Keiner Merkt Es, или Wie Es Ist

      Естественно, никакой язвы не было.       Амалия лежала на своей кровати, свернувшись клубком и пытаясь терпеть боль, изводящую её внутренности уже третий день.       Проклятые догхантеры. Самые настоящие твари и садисты, моральные уроды, использующие самые жестокие методы в борьбе с невинными существами. Существами, достойными жизни ничуть не меньше, чем сам человек.       Кто бы мог подумать, что внешность окажется настолько обманчивой и те две девушки, приласкавшие бродячих дворняжек, окажутся ими? Возможно, Амалия бы что-то заподозрила, будь она сыта в тот день, ведь голод отключает все тормоза, заставляя всех животных, включая человека, действовать отчаянно и порой алогично. Интересно, а сколько собак в итоге выжило? Судя по тому, что они пытались съесть как можно больше... И уж тем более никто из них не знал, что человек может так.       Амалия слышала скрежет когтей о деревянный паркет, когда ворон деловито зашёл в её спальню, проходя небольшое расстояние от одного ковра до другого. Этот наглец будто издевался над ней, понимая, что ей сейчас плохо и потому агрессией она не ответит. Несмотря на перевязанное крыло, птица научилась ловко взбираться на стулья и другие относительно невысокие поверхности. В какой-то момент Швартц даже начала высматривать присоски на лапах подопечного. Девушка была очень рада, когда ворон попросился на шкаф в коридоре, перед тем как к ней приходил Билл. Она посадила птицу туда, решив, что и сам ворон будет рад побыть где-то высоко, пока он не может летать, и вдобавок птица не помешает сеансу.       Сейчас же он как-то сумел слезть оттуда самостоятельно, не повредив себе ничего, и забрался к Амалии на кровать. Он долго смотрел на девушку, а потом начал весьма ощутимо клевать её за пальцы ног.       — Пошёл вон, — фыркнула она, несильно пихнув птицу ногой.       Амалии просто невероятно повезло, что она осталась жива: те две улыбчивые девушки раздавали большие дозы чего-то похожего на мышьяк*, спрятанные в мясе и колбасе. Наевшись и ничего не подозревая, волчица в тот вечер отправилась в парк. Но организм Швартц быстро отторг съеденную еду, и впервые её вырвало прямо там, на прогулке. Когда же Амалия увидела кровь, она как можно скорее ринулась домой, стремясь не упустить драгоценное время, и промыла желудок. Это и спасло ей жизнь.       Теперь же девушка пыталась оправиться от неизбежных последствий, ожидая, когда организм сам залатает разъеденные ядом ткани.       Хотя спасла её не только медицина. После того как Швартц стала вервольфом, её тело стало куда устойчивее благодаря ставшему более быстрым обмену веществ и закономерно быстрому обновлению тканей. Волк, спрятавшийся внутри, пожирал немыслимое количество энергии, из-за чего весь немногий лишний вес, который когда-то был у девушки, исчез за первую неделю, и больше не набирался. Да и не мог набраться в принципе: если Амалия плохо питалась, волк начинал забирать мышцы, натренированные долгими прогулками в волчьем обличье.       Ей давно не было так плохо. Тело до сих пор ломило, а внутренности ныли, заживая, казалось, вечность. Но даже первый день отравления не сравнится с тем, что Амалии пришлось пережить однажды.       Общение с родителями не сложилось уже как-то давно, но Швартц не обращала на это внимания. До тех пор пока они не решили управлять её дальнейшей жизнью, запретив поступать на факультет психологии. Этого пятнадцатилетняя девушка не выдержала и связалась с Марком, риэлтором и давним другом их семьи, который к тому времени переехал жить в Гамбург.       К счастью, и без того зная о напряжённых отношениях Амалии с родителями, Марк всё же согласился помочь ей переехать в свой город, куда она и собиралась поступить. Первое время Швартц жила в квартире Марка, заняв там гостиную. Мужчина тогда очень поддержал юную Амалию, фактически став ей названным дядей.       