один раз это чуть не закончилось трагедией, но обошлось, меня успели спасти. — Если ты хотел сдохнуть, то почему не вскрыл себе горло? — А кто Вам сказал, что я хотел умереть? Я люблю жизнь. Я любил жизнь даже в те моменты, когда резал себя ножом. Я всего лишь хотел чтобы боль ушла или хотя бы затупилась. Но теперь для меня это стало больше чем привычка. Я, кажется, зависим от этого, но стараюсь не нагонять на себя грустные мысли. — Получается, тебе это нравится, — утвердительно прошептал Рэнделл. Теперь у Миши не было сомнений: Даня пододвинулся к нему вплотную и медленно положил руку на его шею. Первое прикосновение было очень нежный и мягким. Даня поднес подбородок к плечу Миши. Его нос был рядом с ухом брюнета. Второй слышал каждый вздох и выдох учащенного дыхания. Со временем Даня сжимал ладонь сильнее и сильнее. Он плотно прижал Мишу к себе свободной рукой, слегка отведя локоть Миши за спину. Он был не слишком груб, но это была только разминка, начало. Спустя секунд двадцать, дыхание Миши замедлилось. Было сложно вдыхать, ведь Даня уже не сдерживался, когда пережимал шею юноши до красных следов. Внезапно послышался шлепок. Даниил наконец отпустил шею Миши и ударил его ладонью по щеке, после грубо взялся за нижнюю часть лица, закрыл его рот так плотно, чтобы Миша не мог говорить, а заодно зажал нос, чтобы тот не дышал. — Ты жалок. Только жалким нравится, когда им причиняют боль. Но посмотри на себя: тебя нравится то, что тебя душит парень, — Рэнделл на пару секунд опустил взгляд, чтобы проверить своё подозрение. — Надо же, ты даже возбудился. Педик. Рэнделл наконец отпустил Мишу. Тот тяжело и часто дышал, наконец подняв взгляд на светловолосого. Он немного свел брови, но совсем незаметно. Ему хотелось ещё, по его лицу было это ясно видно, но Даня решился спросить: — Ты хочешь ещё? Скажи. — Да, — Совергон улыбнулся. Впервые за несколько месяцев Рэнделл увидел другую эмоцию на лице парня, кроме «безразличия», это была улыбка возбуждения. Кровь в жилах брюнета кипела, он сжал простынь под собой и был полностью готов. И плевать что Рэнделл очень агрессивен и при должном напоре может покалечить Мишу, ведь именно об этом Совергон мечтал последний месяц. Он жаждал близости с Рэнделлом, но даже не мог и предположить, что когда-либо ему выпадет такой потрясающий шанс. Однако сегодня Даниил выпил достаточно, чтобы не осознавать свои поступки в полной мере. И будь что будет, Совергон не станет об этом жалеть. — На колени, — приказал Даниил. Он достал из-за уха сигарету. Он любил их носить так, это было привычно для него. В заднем кармане джинс хранилась зажигалка. Рэнделлу потребовалось меньше минуты, чтобы прикурить. За это время гость успел опуститься на пол перед ним, разместиться между его колен и смотрел на Рэнделла снизу вверх, ожидая, что Даниил скажет далее. -Ты ждешь особого приглашения? — тяжелая рука легла на затылок Миши и толкнула его навстречу к паху Даниила. Брюнету не нужно было дальнейших объяснений. Он сразу принялся расстегивать молнию на джинсах, приспустил их вместе с бельем. Взору юноши открылся большой член, который уже был твердым. Миша, не думая ни секунды, взял горячей ладонью пенис Рэнделла, смотря на его лицо любопытными глазками. Медленные ласки дразнили Даню, но младший и не думал ускоряться. Он плавно водил кулаком вверх и вниз только по верхней половине члена, слегка приоткрывая головку. Но Миша дразнил не член Дани, а скорее его хозяина. Ему хотелось больше грубости с его стороны, кареглазый настойчиво нарывался. Даня не заставил долго ждать. Он