Ангел восточного окна

      Она проснулась с лёгким чувством смущения, вновь не в состоянии вспомнить содержание сна. Что-то неловкое и что-то серьёзное, немного забавное и немного грустное вместе. Устав пялиться в потолок, она сдернула с себя одеяло и встала. Щелкнул тумблер включения чайника, в ванной зашелестела о раковину вода. Время шло, а по утрам по-прежнему приходилось жить.       Джон посматривала на мёртвые часы по инерции, зная, что до встречи ещё полчаса. На самом деле, она бы отдала руку и ногу, чтобы остаться в номере и загибаться от тоски. Такая вот проходила у доктор Ватсон терапия. Девушка-консультант, завидевшая Джон еще у порога, поощрительно улыбнулась, стоило той замереть у стенда с декоративными продуктами.       — Хит сезона. Хотите попробовать? Вам точно подойдет, — консультант продемонстрировала кроваво-красный помадный тестер. Джон хотела отказаться и улизнуть, затем сдалась. В конце концов, она не помнила, когда в последний раз приобретала косметику, не считая мыла для умывания. Мэри уже стоял на условленном месте, пока Джон пыталась оттереть с губ фантомную тяжесть. Покупка обошлась бы ей в сумму, несовместимую с жизнью в комфорте за этот месяц.       — Долго ждала?       — Что ты. Куда пойдём? — она отметила, что Мэри иначе зачесался (волосы стремились выбиться в привычное состояние) и в новой одежде (не до конца оборванный ярлык под воротником, скованность движений). Будь она Джон Уотсон несколькими годами ранее, то не уделила бы деталям внимания.       — Рядом открылось одно хорошее место.       На этот раз они обсуждали не давнее общее, а относительно близкое прошлое и настоящее. Известный с юности толстокожестью Мэри после скупых выверенных фраз подруги взял течение диалога в свои руки, вернее, уста. После университета он, недолго думая записался в армию, где ему понравилось и сразу надоело. Потом Мэри умудрился получить грант на обучение в Дании.       — Там я осознал тщетность бытия, собственное ничтожество и то, что я настоящий британец, даже так — шотландец, — посмеивался он между глотками Скотиш лайт[1]. — Впрочем, там я попытался восстановить свое реноме бывшего носителя языка. Вот, — и Мэри сказал что-то жуткое, типа, «дсмыасмк», отчего она, зачарованная поначалу, рассмеялась.       — Надеюсь, ты меня не послал.       — Как я могу. Сказал, что ты душка, Джонни, — отшутился друг, а Джон сделала знак бармену повторить. Бармен явно был заинтересован в Мэри (лёгкая улыбка, облизывание губ и около десятка взглядов в его сторону, причём остальные клиенты наряду с Джон не удостоились и двух).       После запоздалой магистратуры, длившейся ни шатко ни валко, и ещё пары лет в поисках зрелости, он вернулся, чтобы застать Вика с расторгнутой помолвкой и больными родителями. Вскоре их не стало.       Джон прочистила горло.       «Мне жаль. Прости», — чуть выдала она вежливую расхожесть, поэтому просто пожала руку Мэри. Он сжал её в ответ.       — Они не мучились. По крайней мере, так пытался успокоить меня Вик. Хотя он сам был не в форме, — с кажущейся беззаботностью продолжил он, вновь стискивая её кисть.       В итоге Мэри осел в Эдинбурге, наконец взявшись за ум, и выучился на парамедика.       — Ну, а сейчас Ройал Виктория Воспитал дал мистеру Морстену долгожданный отпуск. Упьюсь к чертям, — решил Мэри и потянулся так, что на хруст обернулась парочка сбоку (совсем недавно вместе) и бармен с влажным взором. — Что в твоих планах?       «В самом деле, что мне делать теперь?»       — Думаю, тоже обосноваться здесь, — Джон попыталась прозвучать легкомысленно. — Может, заарканю доверчивого эдинбуржца и нарожаю ему пятерых детей, — Мэри выпучил голубые глаза, — чем не план?       — Действительно. За исполнение наших планов.              — В следующий раз плачу тоже я, — крикнул Мэри напоследок, оставив Джон недоумевать, как так повернулось. Незаметно получилось, что они условились о новой встрече через день, как раз после первого собеседования. А затем ещё на одну. И ещё. Кроме баров, они сходили в пару раз кино и даже в зоопарк. Это было немного неловко, поскольку Мэри рвался тратиться, как истинный джентльмен (зато зоопарк вместе с последней попойкой ей удалось отбить). И в большей мере смешно, потому что они проводили время так, точно их по-прежнему дома ожидали мамы, готовые вот-вот позвать на ужин. С учетом алкогольной составляющей.        