Разумеется, Марку было сложно жить в одной квартире с молодой девушкой, тем более когда за их спинами послышались сплетни, а в его личной жизни начались проблемы, которые ему не удалось скрыть от Амалии. Однако профессия Марка помогла ему, и вскоре Швартц под руководством Марка как риэлтора познакомилась с Леоной и Гансом Кауфманнами. Вот только для покупки старого дома нужен был первый взнос. И Амалии пришлось расстаться с самой дорогой вещью, что у неё осталась из прошлого, — электрогитарой с личными автографами участников её любимых групп, которая уже давно служила для неё как сувенир. Однако вещь ушла с молотка за весьма неплохие деньги под слёзы Швартц, и девушка смогла оплатить немаленькую часть цены за жильё.       Одновременно началась учёба в колледже, в который Амалии удалось поступить благодаря неплохим способностям. Стипендия и помощь Марка кое-как покрывали расходы, образование давалось не без труда, но неплохо, однако не было одного. Покоя.       Несмотря на стресс, от которого у Швартц постоянно тряслись руки, она уверенно делала успехи не только в психологии (коих разновидностей было бесконечно много), но и в биологии. Амалия не раз присутствовала на лабораторных работах биологов в свободное время и вскоре сдружилась с преподавателями, открывшими доступ даже в простенькие лаборатории. Как-то раз девушка заметила странный амулет, висящий на шее одного из преподавателей микробиологии.       «На удачу», — ответили ей тогда. А на осторожный вопрос о том, где такой можно раздобыть, Амалии посоветовали одну гадалку. «Экстрасенс или ведьма — суть одна и та же, а этот амулет работает, с каким бы скепсисом я сначала к этому ни относилась», — секретничала фрау Мюллер.       Разрыв отношений с родителями и друзьями, переезд в чужой город, продажа гитары и огромный долг за плечами не оставили Амалии выбора, и отчаявшаяся девушка, душа которой разрывалась на части, решила посетить бабку-гадалку, пускай это и принесло бы чисто психологическое облегчение.       Но кто же знал, что это изменит всю её жизнь?       В первый раз войдя в комнату старой полутёмной квартиры, в которой давно не делался ремонт, Амалия заозиралась по сторонам, смотря на пучки засушенных трав, разложенных в разных местах, на какие-то странные атрибуты, разложенные по полкам шкафов из тёмного дерева и на таком же тёмном столе, за который села девушка. Старая гадалка на самом деле жила более чем скромно, выживая, очевидно, на пенсию и пособия. Но вдруг на глаза Амалии попалось то, чего она не видела даже в кабинете биологии, — волчий череп. В том, что он волчий, сомневаться не приходилось: размеры, гребень, проходящий вдоль черепной коробки, зубы... А рядом обнаружились клочок серой волчьей шкуры и волчьи зубы. Но откуда у старухи было то, чего не было в коллекции колледжа? Почему даже у биологов не было даже лисьего черепа, а здесь лежал волчий?       Видимо, царящая в квартире атмосфера повлияла на Швартц, потому что на ум пришли байки об оборотнях, которые зачастую описывались как реальные. Амалия, впрочем, всегда любила волков за их сплочённость и чувства, возникающие в стае, и теперь задумчиво обводила взглядом плавные изгибы черепа.       ...Трансгенные животные давно живут среди нас. Неужели вы думаете, что всё мясо на рынке реально вырастить простым фермерам?..       ...ГМО абсолютно безопасно. Для его получения в организм встраивают гены, улучшающие определённые качества и купирующие другие. Например, урожайность растений или плодовитость животных и их устойчивость к каким-либо заболеваниям...       ...Сейчас учёные бьются над созданием химер — животных, на которых можно было бы выращивать человеческие органы...       ...Тотипотентность клеток — их способность давать любую ткань организма...       ...Вирусы меняют геном, встраиваясь в него. Это один из залогов эволюции...       ...Гены могут включаться и выключаться...       ...Подозреваемый в оборотничестве утверждал, что он и вправду таковым и является. Он потерял сознание, но, очнувшись, рассказал, что в это время стал волком и совершил несколько убийств у края деревни. Позже они подтвердились крестьянами...       ...Ликантропия — психическая болезнь, при которой больной утверждает, что он волк...       ...