стряхнул пепел на любопытную мордашку, которая была заняла тем, что уставилась в глаза Рэнделла, но должна была уже давно жадно обсасывать его член. Другой рукой Даня сжал темные волосы и силой заставил Мишу приблизиться губами к члену. — Открой, — приказал Даниил, но уже не кричал. Миша открыл рот пошире, чтобы член поместился, а рукой направил головку навстречу губам. Вдруг Даня резко насадил голову юноши на свой член почти до самого основания. Он зафиксировал голову так, чтоб Миша не мог отстраниться и даже не двигал его головой. Рэнделл с пошлой усмешкой поглядывал на Мишу, на то, как с его губ стекает слюна, на то, как он давится, но сдерживает в себе неприятные позывы, слушал стоны Совергона. Когда Рэнделлу было достаточно, то он разрешил Мише сделать глоток воздуха и отпустил голову парня. Но тот не стал вытаскивать член из своего рта. Он только стал двигать головой усерднее, жмурясь и издавая сладкие звуки губами. Рукой брюнет помогал, оттягивая крайнюю плоть вместе с направлением своих губ. Иногда брюнет заглядывал в глаза Рэнделла, желая увидеть реакцию, но теперь уже он примерил маску безэмоционального мудака, которому, казалось, все равно на старания Совергона, желающего удивить Даниила. — Раздевайся! — приказал Рэнделл, указывая на кровать. Он хотел, чтобы Совергон разделся и лег на кровать. Юноша сразу снял трусы, откинув их куда-то в угол, а затем и верхнюю часть одежды. Он немного замешкался, пытаясь найти место для рубашки, поэтому получил наказание. Даниил потушил бычок о заднюю часть шеи Совергона. Последний глухо зашипел. Он откинул на спинку кровати рубашку и тут же встал на четвереньки на кровать, спиной к Даниилу. -А теперь прогнись. Будь более мягкой шлюшкой! — Даня звонко шлёпнул Мишу по попе, что тот вздрогнул. Он велел Мише не оборачивать голову. Несколько секунд в комнате висела тишина, но потом снова прозвучал хлопок. Он был ещё более звонким и плотным, а сразу после него прозвучал тихий крик Миши. Даня ударил нижнего проводом от зарядки для своего телефона. На спине Совергона сразу появились две тонкие, но очень болезненные линии. Несмотря на сильную и резкую боль, Миша прикусил губу и ощутил прилив возбуждения. Для него это была очень приятная боль. Ситуация была ещё более приятной благодаря тому, что боль была подарена Рэнделлом, парнем, о котором Совергон так долго мечтал. — Тебе нравится, шлюха? — Рэнделл снова ударил Мишу, но теперь по ягодицам. — Да! — немедленно ответил Миша и прогнулся в спине, как кошечка. Он был готов замурлыкать, но лишь сладко стонал, поддаваясь ласкам импровизированной плети. Прошло не меньше двадцати минут до того, как Даниил прекратил обрисовывать тело Совергона красными отметинами от жёстких проводов. Даниил бил парня по бедрам, спине, ягодицам, бокам. Он хотел заполнить все пробели на коже кареглазого, а тот не был против. Отнюдь, он желал, чтобы этот вечер запомнился ему на долгие недели в качестве ярких следов на сладкой и нежной, словно топленое молоко, коже. Даниил отбросил провод. Внезапно между ягодицами Миши прошлась ладонь, он дернулся и хотел посмотреть за спину, но, заметив порыв, Рэнделл грубо ткнул Мишу в подушку лицом. — Хотел жёстко? Я оттрахаю твою задницу так, что тебе неделю будет больно сидеть, — прорычал Даниил, сжимая сильными пальцами ягодицы пассива и слегка раздвигая их. Миша кусал простынь, щурил глаза. Рэнделл явно нарочно вцеплялся ногтями именно в самые вздутые следы от провода. От боли мурашки бежали по нежным плечам. Даниил заметил, что Миша ранее практиковал анальный секс, при