Это было странно. И хорошо, так как Джон после совместных прогулок спала без снов. По крайней мере, она их не помнила и просыпалась, будто нормальный человек. Благословенный Мэри! Если подумать, он появился вполне вовремя в её остатках жизни. В которой появились благотворные изменения: Джон нашла квартирку поблизости от Национального музея[2] (подсказка Мэри) и каждое утро подумывала навестить там Долли[3].        В пятницу она вернулась из Дандерхолла довольно воодушевленной. Несмотря на мрачность, навеянную видом размытых издалека ульев за стеклом автобуса, Джон понравилась потенциальному работодателю, как и он ей. Мистер Розье смутно походил на Сару намечающимися гусиными лапками, когда начинал морщиться в улыбке. Ещё он носил «шашечный» кардиган, напоминая отца и стилем и возрастом, которого бы тот достиг, если бы был жив. Мистер Розье уточнил её телефон и напоследок предложил чай с молоком. Очень по-британски и действительно воодушевляюще.        К вечеру сгущались тучи; Джон надеялась не попасть под дождь. В суматохе утренних приготовлений она забыла критически необходимый для выживания в Эдинбурге зонт. Водитель включил радио, и с первыми звуками в окно забили капли. Мэри наверняка не взял зонт и теперь прятался на карусели в парке развлечений, откуда они собирались выходить — это была полностью его идея. Джон смежила веки и подчинилась течению песни, стараясь выкинуть из головы лишние мысли. Она слушала о войнах, полных сквозных ран и мигренью, о холоде, что отпускает со смертью. На своей остановке Джон обернула волосы шейным платком, представила себя со стороны и хихикнула.        Так и оказалось. Мэри, крайне недовольный и верхом на единороге, поманил её к себе. На расстоянии стояла женщина в дождевике и невозмутимо выдыхала дым в сторону единственного посетителя карусели. Джон по очереди посмотрела на крашеного барашка за единорогом, на женщину и на требовательного Мэри, затем вздохнула и купила билет.       — Почему так долго?       — Ну прости, что у кого-то отпуск и он с жиру бесится.       Обратной стороной толстокожести Мэри было неумение обижаться на колкости — он пожал плечами в мокрой куртке.       — Накрылся наш план прогулки.       — А какой был план?       — Никакой уже, — показательно завздыхал друг. — А вообще — с днём рождения.       — Прости?       — Хэй, Джонни! Чего замерла? С днём рождения тебя.        Её губы сами расползлись в улыбке.       — Чего лыбишься? — притворно засердился Мэри. — Собирался устроить пикник и поздравить, как нормальные взрослые люди. — Его рюкзак качнулся, угрожающе оттопыренный, и сбоку из-под молнии рвались на волю коробка с нарезкой и банка кукурузы. — Теперь торчи тут с тобой, глупой.        Дождь брызгами доставал их даже под бортиком карусели, а ветер потихоньку добирался до костей. И внутри продрогшей маленькой Джон жил и рос горячий шар размером с Солнце.        Они всё же устроили праздничную вечеринку у Мэри дома, потому что было ближе. Квартира была небольшой, но почти пустой и светлой. Зато в ванной Джон наткнулась на чёртову тучу воздушных шаров, с которыми ей пришлось повоевать, чтобы справить малую нужду под зловещий хохот Морстена за дверью. Он подсунул её коробку с пятнистым бантом.       — Ну. Открывай.        Она послушалась.       — Спасибо, Мэри. Мне очень давно не дарили столько конфет, — она пыталась держаться бодрячком. Потому что родилась она действительно седьмого июля, но семейная традиция всегда сдвигала празднование ближе к началу учебного года для экономии подарков на двух событиях. Так она привыкла к новой дате в августе и не вспомнила бы, если не Мэри. Кто знал, что её растрогает такая мелочь.        Поэтому неудивительно, что, нащупав на дне коробку ещё одну коробку и обнаружив внутри давешнюю помаду, Джон шмыгнула носом и отказалась принимать подарок. Мэри гаркнул, чтобы она не тупила и затряс. Джон размякла и начала смеясь брыкаться. И неудивительно, что тряска плавно перетекла в покачивание и объятие, затем Мэри, коротко глянув на её губы, потом глаза, прошептал в поцелуй:       — Будь моей девушкой, Джонни. Давай встречаться.        И совсем неудивительно, что Джон мгновенно очнулась и отшатнулась. Она не помнила, во сколько и на чём вернулась к себе. Не раздеваясь, она упала на кровать, пропитавшуюся слезами и дождём. Чёртов день рождения.        Ночью её вновь встретил кошмар, как старый друг.