Оборотни и вервольфы — существа немного разные. Первые чаще всего рождаются таковыми, вторые — становятся...       Становятся. Геном всех земных организмов изначально схож, даже у человека и крысы совпадения составляют около девяноста процентов, а если гены включаются и выключаются... Нет! Да как такое вообще может сработать? Человек и волк имеют слишком много чисто анатомических различий! А крыса?..       Амалия тряхнула головой, отгоняя дурацкие мысли. Конечно, это бред, иначе бы наука давно раскрыла факт существования мифических тварей. Но, с другой стороны, наука не может знать всё...       Перед глазами Швартц возникли обыкновенные серые волки, которых она нередко рисовала, восхищаясь их почти совершенным строением. Подтянутое тело, развитая мускулатура, большие костистые лапы с длинными для псовых пальцами, выносливость, ум... Волки отличались от остальных животных в первую очередь своим мышлением — они выстраивали строгую иерархию в стае, где каждый играл определённую роль, в большинстве своём отличались крепкой психикой и готовы были убить чужака за посягательство на стаю или детёнышей.       Это и было нужно Амалии. Строение, работающее как идеальный механизм, органы чувств и невероятная смышлённость, которые смогли бы укрепить её психику и помогли забыть обо всех проблемах и невзгодах последних месяцев. Это бы дало ей опору, создало каркас, на котором Швартц смогла бы восстановить свою истерзанную личность.       Но это было невозможно. Магии не существует, а два организма имели слишком много отличий.       Однако нет дыма без огня. Значит, древние мифы, встречающиеся во всех народах и касающиеся не только волков, имели под собой подоплёку. Слишком велик был страх оборотней и вервольфов в средневековье. Слишком много людей знали об этом.       — Что же привело тебя ко мне, девочка? — обратилась старая гадалка к Амалии.       — Я хочу быть волком, — твёрдо ответила она.       Но то, что случилось далее, поразило Швартц: женщина будто бы взбесилась, глаза её округлились, а затем брови сомкнулись на переносице, и старуха грубо вытолкнула девушку из своего дома, наказав больше никогда сюда не возвращаться.       Тем не менее вскоре надежды Амалии, подкреплённые несколькими визитами и мольбами, всё же оправдались. Сидя напротив колдуньи, которая мотала головой в отказе, девушка уже не могла сдерживать эмоции и даже почувствовала, как защипало глаза. Никогда Амалия не позволяла себе проявить перед кем-то слабость.       — Ладно... — тяжело вздохнула женщина. — Неужели это так много для тебя значит?       Юная Швартц вдруг решилась открыться ведунье, показать свой внутренний мир, который не мог проявиться, не имея собственного воплощения, и которому нужен был прочный каркас, пускай и волчий костяк.       — Понимаете... Я не знаю, что мне делать, — пальцы Амалии зарылись в волосах. — Во мне будто что-то бурлит, не может оформиться и набраться сил. Мне так плохо... Я всегда любила волков и, как бы странно это ни звучало, находила с ними что-то общее. Может, второй облик поможет мне снова собраться с силами? Второй облик, который бы позволил не думать о проблемах, уйти на время от человеческой реальности...       Женщина неотрывно смотрела на девушку, и в её взгляде до последнего читалась надежда о том, что та передумает. Вновь колдунья тяжело вздохнула, покачав головой.       — Ты осознаёшь, что это проклятие? — спросила она.       — Да, — твёрдо отозвалась Амалия. Она читала мифы разных народов и потому знала, кто и как становился вервольфом. Русские сказания звучали куда радужнее, повествуя об оборотнях, способных при желании в любое время превращаться даже в предметы и при этом сохранять интеллект. — Я вам хорошо заплачу.       — Нет, — отрезала колдунья. — За такое плату не берут.       Она ещё раз попросила Швартц подумать, нужно ли ей это, ведь девушка уже не сможет стать прежней... Но Амалия уже давно всё решила.       Смирившись с выбором, женщина более не пыталась отговорить студентку. Она поднялась с места, взяла с полок небольшой острый нож, какие-то травы и волчьи клыки и вернулась на своё место напротив девушки.       — Зря ты это делаешь, девочка, — в последний раз предостерегла колдунья. — Сегодня растущая Луна, я смогу всё сделать.       — Спасибо, — единственное, что смогла вымолвить Амалия.       Девушка пристально наблюдала, как женщина разделила травы на два пучка, один измельчила и залила кипятком, а второй подожгла и оставила тлеть.       — Это поможет войти в транс, — пояснила она.       По комнате сразу же разнёсся дурманящий дым, с каждой секундой будто бы проникающий внутрь и охватывающий разум, и Амалию вдруг постепенно начали отпускать все страхи и тревоги. «Транс, — невольно вспомнила девушка программу психологического факультета, — то состояние, в котором человек может воздействовать на своё подсознание, задавать себе программы. Но при осознании этого факта человек сразу выходит из транса».       Впрочем, так учили в колледже, и Швартц не догадывалась о том, что последнее предложение в определении может оказаться ложным. Во всяком случае, мысли быстро переключились на происходящее здесь и сейчас, оставив весь остальной мир где-то за пределами разума. Сейчас для неё существовала лишь эта комната и колдунья, пестиком измельчающая травы в чаше. Отвлёкшись от своего дела, ведьма взяла в руки какую-то красную ягоду.       — Это волчья ягода, — сказала она, показав плод девушке.       А затем бросила его в настой и измельчила так же, как и травы. Амалия хотела остановить её, возразить, сказав, что волчьи ягоды ядовиты, но не успела. Женщина проворно закончила своё дело и отставила чашу в сторону. Швартц с опаской покосилась на сосуд, но так ничего и не сказала: она никогда не была сильна в ботанике, да и колдунья, очевидно, знала, что делала. Женщина взяла в руки нож и на несколько секунд замялась, вертя его в руках и смотря на лезвие, поблёскивающее в приглушённом свете свечей. После её взгляд остановился на глазах Амалии.       — Дай мне левую руку, — скомандовала ведьма, протянув девушке свою ладонь.       «Ближе к сердцу», — догадалась Амалия. Оказывается, догадалась вслух.       — Ты ведь такая умная, знаешь больше, чем другие, — проронила женщина, переворачивая руку Швартц ладонью вверх. — А выбираешь такой путь.       Амалия не ответила, предпочитая не вступать в ненужные дискуссии. Если бы она действительно была такой, какой видит её ведьма, она бы смогла самостоятельно обустроить свою жизнь или хотя бы найти общий язык с окружающими и в частности с родителями. Тем более это её собственная жизнь, и она сама может распоряжаться ею так, как считает нужным.       — Линия судьбы у тебя неровная, девочка, — сказала колдунья, проведя пальцем вдоль раскрытой ладони Швартц.       Амалия не вырвала руку и даже не вздрогнула, когда острое лезвие разрезало кожу в том же месте, на которое секунду назад указала ведьма. Девушка просто внимательно наблюдала. Алая кровь тут же выступила на поверхности раны, и женщина сжала руку девушки в кулак, заставляя порез кровоточить сильнее.       — Перед тем как взывать к высшим силам, ты должна принести им жертву, — проговорила колдунья, а Швартц подняла на неё глаза, ловя каждое её слово. — Твоя кровь должна окропить волчьи зубы.       Старуха сильнее сжала кулак Амалии, быстро затараторив что-то непонятное, и волчьи клыки, лежащие на столе, побагровели от упавших на них капель человеческой крови. Затем колдунья, с большим напором продолжая читать заговор, раскрыла ладонь девушки и, взяв со стола один из клыков, с силой провела им по порезу. Амалия зашипела от боли, но руку так и не отдёрнула, не смея нарушать обряд.       — Пей! — скомандовала ведьма, протягивая студентке чашу с отваром.       Швартц послушно приняла сосуд и поспешно принялась пить. Вкус не был самым приятным, но был вполне терпимым, сопоставимым с обычными лекарственными травяными настоями.       Женщина по-прежнему тихо наговаривала, наблюдая, как девушка допивает отвар. Вскоре Амалия отставила чашу в сторону, а колдунья, продолжая проговаривать текст, наблюдала за тем, как медленно дотлевает пучок травы, будто бы на самом деле это неотступно тикали часы. Дочитав заговор, старуха дождалась, когда последний сантиметр травы превратится в дым и пепел, а после повернулась к студентке, встретившись с её выжидательным взглядом.       