чем совсем недавно, но не стал акцентировать внимание, ведь ему было определенно не до этого. Он начал растяжку сразу с двух пальцев. Это был первый опыт Дани, поэтому он не был особо осторожен. Но нежность была Мише не с руки. Парень сам двигал тазом навстречу твердой руке. Пальцы вошли легко, скоро к ним добавился третий. Рэнделл рвано двигал пальцы внутри нижнего, прокучивал их и иногда пробовал раздвинуть их. Миша громко стонал и иногда неосознанно сжимался, желая получить ещё более яркие ощущения. Когда Даня вытащил пальцы, он стал водить головкой члена по расслабленному колечку сфинктера. Совергон был готов уже кончить. Он мечтал, чтобы Рэнделл поскорее вошел в него. Даниил не устраивал долгих церемоний, быстро и глубоко вошел в Мишу, заставив того вспыхнуть блаженным криком. Движения были быстрые, рваные. Рэнделл постоянно менял скорость, а Миша, соответственно, громкость и протяжность стонов. Даниил был очень возбужден, но решился сменить позу, перевернув Совергона на спину и навис над ним, подобно хищнику, который пленил жертву в её последний раз. Рэнделл действительно был чем-то похож на зверя в этот момент. Он был напряжен, одновременно сосредоточен и уверен в себе. Он громко дышал, но Миша заглушал его звуки своими громкими искренними стонами. Он не нуждался в дополнительных ласках и скоро кончил, изливаясь на свой животик и выкрикивая имя партнера несколько раз. Даниил кончил почти сразу после Миши, заполняя спермой пассива изнутри.***
— У тебя есть пара? В ответ брюнет лишь отрицательно мотнул головой. Парни лежали на кровати под одеялом. Даниил на своей спине, а Миша на его плече, укрытый одеялом. Они все ещё были без одежды. Даня уже усмирил свой пыл, отрезвел, а Миша снова утонул с океане мыслей и было похоже, что брюнет слушает собеседника в пол уха. — Знаешь, меня так достали женщины… Может попробовать с парнем? Даже с тобой, например? Миша молча дернул плечами. Даниила озадачил такой ответ. — Ты мне только несколько часов назад говорил, что любишь меня, — напомнил Даня, погрозил Мише указательным пальцев. — Я люблю секс, но не люблю любовь, — Миша снова скупо улыбнулся. Он встал с постели и стал одеваться. Рэнделл был готов взяться за голову и рвать на себе волосы. Почему-то ему стало очень паршиво от того, что он только что предложил встречаться парню, похожему на последнего неудачника, но тот отказал ему в его… «чувствах»? Даниил закрыл глаза. Он внезапно осознал, что за эти месяцы и сам полюбил этого бармена. Он был немногословен, но всегда честен с ним. Он был готов выслушивать его жалобы, но только что он потерял такого светлого человека. Когда Даниил открыл глаза, одновременно с этим захлопнулась дверь квартиры. Совергон покинул его. Он оставил Даню наедине со своими чувствами! Неужели признание Миши было пустым звуком, не имеющим за собой реальной любви? Все это не укладывалось в голове. Выходит, Рэнделла только что развели на секс, как молоденькую девушку. Наконец Даниил понял. Он понял, что такое душевная боль. Та самая боль, которую испытывал Совергон в юные годы. Пазл собрался воедино. Тот мальчик на улице с пакетиком конфет, пацан, получивший ведро супа на голову, тот парень, которого ударили книгой по лицу… это все был Миша, а его обидчиком был никто иной как Даниил Рэнделл. Он давно забыл, но теперь, спустя годы, пожалел о том, как поступал с кареглазым парнем, который, оказывается, всю свою жизнь жил в доме напротив и таил воспоминания глубоко в своей помятой душе. Даниил вышел из этой истории лишь очередной жертвой темноволосого парня.