Взяв с полки бинты, ведьма перебинтовала девушке руку — как заметила Амалия, профессионально: плотная повязка уходила за большой палец и обматывала тонкое запястье, — и собрала клыки в мешочек.       — Забирай их, — женщина протянула мешочек Швартц. — Теперь на них твоя кровь и больше ни к чему они непригодны. Дома спрячь в укромном месте и никому не показывай. Теперь поторопись домой: тебе может стать нехорошо.       Однако нехорошо Амалии не стало. Всё, что беспокоило девушку в тот вечер, — лишь пульсирующая боль в разрезанной ладони. Не было у Швартц никакой сверхслабости, так, простая усталость после долгого дня, её даже не тошнило после отвара из неизвестных трав и волчьей ягоды.       Ведьму студентка хотела от души поблагодарить, но та поспешно наказала ей быстрее ехать домой, попутно дав дополнительные указания и советы.       Они, правда, так и не пригодились. Кроме перевязанной левой руки более ничто не напоминало о приёме у колдуньи. А единственное, что произошло в ближайшие несколько дней, — края раны срослись, и теперь на ладони красовался крайне медленно бледнеющий рубец на месте линии судьбы, по большей части всё ещё покрытый коростой.       Обряд не сработал.       На шестой день Амалию начало сильно тошнить. Однако было это после того, как она, проголодавшись, купила в уличной палатке сомнительного качества мясной пирожок, а потом, ощутив в желудке неприятную тяжесть, для верности запила его сладкой газировкой, перебивающей вкус. Теперь она расплачивалась за собственную глупость, свернувшись в позу эмбриона на кровати. Вся еда, поглощённая за день, смешалась в отвратительный коктейль, травящий организм, и от постоянной рвоты, продолжающейся уже несколько часов, начала болеть голова. Швартц с удовольствием приняла бы анальгетик, так как высоким болевым порогом она никогда не отличалась и любую боль переносила довольно тяжело, но побоялась, что главная причина её недуга не позволит ей выпить лекарство.       Виски будто сжимали с двух сторон в такт пульсу, тошнота так и не прошла до конца, хотя желудок уже давно был полностью пуст, и девушка свернулась в клубок, обхватив голову руками. С каждой секундой терпеть такое состояние становилось всё сложнее. Не выдержав, Амалия попыталась подняться, но тут же рухнула обратно: руки не удержали корпус и, задрожав, подкосились. Теперь девушка лежала на боку, судорожно дыша от слабости и пытаясь унять тошноту.       Свет полной луны, пробивающийся даже сквозь шторы, сильно раздражал и резал глаза, словно девушке светили фонариком прямо в зрачки. Швартц зажмурилась, проклиная всё на свете. Она давно выключила дома весь свет, стремясь поскорее уснуть и успокоить организм, а теперь это чёртово полнолуние.       Внезапно её будто ударили чем-то тяжёлым по голове, и студентка, вскрикнув от боли, схватилась за темя, пульсирующее волной боли. Девушка свернулась в клубок настолько, насколько только могла позволить человеческая анатомия, инстинктивно пытаясь защитить самые уязвимые места и закрыть голову руками. На глазах невольно выступили слёзы, Швартц невольно задержала дыхание, будто оно было виновато в мигрени. Через несколько секунд, которые казались вечностью, острый приступ отступил, однако всё тело сжалось, готовое в случае чего к новому приступу. Болезненное напряжение плавно перешло в спину.       Амалия судорожно задышала, ловя открытым ртом воздух. Так плохо ей ещё никогда не было. Надо позвонить за помощью, позвать кого-нибудь, чтобы это всё закончилось. В воспалённый разум приходили логичные аргументы, Швартц, собравшись с силами, уже хотела приподняться, чтобы позвонить хотя бы Марку, который сразу бы понял, что с ней что-то не так, но её планам не суждено было сбыться.       Амалия почувствовала, как сломался первый позвонок.       Вскрикнув, девушка, вопреки здравому смыслу и законам физиологии, выгнулась в дугу, судорожно сжав в руках простынь так, что ногти больно впились в ладони. Первая волна боли ещё не оставила её тело, как к ней присоединилась ещё одна, а за ней — третья. Нечеловеческий крик разрывал глотку, из глаз невольно покатились слёзы, рёбра хаотично поднимались и опускались, не справляясь в полной мере с дыханием, и Швартц судорожно заметалась по кровати, пиная воздух и постель руками и ногами. Ужасающая боль полностью поглотила девушку, распространяясь по всему организму, отключила все доводы разума и лишь заставляла тело двигаться в предсмертной агонии. Все чувства притупились, Амалия почти ничего не видела и только жалкими глухими отголосками слышала собственный крик, доносившийся как будто издалека.       Внезапно опора исчезла из-под Швартц, и девушка упала вниз, ударившись об пол головой и плечом и потащила за собой одеяло, в котором запутались ноги. Она уже не различала ничего вокруг, её окружала лишь полная темнота, тишина и всепоглощающая боль, всё ещё заставляющая конечности дёргаться. Казалось, что, кроме этой боли, на свете не осталось ничего, что она останется навсегда, крепко впившись своими острыми когтями в плоть.       Но вскоре всё закончилось.       Боль отступила, а затем и вовсе покинула тело, забрав с собой все силы. Амалия тяжело дышала приоткрытым ртом, рёбра с диафрагмой наконец заработали нормально, впуская кислород в лёгкие. Швартц всё так же лежала на боку на полу, вытянув руки и ноги. Лицо было мокрым от слёз, вокруг рта и на полу собралась пена, скомканное одеяло по-прежнему окутывало ноги. В ушах стучал пульс, постепенно возвращались чувства, зрение постепенно фокусировалось, ловя отголоски света. Оказывается, всё это время её глаза были открыты.       Амалия тяжело прикрыла глаза, а когда открыла их вновь, была ошеломлена. Всё кругом стало светлее, а перед глазами ещё расплывчато маячил волчий нос. Неужели обряд всё-таки сработал? Неужели это всё ей не мерещится и она действительно стала волчицей?       Единственное, что смогла сделать в тот момент Амалия, — приподнять руку, убедившись, что людская анатомия уступила волчьей, а затем снова разлечься на полу, пытаясь отыскать в себе силы на простое поддержание жизнедеятельности. Как она смогла перенести такую боль и даже не отключиться? Как она вообще это пережила, имея низкий болевой порог? И неужели соседи не услышали или никак не отреагировали на её крики?       Возможно, агония Амалии казалась оглушающей только ей самой, потому что ни через несколько минут, ни через несколько часов никто так и не постучался в двери её дома. Швартц потеряла счёт времени, так долго она приходила в себя. Затем всё, что у неё получилось сделать, — лишь повернуться на живот, положив голову на передние лапы.       Она не знала, сколько понадобилось времени, чтобы хоть немного окрепнуть и попытаться встать. В первый раз волчица не сумела этого сделать, но через какое-то время, пересиливая себя, свою слабость и чудовищную гравитацию, Амалия смогла привстать, удерживая свой вес на подкашивающихся и трясущихся лапах. Она попробовала сделать шаг — и тут же упала, потеряв равновесие. Однако вскоре новая попытка принять вертикальное положение завенчалась успехом, и волчица встала на лапы, уже увереннее удерживая свой вес. Тело по-прежнему сотрясала мелкая дрожь, зрение и слух всё ещё не восстановились окончательно, но теперь Амалия держалась на четырёх лапах, вопреки слабости, сожравшей все её ресурсы.       Однако даже просто стоять было крайне... странно. Ещё слабые суставы сгибались, норовя заново уложить Швартц на пол, необычно было ощущать то, что она стоит на пальцах, достаточно крепких, чтобы удерживать вес всего тела. Ступни, превратившиеся в плюсны, норовили опуститься вниз, найти большие точки опоры, до сих пор хило сопротивляясь волчьему строению.       В нос начали проникать множество запахов, которые Амалия раньше никогда не ощущала и о существовании которых она даже не подозревала. В основном они доносились с улицы, проникая в комнату через приоткрытое окно. Слух более-менее восстановился, улавливая тихие шорохи проезжающих недалеко от дома редких ночью машин. Теперь глаза смогли фокусироваться на разных предметах, но особых отличий от человеческого зрения не было. Во всяком случае, пока.       Придя в себя, Швартц очень медленно, чтобы не упасть, начала ходить по комнате, привыкая к новому телу. Вскоре, разобравшись с механикой движения и очерёдностью лап при ходьбе, волчица пошатывающейся походкой отправилась в ванную, где висело зеркало. Достать до выключателя получилось не с первого раза, а когда комнату, отделанную кафелем, озарил свет, Амалия оперлась передними лапами о раковину, едва не соскользнув, и заглянула в отражение.       То, что её фамилия стала говорящей, было крайне иронично. А вот поверить в то, что в отражении действительно она, получилось далеко не сразу. Она долго смотрела на себя — чёрную с едва заметным бурым отливом волчицу с голубыми глазами. Но чем дольше Амалия наблюдала за отражением, тем больше узнавала в нём себя: это по-прежнему её собственные голубые глаза, симметричные черты лица (или морды?), нос с еле заметной горбинкой.       До сих пор не веря в то, что произошло, Швартц дёрнула ухом, и отражение в ту же секунду последовало её примеру. Она раскрыла рот, заглядывая в пасть, оскалилась, наблюдая за тем, как губы обнажают острые белые клыки. Зажмурившись, она отвернулась, а потом вновь посмотрела в зеркало, из которого на неё всё так же смотрела волчица.       Опустившись на пол, Амалия решила не отдыхать, улёгшись на мягкой кровати, хотя сейчас это было бы логичнее всего, а походить по дому, привыкая к волчьему облику. Она прекрасно понимала, что сейчас ей как никогда необходим отдых, но как можно было просто лечь и спать, в то время как в крови бурлит адреналин, а саму её переполняет восторг, какого она никогда прежде не ощущала?       Лапы до сих пор немного тряслись, путались, задевая друг друга, а время от времени Амалии приходилось вспоминать, в какой последовательности их нужно переставлять. Сейчас она чувствовала себя длинноногим пауком: в её распоряжении было слишком много конечностей, предназначенных для ходьбы.       Лестница, ведущая на первый этаж, далась ей с особым трудом, особенно спуск — где-то на середине Швартц попыталась спуститься быстрее, но потерпела фиаско, отозвавшееся болью и громким грохотом, с которым крупная волчица просчитала ступеньки. Подъём оказался куда легче: всё, что здесь требовалось, — это просто идти с той же последовательностью лап, что и при обычной ходьбе.       Преодоление ступенек отняло последние силы, и Амалия решила более не геройствовать и лечь спать. Зайдя в спальню и остановившись у кровати, Швартц кое-как забросила обратно одеяло, а после попыталась запрыгнуть в постель сама, но, не сумев синхронизировать движение передних и задних конечностей и не сумев рассчитать силу, нужную для подъёма, рухнула на пол, больно ударившись крестцом. Злобно фыркнув, Амалия поставила передние лапы на кровать, а задними оттолкнулась сильнее — и оказалась на кровати. Она свернулась клубком на своём месте, кое-как натянув на себя тонкое одеяло. Густая волчья шерсть ещё не грела, поэтому пришлось притянуть лапы к себе.       Швартц ожидала, что в этот раз её будет мучать бессонница, однако сама не заметила, как веки вмиг отяжелели и она провалилась в царство Морфея. Сил, чтобы думать об обратном превращении, совершенно не было.       Проснулась она только тогда, когда яркое солнце стояло высоко над горизонтом. Впервые за долгое время фортуна улыбнулась Амалии: первое перевоплощение выпало на субботнюю ночь, давая ей возможность хотя бы немного восстановиться, привыкнуть ко всему и набраться сил, чтобы позже пойти исследовать золотую осень, в которой наконец-то прекратились дожди и выглянуло солнце.       Но всё омрачали мысли девушки: неужели её превращения всё же зависят от лунного цикла? Или это просто глупое совпадение, и вскоре она сможет самостоятельно регулировать процессы, происходящие в организме?       Как позже выяснилось, управлять превращениями она могла сама. Вот только снова стать человеком получилось лишь под вечер, когда в Амалии поднялась неподдельная паника.       На освоение волчьего тела уходили даже не несколько дней, а сплошные недели. Разумеется, это было очень не просто, и даже не из-за того, что Амалия не отличалась хорошей физической подготовкой. Просто анатомия псовых, невзирая на общий план строения с приматами, имела слишком много особенностей, начиная от веса тела, распределённого не на двух, а на четырёх конечностях, и заканчивая особенностями дыхания. Но по-настоящему сложно было совладать и справиться с другим.       Человеческим сознанием.       Не волчьим, а именно человеческим. Формулировка «разум», как убедилась Швартц за то немногое время, которое она уже проучилась в колледже, не подходила здесь совершенно. Амалия уже достаточно долго наблюдала за различными животными, смотрела видео, читала научные работы и даже проводила собственные небольшие эксперименты с лабораторными мышами в колледже, чтобы понять, что, как минимум, другие позвоночные тоже имеют свой разум. Иначе не было бы сложного поведения и никто бы не находил схожести с человеческим умом. А вот сознание... Человек осознаёт себя человеком лишь потому, что родители воспитали его таковым, а животных родители воспитывали животными. То, что они не знают алфавит, или то, что они не знают, как открыть калитку или использовать ручку, не означает глупость. Их всего лишь никто этому не учил. Как не учат человеческим повадкам родители-звери детей-маугли или пьющие человеческие родители, которым нет дела до своих чад.       Сознание формирует мировоззрение и общий шаблон поведения, а разум достраивает его. Человек смотрит на мир со своего ракурса, волк — с другого угла, олень, волчья жертва, — с третьего. Понять это было труднее всего. Человечье сознание ярко проявлялось в волчьем теле, и Амалия этого совсем не замечала, чего не скажешь о простых прохожих.       Швартц искренне не понимала, почему на неё странно реагируют собаки и их хозяева, не понимала, как установить с чужими питомцами контакт, который бы их не пугал и был естественным.       Амалия поняла это только тогда, когда однажды переходила дорогу. Как и было положено, она вставала на безопасные переходы и дожидалась зелёного сигнала светофора. В один из таких моментов волчица заметила на себе несколько пар наблюдающих глаз и камеру телефона, направленную на неё.       Такое очевидное со стороны явление ошарашило Швартц, но и поставило всё на свои места. У неё никогда не было своей собаки, чтобы научиться понимать каждый их жест, и лишь биологические знания смогли ей помочь постепенно адаптироваться. Безусловно, ей пришлось усиленно изучать кинологическую литературу, более внимательно смотреть видео с собаками и волками, отмечая не только аспекты поведения, но и мельчайшие детали — например, мимику, меняющуюся за доли секунды.       Кто бы мог подумать, что она окажется чужой не только в мире людей, будучи преданной самыми близкими людьми, но и в мире собак и волков, с которыми она всю жизнь неплохо ладила.       Однако все те трудности остались позади, и теперь Швартц могла беззаботно разгуливать по городу, полностью доверяя своему телу и по поведению почти полностью сливаясь с собаками. Она по-прежнему не подходила первая ни к людям, ни к собакам, однако ни те ни другие больше не замечали за ней странностей, и Амалия оставалась незамеченной.       Боль наконец отступила. Организм, природу которого не могла до конца понять и сама психолог, залечил раны.       Всего-то стоило найти в себе силы поменять свой облик один раз. ______________________________________ *Мышьяк — токсичный полуметалл. Вызывает тяжёлое поражение всего организма, при проглатывании образуя язвы желудочно-кишечного тракта. Разъев ткани, попадает в кровь и уничтожает её клетки. Тем не менее точно идентифицировать яд возможно только при помощи анализов, так как большинство из них имеет схожие симптомы, несмотря на, например, совершенно разный химический состав. Кислоты и щёлочи — химические противоположности — разъедают ткани, вызывая рвоту кровью.